Целых 700 миллионов гектаров, покрытых почти непроходимыми девственными лесами, занимает бассейн Амазонки. Проследить за поисковыми топографическими партиями, намечавшими трассы будущих автострад и железных дорог в этом бескрайнем зеленом море, было очень и очень трудно. Тем более что все работы велись втайне, чтобы раньше времени не вздувать цены на землю. Однако не успевали трассировщики обработать и сдать свои отчеты, а в ультрасовременных оффисах столицы Бразилии уже оформлялись купчие на приобретение — конечно же, за гроши, раз речь шла о «дикой» территории, — громаднейших участков. Каким-то непостижимым образом дельцы, и местные бразильские, и налетевшие из-за границы, ухитрялись заранее узнать районы, выбранные для прокладки дорог.

Когда слухи о начавшемся необычном ажиотаже с «гиблыми местами» просочились в прессу, земельный бум достиг таких масштабов, что превзошел и золотую и каучуковую лихорадку. Страсти еще больше подогрела прокладка через тропические дебри первого большого шоссе от столицы Бразилии до города Белена. В течение короткого времени в районы, где пролегло оно, нахлынуло 400 тысяч переселенцев, которые были вынуждены втридорога платить за участки тем самым, преимущественно североамериканским, спекулянтам, что успели прибрать к рукам 67 тысяч квадратных километров лучших земель.

Согласно опубликованным сообщениям, автострады и железные дороги должны были быть проложены также к Манаусу и Порту-Велью. Земельные грабители и тут не опоздали и оказались на трассах еще до прибытия строителей. Однако здесь они натолкнулись на неожиданное препятствие — на индейцев. Статья четвертая бразильской конституции гарантировала индейцам «постоянное владение теми областями, где они проживают». Именно этому параграфу, принятому в свое время ради защиты индейцев, суждено было стать роковым в их судьбе.

Социологи зарегистрировали рождение в Бразилии новой профессии: лоббиста-крючкотвора, называемого «грилеро». За соответствующую приличную мзду (ведь грилеро приходится делиться с власть предержащими) он проводит через официальные инстанции решения, объявляющие те или иные местности «свободными от индейцев» и, следовательно, разрешенными к продаже частным лицам. Затем наступает последний, самый трагический этап сделки. Поскольку индейцев все-таки необходимо действительно устранить с проданной земли, для «очистки» высылаются специальные банды наемных убийц — пистолерос, о методах которых достаточно красноречиво поведал на страницах газеты «О Глобо» один из них.

Власти осведомлены о том, что творится под пологом тропического леса, не хуже, чем о мошеннических проделках грилерос. Как это ни странно, в массовом истреблении индейцев замешаны и некоторые чиновники «Службы по охране индейцев» (СПИ). Подобные акции получили у них даже особое название — «борьба с вредителями». Чиновники, получив взятку, не только закрывают глаза на рейды пистолерос, но порой и сами подсказывают координаты индейских поселений. Согласно данным специальной комиссии по расследованию в провинции Рондония полностью истреблены индейские племена суриу, ньамбикуара, пака нова, «мешавшие» прокладке шоссейных дорог. В районе Боа-Виста из десяти тысяч индейцев упишана и машусиш в живых осталось не больше трехсот человек. В штате Байя по вине чиновников СПИ исчезли два племени паташо. В целом же из 90 тысяч индейцев, находившихся под опекой службы, уцелело каких-то 20 тысяч. Остальные были уничтожены самым зверским способом или же загнаны в непригодные для жилья районы. «Еще 10—15 лет, — предрекает бразильский этнограф Рибейра, — и индейцев в нашей стране не останется:».

С. Барсов

Воздух застаивается в мангровых зарослях, как в старом, гнилом погребе. Только река Сантьяго прорезает в зарослях узкий коридор. Ветви деревьев с темно-зеленой, глянцевой листвой поднимаются прямо из воды.

Мы движемся по течению реки в старой лодке, она пропускает воду и при каждом ударе весел скрипит, будто вот-вот рассыплется. Хозяин лодки, наш старый друг Петронило клянется, что эта развалина забыта Колумбом при его первом посещении Кубы. Колумб, утверждает Петронило, высоко ценил судоходные качества нашего челна.

— Сомневаетесь? — с нарочитым удивлением спрашивает он. — А зря, — его беззубый рот растягивается в улыбке. Он произносит горлом «хе, хе!» и налегает на весла.

Резкий гниющий запах преследует нас повсюду. Вода в реке желтая, как в болоте, и почти не движется. Конец августа, температура перевалила за 30°. Влажность такая, что в легкие вместо воздуха проникает липкая, густая масса, явно не содержащая кислорода. Рубашка, пропитанная солью, прилипла к спине, но стоит ее снять, невидимое солнце начнет безжалостно утюжить плечи.

Мы разместились в лодке вчетвером — Петронило, его сын Пабло, ленинградец биолог Виктор и я.

Виктор занимается морской фауной, я гидрохимик. Мы уже год работаем в гаванском Институте океанологии. Год этот промелькнул незаметно, так много было работы. Вроде бы совсем недавно нас встречали в аэропорту имени Хосе Марти, и вот пора уезжать.

С Петронило мы познакомились уже в первые дни на Кубе. Он пригласил нас в гости в Ортигосу, но мы все никак не могли выбраться, а потом надо было ждать охотничьего сезона. И вот теперь плывем по Сантьяго.