– Живые тени! – воскликнул Грин. – Неужели что-то проглотило птицу прямо налету?

Он попытался представить себе нечто настолько огромное и обладающее пастью настолько широкой, что туда способна была вместиться вся семяптица целиком, и содрогнулся при мысли об этом.

Замерев, они стояли и ждали, но ничего не нарушало тишину.

– Птица исчезла, словно призрак! – воскликнул Грин. – Давай пойдем и посмотрим, что там с ней случилось.

Вцепившись в руку Грина, Яттмур не позволила ему двинуться с места.

– Мы совсем не знаем эту землю, здесь нас может ожидать столько опасностей, – сказала она. – Беды сами найдут нас, так что давай не будем пока искать их на свою голову. Мы еще ничего не знаем о том, куда мы попали. Сначала нам нужно узнать, что это за остров и сможем ли мы тут жить.

– Я предпочитаю идти навстречу опасности, чем дожидаться, когда опасность сама найдет меня, – ответил Грин. – Но, возможно, ты права, Яттмур. Что-то внутри меня говорит, что это место недоброе. Интересно, куда подевались глупые толстобрюхие рыболовы?

Выбравшись обратно на берег, они медленно двинулись вдоль океана, все время оглядываясь по сторонам, высматривая опасность и следы своих незадачливых спутников. С одной стороны от них расстилалась гладь океана, с другой поднимался крутой склон горы.

Следы людей живот-деревьев обнаружились довольно скоро.

– Они были здесь, – крикнул Грин, бросаясь к полосе зелени.

Разнообразные следы на песке и кучки кала отмечали, где прошли толстобрюхие рыболовы. Следы тянулись в одну сторону, хотя многие цепочки следов сворачивали туда и сюда, пересекаясь друг с другом; нередко попадались также и отпечатки рук, что означало, что рыболовы спотыкались друг о друга и падали, потом поднимались, опираясь о песок. По следам отлично было видно, как неуверенно и боязливо вели себя рыболовы, как медленно и нерешительно они продвигались вперед. Проследовав недолго вдоль берега, рыболовы углубились в заросли небольшой рощи деревьев со скудной и жесткой, почти кожистой листвой, растущих между песчаной прибрежной полосой и утесом. По их следам Грин и Яттмур тоже свернули в рощицу, но, заслышав глухие звуки, остановились. Откуда-то неподалеку доносились стенания.

Вытащив нож, Грин заговорил:

– Кто бы ты ни был, вылезай, пока я не вытащил тебя оттуда силой, – сказал он, глядя на кусты, произрастающие на песчаном пятачке, откуда им с трудом удавалось вытягивать питательные соки.

Стоны усилились, превратившись в надсадный и жалобный плач, в котором уже можно было разобрать отдельные слова.

– Это толстобрюхие! – воскликнула Яттмур. – Или один из них! Наверно, это один из раненных, так что не кричи на него и не пугай.

Глаза Яттмур уже привыкли к тени и, забравшись в кусты с жесткими листьями, она опустилась там на колени посреди травы-осоки.

Под кустами, прижавшись друг к другу, лежали четверо рыболовов, один из которых не переставал стонать. При виде неожиданно появившейся Яттмур ближайший к ней рыболов в испуге отпрянул, перекатившись на другой бок.

– Не бойся, я ничего тебе не сделаю, – проговорила Яттмур. – Вы ушли из лодки, мы потеряли вас и вот теперь ищем.

– Слишком поздно, потому что наши сердца разбиты от того, что вы не приходили прежде, – запричитал рыболов, и слезы покатились по его щекам. Одно из его плеч было покрыто подтеками засыхающей крови, вытекшей из длинных порезов причиненных материнским живот-деревом, но осмотрев рану, Яттмур убедилась, что порезы неглубокие.

– Хорошо, что мы нашли вас, – сказала она. – Теперь с вами ничего не случится. Вы можете подняться и вернуться в лодку.

От этих слов толстобрюхий рыболов разразился новыми жалобами; его товарищи присоединились к нему дружным хором, все вместе причитая в своем многословном малопонятном стиле.

– О, великие пастухи, вид ваш только приносит нам новые беды. Но мы так рады видеть вас вновь, хоть и знаем, что вы пришли с тем, чтобы убить нас, бедных беспомощных и милых толстобрюхих.

– Да, убить нас, и нам радостно то, что мы можем любить вас, хоть вы не любите нас, ибо мы лишь жалкая ничтожная грязь у ваших ног, а вы, жестокие убийцы, которые всегда жестоки к жалким и ничтожным.

– И вы убьете нас, хоть мы и так умираем! О, как мы любим вас храбрых, вы умнейшие бесхвостые герои!

– Прекратите свою глупую болтовню, – приказал Грин. – Мы не убийцы и никогда не хотели причинять вам боль, тем более убивать.

– Как умен ты, господин наш, когда притворяешься, что, отрезав наши излюбленные хвосты, ты не причинял нам боль! О, в лодке, когда водяной мир обратился вдруг сушей, мы думали, что ты и твоя нижняя госпожа умерли и вы больше не станете играть друг на дружке в игры, и в греющем наши души горе мы поднялись и ушли прочь своими ногами, потому что храп твой был слишком громким. И вот теперь ты снова поймал нас и теперь, когда ты не храпишь, мы знаем, что ты убьешь нас!

С размаху Грин влепил ближайшему рыболову пощечину, от чего тот моментально взвыл и повалился на песок, где принялся корчиться словно в предсмертной агонии.

– Замолчите, вы, пустоголовые болтуны! Если вы будете слушаться нас, мы не причиним вам боль. А теперь поднимитесь на ноги и скажите нам, где скрываются остальные ваши соплеменники?

Слова его приказа вызвали лишь только новые приступ стенаний и жалоб.

– О, пастух, ты же видишь, как мы страдаем теперь и умираем от смерти, которая приходит ко всем зеленым и кровяным тварям, и ты говоришь нам подняться, потому что, стоя на ногах, мы тут же умрем в муках от смерти, для того, чтобы как только мы упадем на землю, ты смог бы бить нас своими храбрыми ногами, чтобы души наши вышли все без остатка и мы бы умерли и не говорили больше ничего нашими добрыми ртами. О, великий пастух, мы падаем на землю от такой глупой затеи, хоть и без того уже лежим плашмя.