Хотя неудивительно — у Алисы в голове ни капли «глупостей». С одной стороны, для карьеры это прекрасно, но, с другой стороны, в некоторых банальных душевных вопросах она навсегда останется как дитя малое. В самом деле, в двадцать пять лет бегать ко мне, чтобы выяснить «что такое стыдно?», — это слишком. Уж от загрузки морально-ценностного блока я бы на ее месте отказываться не стал…

Мика стремительно допивает молоко, держа стакан обеими руками, облизывает белые усы и выдает очередной гениальный вопрос:

— Крис, а если я полюблю кого-то сильно-сильно, мне обязательно придется выпить яду?

— Нет.

— Тогда надо будет заколоть себя кинжалом?

— Нет, Мика. — Я понимаю, что кто-то еще до завтрака успел добраться до Вильяма нашего Шекспира. Вот ведь, обычно девчонку из-под палки даже с экрана читать не заставишь, а тут сама пролезла в отцовскую библиотеку. Можно сказать, прикоснулась к антиквариату.

После завтрака мы начинаем срочно собираться в парк. Я пресекаю все попытки просочиться мимо меня к компьютеру «хоть на секу-у-ундочку!» и иду следом за Микой до самого порога ее комнаты, следя, чтобы она никуда не свернула. Говорю: «У тебя пять минут на сборы», запираю ее на ключ и направляюсь в библиотеку. Надо же выяснить, что еще она успела прочитать.

Прохожу мимо родительской спальни. Судя по какофонии, доносящейся из-за прикрытой двери, Стелла Кейн сегодня дома. Я громко стучусь, потом заглядываю внутрь. Мама Мики слушает больше пяти звуковых дорожек одновременно — я не умею их считать, нормального слуха на это не хватает — от хип-хопа до тяжелого дума. И дирижирует карандашом в такт эквалайзеру на мониторе, закрыв глаза.

Мне приходится кричать:

— Доброе утро!

— Утро, — отзывается Стелла и делает звук чуть тише. — Как там моя девочка?

В отличие от своей старшей дочери миссис Кейн выглядит неважно. На щеках дорожки от слез, голос дрожит. Уж если кто в доме и волнуется за Мику, то это она.

— Мне так жаль, что я сама не могу… — она постукивает карандашом по столу, пальцы дрожат. — Понимаешь?

— Конечно, понимаю. — Я смотрю на Стеллу и вспоминаю, как десять лет назад сидел с ней на той же террасе за вечерним чаем и отвечал на вопрос: «Почему я люблю мужа?» А потом и на остальные вопросы. — Все будет хорошо. Мика — здоровая и умная девочка, она справится.

Стелла всхлипывает, вытирает глаза тыльной стороной ладони и врубает звук на полную катушку. Я поспешно ретируюсь в коридор.

Книжная «добыча» Мики оказывается не такой уж и великой, к моему облегчению. Спасибо эстетическому вкусу мистера Кейна, у которого в библиотеке большинство томов без суперобложек, да и по названиям романы о любви среди классики отыскать не так-то просто.

Кроме «Ромео и Джульетты» на столе лежат только «Женщина французского лейтенанта» и «Война миров». И если первая грозит мне необходимостью ответов на довольно логичные вопросы в стиле «А почему та тетенька — вне общества? Ее за это нельзя любить?», то дизайнера обложки для уэллсовского романа я готов просто удушить собственными руками. Спрашивается, зачем было изображать влюбленную пару под прицелом треножника? И какие нервы мне теперь понадобятся, чтобы с хорошей миной выдержать град предположений о межвидовых связях людей с инопланетными захватчиками?

Ставя книги обратно на полку, я не могу удержаться от соблазна и на несколько мгновений замираю, проводя подушечками пальцев по кожаным переплетам и вдыхая щекочущий запах пыли. Все-таки газеты для «черных» на бесчувственной глянцевой бумаге — это не то. И пусть к новостным лентам я уже привык… Не сказать, чтобы мне приятно было их читать, но, уменьшив скорость вдвое, я вполне могу воспринимать необходимую часть информации.

А вот книги — это же совсем другое…

Когда меня только выписали из больницы, мама со слезами на глазах отдала для двоюродной сестры сет восприятия, накануне подаренный мне на семилетие. Это было гораздо обиднее, чем, например, отобранная в песочнице игрушка.

Друзья во дворе один за другим хвастались, что им родители наконец разрешили смотреть познавательные передачи на TV, а я чувствовал себя больным изгоем. Самым отвратительным из детских кошмаров были слова доктора при выписке из больницы, куда я попал, неудачно слетев с качелей. Этот разговор потом снился мне почти каждую ночь:

— К сожалению, никаких сетов. Мальчик перенес слишком сильное сотрясение, и гематома передавила некоторые нервные окончания… Безопаснее будет записать его в «черные».

— А может?.. — Мама тогда так больно сжала мою руку, что я чуть не закричал.

— Вы же не хотите, чтобы ваш сын сошел с ума?

Именно книги тогда не позволили мне окончательно ощутить себя ущербным.

— Сам подумай, — сказал отец, вывалив на пол моей комнаты гору потрепанных томиков с разноцветными обложками. — Ты пока не можешь смотреть TV, зато некоторые из твоих друзей, вероятно, никогда в жизни не прочитают ни одной книжки. Не потому что не умеют — им просто покажется это ненужным. Зачем тратить время на чтение одной повести, если можно за десять минут прокрутить ленту о ней со всеми видеорядами и гиперссылками? А ты сможешь ее вдумчиво прочитать. Если понравится — посмотреть фильм по ней. Заинтересует — узнаешь все об авторе. Да, пусть не одновременно и не функционально, зато сможешь сам выбирать, что тебе надо. А не заглатывать весь ком образов разом.