Шрифт:
— Алло.
— Алина?
«Как же я устала. Уж если вы звоните Алине, знаете ее номер и именно его набираете, то можете быть уверены, вам откликнулась именно я, а не Маша, Глаша, Наташа и тем более не Петр!»
— Да, это я.
— Алина, даже и не знаю, как вам представиться.
«Ну, конечно, видимо, вариантов тьма: представитель газеты, журнала, радиопрограммы, телепередачи. Разве что на МКС еще не заинтересовались моей персоной».
— Видите ли, я — врач, — в голосе от волнения появляется чуть заметный акцент.
«Врач? Иностранец? Что за ерунда!»
— Я — врач-гинеколог.
— …
— Дело в том, что у меня возникли некоторые проблемы…
— Вы не ошиблись номером? Я — фотограф и в гинекологии разбираюсь настолько, насколько это необходимо обычной женщине. Я вряд ли смогу вам помочь, — Алина знаками показывает заскучавшему корреспонденту, что освободится через секунду.
— Я звоню вам. А проблемы мои заключаются в следующем: я должен сообщить вам кое-какую информацию. Но, сделав это, я нарушу клятву Гиппократа…
— Хотите совет? Не делайте этого.
— То есть?
— Не рассказывайте мне ничего.
— Шутите. Я живу в Америке уже двадцать лет, получил здесь образование, стал врачом. У меня обширная практика, достойные пациенты.
— Поздравляю вас. Но совершенно не понимаю…
— Дело касается вашей сестры…
— В таком случае не утруждайте себя разговорами и не тратьте времени и денег! Меня это совершенно не интересует.
Алина раздраженно отключает телефон, но он тут же звонит снова:
— Алина, послушайте, мне наплевать, что звонящие вам люди слышат, что вам «никто не нужен». Я заставлю вас выслушать! Дело в том, что ваша сестра беременна и…
— Передайте ей мои поздравления. — Отбой.
«Беременна? Это замечательно. Маша так давно об этом мечтала».
Новый звонок. Алина рявкает в трубку:
— Да!
— Алина, не бросайте трубку! Вы должны понимать, что беременность, особенно первая, в ее возрасте чревата осложнениями. И любые волнения могут оказаться тем самым роковым обстоятельством, из-за которого…
— Что вы хотите от меня?
— Только одного. Пожалуйста, когда в следующий раз вы увидите на экране своего телефона номер Марии, не отключайтесь, поговорите с ней!
— Вы сказали, что вы — гинеколог.
— Так и есть.
— Вот и занимайтесь гинекологией! И не звоните мне больше.
«Если я не хочу с кем-то разговаривать, я не буду этого делать. Не хватало еще, чтобы какой-то там докторишка лез ко мне со своими советами! Да и сестрица — та еще штучка. Мало того, что она обрывает мне телефон бесконечными вызовами, которые я отклоняю, она еще и рассказывает об этом каждому встречному-поперечному. Чего ей не хватает? У нее есть скрипка, преданная публика, любимая музыка, Анатолий и будущий ребенок. Зачем ей понадобилась я? Для очистки совести? Я не собираюсь выступать в роли отпускающего грехи исповедника».
Телефон звонит снова, корреспондент демонстративно показывает на часы. Он прав. Солнце скоро сядет, а Алина еще не сделала ни одного кадра.
— Я же сказала: «Оставьте меня в покое. Все, все оставьте меня в покое!» — в остервенении кричит она в трубку, из которой доносится испуганное:
— Мамочка?
— Натали, детка, прости. Я случайно, я не хотела. Все в порядке, милая. Все хорошо.
— Как все может быть в порядке, если ты так кричишь? — Провести ребенка — задача архисложная.
— Зайка, просто я должна фотографировать панораму и никак не могу начать, потому что меня все время отвлекают какими-то пустяками.
«Вряд ли Натали сочла бы новость о состоянии ее обожаемой Мэри пустяком, но ей об этом знать не обязательно».
— В таком случае, я тоже не буду тебе мешать. Уж у меня-то точно всякая ерунда.
— Нет, расскажи!
— У меня пятерки по математике, чтению и музыке.
— Солнышко, это никакая не ерунда, это очень-очень важно.
— Правда?
— Конечно.
— Ты скоро приедешь?
— Завтра.
— Ладно. Мне уже надоело все время торчать с Леной, — Алина представляет, как вытягиваются обиженной трубочкой губки дочери.
— Натали, у тебя отличная няня и…
— И не трепать тебе нервы?
— Ты — умница.
— Знаю. Пока.
Один короткий разговор, и Алина уже улыбается. Она довольна дочерью, а главное — довольна собой. За полгода ей почти удалось наверстать упущенное в их отношениях. Пришлось сократить количество командировок и тщательно следить за своим расписанием: два дня в неделю должны были принадлежать ребенку. Алина справлялась. Иногда приходилось откладывать важную встречу, другой раз — отказываться от заманчивого предложения длительных выездных съемок. Но это Алину не огорчало, она не боялась выпасть из обоймы. В конце концов, отсутствие в личной коллекции собственноручно сделанных снимков Мачу Пикчу или Храма Изумрудного Будды пережить намного проще, чем равнодушие собственного ребенка. Алина знает: обрести гораздо сложнее, чем потерять, и в иерархии ее приобретений любовь дочери сегодня занимает прочное первое место, а возможное сокращение славы и гонораров ничуть не смущает. Алина уверена: богатство, которым она сейчас обладает, затмит своей ценностью любые материальные блага.