– Ну, тогда смотри внимательно. Может, поймешь!

Это оказались фотографии, вернее, их ксерокопии, черно-белые листы, на которых была я. Я настолько растерялась, что даже не могла заставить себя взять одну из них в руки, так и сидела среди собственных изображений, не шевелясь и не говоря ни слова. Сашка меж тем выхватил один из листов и сунул прямо мне в лицо:

– Что, дорогая, славы хотелось? Мировой известности? Чиччолина нашлась!

– Какое отношение это имеет к маньяку? – только и смогла выдавить я, и Сашка взорвался:

– Хватит! Хватит врать! Это ведь факты! Как и вот это! – Он нервными движениями расшвырял по кровати листы и нашел что-то вроде письма, сунул мне: – Читай!

Я пробежала глазами первые строки и все поняла. Это было прощальное письмо Кости, вернее, его копия. В нем он перечислял все случаи нападения на девушек и последний, тот, главной героиней которого была я. Мое имя и фамилия, выписанные плохим врачебным почерком.

– Ну?! Это освежило твою память, дорогая? – зло спросил Саша, поняв, что я увидела то, что он хотел.

– Да.

– И что? Что ты теперь скажешь?

– Ничего не скажу. Это все правда. Но я не знала, что это – он.

– Не знала?! Ты – не знала?! Ты, тварь, спала с ним столько лет, снималась у него в этих порноисториях – и не знала?! – Голос мужа сорвался почти на визг, и я вместо стыда или раскаяния вдруг ощутила такое отвращение к Сашке, что стало трудно дышать. – Тварь! – Он изо всей силы ударил меня по щеке, разбил губу. – Повезло твоему подонку, что сам в петлю залез, иначе его даже до суда не дотянули бы! Я собираю вещи и ухожу. Больше не смей впутывать меня в свои игрища! Живи, если сможешь – после всего этого. Хотя на твоем месте я бы из окна вышел.

Ровно через полчаса за ним закрылась входная дверь. Все. Даже мертвый, Костя ухитрился отомстить мне.

Я просидела в кровати среди кучи черно-белых изображений больше часа, даже не заметив, что по-прежнему сжимаю в руке прощальное признание Кости. В какой-то момент меня охватило абсолютное равнодушие ко всему, что произойдет дальше. Я понимала, что теперь мне уже не удастся избежать общения со следователями, мне нужно будет давать показания, что-то говорить, рассказывать… Но сил на это у меня не осталось.

Сбросив все на пол, я ушла в кухню, достала из аптечки все имевшиеся там снотворные таблетки, выдавила их в блюдце. Зачем-то пересчитала – оказалось двадцать семь штук. Я налила воду в стакан, села за стол, закурила сигару и уставилась в блюдце. Да-да, сейчас докурю – и…

Он почувствовал странную боль в области сердца – давящую, мешающую дышать. Машинально расстегнул воротник рубашки, и референт обеспокоенно спросил:

– Евгений Васильевич, с вами все в порядке?

– Со мной… да, со мной в порядке…

Внезапно он сорвался из-за стола и побежал к выходу, сорвав по пути с вешалки пальто.

Пробка… огромная пробка в том месте, где их в принципе никогда не бывает, ну надо же! В висках от напряжения стучали молотки, он никак не мог сосредоточиться, только чувствовал: надо что-то предпринять. Рванул прямо по тротуару, отчаянно сигналя редким прохожим.

Вот и знакомый двор, и подъезд. Он не стал дожидаться лифта, побежал вверх по лестнице, изо всех сил ударил плечом в дверь – она оказалась открыта. Он метнулся в спальню – кровать была пуста, и только на полу валялись какие-то листы. Он поднял один…

– Лариса!!! Лори, где ты?!

– Что ты кричишь? – раздался спокойный холодный голос из кухни. – Я здесь.

Он побежал на голос – она сидела за столом, курила сигару и улыбалась отстраненной, чужой улыбкой. Он увидел перед ней блюдце с таблетками, смахнул его на пол и растоптал осколки и белые «пуговки»:

– Ты что?! Как ты могла?! Как посмела?!

Она смотрела на него насмешливо, выпуская струйки дыма ноздрями:

– Совсем сдурел? Да, я хотела. Но потом поняла – а нет уж! Получится, что он добился того, чего хотел, – чтобы я осталась с ним. А я не останусь. И жить буду. Просто потому, что я сильнее. И у меня хватит мужества признать свои ошибки и начать жить заново.

Он сгреб ее в охапку и прижал к себе:

– Лори, выходи за меня замуж.

– Нет.

Ответ прозвучал для него слишком неожиданно и резко, и она поняла ошибку, обняла за шею и прошептала на ухо: