Шрифт:
«Убьют!» – обреченно понял судья, захлебываясь кровью и криком.
– Эй, братки, а может, хватит? – вдруг нерешительно остановился один из дебоширов. – Смотрите, какая у толстяка печать – небось судья местный! А за судью нас и в горах достанут, и в лесах отыщут…
– Судья, значит? – Сухопарый крепыш в рваной безрукавке и широченных штанах подскочил к говорившему и схватил его за грудки, сверля своего насмерть перепуганного братка безумным взглядом.
На самом дне этих горящих глаз покачивались дымные облачка, как бывает у всех злоупотребляющих опиумом.
– А ты посмотри, что твой судья сделал с Лысым Фаном! – заорал он, топорща растрепанную жидкую бороденку и брызжа слюной. – Он ему голову напополам разрубил! А Чжао-Умнику руку в двадцати местах сломал! Клянусь чужой мамой и не своими детьми, плевать мне на то, кто он такой, – я никому не позволю убивать и калечить моих людей!
Отшвырнув менее решительного товарища, крепыш – явно главарь шайки, приехавшей в Нинго по своим темным делишкам, – растолкал всех и, рванув с пояса секирку с короткой ручкой, взмахнул ею над головой, намереваясь раскроить сянъигуну череп.
Лезвие полыхнуло в сумерках отраженным светом заката, судья Бао увидел накрывающее его желтое облако и решил, что он уже умер.
К счастью, он снова ошибся.
Из желтого облака в какой-то неуловимый момент выросли две жилистых руки с очень знакомой татуировкой, и облако молча и деловито свернуло шею главарю разбойников.
Это судья Бао еще успел заметить. А что произошло потом, он заметить не успел – и не только потому, что лежал на земле, кашляя и плюясь багровой слюной, а один глаз у него заплывал основательным кровоподтеком. Просто удивительное желтое облако внезапно превратилось в размазавшийся по небу драконий хвост, и к тому времени, когда этот хвост вновь собрался в одном месте, судья Бао только-только начал вставать, нашаривая на земле оброненный меч, чтобы помочь нежданному спасителю, – но тут выяснилось, что помощь не требуется. Те же сухие жилистые руки, будто высеченные из железного дерева, без труда поставили не до конца пришедшего в себя судью на ноги – и выездной следователь Бао увидел, что разбойники лежат на земле в самых разнообразных позах.
Мертвые.
Все.
– Да простит меня высокоуважаемый сянъигун за то, что я лишил его возможности предать этих негодяев справедливому суду, – смиренно произнес преподобный Бань, с поклоном подавая судье его печать и шапку. – Но у меня просто не оставалось иного выхода.
Монах помолчал и добавил:
– Еще раз великодушно прошу простить ничтожного инока.
4
Наверное, после этого прискорбного происшествия судье следовало бы вернуться домой и позвать лекаря – но выездной следователь Бао недаром носил почетный титул Господина, Поддерживающего Неустрашимость.
Говорить было больно, но можно. Дождавшись появления уже спешивших на шум стражников и отдав им все необходимые распоряжения, доблестный сянъигун наотрез отказался от настойчивых предложений Баня-спасителя проводить его до дома. Дескать, тридцать и еще три раза благодарен вам, милосердный бодисатва, [21] но уж лучше вы проводите стражу до канцелярии и проследите за ходом освидетельствования, а я зайду в лавчонку напротив, умоюсь и поплетусь себе в одиночестве.
21
Бодисатва – святой, вплотную подошедший к Нирване, но отказавшийся от состояния Будды ради спасения всех живущих на земле (и не только) существ.
Что?
А, конечно… дойду, дойду, не тревожьтесь, все цело… ну, в крайнем случае, пошлю лавочника за носильщиками с паланкином!..
Насчет того, что у него все цело, судья изрядно привирал. Тучность, о которой уже было говорено, и впрямь спасла сянъигуна Бао от многих неприятных последствий, но колола в боку этакая опаска по поводу одного-двух сломанных ребер, время от времени вынуждая сплевывать в сторону слюной цвета столь любимой даосами киновари. Да и членораздельно объясняться с преподобным Банем становилось все труднее – давали о себе знать разбитые губы и несколько потерянных зубов.
Впрочем, настойчивость судьи – при всех его благодарностях, многократно высказанных вслух, – наконец дала свои результаты. Стражники удалились, таща на волокушах из копий и плащей тела лихих молодцов, преподобный Бань после некоторых сомнений последовал за ними, а судья действительно зашел в лавку. Там испуганный старик торговец помог ему умыться и перетянуть двумя полотенцами болевший все сильнее бок, после чего достойный сянъигун похромал дальше.
Продолжим свой так удивительно прерванный путь к жилищу мудрого даоса – ибо, кроме как жилищем, то есть местом, где в принципе жить можно, но не стоит, сие странное сооружение назвать было трудно.
И всю дорогу судья Бао размышлял: случайно ли нападение на него гулящих людишек и откуда так своевременно объявился преподобный бодисатва из тайной канцелярии всемогущего Чжан Во, монах-убийца с клеймом тигра и дракона на руках?!
Лань Даосин, к счастью, был дома. Не спрашивая, что произошло с судьей (впрочем, об этом можно было догадаться, и не обладая сверхъестественными способностями), даос мигом заставил гостя раздеться догола и усадил в огромную лохань с подогретой водой. После чего быстро и умело обработал все обнаруженные на теле достойного сянъигуна повреждения, не обращая внимания на кряхтение и стоны своего подопечного, смазал разбитое лицо остро пахнущей мазью и сунул в руки разомлевшему Бао глиняную чашку с какой-то подозрительной мутноватой жидкостью.