Я протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Она приняла её.

Несколько часов и докторов спустя, мы с Гард вернулись в паб, где пивной фестиваль приближался к логическому завершению. Мак ждал нас за столом. Брэддок заикаясь, проговорил огромное количество неуместных благодарностей и убежал. На бочонке Мака красовалась голубая ленточка. Он налил всем нам по кружке.

— Ночь Живого Пива, — пробормотал я. У меня были болеутоляющие для плеча, но я дожидался того времени, когда окажусь, дома в постели, чтобы принять их. И в результате я испытывал боль везде.

— Больше подходит — ночь живых синяков.

Мак покраснел, отпил из свой кружки и поднял ее, салютуя нам с Гард.

— Спасибо.

— Без проблем, — ответил я.

Гард слегка улыбнулась и кивнула Маку головой, когда он встал из-за стола.

Она прикончила собственную кружку и пристально посмотрела на повязку на руке.

— Близко было.

— Немного, — сказал я. — Могу я спросить у Вас кое-что?

Она кивнула.

— Гренделькин назвал вас Гаутом, — я сощурил глаза.

— Да, он сделал это.

— Я знаком только с одним человеком, упомянутым таким образом…

— Встречаются еще и другие, — ответила Гард. — Но о нем знают все.

— Вы назвали Гренделькина потомком Гренделя, — продолжил я. — И я так понял, что вы потомок Гаута? [35]

Гард слегка улыбнулась.

— У моей семьи и у семьи Гренделькина длинная история.

— Он называл вас Выбирающей, — продолжил я.

Она снова пожала плечами и улыбнулась своей загадочной улыбкой.

— Гард это не ваше настоящее имя, — сказал я. — Не так ли?

— Конечно же, нет, — ответила она.

Я отпил еще немного отмеченного наградой темного пива Мака.

— Вы валькирия. Настоящая.

Выражение её лица стало абсолютно непроницаемым.

— Я полагал, что валькирии в основном подбирают и доставляют, — сказал я. — Отбирают лучших воинов среди павших. Забирают их в Валгаллу. Ах, да, и наливают напитки там. Девственные дочери Одина, разливающие медовуху для воинов, пирующих до Рагнарёка.

Гард запрокинула назад голову и рассмеялась: «Девственные дочери!». Она поднялась, покачала головой и с сожалением посмотрела на сломанную руку. Потом наклонилась и поцеловала меня в губы. Её поцелуй был сладким, чувственным и обжигающим. Я почувствовал его всем своим телом. Гм, некоторыми местами больше чем другими.

Гард медленно отклонилась, её бледно-голубые глаза сияли. Потом она подмигнула мне и сказала:

— Не верьте всему, что вы читаете, Дрезден. — Она повернулась, чтобы уйти, затем остановилась и оглянулась через плечо. — Хотя, если быть откровенной: иногда ему нравится, когда мы называет его Папочкой. Я — Сигрун.

Я наблюдал, как Сигрун уходит. Потом я допил остатки пива. Мыш ожидающе стоял возле меня. Он вильнул хвостом, и мы отправились домой.

Действие новеллы происходит после событий, описанных в романе «Маленькое одолжение». Этот рассказ было действительно интересно писать. Я бы хотел показать немного больше Томаса и его мир в течении нескольких лет, но только Гарри никогда с этими вещами не сталкивался. Вампиры из «Досье Дрездена», особенно Белая коллегия, считают себя нацией изгоев, их объединяют общие проблемы и опасные враги. Вид культуры, который вытекает из такого рода фундамента, просто не имеет доступа для посторонних. Если Гарри когда-нибудь добирался до центра, чтобы увидеть, что это за культура, это было бы предательством по отношению к нам, противоречащим целостности Белой коллегии, и сводящим на нет всю схему.

Поэтому, когда издатель «Subterranean Press» пришел ко мне с предложением сделать повесть, которую будет иллюстрировать не кто иной, как Майк Миньола, я ухватился за эту возможность. Задачей здесь было представление Томаса с его точки зрения, отличной от Гарри. И, что ещё лучше, я хотел бы стравить братьев таким образом, чтобы их отношения доверия и взаимного уважения были сохранены, однако они, по-прежнему, были отделены друг от друга.

Я также должен был ввести в сюжет для фона некоторые другие факты из историй «Досье Дрездена». В принципе, Война Забвения была тем, что мне действительно нравилось, но как Белая Коллегия, её подлинный представитель, предотвратит вовлечение Дрездена, не заставив всё взорваться? Это было идеальной средой для того куска вселенной на заднем плане, и это заставило меня чувствовать всё тёплым и пушистым, чтобы, наконец, добраться туда, где читатели могли тоже это увидеть.