Отпуск я получила легко — мой начальник Юра, по совместительству мой же бывший ухажер, а теперь — зять дяди Миши и муж его дочери Лизы, отнесся с большим уважением к необходимости крепить научные связи и благословил меня на поездку. Кстати выяснилось, что Лиза уже сняла себе дачу в Старой Ладоге — и в моей душе зародился план по избавлению от Милы. Хотя бы временами.

Через четыре дня я встретила финно–шведа на Ладожском вокзале и, показав ему город, на следующее же утро повезла к месту экспедиции. Арне был худощав — как большинство шведов, высокого роста, очень интеллигентного вида и немного застенчив. Ему было 46 лет, он много трудился на раскопках в Помпеях и запатентовал несколько интересных технологий реставрации и идентификации находок. Списавшись с дядей Мишей и его другом, профессором Северовым, он предложил им попробовать применить его метод в наших условиях и с этой целью прибыл на берега Невы и Волхова.

Машину водить я до сих пор не научилась, и к месту нас доставил Макс, который довольно быстро выяснил, что в помощь археологам направлена группа юных милиционеров — воспитанников Кадетской школы Интерпола, недавно открытой в нашем городе. Руководил этим вполне богоугодным заведением бывший начальник моего брата, Валентин Викторович, некогда один из лучших сыщиков страны, а теперь генерал, педагог и по–прежнему просто хороший человек.

— Макс, а зачем нужны милиционеры на раскопках? — Поинтересовалась я.

— Для эстетического развития, — коротко ответил он, объезжая яму на дороге. — Увидят живую историю, лучше потом будут соображать, что такое национальное достояние. Так, по крайней мере, Валентин Викторович говорит. — Потом он с подозрением покосился на меня:

— А тебе, небось, уже преступления мерещатся?

Думать так у него были все основания: в прошлом году я оказалась втянутой в историю с убийством, произошедшим, к счастью, без моего участия, но кардинально переменившим мою жизнь. Даже с моим мужем, Ваней, я познакомилась, как это принято говорить, «в ходе оперативно–розыскных мероприятий» — в том деле он долгое время был основным подозреваемым. Но теперь я отмахнулась:

— Макс, перестань. Мне вполне хватило одной криминальной истории. Сейчас я думаю только об истории человечества. И надеюсь заниматься только этим.

— Но местечко тебе подвернулось весьма занятное, — заметил Макс.

— Ты имеешь в виду уровень преступности? Так ты меня обманываешь, и милиционеров все–таки прислали по делу?

— Да какие это милиционеры, — поморщился братец. — Мальчики, лет по шестнадцать. Им еще поступать предстоит через пару лет. А здесь они выроют череп собаки какой–нибудь и будут чувствовать себя Шлиманами, раскопавшими Трою. А про местные происшествия еще Пушкин писал. «Песнь о Вещем Олеге» помнишь? Это ведь здесь все было. «Из мертвой главы гробовая змея, шипя, между тем выползала», — продемонстрировал он знание школьной программы. — Хотя у Пушкина там что–то насчет берега Днепра говорилось, но современные исследователи все увереннее считают, что князь Олег умер именно здесь. Да и в летописях так сказано.

— Змея? — Подала голос Мила. — Вот, Клава, я же говорила тебе, что будет змея! Вот здорово, как сбывается мое пророчество!

— Мила, перестань говорить ерунду! — Возмутилась я. — Та змея, о которой говорит Макс, и сама умерла уже, слава Богу, лет тысячу назад. Тоже мне, сенсация! Да об этом каждый школьник знает!

— Тысячу девяносто один год, если быть точным, — заметил Макс. — И потом, я же и не сказал, что это какие–то откровения. Просто вспомнилось. Я всегда эти стихи вспоминаю, когда здесь приходится бывать. Вон, кстати, и Олегова Могила.

Я повернулась к Арне и показала ему курган, объяснив, что речь идет о знаменитом русском предании, по которому князь Олег, один из легендарных варягов, пришедших на Русь, умер загадочной смертью именно в этих краях и похоронен вот под этой самой сопкой, с видом на Волхов. Мила, с этого года приступившая к изучению шведского и финского, внимательно слушала мой рассказ, пытаясь понять, потом сообщила:

— Если через пять дней после того, как ты подарила мне двух змей, мы приехали в то место, где по вине змеи случилась трагедия, значит, и в нашей жизни случится что–то, связанное со змеями. Они ведь тут не перевелись?

Тут уже и Макс не выдержал:

— Мила, да сколько на земле случается трагедий по вине ядовитых змей! Нет, пожалуй, и вправду не следовало покупать тебе ту книжку! — Покаялся он. — Хотя лично я вот до сих пор не понимаю, почему он умер: здесь же кобры не водятся! А укус серой гадюки не смертелен, тем более она его в ногу ужалила! Впрочем, какая в те времена была медицина, да и иммунитет у дедушки явно был на нуле после всякого там Царьграда и общения с неразумными хазарами!

— Может, у него аллергия была, — предположила я.

— И на что могла быть аллергия в десятом веке? — Усомнился Макс; идея ему не понравилась.

— Не знаю, на что, — ответила я. — Может, на предсказания всякие, — я покосилась в сторону Милы. Пушкин же писал, что он волхва встретил, так тот старик, может быть, оказался занудой вроде нашей сестры. Как там у классика: «Кудесник, ты лживый, безумный старик». — Этой фразой я рассчитывала нейтрализовать предсказательницу хотя бы на время, но куда там! Мила не унималась до самого прибытия в крепость, куда нам надлежало доставить Арне. Вручив его по прибытии заботам пожилой камералки — так загадочно в экспедиции именовали женщину–завхоза, мы отправились осваивать снятый Лизой дом.