— О, там масса живописных ветряных чудищ вроде тех, с которыми сражался Дон Кихот. Смотрители вам скажут, что они подлинные. Не верьте. Самая старая из них построена в XVIII веке. Впрочем, посмотреть все равно стоит.

Мы посмотрели. Кстати, для меня всегда оставалось загадкой, отчего это все читатели романа так привязались к этим мельницам? Отчего они так особенно знамениты? Ведь в сюжете есть великая масса эпизодов и более значимых. Один мой коллега даже высказал остроумное и подозрительное по своему правдоподобию предположение: мол, это потому, что приключение с мельницами излагается в восьмой главе: из 126 глав дальше просто мало кто читает.

И пришлось бы согласиться с этой печальной догадкой, если бы не одно контрдоказательство. Дело в том, что ветряные мельницы образца сервантесовской эпохи даже и теперь, в XXI веке, — основная деталь пейзажа сельской Ла-Манчи. Кастилию (в буквальном переводе «Страну замков») с тем же основанием можно было бы назвать Молинией — «Страной мельниц». В какую бы деревню ты ни приехал, какой бы холм ни увидал — повсюду торчат они, белые, кирпичные, оштукатуренные или голые. Сегодня по их количеству лидирует «мельничный комплекс» в поселке Кампо-де-Криптана. В расположенном же ближе к Толедо поселке Консуэгра из 12 тамошних мельниц способны прийти в движение лишь две, и происходит это по случаю разных праздников и фестивалей. Зато, как оказалось, здесь можно запросто встретить «живых» рыцаря и его оруженосца в исключительно органичном исполнении артистов из известной на всей «Дороге Дон Кихота» труппы Vitela Teatro.

Остается добавить деталь, проливающую свет на причину классической ошибки Дон Кихота: в XVI веке в Кастилии ветряные мельницы были еще новинкой, недавно проникшей в страну из голландских провинций. Так что непривычный к странному виду этих сооружений идальго вполне мог принять их за сказочных великанов, даже будучи в трезвом уме.

Могли бы вы подумать, что эти узловатые обрубки, вытянувшиеся ровными рядами, — ни что иное, как виноградные кусты? В Ла-Манче после сбора урожая принято обрезать их почти под корень до следующего сезона

Глава 3. Село посвящения и село развенчания

На юг от Рио-Тахо влияние современной глобальной цивилизации слабеет. Евросоюзные шоссе без единой вмятины уступают место колоритной домашней жизни. Отсюда до самой Монтьельской гряды и высокой Сьерра-Морены нет ни крупных центров, ни многоуровневых транспортных развязок. Здесь единые экономика и валюта еще не успели погубить маленькие наследственные частные хозяйства — минифундии. Здесь Кастилия

местечек, в каждое из которых вполне мог заезжать Дон Кихот. Кстати, исследователи давно заметили: если наложить на карту маршрут Рыцаря печального образа, получаются хаотические зигзаги, напоминающие петляния обезумевшего зайца по пересеченной местности. И удивляться тут нечему: странствующие рыцари странствуют не с определенной целью, а по таинственному внутреннему зову.

Но сперва им необходимо обрести «лицензию на подвиги». Герой романа получает ее, по мнению большинства литературоведов, на постоялом дворе в Пуэрто-Лаписе.

Единственная улица этого села — часть единственной же в прошлом Королевской дороги из Валенсии в Толедо и Мадрид — открывает головокружительную даль в обе стороны, на восток и запад. Вдоль нее тянется сплошная гряда двухэтажных построек с приземистыми калитками, запертыми на тяжелые замки. Только в нескольких местах — а точнее, в трех на весь Пуэрто-Лаписе, население которого составляет ровно 1000 жителей, — они чередуются с высокими, в два человеческих роста, арочными воротами (чтобы лошадь могла пройти). Ворота обозначают посады, или венты, — те самые постоялые дворы, коих во времена Сервантеса в селении насчитывалось четыре. Четвертая потерялась в потоке лет. А остальные целы. Правда, официально тут больше не принимают постояльцев, но если попросить хозяев, свободная комната всегда найдется. Такая же, как те, в которых отдыхали до утра герои века шестнадцатого. Да и откуда взяться иным, ведь большинство зданий в Пуэрто-Лаписе с тех пор не перестраивалось. Только крыши новые…

Тихо. Хозяйки хлопочут где-то в дальних помещениях, хозяева — на окрестных карликовых плантациях: оливковых, зерновых и фруктовых. По улице гуляет только прохладный ветерок с Толедских гор — завидное для соседних селений спасение Пуэрто-Лаписе от кастильской жары. Из трех исторических вент самая большая отдана под мемориальные цели под именем Венты Дон Кихота: тут можно приобрести леденцы и сувениры. Впрочем, местные жители уверены, что на роль донкихотовой может с таким же успехом претендовать и любая другая.

— Пили, ты дома-а-а? — с этим криком энергично заколотила в ворота «немемориальной» посады Малена Романо, советник по туризму и культуре местной алькальдии. Тяжелая дверь приотворилась, и пожилая сеньора с улыбкой пригласила нас внутрь.

— Пили, скажи, тебе известно, когда твои предки приобрели эту собственность? 200, 300 лет назад? — приступила к пристрастному допросу Малена.

— Не-ет. Наследовали, наследовали, да вот и до меня дошло.

— Видишь? — с некоторым торжеством обернулась ко мне Малена. — И чем, к примеру, эта вента не подходит Кихоту? Все по-прежнему, все на месте: вот маслодавильня, вот колодец. Взгляни на цепь, ей уже бог знает сколько лет. Вот жаровня на кухне... Они с Санчо вполне могли останавливаться и здесь.

Алькала-де-Энарес, площадь Сервантеса (бывшая Рыночная). Бронзовая статуя работы итальянского скульптора Карло Николи стоит здесь с 1879 года

Конечно, Малене, как и всем, известно, что Дон Кихот и Санчо (а также остальные 669 — подсчитано точно — действующих лиц романа) — персонажи вымышленные. Но мы уже успели заметить, что даже во вполне бытовом смысле они в Кастилии — самые что ни на есть живые люди. Ни про кого, кажется, столько не знают, не судят, не рядят, не вспоминают их привычки, поступки и присказки. И это притом, что ключевое слово здесь — недостоверно. Но эта недостоверность — по этическая, присущая самому испанскому духу.