И у этого бедняги, видимо, тоже явилась мысль «потолковать об этом с Жирарденом». Он, наверное, всю ночь вынашивал свой план, выводил столбики цифр, после чего вышел из дому и на ходу так взвинтил себя и дело показалось ему до такой степени заманчивым, что в момент нашей встречи ему не верилось, чтоб Жирарден не дал ему этих трехсот тысяч франков. И, говоря, что Жирарден обещал ему их, этот несчастный не лгал — он просто продолжал мечтать!

Пока он мне все это рассказывал, нас толкнули и прижали к стене. Это происходило на тротуаре одной из оживленных улиц Парижа, ведущей от биржи к банку и переполненной спешащими, рассеянными людьми, озабоченными лавочниками, бегущими выкупать свои векселя, биржевыми зайцами, на ходу шепотом бросающими друг другу цифры. И когда он стал сообщать мне все свои блестящие планы среди этой толпы, в квартале спекулянтов, где так ясно ощущаешь спешку и горячку азартной игры, меня охватила дрожь, словно я, находясь в открытом море, услышал рассказ о кораблекрушении. И я собственными глазами видел все, о чем рассказывал этот человек, читал историю его неудач на лицах других людей, узнавал его надежды, сиявшие в других блуждающих взорах…

Он покинул меня так же неожиданно, как и подошел; он очертя голову бросался в водоворот безумств, мечтаний и лжи, в то, что все эти люди серьезным тоном называют «делами».

Через пять минут я уже забыл о нем, но вечером, придя домой и стряхивая с себя вместе с уличной пылью все дневные тревоги, я снова увидел перед собой его бледное, измученное лицо, грошовый хлебец и жест, сопровождавший его пышные слова: «Триста тысяч франков, которые мне обещал Жирарден!..»