Мы с ней учились в одном небольшом городке, в одной школе – только я всегда был в классе «Б»: это называлось в параллельных классах. А затем, окончив школу, поехали поступать в институт, в Москву, и опять встретились: встреча произошла в студенческой столовой. Но мы были еще не студенты – мы были только-только с поезда. Мы ехали в разных вагонах и друг о друге не знали.

Мы столкнулись у кассы, там восседала женщина и нажимала клавиши – столько-то рублей и столько-то копеек, следующий, я вас слушаю. Нам это было в диковинку. И тогда же произошел случай со «вторым компотом». О нем позже.

Валя и сейчас живет и здравствует, но к ней очень подходит эта интонация прошедшего времени. Была такая девочка. Валя Чекина. Милая и славная. И так далее…

Отец погиб в 1944 году.

Похоронная прибыла в далекий уральский городок рано утром, и Тося Чекина не пошла на работу. Она плакала до самого вечера.

К вечеру пришла тетка, Мария Васильевна.

– Хорошее училище, дельное, – говорила тетка. – Отдавай туда Валечку, и половина детей, считай, устроена. И форма ей будет, и питание…

– Поварское, что ли?

– Ну да. Хорошее училище.

– Нет.

– Почему «нет»?

– Чекин всегда говорил: убьют меня или не убьют, а Валечка пусть учится.

– А в училище разве не учатся? И с нашим хлебозаводом они связаны. А еще знаешь что? Их после училища в самые разные города посылают.

– Ну? В большие?

– Даже в Москву. Повар везде нужен.

Но Тося Чекина стояла на своем:

– Вот Сережа подрастет – пусть идет в поварское. А Валечку не пущу. Да еще и думать-то рано об этом…

– Это верно. – И тетка вздохнула, бережно положив на стол похоронную.

У Чекина было двое детей – Вале восемь лет, а Сереже ровно год.

– Тьфу ты! Опять свет погасили…

– Экономят, – вздохнула Тося.

Помолчали.

– А Валечка не боится в темноте? – спросила тетка.

– Нет… Валя!

– Я иду, мама.

Валечка пошелестела тетрадями и пришла из той комнаты.

– Я как раз уроки кончила. Ну как раз, мама!

– Вот и умница.

Тетка шепнула:

– Не знает? Не говорила?

– Нет еще, – сказала мать и спросила у Вали: – Значит, кончила уроки?

– Как раз. Последнюю цифру написала – и погас свет!

– Молодец…

Маленькая Валечка почувствовала, что мать хочет ее обнять, и ощупью, в темноте шагнула ближе и ткнулась в живот матери.

– Молодец. – Мать погладила ее по голове. – Первоклассница моя… Скоро ли Сережа наш таким будет?!

– Скоро, – сказала тетка. – Если пошел, теперь все скоро.

– Нет… – сказала мать. – Он еще не ходит.

– Как не ходит? Сама видела…

– Будет врать-то.

И тут вмешалась Валечка:

– Мам, это правда. Пошел Сережа. Сегодня пошел.

– Да?

– Ты ж весь день болела, мама. Вот и не заметила…

Мать промолчала. Тетка тихонечко вздохнула и в темноте потрогала рукой на столе похоронную. А Валя с детской обязательностью и настойчивостью еще раз пояснила:

– Ты болела, весь день лежала, вот и не заметила.

В девятом классе Валечка Чекина читала запоем, особенно же ей нравился Бальзак. Выпущенный золотистый пятнадцатитомник докатился волной до самых глухих городков.

– И ты все это читала? – с завистью спросила подружка-одноклассница.

Обе только что пришли из школы – уже вечер; и Валя ответила ей со значительностью:

– По второму разу читаю.

– Нравится?

– Очень.

Обе бросают свои портфели. За окном – зима, долгая зима провинциального городка. Долгий зимний вечер с вьюгой. Да еще матери работают в ночную смену – дивное время! Можно бы сесть за домашние уроки, но девятиклассниц уроки не очень-то пугают.

Обе сидят, нет, полулежат на пуховой материнской перине, две подружки. И Валя читает заложенные страницы.

– Иди, иди! Делай уроки! – кричат они маленькому Сережке, если он вдруг входит к ним.

Он кое-как перешел во второй класс, он вял и совершенно безлик.

– Мне скучно, – робко лепечет он, появляясь в дверях.

– Иди, иди.

Наконец они вспоминают, что его пора кормить и укладывать спать. Ест Сережа медленно и вяло: он вообще апатичный. И какой-то прибитый. Ни жизни в глазах, ни искорки.

– Ешь быстрее!

Сережа равнодушно жует. Они подгоняют его с неосознанной подростковой жестокостью: