Волки подбежали, запаленно дыша. Наполненный мясом желудок — тяжелый груз во время бега. Атувье слышал их недовольное рычание. Он поднял голову. В глазах всей стаи пастух увидел злость. И ему опять захотелось жить! «Надо им что-то сказать. Надо говорить, как тогда». Но язык онемел от страха — из горла вырывались лишь прерывистые, хриплые звуки. «Нет, это не простые волки. Это оборотни! Да! Оборотни! Они переглядываются между собой, решая, что со мной делать, — пронеслась в его голове страшная догадка. — Их взгляды делают меня каменным, словно я связан своим же чаутом». Неожиданно язык как бы оттаял, и Атувье торопливо заговорил:

— Волки-духи, я не хотел убегать. Я… только хотел посмотреть следы зайцев. Вон там… там молодой тальник, их следы… — Он первый раз в жизни говорил неправду, первый раз обманывал, но ему очень хотелось жить! Его так страшили сейчас злые оскалы, взъерошенные загривка. — Я могу ставить петли… У нас будет много зайцев, и мы будем сыты до новой охоты на оленей, — лепетал Атувье.

И слова произошло чудо — волки сразу успокоились, перестали рычать и уселись полукругом. Им нравилась его речь! Им интересно было его слушать! Злость в золотистых зрачках их глаз погасла, и зрачки из кружочков превратились в темные щелочки.

О, глаза волков! Как быстро менялись они! Как много выражали и говорили… Да, волки что-то говорили ему, но он не понимал их…

— Волки-духи, я не уйду от вас… если вы не хотите этого, — продолжал Атувье теперь уже громко. — Мне совсем не хочется больше пасти оленей жадного Вувувье. Он заботится только о своем брюхе и совсем не жалеет нас. — Сейчас Атувье не обманывал. — Я не уйду от вас, пока вы сами меня не отпустите.

Волки, казалось, очень хорошо поняли его и совсем успокоились. Поочередно зевнув, они улеглись на белый блескучий снег, свернулись, уткнувшись носами в животы и… стали дремать.

Атувье умолк. И странно — его тоже потянуло на сон. Он вырыл в сугробе яму, отцепил лапки-снегоступы и, нахлобучив поглубже малахай, свернулся калачиком и сразу заснул в белом студеном ложе. Для оленного человека спать на снегу — дело привычное.

Очнулся Атувье от того, что кто-то сильно тянул его за кухлянку. Конечно же, это был сам Вожак.

Солнце, большое оранжевое зимнее солнце Севера, уже садилось за сопки. Снега угасали, синели, на небе перемигивались первые звезды.

Стая осталась в этом распадке и на следующий день. Волки съели свои запасы только к вечеру. Атувье доел печень и на ночь снова улегся в свою снежную постель.

Поднялся он на рассвете и сразу принялся подпрыгивать, размахивая руками, стараясь побыстрее согреться.

Волки, с обросшими инеем мордами и загривками, сбились в кучу и с любопытством смотрели на Человека. Но вот Вожак отошел в сторону и стал куда-то вглядываться. То ли он смотрел на вершины сопок, то ли изучал распадок — Атувье не понял. Затем Вожак подошел к стае и обнюхался с каждым собратом. К Атувье приблизились Хмурый и старшая волчица. Звери встали по бокам, оскалились. Атувье понял: он привязал лапки-снегоступы, поправил чаут, всем своим видом показывая, что готов идти.

Первым пошел Вожак, следом — белая волчица, за ней — молодые. Атувье взял остатки головы оленя (он хорошо помозговал вчера), перекинул ношу через плечо и двинулся вперед рядом со следами волков. За ним тронулись Хмурый с волчицей. «Я тоже волк… я тоже волк…» — стал мысленно убеждать себя пленник волчьей стаи. Так было легче идти.

Едва солнце село за белые островерхие скалы, как ночь тут же поставила свою звездную ярангу… И снова наступило утро. Новое утро новой жизни молодого пастуха Атувье. Стая двинулась дальше.

Атувье знал, что они идут по берегу одного из многих притоков Апуки, спрятанного сейчас подо льдом и сугробами. По звездам определил, что Вожак ведет стаю на юго-запад. Зачем? Ведь там в горах нет стойбищ, нет кочевий. Впрочем, может быть, и есть — так далеко в ту сторону он не ходил. Но знал, что если так идти долго, то можно выйти на берег Охотского моря во владения ламутов. Атувье слышал, что у них, у ламутов, большие табуны, крепкие олешки. Замкнутые, малообщительные ламуты слыли умелыми пастухами. Однако путь до их владений ох какой долгий! Неужели Вожак ведет стаю туда? Атувье захотелось пить. Сейчас бы почаевать. Э-э, какая чаевка с волками… И где взять чай, котел? Подумав о чае, юноша словно на крыльях перелетел в походную ярангу и даже остановился, от досады, представив, как сидят сейчас возле очага пастухи, чаюют после еды, курят, говорят о его таинственном исчезновении. «Чаю, чаю!» — просило все его нутро.

А Вожак уводил стаю дальше, в глубину гор.

Ходьба на морозе быстро выжигает силы. А у пленника за спиной висел груз — половина замерзшей головы оленя. Вскоре Атувье почувствовал, как желудок запросил мяса. «Я не пойду дальше, пока не помозгую», — решил он и остановился. Остановились и его охранники.

— Я хочу есть. Я хочу мозговать, — сказал Атувье, сбросив на снег ношу.

Хмурый недовольно зарычал. Вожак, шедший впереди, остановился, потом подбежал к пленнику.