Некогда Астрахань была столицей одного из татарских каганатов, разбитого Иваном Грозным после победы над Казанским царством. Победа над Астраханским царством принесла Москве власть над всей Волгой. Борьба эта шла двумя этапами: первый совершен Иваном III в XV веке, когда его войсками в битвах с Новгородской республикой была занята Верхняя Волга до Оки. Процесс этот, безусловно, был бы задержан, окажи Ягеллонская династия своевременную помощь Новгороду, входившему тогда в Ганзейский союз. Второй этап был осуществлен в XVI веке Иваном Грозным, занявшим, как я уже писал, Казань и Астрахань. Хотя Грозный и проигрывал в битвах с гениальным венгром Стефаном Баторием, ему сопутствовала военная удача в боях с татарскими княжествами.

В детстве и юности я часто слышал замечательную песню, ее мелодия и слова выражали и глубину русской души, и ее талантливость. Начиналась она словами:

В Астрахани мы должны были пересесть с речного парохода на морской. Сам город не произвел на нас сильного впечатления. Смрад, хотя и не такой сильный, как в дельте, казалось, пропитал все вокруг. Нас разместили в какой-то второразрядной гостинице, сказав, что пароход на Баку будет только на следующий день. Пользуясь случаем возможности прибегнуть к услугам почты, мы написали и отправили массу писем нашим друзьям, оставшимся в Советском Союзе.

Приехав на следующий день на пристань, мы застали там толпу людей, ожидавших посадки на маленький, обшарпанный пароходик. Мы присоединились к толпе. Минут через тридцать на стоявший тут же помост забрался энкаведешник и стал читать список тех, кому позволено отплыть с этим пароходом. Услышав свою фамилию, нужно было поднять руку.

Толпа, в которой мы стояли, мало чем отличалась от лагерного этапа. Мне показалось странным зрелище, как польский посол, услышав свою фамилию, поднял вверх руку. Я подумал, было ли присоединение нас к толпе частью инструкций высшего руководства или просто — обыкновенным хамством местной администрации? Мне казалось, что в свете всего происшедшего в последние недели, этим жестом Советы лишний раз демонстрировали, как они мало считаются с польским эмиграционным правительством.

Астрахань стоит не на море, а на берегу волжской дельты. Река в этом месте так широка, что невозможно увидеть противоположного берега. Каспий же там очень мелок, и пароходам приходится выходить в море, плывя по узкому фарватеру. Каюты на пароходе были неудобными и душными.

Но зато был повар, приготовивший из наших консервов неплохой ужин, с аппетитом съеденный нами в какой-то каюте, предназначенной, видимо, для обедов экипажа. Там стоял узкий стол, а по обеим его сторонам — такие же узкие лавки, на которых мы и расселись в страшной тесноте.

На восходе мы подошли к Дербенту, одному из двух главных городов Дагестана. Дагестан — это автономная республика со столицей Махачкалой, входящая в состав Российской федерации. Конечно, автономия Дагестана — чистая фикция.

В юности я много слышал о красотах Дагестанской долины. Здесь, еще со времен Петра Великого, началась российская экспансия на Кавказ. Население здесь говорит на тюркских наречиях, исповедует ислам и не любит русских, особенно большевистский их вариант. С самого появления здесь русских не утихала партизанская война, в пятидесятых годах прошлого века, после призыва религиозного лидера Шамиля ко всему мусульманскому миру объявить россии священную войну, перешедшая в войну подлинную и открытую. После революции советская историография представляла Шамиля видным борцом против колониализма, при Сталине его стали называть английским и турецким агентом.

Сталин медленно, но неустанно наполнял лагеря горцами, я об этом уже упоминал выше. Но они не стали для меня товарищами: больно у них был крутой и вспыльчивый норов, особенно — у чеченцев. У меня была с ними даже драка, когда они хотели нас с моим русским товарищем согнать с места на нарах. Это еще один парадокс польской судьбы: поляки и украинцы в советских лагерях и ссылках вынуждены держаться русских — так легче выжить.

Первое впечатление от города было приятным. Я ожидал, что город будет похож на наш Бориславль, в котором я однажды побывал в 1929 году. Но здесь, в Баку, во всяком случае в том районе, где нас поселили, не было запаха нефти. С моря дул легкий бриз, приносивший не только морской воздух, но и доносивший запахи Каракумов. Во всем — в природе, садах, манерах — ощущалась близость Ирана. Даже на улицах люди выглядели совершенно иначе. Черты лица местного населения были тонкими и очень приятными. Все здесь было удивительно и немного таинственно. Я был на рубежах того самого Востока, который так хотел всегда узнать.

Разместили нас в недавно построенной гостинице Интуриста. Но и здесь были некоторые проблемы: в одних номерах вода в ванной никак не хотела течь из кранов, зато в других она текла так, что не остановишь. Это была типичная проблема советских новостроек, о которых обычно писалось на последних страницах газет. Первые страницы были посвящены описаниям различных достижений и рекордов. Нам сказали, что судов до иранского порта Пехлеви в ближайшие дни не будет, но зато мы могли без ограничения заказывать в гостинице икру и водку, а по запросу администрация может оказать содействие в приобретении билетов в театр и на концерты.

Уже не помню, как долго мы жили в гостинице. Кажется, около недели. Кот попытался наладить контакт с нашими посольствами в Куйбышеве и Тегеране, но телефоны работали отвратительно, а на телеграммы просто не было ответов. В конце концов нам показалось, что мы фактически интернированы в наших номерах люкс. Иначе мы не могли объяснить поведение советских властей. Вечера мы вновь проводили за разговорами в номере посла Кота.

Мы старались как-то занять время вынужденного безделья: я и Ксаверий ходили купаться в море. И здесь, как и у Астрахани, море было мелким. Приходилось пройти около четверти километра по деревянным мосткам, пока дойдешь до киоска, где можно купить билет на право пользования кабинкой для переодевания. Но и здесь глубина была чуть выше пояса. На мостках были устроены лежаки, и на них было довольно много загорающих.