– Ну что, Еремеев, профукали туннель? – услышал у себя за спиной Петя продолжение другого разговора.

Повернувшись вполоборота назад, Веточкин навострил уши. Говорил казачий урядник, усмехаясь и покусывая пшеничного цвета ус.

– Да не звони ты на всю округу, – приглушенно отвечал уряднику здоровенный бородатый казак, чья фамилия, видимо, и была Еремеев.

– Был взрыв, но движение уже восстановлено, – добавил третий казак, сидевший у самого прохода с шашкой между колен.

– Хунхузы безобразят, – пояснил Еремеев. – Они и в мирное-то время шалили. А теперь и вовсе разгулялись – война! Японцам служат, змеи подколодные.

– Ну, туннель-то рванули, – подначивал урядник. – Эх вы, стража хренова!

– А ты потяни тут лямку, да не один год! – прогудел Еремеев, явно раздражаясь. – Приехал только, гусь этакий, а советы уже раздаешь. К тому же повторяют тебе – движение восстановлено. Мы в перестрелке троих свалили. На башках косы накладные…

– А подо мной опять коника ухлопали, – горестно вздохнул третий казак, поправляя шашку.

– Везучий, – протянул урядник.

– Чего?

– Могли бы тебя.

– Это да.

– Типун тебе на язык, прости Господи, – закрестился Еремеев. – Хватило с меня и лазарета по прошлой весне…

Петя невольно передернул плечами. Дела тут, однако! Еще до фронта не доехали, а уже взрывают, стреляют…

На очередном полустанке Веточкин выбрался размяться. Журналист на променад не пошел.

– Буфет здесь отвратный, ездил я тут уже, – объяснил свой отказ вылезать из вагона Семен Семенович.

Петя купил рисовые лепешки и бутылку молока у китайца-лоточника на перроне. Содрали рубль с полтиной – форменный грабеж! Но перекусить надо было, а прогонных денег у него еще оставалось прилично. Паровоз подал призывный свисток. Вместе с несколькими новыми пассажирами Веточкин поднялся на площадку вагона. Дернувшись и громыхнув сцепкой, поезд пополз дальше, медленно набирая ход. Входивший перед Веточкиным в вагон статный офицер показался Пете знакомым. Приглядевшись к нему повнимательнее, Веточкин громко окликнул его на весь вагон:

– Хлебников! Господин Хлебников!

Офицер замер, незаметно положив руку на кобуру револьвера. Потом медленно развернулся к счастливо спешившему по проходу ему навстречу Пете.

– Господин Хлебников! – улыбался Петя, подходя вплотную к своему старому знакомому. Разглядев чин, приветствовал его по-военному:

– Здравия желаю, господин ротмистр!

Хлебников (уж будем его так называть и дальше) быстро огляделся по сторонам. Затем изобразил на лице сначала недоумение, а затем радостное узнавание:

– Веточкин? Петр! Какими судьбами?

– Да я вот… – начал Петя, но Хлебников взял его под локоток и, уводя с прохода, проговорил:

– Давайте присядем.

Петя, разумеется, не заметил, но от ротмистра эта деталь не укрылась – сидевший на вагонной скамье казак Еремеев, услышав фамилию Хлебников, когда они проходили мимо, проводил их долгим внимательным взглядом…

– На войну, на войну, – предваряя расспросы Веточкина, говорил Хлебников, когда они уселись рядом. – А вы, Петя, такой молодец – оставить мирные занятия, когда отечество оказалось в опасности. Вижу, вольноопределяющийся, – кивнул на выпушки на веточкинских погонах Хлебников. – Я вами горжусь. Без малейшего преувеличения!

– Ну что вы, право… – зарделся Петя. И после неловкой паузы блеснул своими знаниями из области воинских знаков различия: – А вас повысили до ротмистра.

– Да, было дело, – небрежно провел пальцами по погону с одним просветом на своем плече Хлебников и потер верхнюю губу. Кошачьи усы над ней были сбриты.

– Здравствуйте, любезнейший, – раздался голос рядом.

Хлебников дернулся, на мгновение лицо его отразило неподдельное изумление. Но тут же, взяв себя в руки, расплылся в широченной улыбке.

– Семен Семенович! Вот так номер! Сегодня просто день встреч какой-то. – И уже привычно затараторил дальше: – Приятнейших встреч, должен признать!

– Весьма интересных встреч, – загадочно и очень серьезно произнес Цибулевич-Панченко.

Едва завязавшийся разговор был прерван самым неожиданным образом:

– Ваше благородие, дозвольте обратиться!

За спиной у Хлебникова стоял казак Еремеев.

– Ты что ж не видишь – господа разговаривают! – гневно изогнув бровь, привстал ротмистр.