Шрифт:
Ох и поплатится — пекло всплакнет по несчастному горючей смоляной слезой!
Ждать пришлось недолго. В тумане мелькнула смутная тень, пелена вокруг гостя мигом выцвела, будто от жгучей ласки солнечных лучей… Но почти сразу туман сомкнулся: тень направилась почему-то не к крыльцу, а дальше, в сторону дворцового антахпура.
Да и сама тень вызывала определенные сомнения, кравшийся в тумане человек был на голову выше любого из братьев-Пандавов.
— Карна! — тихо ахнул Боец, вглядываясь. — Куда это он?
— Куда-куда! — взволнованно запыхтел ему в ухо Бешеный. — Видишь же: на женскую половину пробирается! Небось шлюхи обрыдли — подавай служаночку!
— Ну, бабник! Ну, дает! Слышь, Бешеный, айда подглядим — к кому он пошел?
— Айда! — И братья тихой стопой двинулись за силуэтом старшего друга.
Отпущенная на волю полузадушенная жаба торопливо зашлепала прочь.
Друг-Ушастик действительно направлялся к антахпуру. Как и предполагалось, он миновал парадный вход, юркнув в неприметную низенькую дверку у заднего крыльца.
Последовать за Карной внутрь царевичи остереглись: старший приятель наверняка знал, куда шел, а Боец с Бешеным в антахпур захаживать стеснялись — что они, маменькины детки, что ли?! Ломиться же наугад с риском всполошить весь этот курятник братьям улыбалось мало.
— Сейчас они наружу выйдут! — шепнул Боец, подмигивая со значением. — Не будут же они прямо там! Вот тогда и увидим, кого он подцепил…
Бешеный согласно кивнул, и братья притаились в увитой плющом беседке напротив — туман стремительно редел, и только дурак, вроде гадов-Пандавов, стал бы торчать у всех на виду.
Карна отсутствовал примерно четверть мухурты [14] . Потом дверца чуть слышно скрипнула, и из проема возникли двое. Естественно, второй была женщина. Вот только, к изрядному удивлению царевичей, она менее всего походила на юную красотку, спешащую на свидание с неутомимым сутиным сыном.
— Собери вещи, а слуги пусть подготовят колесницу… обе колесницы! — долетел до братьев свистящий шепот Карны. — И чубарых не запрягать! Ясно?!
— Да как же это, сынок?! За что?!
14
Мухурта — сорок восемь минут.
— За то, мама… Вот она, царская благодарность за верную службу! Отец к ним всей душой, а они его — в казематы! Здесь, во дворце, в тюремном подвале сидит — я проследил. Ладно, не бойся, я папу вытащу! А ты, главное, колесницы держи наготове и вещи собери. Еды дня на два, деньги, какие есть, драгоценности… оружие. Ну, что еще — сама решишь. Только имей в виду: кони не двужильные! Жди нас у въезда в наш квартал примерно через час… Если обломится — тогда у окружной дороги, за караван-сараем Хромого Мадху.
— Ой, горе горькое! Как же ты один-то отца выручать будешь, сынок? Убьют тебя или повяжут… — всхлипнула женщина.
— Шиш я им дамся! — зло оскалился Карна. — Даром, что ли, у ихнего клятого Наставника Дроны всю науку превзошел?! Не плачь, мам, все будет путем Лишь бы удрать подальше от этого Хастинапура, пишач его заешь… А там посмотрим. Ну ладно, иди.
— Хорошо, — женщина покорно кивнула. — Только… — она на мгновение задержалась. — Береги себя, сынок! Один ты у нас с папой, один как перст! И не зашиби кого ненароком — грех ведь…
— Постараюсь, мама. — Волчий оскал превратился в улыбку. — Буду осторожным. Лишних не убью, ног не промочу, и теплое молоко по вечерам. Ты б шла, времени и так в обрез.
— Бегу, бегу! — И женщина заспешила прочь.
Карна проводил мать долгим взглядом, а потом решительно направился к восточному крылу дворца, где находился арсенал.
Там же неподалеку располагались и тюремные подвалы.
Две тени выскользнули из беседки и, прячась, направились следом.
В основной арсенал ты идти раздумал: там у дверей всегда дежурили по меньшей мере четверо бдительных стражей. Да и не нужны были тебе все эти залежи длинных строевых пик, ростовых щитов, бердышей с полулунным лезвием, дротиков, доспехов…
Не на войну собрался.
Зато, как и следовало ожидать, дверь малого склада подпирал всего один часовой, которого уже тошнило от скуки.
— Ты чего тут шляешься ни свет ни заря? — благодушно поинтересовался он, зевая во весь рот.
Вообще-то разговоры на посту строго запрещались. Но дрема хмелем кружила голову, и часовой искренне надеялся развлечься беседой, чтобы предательские веки перестали смыкаться сами собой.