Брежневской эпохе стоит поставить в заслугу и первую серьезную попытку экономической реформы – это реформа Косыгина – Либермана, которая проводилась в 1965–1970 годах. Это была серьезная попытка ввести в застойное народное хозяйство реальные экономические методы управления: расширить хозяйственную самостоятельность предприятий и подключить к уже устаревшим идеологическим стимулам материальное стимулирование, чтобы дать возможность умному и трудолюбивому человеку зарабатывать наконец достойные его труда деньги.

Схожим путем позже пошла китайская компартия – только она свою реформу довела до конца, а потому и власть удержала, и двинула вперед свою экономику. А Косыгина и Либермана сожрали идеологические динозавры, обвинившие их в капиталистическом уклоне. Опять можно было бы, конечно, съязвить, но и после развала СССР у нас провалилось немало реформ.

Но конечно, нельзя считать, что все проблемы такого сложного организма, которым была советская система, связаны только с ценой на нефть. Жизнеспособность советской системы, организованной с самого начала на очень жестком аппарате насилия, с преследованием инакомыслия, цензурой и руководящей ролью партии, зависела от эффективности этого аппарата. И уже в эпоху Брежнева, независимо от цены на нефть, работало далеко не все.

Система шла к постепенному ослаблению возможности применения того насилия, которое было при Сталине. Даже возможности КГБ преследовать и сажать в тюрьмы с каждым годом становились меньше и меньше. Причиной было то, что становилось все больше интеллигенции, да и просто моральный уровень внутри общества кардинальным образом изменился. Почти двадцать брежневских лет – это практически выход страны на повседневном бытовом уровне за рамки жесткой марксистско-ленинской идеологии. Произошла реабилитация не просто экономических стимулов – произошла реабилитация частной жизни и частного быта, и произошел отказ от установки на непосредственный переход к коммунизму.

Советская система не «рухнула», как любят о ней говорить, а скорее распалась.

Можно вспомнить, как жили колхозники: если при Сталине сажали «несунов» за два колоска, при Хрущеве ситуация изменилась, а при Брежневе и вовсе было легализовано, что женщина, идущая на поле, в обед и вечером несет к себе домой ведро с тем, что убирает. Сажали только тех, кто вывозил целыми грузовиками. Возникла огромная теневая экономика, весь дефицит можно было купить, но все это было ворованное. А на уровне идеологии возникли «почвенники» и «деревенщики», которые полностью осудили сталинскую коллективизацию. «Кража» Виктора Астафьева или «Прощание с Матерой» Валентина Распутина – это уже антисоветские произведения. Поэтому эта эпоха сыграла громадную роль в некоторой либерализации и очеловечивания людей в рамках возможного при существующей системе.

На самом деле это время и не было совсем уж «застоем» – это был процесс гуманизации и либерализации советской системы в рамках тех возможностей, которые были ей заданы. А Горбачев сделал еще один шаг – он верил, что можно открыто либерализовать всю систему – ввести демократию, выборность, гласность – и при этом сохранить советский строй и его основные принципы.

Теоретически возможен был более плавный уход от этой системы, но в любом случае спасти монопольное производство, централизованную экономику, отсутствие частной собственности было невозможно. А то, что предложил Горбачев и идеи реабилитации кооператива – это была, конечно, утопия.

Народ тоже спорит – одни считают, что можно проводить параллель между тем застоем и нашим нынешним временем, другие считают, что страна совершенно разная, нет ничего общего между нынешней капиталистической, олигархической, бюрократической Россией и поздним коммунистическим СССР. Но какие-то параллели все же можно провести. Например, сырьевой характер экономики – тогда было 3% за твердую валюту машиностроительного экспорта, и сейчас 3% – прошло много лет, а по этому показателю ничего не поменялось. Тогда, как было сказано выше, основным источником доходов была нефть, и сейчас нефть. Административно-полицейский характер государства был и тогда, сохранился и сейчас, можно только спорить, когда он был жестче. Есть и монополия одной партии, хотя, конечно, в советские времена она была более очевидная и открытая. Власть по-прежнему в руках узкой группы лиц. И так далее – подобных параллелей можно найти много. Но говорят ли они о чем-то или скорее случайны?

Аналогии по поводу однопартийной системы все же в достаточной степени «притянуты за уши» – КПСС была действительно реальной руководящей партией, а сила «Единой России» определяется силой администрации президента, и любые изменения наверху могут коренным образом изменить ситуацию. Сейчас в России уникальная Конституция: сверхпрезидентская республика, где невозможен никакой реальный импичмент, а партия не играет никакой роли при определении состава правительства, которое к тому же в любую минуту можно совершенно законно сменить простым президентским указом.

Там, где нужна долгосрочность, где нужно думать, как строить бизнес для того, чтобы денег заработать, или для того, чтобы детям передать, – будет одна стратегия. А там, где все «на короткую» – сейчас купил, завтра перепродал и заработал, – совсем другая. Застой начинается именно с того, что люди не ощущают уверенности в будущем. И в этом современные тенденции к застою отличаются от застоя брежневского – тогда все знали, что родились в государственном роддоме и будут похоронены на государственном кладбище.