— Хотела бы я, чтобы ты на самом деле хотел этого.

— Конечно же, я хочу.

— Я знаю, ты так думаешь. — Вздохнув, она опустила голову. — Ты не виноват. Просто тебе нужно быть таким, чтобы выжить. Никогда не приближаться к людям, не открываться, чтобы не стать уязвимым. Ты слышал, что Майло сказал о Еве. Он говорил и о тебе тоже.

— Люди меняются, Джен.

— Некоторые меняются, кое-кто — нет. Некоторые хотят измениться, но не могут, а больно становится другим. Я не хочу, чтобы больно было мне. — Поколебавшись, она подалась вперед и прижалась губами к его щеке. — Будь осторожен, Том.

С грустной, отрешенной улыбкой она повернулась и направилась в сторону рю де Риволи в тот момент, когда Арчи и остальные поравнялись с Томом.

— Что ты ей сказал? — Арчи смотрел на удаляющуюся фигуру Дженнифер.

— Скорее, чего не сказал, — вздохнул Том, присев на треугольный бортик фонтана. В его голове все еше звучали прощальные слова Дженнифер. — В любом случае у меня есть хорошие новости — похоже, я вернул Джей-Пи работу. Если он будет правильно себя вести.

— Вот черт! — вздохнул Арчи. — Я хотел предложить устроить праздничную пьянку, но, судя по всему, тебе нельзя, Джей-Пи. Не повезло тебе, приятель. Придется просто смотреть.

— Ничего страшного, если только нам не придется смотреть, как ты пытаешься танцевать танго, — съехидничала Доминик, похлопав Арчи по руке. — Это тяжелое зрелище.

— Что ты имеешь в виду? Я отличный танцор, — возмутился Арчи. — И чем больше выпью, тем лучше танцую. Вот посмотри-ка. — Он попытался крутануться на пятках, но потерял равновесие и чуть не упал в фонтан.

Громкий смех растворился в радужных брызгах фонтана. Том поднял глаза и увидел, что Дженнифер почти добралась до улицы. Она помедлила, и он вскочил, надеясь, что она обернется. Но, покачав головой, Дженнифер вышла на улицу и скрылась из виду.

Бетонные стены коридора смыкались, словно их кто-то осторожно прижимал друг к другу, и тонули в темноте. Сегменты освещались один за другим; моргая, оживали лампы, повинуясь датчику движения. Затем с жужжанием загорались неоновые трубки; по коридору разносился стук шагов и мелодичное бряцанье ключей и монеток в кармане.

Охранник у двери, заметил, что начальство приближается, успел пригладить волосы и поправить форму.

— Большой день сегодня, не так ли, сэр? — сказал охранник, когда двое мужчин приблизились к нему.

— Определенно, — кивнул Фабю с улыбкой. — Пресс-конференция назначена на девять, и мы хотим убедиться, что она будет прекрасно выглядеть перед гостями.

Охранник вставил свой ключ в один из замков, Фабю — во второй. Герметичная дверь открылась с тихим вздохом. Мужчины зашли внутрь и подождали, пока она закроется за их спинами, прежде чем включить свет.

Загорелась одинокая лампа, осветив висящую под ней картину и оставив остальное помещение в темноте.

— Это и есть «Джоконда»? — выдохнул Фабю. — Неплохо, учитывая то, сколько ей пришлось пережить.

— Она прекрасна, — промурлыкал второй мужчина. — Лувр отлично над ней поработал.

— Проблема в том, что они обе прекрасны.

Фабю щелкнул несколькими выключателями. Зажглись еще четыре лампочки, каждая из которых покрывала холодным светом свой участок стены. И под каждой из них находилась «Мона Лиза».

— Проблема в том, что мы больше не знаем, какая из них принадлежит перу великого Леонардо, — покачал головой мужчина, глядя на пять улыбающихся портретов.

— Настоящая та, которую вы назовете настоящей, — коротко ответил Фабю. — Теперь вы директор музея. Вы святой Петр у врат рая. Вы решаете, какая из картин поднимется наверх, а какая останется в забвении. Вы решаете, во что будут верить люди. Реальность — это всего лишь человеческое восприятие.

Послушно пожав плечами, куратор поднял руку, глубоко вздохнул и начал считалку:

— Эники-беники ели вареники…