— Да кто угодно.

— Может, вы знаете человека, который хотел бы особенно вам досадить?

— Да почти все хотят.

— Почему?

— Потому что они мне завидуют. Я всегда беру первые места на всех школьных конкурсах, и они ненавидят меня за это.

— Кто «они»?

— Злые завистники. Особенно девчонки.

— Они ненавидят тебя за то, что бы берешь первые места на конкурсах?

— Да.

— Понятно. — Мальчик-детектив делает очередную запись в блокноте. — Ты сейчас в каком классе?

— В восьмом. Перешла сразу через два класса.

— В восьмом? А тебе сколько лет?

— Одиннадцать.

— Ага, понятно.

Мальчик-детектив, Эффи и Гас смотрят на мертвого кролика.

— И что? — спрашивает Эффи.

— Что «что»?

— Вы найдете его голову или нет?

— Скорее всего, нет.

— Нет? — уточняет девочка.

— Нет. Скорее всего, нет.

— Вы, наверное, не очень хороший детектив.

— Да, наверное.

Они смотрят на мертвого кролика в неловком молчании. Никто не знает, что еще можно сказать.

Это научный факт: в Готэме, штат Нью-Джерси, совершается совершенно немыслимое количество преступлений. Вы даже не представляете сколько. Это не город, а какой-то кошмарный музей восковых фигур, населенный зловещими призраками мертвецов. По сводкам полиции, в Готэме, штат Нью-Джерси, совершается ежегодно:

Этому городу действительно необходим мальчик-детектив. Просто мальчик-детектив забыл, насколько остра эта необходимость.

Мальчик-детектив стоит перед входом в «Тенистый дол». Ему так не хочется заходить внутрь. Он не хочет здесь жить: нет, нет, нет. Внутри будет пахнуть порошковым картофельным пюре незнакомой марки. Внутри кто-то будет выкрикивать песню, которую Билли не знает. Тишина этого квадратного здания, мучнисто-бледные лица его обитателей — с неподвижным печальным взглядом затуманенных лекарствами глаз, они вяло бродят по садику перед пансионатом; все как один в белых пижамах — наводят мальчика-детектива на невеселые размышления, что причина отсутствия равновесия в этом дне, в этом веке, на самом деле — не более чем мглистые испарения на мутном стеклышке микроскопа на столе у какого-нибудь ученого. И не важно, что это: химическое нарушение в организме, событие, отозвавшееся неизлечимой психической травмой, или какое-то нечеловеческое напряжение в атмосфере, — оно разрушающе действует на всех, и на него самого в том числе, и ничего нельзя сделать, и больше всего мальчика-детектива пугает тайна собственного бессилия.

Его также пугает лечение, которое ему прописали. Лечение, основанное исключительно на догадках. Сейчас его лечат сразу от нескольких заболеваний: в частности, от обширной депрессии и навязчивой компульсивности [1] . Когнитивно-поведенческая терапия (он должен учиться подавлять в себе настойчивые побуждения разгадывать недоразгаданные кем-то кроссворды, прикрывать незакрытые двери и заканчивать песни, недопетые кем-то другим) подкрепляется ежедневной двухсотмиллиграммовой дозой ингибитора, замедляющего накопление серотонина в мозге: анафранила, или, если брать фармакологическое название, кломипрамина. Плюс к тому — два седативных препарата, которые следует принимать «на свое усмотрение»: ативан, почти мгновенно действующее средство для экстренного успокоения панических атак, и сероквел для снятия тревожности, который действует медленнее и хуже выводится из организма. Почему эти снадобья помогают? Как они действуют? Мы не знаем. Для начала, наверное, следует разобраться, в чем причина болезни. Но этого тоже никто не знает. И эта загадка — недоумение по поводу природы болезни, причина его непонятной, неразрешимой тоски, когда ты постоянно чувствуешь себя несчастным, это странное нераскрытое преступление, совершенное в потайных темных глубинах сознания Билли, — вгоняет мальчика-детектива в депрессию и проявляется, помимо прочего, конвульсивным подергиванием кисти, которое появилось в последнее время.

В это мгновение, когда мальчик-детектив открывает стеклянную дверь, он понимает, что оказался именно в том месте, которое пугало его всегда: долгий взгляд через плечо на неизбежный мир тайны.

Вот что думает Билли, переступая порог: «Я разберусь, почему Кэролайн совершила самоубийство, накажу тех, кто за это в ответе, и покончу с собой при первой же возможности».

Эффи Мамфорд — худший игрок в школьной футбольной команде за всю историю человечества. И это не преувеличение: в своей неизменной зимней куртке, с низко надвинутым на глаза капюшоном, она явно страдает патологическим отсутствием всякого периферийного зрения; из-за постоянных соплей ей часто приходится останавливаться и вытирать нос рукавом; ее очки вечно падают, и на них обязательно наступает кто-то из менее неуклюжих и более спортивных девчонок; если мяч в кои-то веки летит в ее направлении, она бросается к нему, вне себя от возбуждения, и, разумеется, не добежав до мяча два шага, спотыкается, падает и обдирает коленки; если она предпринимает попытку отобрать у кого-то мяч, то этот «кто-то» неизменно оказывается игроком ее же команды. Согласно правилам Американской юниорской футбольной лиги, Эффи должна выходить на поле как минимум на четыре минуты в каждом матче. Именно эти четыре минуты частенько приводят к разгромному поражению «Готэмских пум», за которых играет Эффи. Девочки из команды даже придумали про нее песню:

На тренировке — в тот же день, но чуть раньше, — мяч случайно передали в ее направлении. Эффи бросилась к нему с криками:

— Я отобью! Я отобью! — и, разумеется, споткнулась и растянулась на мокрой траве.

— Вот зачем тебя взяли в команду?! Мне до сих пор непонятно, — сказала Паркер Лейн, розовощекая девочка с каштановыми волосами, собранными в хвост на затылке, и глазами, накрашенными голубыми тенями. Вся такая спортивная, подтянутая, в коротеньких шортиках. Она наступила каблуком шипованой бутсы на очки Эффи, слетевшие, когда та упала. Наступила со всей силы, давя стекла, уже закрепленные несколькими кусками прозрачного скотча. — Хоть бы ты уже ослепла.