Из поколения в поколение передавались рецепты целительного применения лука и чеснока. «И к пище — приправа, и на микробов — управа»,— говорил о них народ (очевидно, повысив свой культурный уровень при всеобщем образовании). Использовали эти овощные культуры повсеместно и для различных хозяйственных надобностей, и для сбережения продуктовых запасов. О способностях лука и чеснока ограждать человека от многих неприятностей и облегчать его заботы по сохранению выращенного и накопленного мы еще расскажем.

Сейчас же настоятельно посоветуем и в дороге, и дома иметь всегда под рукой луковичку и зубок чеснока. Они вам могут пригодиться в любой момент.

В.Супруненко

Продолжение. Начало см. в № 10/93 .

Часть третья

Корпуса Д и М

I

Сейчас,— сказал профессор Трувер,— ты все увидишь как на ладони. В лифте мы поднялись на площадку, возвышающуюся над двориком, разделявшим корпуса. Площадка находилась чуть выше последних этажей, и оттуда действительно все было видно как на ладони.

— Вот, что я называю сердцем,— продолжал он, обводя взглядом два огромных здания.— Асердцем называется камера активной зоны реактора атомной станции. В моей же психоэнергетической станции здесь вырабатываются пучки энергетических зарядов, как их окрестили психиатры, — единственный мой источник энергии. Слева — корпус Д, там живут девочки, а справа — корпус М, он отведен для мальчиков. Это — два предсердия сердца.

— Поэт,— проговорил я,— проклятый поэт!

— Как видишь, корпуса разделяет двор. Тем не менее мы позаботились, чтобы обитатели могли видеть друг друга, общаться с помощью жестов и даже перекликаться. Порой, правда, они стонут и жалобно всхлипывают, как ты слыхал. Но энергопотери от этого небольшие.

Сказать по правде, меня до глубины души возмутила изощренная жестокость, с которой было продумано расположение зданий. Это в точности напоминало тюрьму с внутренним двором, шириной метров пятнадцать.

— Палаты девочек,— пояснил хозяин этих жутких владений, указывая на корпус Д,— выходят в коридор — видишь, вон, за решетками на окнах; пациенткам позволительно гулять там сколько душе угодно. Точно так же и у мальчиков.

То-то и оно, за решетками! Они казались довольно частыми — но сквозь них можно было более или менее ясно разглядеть головы, маячившие за такими же решетками в другом корпусе, и даже, просунув руку между прутьев, помахать ею. Трувер, следивший за моим взглядом, согласно кивнул.

— Да-да, это задумано специально. Здесь ничего не делалось просто так.

— Наверное,— предположил я, силясь подавить возмущение,— наверное, такое хитроумное расположение «способствует» успешной работе, усугубляя психические расстройства?

— Ты это верно подметил. Они не должны общаться между собой, или близко видеть друг друга, только издали — это помогает развивать воображение. В нашем деле важна любая мелочь. Все это — результат наших с Мартой кропотливых исследований.

— А на страдания детей, с без того повышенной возбудимостью, вам наплевать?

— Иной раз они действительно перевозбуждаются, но от этого отдача только увеличивается. Цель в том, чтобы сохранить у них состояние повышенной возбудимости как можно дольше. Многие ученые отмечали, что у обычных полтергейстеров их способности сохраняются недолго. Меня это не устраивало. У нас и так уходит уйма времени, чтобы направить их дар в нужное русло, а менять детей слишком часто мы не можем. К счастью, строгая система психической гигиены помогает сохранять способности в течение нескольких месяцев, а то и лет.

— Книги для библиотеки ты тоже подбирал с особой тщательностью,— сдержанно-сурово продолжал я.— А чтение опусов Сада и разглядывание кошмарных картинок к рассказам По, наверно, лучше всего помогают детям достичь нужного психического состояния?

Профессор, похоже, понял, что я осуждаю его методы.

— Да уясни ты себе наконец: разум — штука тонкая, особенная, тут нужен совершенно новый подход. Доктор Марта — крупный специалист, и я полностью ей доверяю. Она тщательно осматривает всех вновь прибывших детей и каждому назначает индивидуальный курс лечения. Она делает подборку книг и фильмов, так тебя взволновавших. Это не только огромный труд, но и вопрос профессиональной совести.