Сегодня этот час настал.

...Уже потом, несколько дней спустя, уйдя от погони, проделав мучительный путь по, казалось, непроходимой чащобе и сидя в деревенской хижине на Центральном плато, Вьет пришел к выводу, что они с Тхангом молодцы.

— Мы молодцы? — к удивлению Вьета, осуждающе переспросил Тханг. — А ячейка, по-твоему, здесь ни при чем? Вспомни тех двоих, что подрались на дороге, отвлекая внимание надсмотрщика. А кто сумел заранее предупредить здешних подпольщиков о нашем появлении в деревне, чтобы мы не нарвались на шпика или провокатора? Да и вся наша камера, ведь они знали о готовящемся побеге, и теперь, наверное, кровью расплачиваются за нас.

— Мы докажем, что товарищи не зря рассчитывали на нас, — торжественно произнес Вьет, который только сейчас, пожалуй, впервые по-настоящему понял, сколько сил и мужества вложили их товарищи — и те, кто томился в Лао-Бао, и те, на воле, которых он вообще не знал, — в этот побег.

...Нелегальную типографию оборудовали в лесной чаще Да Чанга. Место было безлюдное, и подпольщики могли без опаски работать целыми днями. Правда, здорово досаждали обезьяны. С них нельзя было спускать глаз буквально ни на минуту. Как-то в первые дни они чуть не растащили весь тираж газеты, ненадолго оставленный без присмотра. С наступлением темноты приходилось забираться в хижину на высоких сваях и поочередно дежурить до самого утра. Журчавший неподалеку ручей облюбовали тигры. По ночам они спускались с гор на водопой и в поисках добычи не раз приходили к самой типографии.

Впрочем, Вьету приходилось бывать в джунглях не так уж часто. Ему вскоре поручили снабжать типографию бумагой, тушью, перьями, восковкой, и он, как челнок, сновал из города в лес, постоянно рискуя нарваться по дороге на полицейскую засаду.

Однажды Тханг передал распоряжение подпольного центра: нужно доставить на французский корабль в Сайгоне по нескольку экземпляров всех номеров газеты «Чань дау» — «Борьба», которую выпускали Тханг, Вьет и его товарищи.

— Я слышал, — по секрету поделился он, — что эти газеты отправят потом в Москву, в Коммунистический Интернационал.

Он отставил чашечку с ароматным зеленым чаем, который они пили с Вьетом, сидя на циновке. Легкая бамбуковая занавеска в дверном проеме чуть подрагивала от ночного ветерка.

— Ты представляешь, в самую Москву! — словно сам не веря, повторил Тханг.

— Да, весь мир должен знать, как мы живем, должен знать, что мы не покоримся.

— Днем тебе в порту показываться нельзя. Там слишком хорошо тебя помнят. Подплывешь к судну ночью. В два часа на вахту заступит наш друг.

— Как называется корабль?

— «Арман Руссо».

...Небо еще с вечера затянуло белесой дымкой, и звезд почти не было видно. Далеко, на юге, почти у горизонта, через короткие промежутки вспыхивал луч маяка на скалистом мысе Сен-Жак. Неслышно работая кормовым веслом, Вьет спускался на лодке по реке Сайгон. Вдоль обоих берегов сплошь покачивались приткнувшиеся на ночь рыбацкие джонки. Кое-где на них светился огонек костра, слышались голоса — готовили запоздалый ужин. Громада судна возникла во тьме неожиданно совсем рядом. Вьет неслышно подвел лодку к самому борту. Где-то здесь должен свисать канат. Ага, вот и он! Встав посередине лодки и стараясь ненароком не перевернуть ее, Вьет дважды дернул за канат. Спустя несколько секунд кто-то подошел к борту. Человек перегнулся через поручни, будто всматриваясь в ночную темень. Дважды от глубокой затяжки светлячком мигнула сигарета. Тогда Вьет бережно поднял из лодки корзину с бананами. Он трудился над ними несколько дней у себя, в чаще Да Чанга, чуть-чуть надрезая каждый плод, осторожно вынимая ароматную мякоть, нашпиговывая кожуру свернутыми в трубочку газетными листами. Привязав корзину к канату, Вьет снова дернул его два раза. Корзина поплыла наверх. «Счастливого пути, гроздь из шестнадцати бананов!» — прошептал Вьет.

Г. Грамматчиков

«Левое плечо, правое плечо, все подняли, кверху дно, — пьем до капли, раз, два, три...» Нет, это не соревнование, кто больше или кто быстрее выпьет, и не студенческая вечеринка. За столом сидят несколько десятков благопристойных английских джентльменов, они только что сытно покушали, выкурили по длинной трубке и сейчас, после произнесения старинного тоста, залпом осушают чаши с пуншем. Так проходит ритуальный обед членов одного из наиболее недоступных для посторонних тайных обществ Англии — Реффлейской Братии.

Когда-то, более трехсот лет назад, в это общество входили только роялисты, и деятельность его сводилась к одному: бороться против буржуазной революции. Ныне первоначальная цель, конечно, предана забвению, но общество с удивительным упорством сохраняет свою кастовость и «таинственность». Его устав отличается очень строгими правилами и тщательно соблюдаемым ритуалом. В обществе всего тридцать членов — так называемых «знаменитостей из Норфолка». Они курят табачную смесь, изготовленную по их собственному особому рецепту, и пьют пунш, обязательной составной частью которого является вода из ручейка, протекающего близ деревеньки Реффли. Учитывая величайшую секретность обряда, можно предположить, что ритуальные собрания, которые происходят раз в год в середине лета, готовят для Великобритании какие-то небывалые потрясения, однако это не так. Задача их весьма проста: поддерживать «общительность и крепкую дружбу».

Хорошо известно, что Англии и англичанам свойственна особая тяга к традициям и древним обрядам. Часто упоминаются такие анахронизмы, как должность дозорного в Дуврском магистрате «на случай нападения французов» или шесть воронов, содержащихся в лондонском Тауэре на государственном пайке и имеющих всего одну обязанность — олицетворять незыблемость британской короны. Непременной чертой английской приверженности традициям являются и тайные общества, или, как говорят сами англичане, освобождая термин от примеси мистицизма, «общества взаимопомощи».