О различных людях, ходящих в Греческую землю и остающихся в долгу. Если злодей не возвратится на Русь, то пусть жалуются русские греческому царству, и будет он схвачен и возвращен насильно на Русь. То же самое пусть сделают и русские грекам, если случится такое же.

В знак крепости и неизменности, которая должна быть между вами, христианами, и русскими, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях – Царя вашего и своею рукою, – скрепили его клятвою предлежащим честным крестом и святою единосущною Троицею единою истинною Бога вашею и дали нашим послам. Мы же клялись царю вашему, поставленному от Бога, как божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы. И это написание дали царям вашим на утверждение, чтобы договор этот стал основой утверждения и удостоверения существующего между нами мира. Месяца сентября 2, индикта 15, в год от сотворения мира 6420".

Русское посольство было принято с великим почтением. Как пишет летописец, царь Леон одарил послов "золотом, и шелками, и драгоценными тканями – и приставил к ним своих мужей показать им церковную красоту, золотые палаты и хранящиеся в них богатства: множество золота, паволоки, драгоценные камни и страсти Господни – венец, гвозди, багряницу и мощи святых, уча их вере своей и показывая им истинную веру. И так отпустил их в свою землю с великою честью". Таким образом состоялось приобщение варваров с Днепра к христианским культурным ценностям Олег, конечно, понимал, что византийским императорам верить нельзя, но зато южное направление теперь было безопасным. Сам договор нужно рассматривать скорее не как мирный, а как своего рода пакт о намерениях, регламентирующий посещение купцами с Днепра столицы Византии, пребывание их в этой столице, имущественные споры, возможности принятия выходцев из славян на службу (само собой, военную и наемную) в Византии, а также взаимопомощь во время морских несчастий.

Пожалуй, это и все, что известно о деяниях князя Олега Судя по именам его послов: Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид, – все это скандинавы или балты, то есть окружение первых князей явно неславянское, хотя за Олегом и признается право быть "светлым князем Руси". Скоро русские варяги окажутся в составе константинопольского наемного войска. Был ли конунг Олег реальным лицом? Да, был Причем это единственный древнерусский князь, которого греки титулуют по полной программе – светлый князь, то есть на западный манер "ваша светлость". Именно в таком качестве его имя употреблено в самом настоящем договоре между Русью и Византией. Это очень интересно, поскольку византийцы никого не стали бы титуловать таким образом, если не были бы уверены в полном и безграничном праве на этот высокий титул, и – что еще любопытнее – такое обращение могло употребляться практически только к выходцу из хорошо знакомой Константинополю Западной Европы, но не варварской некрещеной Руси. И поскольку текст этого договора известен не только по отечественным летописям, но и по византийским источникам – не доверять ему нельзя. Другое дело – время заключения договора, которое не совпадает с указанным, и пояснение летописи, что договоров было два – один в 907-м и другой в 912 году, хотя считается, что не только не было договора 907 года, но не было и похода 907 года, зато был договор 911 года и – вероятно – состоявшийся в это время акт устрашения, который и вынудил греков заключить "договор о намерениях сторон". И тогда наш золотой щит на воротах византийской столицы, который никак не мог быть знаком победы, оказывается знаком некоей союзности русских по отношению к грекам – только в таком качестве как "служим вам и защищаем вас нашими щитами" может рассматриваться этот "победный" жест. Но кем был "светлый князь", хотя имя его нам и известно, указать невозможно. Вопрос о поиске прототипа становится еще запутаннее, когда тексты летописей сравниваются со скандинавскими сагами той эпохи. В сагах действуют реальные личности, биография которых не вызывает у историков сомнения, но эта датировка не совпадает с датами жизни русского Олега, хотя уводит в легендарную область предсказаний судьбы и неминуемого рока. Наш князь принимает смерть от змеи, что позволило Рыбакову даже связать этот змеиный сюжет с архетипом змеиного образа в мифологии славян и археологическими находками керамики со змеиным орнаментом. Смерть его каким-то образом связана с легендой, по которой, согласно предсказанию, князь умер от укуса змеи, выползшей из черепа любимого им коня, причем из-за этой легенды спорят между собой два города – Киев и Старая Ладога. В Киеве вам покажут две предполагаемые могилы регента Игоря Рюриковича, в Старой Ладоге – одну. Но обе воюющие стороны убеждены: Олег упокоился именно в их земле. А согласно одной из параллельных версий конунг Олег соскучился улаживать дрязги между своими подданными князьями. Большой любитель хороших военных грабежей, он отправился воевать заморские северные земли – там и погиб. Истинная причина смерти неизвестна – то ли от укуса змеи, то ли от плохой пищи, то ли от раны, полученной в бою за добычу. Точно неизвестен и год: по расчетам, произойти это могло между 912 и 915 годами. Но он очень вовремя сошел со сцены, чтобы уступить место другому реальному персонажу, первому князю, от которого изначально велось генеалогическое древо Рюриковичей – Игорю Старому. И тут мы получаем кроме нестыковки датировок, еще и топонимическую путаницу.

Начнем с того, что буде Игорь Рюриковичем, сыном своего легендарного отца, то к моменту обретения власти он достиг бы уже преклонных лет. Если он родился в 865 году, как дают летописи, то в 912 ему бы исполнилось уже 47 лет. Для Средневековья это не середина, а чаще всего закат жизни. Однако наш Игорь превосходно себя чувствует, женится в возрасте 36 лет, через сорок (!) лет рождает сына Святослава и погибает глубоким стариком накануне своего восьмидесятилетия! Если в год принятой летописями смерти Рюрика ему было два года, то его женитьба в 903 году (в 25 лет) вызывает гораздо меньше нареканий, но рождение сына наследника спустя почти сорок лет и от той же Ольги, которой перевалило за пятьдесят, – невозможно хотя бы в силу физических особенностей женского организма К моменту гибели самого Игоря ему бы исполнилось около семидесяти лет. Непонятна и функция Олега как регента при "малолетнем" князе. "Малолетство" Игоря в первом случае достигает 47, а в другом – 35 лет! Нам хорошо известно между тем, что в средневековом мире юноша достигал совершеннолетия в 13 лет и имел право жениться в 14, а девушки соотвественно в 12 и 13. Следовательно, по исполнении Игорю 14 лет он имел законное право потребовать вернуть власть. И тогда Олег, который этого не сделал, – просто узурпатор. Исходя из этих простых расчетов, и можно уверенно сказать: Игорь никак не мог быть сыном Рюрика – ни настоящего, то есть Ютландского, даже если он вдруг бы оказался внебрачным ребенком, прижитым "язвой христианства" на стороне от новгородской барышни, – ни легендарного. В последнем случае хронология его собственной жизни столь чудовищна, что обсуждению не подлежит. Скорее всего, в 912 или 915 году приходит к власти другой, не оставивший в летописи следа, князь, а вполне вероятно, что на княжение Игоря приходятся сразу два князя-тезки. Но период этого княжения необходимо разбить на две части. Что же нам мешает это сделать? Текст летописей: там все четко – от смерти Олега до смерти Игоря прошло тридцать лет. Но… рождение ребенка через четыре десятка лет после брака! Нет! Это уже из области сказок. Однако, если мы вставим сюда "промежуточного" князя и само собой передвинем дату свадьбы на 943 год, тогда получится гораздо более убедительная картина. Тем более что сведений о нашем летописном Игоре до злополучного похода на греков и не существует. А в тексте летописи при князе Олеге Игорь упоминается лишь в самом начале – как "младенец" или "детьско". Будем считать, что Игорь Первый управлял Русью из Киева и действительно женился около 903 года, в таком случае, Игорю Второму на момент смерти могло быть не более сорока лет, а учитывая, что он мог оказаться не первым сыном, или остальные дети были девочками, то Игорь стремительно молодеет. Судя по его поступкам и не самой умелой тактике переговоров – князь был очень молод.

Но что делать с "промежуточными" событиями, включенными в летопись? Они, эти события, ничего не добавляют, только связывают хронологически историю Руси с историей Византии и Болгарии:

"В год 6421 (913). После Олега стал княжить Игорь. В это же время стал царствовать Константин, сын Леона. И затворились от Игоря древляне по смерти Олега.

В год 6422 (914). Пошел Игорь на древлян и, победив их, возложил на них дань больше Олеговой. В тот же год пришел Симеон Болгарский на Царьград и, заключив мир, вернулся восвояси.

В год 6423 (915). Пришли впервые печенеги на Русскую землю и, заключив мир с Игорем, пошли к Дунаю".

Между 915 и 941 годом в летописи практически пустые года, разве что происходит небольшой конфликт с печенегами в 920 году. Часть этого пустого правления относится к Игорю Первому, часть – к Игорю Второму. Родился он, скорее всего, между 913-920 годами. В этом случае к моменту похода на греков нашему князю от 26 до 21 года, возраст вполне достаточный, чтобы решиться на войну с Византией, и в то же время недостаточный, чтобы иметь хороший военный опыт. И наиболее вероятно, что ему около двадцати лет. Вот наш юноша и делает ошибку за ошибкой:

"В год 6449 (941). Пошел Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: 10 тысяч кораблей. И пришли, и подплыли, и стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств. Когда же пришли с востока воины – Панфир-деместик с сорока тысячами, Фока-патриций с македонянами, Федор-Стратилат с фракийцами, с ними же и сановные бояре, то окружили русь. Русские же, посовещавшись, вышли против греков с оружием, и в жестоком сражении едва одолели греки. Русские же к вечеру возвратились к дружине своей и ночью, сев в ладьи, отплыли. Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же, увидев пламя, бросились в воду морскую, стремясь спастись, и так оставшиеся возвратились домой. И, придя в землю свою, поведали – каждый своим – о происшедшем и о ладейном огне. "Будто молнию небесную, – говорили они, – имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их". Игорь же, вернувшись, начал собирать множество воинов и послал за море к варягам, приглашая их на греков, снова собираясь идти на них".

Ни о каком избиении греков русами в 941 году византийские хроники не знают, зато они точно знают о страшном поражении князя во время его попытки взять Византию. Спустя годы именно на этот бездарный поход ссылается Иоанн Цимисхий, византийский царь, пеняя сыну Игоря Святославу, что "ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды".Укор этот подтверждает, что войско князя было значительным (конечно, вряд ли 10 тысяч кораблей, но скажем так – множество), и что грекам удалось разбить это войско, потому как домой, "к Киммерийскому Боспору", удалось вернуться лишь немногим счастливчикам. Следовательно, "стали воевать страну Вифинскую, попленили землю по Понтийскому морю …и Суд весь пожгли"и "кого захватили– одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы",и " много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли"– все это красочное перечисление бед, которые русские в Византии натворили, все это сказано, чтобы не так убийственно звучали последующие строки о полном поражении и ужасе, охватившем нападающих, когда они впервые увидели самое секретное оружие Византии – греческий огонь. Причем, в отличие от обычного "пожгоша" да "распинаша", оружие греков описано правильно. Неудивительно, что после такого убийственного провала наш юноша вынужден был обратиться за помощью по хорошо известному адресу – то бишь к варягам Правда, не совсем понятно, к каким варягам и через какое море он должен был отправить своих людей с мольбой о помощи. Пока что все ясно: