Шрифт:
Через секунду бык Шивы превратился в слона-Земледержца, любого из четырех по выбору, слон — в благословенную гору Мандару, служившую мутовкой при пахтанье океана, и клюв Лучшего из пернатых разжался сам собой.
Подхватить пленника на лету не удалось, и бедолага свалился прямиком в хитросплетение ветвей акации. Надо заметить, единственной акации на обозримом пространстве. Старой и на редкость колючей. Спикировав вниз, Гаруда вцепился когтями в густую шерсть на загривке и пояснице образины, поднатужился и принялся выдирать стенающую жертву из шипастых объятий.
Выдрал.
Набрал высоту.
И даже трижды успел ударить крыльями.
Насмерть перепуганный пленник вдруг сделался скорбен животом, словно некий доброхот прошелся на его счет "Пишачем-Весельчаком", жуткая вонь заставила небеса вопиять — и Гаруду стошнило впервые за всю его долгую жизнь.
Лучший из пернатых даже представить себе не мог, что такое бывает — извергнуть съеденное.
Воображение отказывало.
На этот раз невезучий самозванец в туче нечистот и блевотины шлепнулся в открытый бассейн, умудрившись при этом до основания снести выступающий над водой балкончик и изрядно ободраться о керамическую облицовку бортика.
Казалось, он задался целью явить собой пример, что означает "спустить семь шкур".
Гаруда извлек его, полузадохшегося и перхающего сизыми пузырями, разложил для просушки на злополучном бортике и задумался.
Умереть в Вайкунтхе — это надо было обладать той еще удачей, но что-то подсказывало птицебогу — живьем он добычу до дворца не донесет.
Рядом с бассейном предавался благочестивым размышлениям плешивый старик с тощими ручками-ножками и округлым брюшком — по всему видать, великий мудрец и праведник. Явление с небес сперва мохнатого крикуна, а затем Лучшего из пернатых отвлекло старца от бормотания мантр, и он сперва бочком подобрался ближе, а там и решил завести беседу.
Мудростью поделиться.
— И рад бы ракшас в рай, да грахи [4] не пускают! — приятно улыбаясь и слегка картавя, сообщил мудрец. — Нет, сынок, живым не дотянешь…
— Сам знаю, — буркнул Гаруда, ищась клювом под мышками, и язвительно добавил: — Папаша…
Он очень не любил, когда кто-то угадывал его мысли.
Наверное, потому, что это случалось чаще, чем Гаруде хотелось бы.
Слова мудреца медленно проникали под своды птичьего черепа (видимо, из-за картавости старца), располагались поуютнее, становились своими, родными…
4
Грахи — напасти, грехи, злые мелкие твари, сбивающие всех с правильного пути.
"Ракшас! — осенило птицебога. — Точно, ракшас! Как же я сам-то…"
И почти сразу, молотом вдогонку озарению: "Ракшас в Вайкунтхе?!"
— Нет, не донесешь, — разглагольствовал меж тем словоохотливый мудрец, игнорируя как шумные страдания ракшаса, так и разброд в душе Гаруды. — Жару не хватит…
— У меня? — возмутился птицебог. — Да я… всю Землю…
— На одном крыле, — меленько закивал мудрец, ибо прекрасно знал любимую присказку Лучшего из пернатых. — Ты вот что, сынок: не ерепенься, оставляй бедолажку тут, пущай подсохнет, оправится… Ишь, умаял ты его!
— Не сдохнет? — озабоченно поинтересовался Гаруда.
— Не должен вроде… Я с ним малость поделюсь от доброты душевной, поддам Жарку-то (мудрец выражался замысловато, но Гаруде сейчас было не до умственных завитушек)! А ты, сынок, мотай по своим делам-делишкам, куда тебе надобно… Только вертайся быстрее, слышь?! У меня тапас не казенный, тяжким трудом нажитый, надолго не хватит! Договорились?
По хитренькой физиономии мудреца ясно читалось, что дело тут отнюдь не в доброте душевной, а в суетном желании повыспрашивать свежую душу о последних сплетнях.
В своем умении разговорить кого угодно, пусть даже и ракшаса-мученика, старец не сомневался.
Гаруда поблагодарил плешивца и, оставив полумертвого пленника на попечение мудреца, вновь стал набирать высоту.
К счастью, в те годы у Вишну-Опекуна на Земле была всего одна серьезная аватара — Черный Островитянин, урод-гений, и поэтому, задав хозяину вопрос, Гаруда всерьез рассчитывал получить ответ.
— И ты представляешь, друг мой Индра, что мне ответил Вишну?
— Похвалил за бдительность? — предположил я. Увлекшись рассказом, Гаруда перешел на спокой ное планирование в восходящих потоках, и мы с нашим орлом парили сейчас как раз между Миром Покаяния и Миром Вечной Истины. Что, согласитесь, символично.
— Ничего подобного! Сперва отругал, как голозадого птенца, что сую клюв не в свои дела! Потом стро го-настрого запретил таскать незнакомые существа туда-сюда по Вайкунтхе! Потом принялся выспрашивать, как и почему я не сумел дотащить мохнатого обормота до Опекунского дворца… три раза заставил повторить, в подробностях! Ты думаешь, друг мой Индра, мне приятно было всю эту гадость вспоминать-рассказывать, да еще и трижды?!
Забывшись, Гаруда резко повел правым крылом, и мы сильно сместились к Миру Покаяния. Что тоже было символично.