Но неужели не понимают, недалекие, что это не тот случай, когда во имя отчетности можно затыкать дыры любым сбродом? Ему нужны РЕАЛЬНЫЕ «мстители» или как их там. Закроют не тех, а завтра снова начнется! Раздраженный, злой, он припадал к окошкам, разглядывал задержанных, чесал извилины. Все не то, не такими он представлял изворотливых злодеев. Зоя Васильевна, конечно, женщина резкая, решительная (он, кстати, вовремя засунул в рот кулак, чтобы не загоготать, когда узнал, какой вид экзекуции применили к ней «партизаны»; она так на него посмотрела… а еще эта косынка на голове, как у деревенской дурочки…), но, похоже, совершила ошибку. Она тащилась за злодеями через весь город, неужели те ни разу не проверились? Быть не может, публика тертая, вычислили слежку, намеренно приехали в Зубиловку, чтобы сбить ее со следа, бросили машину на парковке, удалив из салона отпечатки, а сами по тропинке – и в соседние трущобы, где можно поймать или угнать машину…

Он не верил, что эти люди виновны, но только и осталось, что с ними работать. С кем еще? Для начала он решил понаблюдать. Мужчины нервничали, метались по камере, как звери в клетке. Им не сиделось на месте. Заикался какой-то Никита (так он представился сокамерникам) – сутулый, с озабоченным лицом. Он беспрестанно облизывал губы, давил косяка на оконце, то разражался словесным поносом (а в исполнении заики это было что-то бесподобное), то замыкался. То опять начинал давить на жалость: дескать, всех освободили, а его до сих пор здесь держат. Можно подумать, сокамерники были в этом виноваты. Второй отзывался на имя Артем, он прихрамывал – не сказать, что отчаянно, но заметно. Этот почти не разговаривал, был мрачнее тучи. Третий – некто Константин Забелин, нервный весельчак с тиком над глазом. Сыпал похабными анекдотами, ржал над ними и был уверен, что к утру недоразумение разрешится, и всех их выпустят на свободу с чистой совестью и отличным настроением.

Кудесник рычал от злобы. И эти трое, по мнению его «непревзойденных» пинкертонов, подпадают под «описание»?! Хромой, заика и невротик? Уму непостижимо, вот дебилы…

С женщинами было еще веселее. Но за ними хотя бы наблюдать было интереснее. Вот бы еще разделись. Парочка – ну, вылитые проститутки с большой дороги. Вульгарные, напомаженные, с грубыми голосами: некие Анфиса и Ксения. Последняя посимпатичнее, хотя и воспитание соответствующее… Девицы в полный голос матерились, крыли последними словами полицейских, которые уже окончательно «оборзели». За что закрыли-то? Они порядочные девушки, уважают и ценят родную власть, особенно если эта власть не лезет им в душу. Ну, подумаешь, безработные, это ведь не значит, что они нигде не работают? Ксения смеялась: к ней как раз клиент на дом пожаловал, не успели за занавеской спрятаться, а тут «космонавты», блин, как черти из табакерки, так она одному все-таки успела врезать по яйцам! Голова после этого, правда, побаливала, «космонавтам» ведь не объяснишь, что женщин бить нельзя. А тех, которым это объяснить можно, не берут в «космонавты». Анфиса ржала как припадочная, показывала «наблюдателю в окошке» упругую попку, а две остальные девушки скромно помалкивали. Похоже, это был их первый опыт знакомства с тюремной системой. «Бедная Лиза» – одинокая разведенка, работала продавщицей на рынке, где так и не смогла заматереть и обабиться, – лишь украдкой посматривала на ржущих девок и робко улыбалась. Последнюю звали Настей, она трудилась администратором в супермаркете, с личной жизнью тоже не сложилось, снимала комнату в общаге. На девиц она поглядывала осуждающе, говорила сжатыми фразами, всячески показывая, какая между ними пропасть.

– Тащи Брызгалова, – бросил помощнику Кудесник. – И мне плевать, как ты его добудешь.

Через полчаса подвезли на машине заместителя председателя горсовета. Олег Миронович был уже не тем уверенным в себе, излучающим обаяние, одетым с иголочки народным избранником. Он изменился – решительно и бесповоротно. От господина Брызгалова уже не пахло, но сотрудники полиции держались от него подальше. Разбитый, поникший, растерявший былую депутатскую стать Олег Миронович напоминал фигуранта судебного процесса, которому объявили о пожизненном сроке.

– Вообще-то я на бюллетене, Аркадий Григорьевич, – пробормотал умирающим голосом Брызгалов.

– Рад за вас, Олег Миронович, – огрызнулся Кудесник. – И все же постарайтесь сосредоточиться. А то нас всех потопят в дерьме. Вы разговаривали с женщиной, назвавшейся Надеждой Викторовной. Вы видели ее лицо, мелькнувшее в машине. Сейчас вам представят четырех дам, и вы должны из них выбрать одну.

Брызгалов задрожал. Судя по апатии, охватившей человека, ему уже было все равно, найдут преступников или нет. Но опять встречаться с этой женщиной…

– Хорошо, – усмехнулся Кудесник, изучив лицо визави. – Следователь будет беседовать с каждой из них, а вы будете сидеть в соседней комнате, смотреть в монитор и слушать.

Итог эксперимента ничуть не удивил. Просто жаль потраченного времени. Через час с небольшим Кудесник снова лицезрел перед собой «приболевшего» депутата и слушал его беспомощный лепет, старательно подавляя тошноту. Олег Миронович практически не видел эту женщину, мелькнула она в окне, он успел еще подумать, что многовато у бабы на лице косметики. Но это решительно не шлюшка Анфиса и не Настя из супермаркета. Больше всех на ту даму похожа Ксения, хотя он не уверен – ведь это был какой-то миг, да и прическа другая… Но он готов заявить решительно: голос не Ксении, а скорее той… ну, которая самая робкая – Лиза, да? Вернее, даже не ее голос, а отдаленно похожий. Настолько отдаленно, что он не даст никаких поручительств, ничего он не знает, оставьте его в покое! Пусть ему ткнут в любую из представленных барышень, и он подпишет все, что ему скажут…

– И что теперь, Аркадий Григорьевич? – уныло вопросил помощник, брезгливо глядя вслед уходящему Брызгалову. – Оформляем на трое суток? Отпускаем?

Предчувствия тяжелых последствий томили душу старому лису. Его подчиненные и без того перестарались. Атмосфера в Качалове накаляется, вдобавок эти ужасные ролики в Интернете. Не факт, что московские товарищи сделают из качаловских подельников козлов отпущения, но такую вероятность исключать нельзя. Если пойдет большая волна, то всех сольют с потрохами, невзирая на связи, лишь бы самим удержаться, а потом будут кричать во всех СМИ: дескать, в очередном маленьком городе разоблачена крупная банда, сросшаяся с властью! А мы недоглядели, не уделили должного внимания, виноваты. А если еще вскроется, что полиция работала не самыми конституционными методами…

– Баб отпускайте, – проворчал Кудесник, – но поставьте на учет. Желательно понаблюдать за ними. Мужчин допросить еще раз, в моем присутствии.

Он всматривался в лица этих людей, искал в них что-то неестественное, настораживающее и, хоть ты тресни, не находил! Заика Никита откровенно психовал, моргал в пол, дергал плечами, словно его без остановки кусали блохи.

– У вас что-то случилось, Никита? – вкрадчиво спрашивал Кудесник.

– Д-да н-нет… – отшучивался тот. – Я всегда такой и-испуганный…