— Станция «Белорусская», — произнес мелодичный голос, возвращая Ангелину Львовну из неприятных воспоминаний в будничное настоящее.

Поток людей устремился к выходу в город. У цветочного киоска сонный милиционер заигрывал с дородной продавщицей, которая выставляла товар. Из черноты туннелей тянуло сырыми затхлыми сквозняками.

Госпожа Закревская вышла из подземки и сразу попала в густую снежную круговерть. Огромные снежинки летели в лицо и на воротник, превращая прохожих в призрачных Сайта-Клаусов. Издалека, сквозь снежную пелену был виден свет в окнах кабинета Самойленко.

К счастью, на сей раз обошлось: никаких посторонних личностей в офисе не оказалось.

— Пришла все-таки пораньше! — восторженно закричал Олег, встречая ее и помогая раздеться. — Ухты, сколько снега. Подожди, я вытряхну…

Он вышел на порог и встряхнул Ангелинину дубленку.

— Вешай сюда, к печке.

В холле уютно гудела газовая печь, пахло свежезаваренным чаем. На стеклянном столике стояла открытая коробка конфет.

— По какому поводу угощение? — удивилась Закревская, бросая жадный взгляд на конфеты. Она обожала шоколад.

— Сейчас узнаешь, — торжественно заявил коллега, потирая свою бородку, что являлось у него признаком величайшего удовлетворения. — Закрой глаза.

— Ой, Олег, только без этого! — взмолилась Ангелина. — Давай, не томи, показывай.

— Ну, ладно, — смилостивился он. — Идем. Он взял ее под локоть, увлекая в свой кабинет.

Там, на середине письменного стола, красовался прозрачный шар размером с небольшой мяч.

— Что это?

Закревская протянула руку, но доктор Самойленко дернулся и закричал:

— Не трогай! Не прикасайся!

— Ты что, Олег? — возмутилась она. — Белены объелся? Пусти, рукав порвешь.

Тот смутился, поспешно отпуская рукав ее костюма.

— Извини…

— Взбесился совсем?

Вежливая и безукоризненно корректная с пациентами — в общении с хорошо знакомыми людьми Закревская не стеснялась в выражениях и вполне могла отпустить крепкое словцо. Самойленко знал эту ее черту и не обижался.

— Понимаешь… — начал оправдываться он. — Магическую вещь нельзя просто так трогать руками. Мне один клиент привез эту штуковину из Японии. Я его просил.

— Ты объяснишь наконец, что это?

Психотерапевт принял эффектную позу и заявил:

— Думаю, мы видим перед собой настоящий… совершенно подлинный гадальный шар. Их делали в Японии пять тысяч лет назад из естественных, то есть натуральных, природных кристаллов кварца. Представляешь?

— С трудом, — вздохнула Ангелина Львовна. Похоже, у Самойленко очередной бзик. — И зачем тебе этот шар? Ты же врач, а не бабка-вещунья! Насмотрелся по телику про экстрасенсов, и крыша поехала? Да?

— Какая ты, Ангелина, прозаическая женщина. Просто жуть берет. Ты… калькулятор, а не человек.

— Спаси-и-ибо, — засмеялась Закревская. — Уважил. Ты, Олежек, признанный мастер изысканных комплиментов. Вот чего у тебя не отнимешь, так это умения доставить даме удовольствие. Любой поэт умер бы от зависти, услышь он твои речи.

— Ты лучше посмотри на это чудо! — воздевая руки к потолку, нараспев затянул Самойленко. — Какая прозрачность, какое дивное преломление света! Какая необъятная глубина! Шар живой. Он дышит, существует. Разве ты не чувствуешь? В его кристаллической бездне можно прочесть не только прошлое, но и будущее…

— Серьезно? — подняла брови Ангелина. — Ты не шутишь?

— Не веришь? — обиделся коллега. — Напрасно. Все вы, скептики, рано или поздно убедитесь, что в мире существуют не только стетоскопы, градусники и таблетки. Есть нечто неизмеримо большее, непостижимое разумом, сверхъестественное! А вы, вы…

— Давай выпьем, Олег, — перебила его взволнованную тираду Закревская.

Она знала: если вовремя не остановить этот бурный словесный поток, то он унесет Самойленко в такие запредельные дали, что ни у кого не хватит терпения слушать подобную белиберду.

— У тебя есть? — мгновенно переключился он. — Что? Коньяк, водка?

— Я имела в виду чай.

— Пф-ф-ф… — разочарованно фыркнул доктор.

— По-моему, ты и так… навеселе.

Самойленко не стал спорить. Он действительно чувствовал некую эйфорическую приподнятость, и сомнения, высказанные Закревской, не могли остудить его. Она просто не понимает. Женщина! Что с нее взять? Житейский приземленный ум, трезвый расчет. Ангелина — хороший специалист, но интеллект у нее слабенький. Никакого полета фантазии, никаких прозрений. Она ученый сухарь, скучна и правильна, как таблица умножения. Слишком логична, слишком благоразумна. Истинный же гений всегда немного безумен!..