Сандерсон Айвен
Шрифт:
— Давай гони эти люди отсюда, — приказал я тоном повелителя.
— Они не хотят, хозяин.
Я пришел в бешенство и стал выпутываться из многометровой сетки, чтобы обрушить всю свою ярость на непрошеных гостей. Тут до меня дошло, что в конце концов мы j самовольно оккупировали единственный местный торговый центр, который в отличие от европейских заведений этого | рода открывался с рассветом.
— Что им надо? — спросил я. — Им очень надо носить какао сегодня?
— Нет, они хотят посмотреть, как вы бреетесь.
— Вот как! — изрек я, вскакивая во весь рост. Ведь мое лицо было украшено великолепной черной эспаньолкой. Этого они знать не могли, потому что мы прибыли в полной темноте.
— О! Ах! — по рядам прокатился горестный стон.
— Хозяин, они хотят знать, будут ли бриться другие хозяева.
В эту минуту на сцене появились Джордж и Герцог, похожие на двух гигантских крыланов, моргающие от яркого света и задрапированные простынями, как летучие мыши сложенными крыльями, чтобы прикрыть наготу. На этом аудиенция была окончена: Джордж носил щегольскую ухоженную вандейковскую бородку яркого золотисто-рыжего цвета, а физиономия Герцога была окутана взлохмаченной растительностью всех оттенков, от рыжего до платинового, с темно-каштановыми пятнами, и вся эта поросль таинственным образом загибалась справа налево, кончаясь залихватским завитком пониже левого уха.
Несмотря на это неудачное начало и на крайнюю суровость наших намчи, которые были вынуждены патрулировать все утро перед домом, отгоняя назойливых зрителей, вся деревня с поразительным рвением принялась помогать нашей экспедиции. Все, вплоть до самых маленьких, «ушла в лес за мясом», одна весьма престарелая леди буквально «ушла в землю» в поисках черепахи; там она и застряла, неистово потрясая в воздухе оставшейся на виду частью тела. Множество дружеских рук извлекли ее наружу.
К нам пожаловал вождь. Он служил полисменом в «дальней-дальней стране», пока не умер его отец и его не призвали управлять своим народом. Это был малосимпатичный тип, он совершил серьезный промах, заявившись в наше жилище с фантастической европейской шляпой на голове. Я притворился, что не вижу его. Его подданные поняли намек: они тут же убрали своего предводителя вместе со шляпой. После этого деловые переговоры протекали намного легче.
Откуда-то на свет божий появился долговязый субъект, который утверждал, что у него есть лодка и он «много-много знай вода». Начались «тайные переговоры». В результате мы получили отличную небольшую, сделанную на совесть долбленку. В нее могло уместиться четверо, но, так как нас было трое, без охотника, его помощник уже не влезал. Последовали длительные прения: ведь помощник работал «двигателем» и его место было на корме, а охотник должен восседать на носу. Я предложил, чтобы мы все по очереди были «двигателем», и добавил, что мы «знай много всякая и всевозможная вода». Никто с нами не согласился, но мы оттолкнулись от берега, и все.
Первым «двигателем» был я, и мне было предписано повиноваться взмахам рук вожатого-охотника, а они напоминали движения полисмена на оживленном перекрестке. Первый взмах указал мне направление на середину стремнины и вверх по течению. С полчаса я обливался лбтом, неумело подражая индейцу в каноэ, прижимая весло к борту и то и дело обдирая об него пальцы. Тем не менее мы все же продвигались приблизительно на северо-восток. Затем вошли в широкую боковую протоку.
Здесь охотник развернул какой-то полотняный чехол и собрал из отдельных частей очень грозный с виду гарпун, который и положил, придерживая в равновесии, на правое плечо. После чего он не двигался в течение четырех часов. Мы же сменяли друг друга, гребя в состоянии, близком к помешательству.
Наступал вечер; вдруг наш вожатый принялся вертеть руками, как живая мельница. Так как «двигателем» в этот момент был я, я и заставил лодку крутиться волчком. Конкретных причин для внезапной вспышки такой активности как будто бы не было, но я, пытаясь не уронил? достоинства Британии, «правящей волнами»* — какими бы эти волны ни были, — с каждым гребком обдирал пальцы о борт, совершая героические усилия, чтобы не отстать от темпа, предложенного нашим вожатым.
*«Правь, Британия, волнами» — строка из гимна Великобритании. (Примеч. перев.)
На малой скорости мы обогнули зеленеющий мыс. Собираясь выправить курс поворотом лопасти весла, я вдруг заметил какую-то мошку, присевшую на мою руку. Взглянул поближе — и похолодел от ужаса. Это был комар, расцвеченный черно-белыми полосами. Не нужно было никаких дополнительных исследований — передо мной был Stegomyia, переносчик желтой лихорадки.
Когда комар повернул свою головку, нацеливаясь проколоть мою кожу острым хоботком, я прихлопнул его. Может быть, здесь я выиграл, но в ту же минуту что-то кольнуло меня в шею. Я хлопнул себя по шее, а когда взглянул на свои пальцы, измазанные кровью, там оказались останки второго полосатого дьявола.
Все обернулись посмотреть, в чем дело, все, кроме охотника.
— Берегитесь, — бросил я, — стегомия! — и замахнулся, чтобы хлопнуть Герцога по лбу.
Он отшатнулся в сторону. Настала короткая пауза. Я успел еще увидеть потрясенное лицо охотника, затем наша лодчонка, как волчок необычайной конструкции, перевернулась вверх дном почти без всплеска.
Вынырнув из воды, я окинул взглядом реку и начал снова тихо погружаться — на этот раз от изумления. Рядом с подпрыгивающими над водой благородными головами моих друзей и невозмутимым ликом охотника возникло с дюжину темных лиц, украшенных необыкновенной пышности дедовскими усами. Покачиваясь на небольших волнах от собственного падения, я видел, как эти странные существа то ныряют, то выныривают тут и там, в торжественном безмолвии созерцая «пришельцев». Рядом с одним из них плавала крохотная копия этого гротескного существа — детеныш с громадными усищами.