Осколки чего-то красивого

Аннотация

Это дневник сказочника. Бальгар — 18-летний парень, студент биофака, но у него есть особый талант — находить в событиях обычной жизни ключи к сказкам. Очень рекомендуется тем, кому мир кажется скучным и безнадежным. Окрыляет.

Этот мир был околдован нефритовой осенью. Здесь затихали птицы перед последней прощальной песней, прежде чем улететь; а цветы здесь не вяли, а таяли, как туман. Листья же вяли… и пахли зеленым чаем… На траве лежал крылатый человек…

Этот мир был околдован нефритовой осенью. Здесь затихали птицы перед последней прощальной песней, прежде чем улететь; а цветы здесь не вяли, а таяли, как туман. Листья же вяли… и пахли зеленым чаем… На траве лежал крылатый человек… Кто-то переломал ему крылья и разбил лицо. Разметались мягкие русые волосы, окрашенные алым… Он лежал, раскинув неподвижные израненные руки; и ноги неестественно подогнулись, как у сломанной куклы. …Крылатый человек был живой. Ослепительно синие глаза глядели в пустое небо, а пересохшие губы что-то шептали, не в силах кричать. А вокруг таяли нежные цветы, и шелини — музыкальные ветры — пели весело и беспечно… Его время утекало по капельке. Но где-то, возможно, пересекались невидимые линии судьбы его и того, кто мог бы его спасти… 1. 13 января 2003 г 13 января… Сегодня я родился и мне дали имя Бальгар. Мой милый мир, ты больше мне ничего не дал. Но разве этого мало? Жизнь и такое имя. Я не жалуюсь. Я самый счастливый в мире одинокий волк. 2 Кадр… Моя планета, вид с космической высоты; высоты, так сказать, спутникового полета. Облака похожи на вихри, а на той стороне Земли, где царствует ночь… светятся города. Светятся, как мириады люминесцентных жучков… светлячки… Правда ли это? Правда ли города вот так ясно светятся по ночам?.. Я зажигаю свет. Мне было неплохо и при свете монитора, но я щелкаю выключателем — и загорается единственная лампочка в моей комнате, жмущаяся к стене под своим убогим стеклянным колпаком. Мой вклад в свет моего города. Чувствую, что это важно… 3. 14 января 2003 г Мир тих. Мой нулевой этаж заносит снегом. Стекла сейчас наполовину в сугробе. Ног прохожих уже не видно. Скоро останется вид только на небо. Вид, тонкой щелочкой, пару сантиметров под которой снег еще полупрозрачен. 4 Весь день чувствовал себя неважно. Легкая тошнотная муть и бесконечная слабость… Вышел пройтись. Хрустя снежком, дочапал до аптеки. Мне там ничего не надо было. Зашел подышать аптечным запахом, который всегда манил меня, как кошку — валериана. Долго смотрел на витрину, где лежали, запакованные в пакетики и коробки, обычные лесные травы… Душичка, зверобой… А мне бы хотелось чаю из малиновых листьев… О, сколько бы я дал сейчас за пачку их, зеленых и ароматных! Будь сейчас лето, я бы взял рюкзак и пошел бы в лес. Он в черте города у нас, лес-то, но, если зайти достаточно далеко, об этом несложно забыть. Я знаю такие места, где растут лесные орехи или вот дикая малина… Люблю и время цветения лип. Старушки обдирают все липы в черте города и заваривают ароматное золото вместе с пылью дорог в старых чайниках. А я хожу в лес… — Простите, у вас есть малиновые листья? — спрашиваю я милую девушку в белом халате. На мгновение наши взгляды встречаются. — Нет, молодой человек, — отвечает она мягко. Она не смеется надо мной и совсем не злится. А ее улыбка? Неужели продавцов специально так учат улыбаться, или она просто улыбнулась мне? Где фальшь? — Малиновых листьев у нас нет. — Ничего… я просто… просто неважно себя чувствую с утра, голова кружится… слабость, — я болтал на удивление доверчиво. — Знаете, чай с малиной тут совсем не пойдет. Вы лучше возьмите вот этот… И я его купил. Чай "Золотой корень" с родиолой розовой. Дома сидел с ногами на кровати, грелся и гипнотизировал плавающий в кипятке пакетик… Милая девушка. Я хотел бы увидеть ее еще раз. Но не хотел бы быть назойливым надоедливым занудой. 5 И зачем я хочу ее видеть? Просто лечу на свет, как мотылек? Или тянусь к солнышку, как зеленый одуванчик? С ней хорошо. Мне ничего от нее не надо, кроме как погреться в лучах ее света. Она улыбается так по-доброму… Хотя, говорят, сейчас учат так улыбаться. Сейчас даже пейджинговые операторы улыбаются, когда разговаривают с клиентом по телефону. Говорят, человек это чувствует. И во всем я ищу миражи! Я такой. Опять забыл зажечь свет. Ну, если это забудет сделать еще тысяча тысяч человек, мой город не будет видно с космической высоты… щелк… 6. 15 января 2003 г Моя мышка… Genius, престарелое дитя кубизма… Я зачем-то думал о том, чтобы сдать экз и получить картонку для доступа в универский Интернет-центр. Бесплатный и, говорят, не очень тормозной инет. Я подумаю… Мой коврик… я получил его на халяву во время какой-то рекламной акции на infoart.ru… но это было давно. Если не ошибаюсь, теперь это aport.ru… лень проверять… Коврик похож на расплющенную мышь. Розовый. У него есть хвост и два пластиковых глаза… 7 "Золотой корень" свое дело сделал. Правда, спал я плохо с него. Бодрячок. С утра мне позвонили. Вот я и снова на коне. Буду объяснять семикласснику алгебру за 50 рэ в час… В Новый год я подрабатывал Дедом Морозом маленько. В итоге мы с тетей Нелей — хозяйкой(я у нее комнату снимаю) даже разорились на елку и сладости… я ей как сын… одинокая она… В общем, потом с работой стало совсем никак. С одной стороны — хорошо, не мешает сессию сдавать потихоньку(а мне надо наотлично, чтобы заработать повышенную стипендию!), а с другой — денег-то не прибавляется… А моя беда вся в том, что я трачусь еще и на тренировки и интернет… суровая статья расходов. Без тренировок я умру с тоски… сопьюсь, сколюсь, что угодно, поэтому на них экономить нельзя… а вот на инете надо… соображу с Интернет-центром все-таки… 8 Я добрался до места на троллике, благо школьный проездной на год избавляет меня от лишних трат… Обычный серенький дом. Квартирка, больше напоминающая шкаф. Пыльный шкаф, завешанный коврами. Холодно. Тусклый свет… По-моему 50 рэ в час для них просто грабеж… Познакомился с родителями мальчика. Кажется, они смотрели на меня с надеждой… Они ушли на кухню, а меня с моим новым учеником оставили в комнате. Его зовут Ильдар. Худенький — просто вешалка для своего пиджачка… я и сам такой был в детстве… ой, да, прошло оно, детство-то… мне ж 18 стукнуло недавно… Минут через 10 мне удалось его разговорить… я напоминал себе лесника, осторожно пытающегося завоевать доверие пугливой зверушки… Пытались решать. Я понял, что дело труба… от японского крейсера… Наверно, придется начинать чуть ли не с нуля. Я справлюсь, я думаю. Да, если мне не мешать, я справлюсь. Никаких вмешательств родителей в учебный процесс — и проблем не будет. 9 …шел, значит, я, такой замерзший и загруженный, к себе домой. Думал о горячем чае. Зачем-то с тоской посмотрел на аптеку… и что-то велело мне сегодня туда не ходить. И я не пошел. Хотя жутко замерз и хотел бы немножко погреться и подышать теплым воздухом… Пришел домой. Сидел играл в тетрис, чтобы легче было выбросить из головы алгебру. Потом сел за свои книжки. Тетя Неля заходила в мою комнату, и я просто кожей ощущал, что она смотрит на меня с умилением… 10. Сейчас… просто думаю об этом дневнике. Зачем он мне? Молчаливым созерцателем быть наскучило?.. И для чего вообще дневники?.. кто-то жалуется на жизнь, кто-то то, кто-то сё… Я подумал, что если я умру, дневник останется. А все ведь может быть. 30000 человек в год в России гибнут под колесами машин… и это только машины… а есть еще болезни, самоубийства, убийства… и квинтильон разнообразных случайностей на любой вкус… Я тоже могу умереть. Мне не жаль. Мне не страшно. Наверное, я хотел бы стать призраком Сети после смерти. Меня прельщает такая роль. Бальгар — призрак Сети… вечно живой… А пока этот самый Бальгар пошел смотреть сны. 11. 16 января 2003 г Простите великодушно… я не романтик, я стратег. Мне некого защищать, поэтому сейчас я могу позволить себе быть жестоким. Поговорим обо мне и о той милой девушке с магической улыбкой. Я, по сути дела, никто. Ценность человека, особенно парня, определяется возрастом. Да, уравновешенность и сформированность характера, положение в обществе, квартира и работа… Любовь любовью, конечно, но в моем случае это все равно что сажать зерно в глину. Я не могу дать ей ничего. Кто защитит ее? Кто будет сильной стороной?.. Она меня старше. Это видно. Лет на пять. Я бы наплевал на разницу в возрасте с высоты Эйфелевой башни, честное слово. А она? Мое чувство к ней похоже на магию. Вы думаете о магии, когда видите, как светится в ночи морская вода, как это сияние окружает плывущую лодку и вспыхивает, стоит опустить в воду весло? Ночесветки. Noctiluca mirabilis. Ничего магического. Просто одноклеточные существа, светящиеся при механическом раздражении. Я не влюбился, нет. Меня поманило тепло очага. Надеяться мне не на что, и я отнесусь к этому философски. Но я хотел бы знать, как ее зовут. Я мог бы узнать это еще позавчера — посмотрев на табличку, цепляющуюся за карман ее халата. Имя продавца. Но я же стратег, а это было дело тактики… 12. …дневник "Осколки чего-то красивого"… Осколки… чего это такого красивого осколки? Любимой маминой вазы, елочных игрушек, или — несчастливая версия — разбитого зеркала? Пытаюсь понять себя же. Смешно и забавно. Иногда осколки бывают красивее самой вещи. Знаете, это блистание граней, радужные блики… Только осколки бесполезнее, чем вещь. И опаснее — можешь порезаться запросто. Если каждая моя запись — такой осколок, то дневник — груда колотого стекла. Куча хлама. Может, я перемудрил с названием?.. 13. 17 января 2003 г Жили-были два мага. Старинные друзья. И однажды наступил такой день, который бывает раз в 300 лет, самый странный и самый удивительный праздник у магов. И эти двое решили подарить друг другу что-нибудь замечательное. Один сказал: "Я подарю своему другу пламя восхода", развернулся на каблуках и направился на восток. Другой сказал: "Я подарю своему другу пламя заката" и неслышно побрел в своих мягких мокасинах на запад. И вот, до окончания 300 лет оставались считанные минуты, когда маги встретились и пожали друг другу руки. Но вид у них был очень печальный. "Друг, я хотел подарить тебе пламя восхода" — сказал один. "А я хотел подарить тебе пламя заката" — сказал другой… и на раскрытых ладонях оказались два куска угля… И восход, и закат сгорели. А над миром раскинулась бездна горящих звезд… 14. 18 января 2003 г Ее зовут Марина. Имя, как волна. Я долго играл с этим именем, представляя себе залитые солнцем пляжи, песочек, ласкающий мокрые ступни, море, которое слизывает следы с него… Искусственные, срисованные с фильмов мечты. Моря я никогда не видел. …где-то полчаса стоял и смотрел на нее сквозь витрину. Вот так, незаметно и безнаказанно. Чувствовал, что запоминаю каждую мелочь. Легкие и привычные ей жесты, забавную полуухмылку краем рта… то, как она произносит звуки, мелодично смягчая "ж" и порой заменяя "э" на "е", то ли в шутку, то ли всерьез… то, как она бережет забинтованный пальчик… Я смотрел, как самый обычный созерцатель, а потом, будто кто подтолкнул меня в спину, шагнул к кассе и встретился с ней взглядом. — Спасибо за чай… Марина… я чувствую себя лучше. — Пожалуйста, — она ответила удивленно. Она улыбалась, но я заметил, что дрожали уголки губ… Мы поболтали о погоде, и о том, почему из-за нее болит голова. Она рассказала пару смешных случаев по работе… Мы бы еще долго болтали, если б в аптеку не зашел какой-то парень. У него была кривая рожа и стрижка под ежа… Я смотрел на него как на врага. Будто бы он вторгся без разрешения в мой дом. Будь я древний викинг, я бы снял меч со стены и отправил бы наглеца в Вальхаллу… Я должен был уйти. Злись я на этого парня или не злись, а не зря он появился. В мире вообще ничего не бывает зря. Вторженец просто напомнил, что нельзя разводить болтологию слишком долго и надоедать девушке раньше времени… Я склонился к окошку и сказал на прощание: "Меня зовут Бальгар. До встречи." И что?.. и ушел… домой. 18. 19 января 2003 г День, в который я отдыхал. Душа просила чего-нибудь знакомого и веселого. Потому нашел и прочитал Стругацких "Понедельник начинается в субботу"… Тетя Неля состряпала капустный пирог… Я отдыхал. Тихо и безмятежно. Мир был мал. Двухкомнатная квартирка, где, пожалуй, слишком много старого ностальгически ценного для тети Нели хлама. Здесь всегда пахнет так, как пахнет в квартирах, где живут тихие и милые старички и старушки. А сейчас еще и пирогом. Теплая и уютная духота. Я к этому привык и, наверное, полюбил такое положение дел. Тикают часы, на кухне лепечет радио. Тетя Неля сидит в комнате и довязывает мне второй носок. Буду скоро ходить в них, шерстяных и теплых. Никуда сегодня не пошел… сидел дома, в тепле… А еще думал, что если сказка заставляет задуматься непонятно о чем и задевает душу, то это и есть смысл. А если после нее начинаешь думать словами, и основная мысль выпирает, как… вот как мой "неправильный" правый верхний клык… то это уже мораль. Не люблю морали… 19. Аптека закрыта по воскресеньям… 20. Читая меня, нечего сказать… Я попытался поглядеть на свой дневник отстраненно, глазами постороннего человека… Тут в каждой строчке сквозит законченность. И конфликтов не видно, не чувствуется. Спокойствие… Не заигрался ли я в созерцателя? Стоит ли мне начать сомневаться и впустить в сердце боль и тоску? Я не знаю, это не принципиально. Такие вещи не стучатся и не просят разрешения войти. Надо будет, они придут. Как орда варваров или прихоть стихии. А пока, созерцатель, можешь спать спокойно… 21. 20 января 2003 г Это была бескрайняя саванна. По ней можно было идти в саму бесконечность. Повсюду росли низенькие колючие кустики, а на востоке возвышались Зубчатые скалы. Когда вставало солнце, люди видели, что его свет переливается через скалы, как кровь. Поэтому они говорили, что острые вершины ранят молодое солнце… На скалах жили гарпии. Это были крылатые женщины с красивыми гибкими телами и злыми лицами. Когда они протягивали к тебе руки, ты мог видеть острые когти, загнутые крючком, чтобы ловить и не отпускать, а когда они улыбались, то видны были длинные острые клыки. Это были страшные существа… Если им случалось поймать путника, они задавали ему вопрос, от ответа на который зависела его жизнь. Почти никто не отвечал верно. А в таком случае пленника просто разрывали на кусочки и съедали. Но люди все равно шли и шли в горы. Почему?.. Сидя на скалах и нежась на солнышке, гарпии роняли пушистые полосатые перья, очень красивые и с очень прочным и острым кончиком. И, стараясь подкараулить момент, пока гарпии спят, люди набирали целые мешки таких перьев и везли в город, где меняли их на золото, торгуясь в рыночных ларьках… Мечтательные поэты верили, что перья гарпий приманивают капризных муз, а влюбленные носили их за левым ухом в знак того, что их сердце занято… Через Зубчатые скалы никогда не шло никакой важной дороги, и, в общем-то, ничего интересного, кроме гарпий, там не было… Но никуда гарпии не денутся — не исчезнут и не вымрут, — пока будут жить на свете простодушные романтики и те, кто слишком любит золото… 22. 21 января 2003 г На свете есть удивительная страна, которая называется Лесное Море. Это один огромный вековой лес, перерезанный речушками и усыпанный, будто раковинками, белоснежными замками, если смотреть с высоты птичьего полета. На ветру верхушки деревьев качаются из стороны в сторону, будто зеленые волны. В этой стране жил храбрый рыцарь Роуэл Тигриная Полоса, который полюбил юную баронессу по имени Милисет Черный Жемчуг. Когда Роуэл поведал ей о своей любви, девушка лишь улыбнулась и сказала: "Мое второе имя — Черный Жемчуг. Меня назвали так в честь чудесной жемчужины, которая дарует девушкам вечную молодость. Если ты и впрямь так любишь меня, разыщи мне эту жемчужину, Роуэл Тигриная Полоса"… Сказала так и подарила ему платок — белое кружево, от которого шел едва уловимый аромат ее нежных духов. Но Роуэл не знал, где искать загадочную жемчужину. Тогда друзья пришли ему на помощь. Они расспросили знакомого мага из Университета Колдовских Наук и узнали, что такая вещь действительно существует, но ее давно никто не видел с тех пор, как ее похитил сумасшедший некромант с Драконьего острова. Обрадованный Роуэл сразу же велел снаряжать корабль. Через пару дней он уже отправился в опасное путешествие. Но отправился с легким сердцем, потому что его друзья поехали с ним. Это были самые настоящие друзья… Прошло два года. Роуэл Тигриная Полоса вернулся, прилетел верхом на укрощенном драконе. Но он был один. По лицу тянулся грубый шрам, а на висках блестела седина. Он нес в руке черную жемчужину размером с кулак. Милисет стала еще красивее. И ее красота была уже красотой молодой женщины, а не милого ребенка. Но радовалась жемчужине она невероятно по-детски… "Теперь я вижу, что ты любишь меня. И знаю, что люблю тебя тоже", — сказала она. Но Роуэл Тигриная Полоса был мрачнее тучи. Он смотрел на черноволосую красавицу Милисет, на черную жемчужину в ее руках и вспоминал своих друзей. Которые один за другим погибли у него на глазах. И такой невыносимой стала боль в душе, что с ресниц закапали слезы. "Я больше не люблю тебя, Милисет, — сказал рыцарь, — ты не стоишь тех, кто погиб, чтобы ты держала в руках магическую безделушку. Это были настоящие друзья…" И ушел. Никто больше не видел его. Но, говорят, в лунную ночь можно заметить, как он летает вокруг Луны на своем укрощенном драконе… 23. 22 января 2003 г Что-то меня на сказки потянуло… А что? Жизнь сейчас тихая и ленивая, ничего особо нового нет. Вот я и ушел в созерцание мира фантазии. 24. В аптеку зашел пару раз. Там сейчас другая продавщица. Во второй раз набрался наглости и спросил, когда будет Марина. Тетечка посмотрела на меня многозначительно и сказала, что только на следующей неделе. "А вы ей кто, молодой человек?" — спросила она. — "Друг", — буркнул я стандартное, но задумался: а ведь я ей и вправду никто… В общем, как я понял, они неделю работают, неделю отдыхают. Значит, буду ждать неделю. 25. Отец Ильдарика недавно отвел меня в сторонку и спросил: "Ты скажи честно, Ильдарка совсем бестолковый?" — "Нет, это учителя у него бестолковые!" — сказал я сурово. Хотел еще добавить: и родители… К малышу я проникся искренним сочувствием: каково это, когда самые близкие тебе люди считают тебя дураком?.. Да не бестолковый он. Очень смышленый мальчишка. Мы с ним решали недавно, все у него получается. Ему бы больше тренировки и смелости… И вообще: вижу как он старается (родители, небось, на мозги капают, чтоб деньги ихние отрабатывал). А что еще вижу, так это то, что он просто не технарь. Он мне стихи свои показывал, под большим секретом… …Бестолковые у тебя родители, Ильдарик… в семье поэт растет, а они… эх… 26. 23 января 2003 г Вспомнил отцовское: "Мужик должен есть мясо!" Ну не знаю… просто зверски захотелось мяса. А то с тетей Нелей я превратился в абсолютного вегетарианца: картоха, макароны… пирог с капустой вот недавно… Пошел в магазин. Заодно сдал кучу мелочи: вывалил перед бородатым продавцом груду своего "металлолома" и запросил кило молочных сосисок. Он пересчитывал мои копейки, но при этом ворчал что-то по-татарски, и я ничего не понял… …Вам никогда не казалось, что кило сосисок напоминает связку динамита?.. 27. Вообще, чем знаменателен сегодняшний день, так это кончиной сессии. Съездил получил последний экзамен автоматом, книжки продлил в библиотеке… Повидался с одногруппниками. Они, кажется, были мне рады. А я был спокоен… Ехал домой в трамвашке и рассчитывал "бюджет" на февраль, с учетом намечающейся стипендии. На еду — столько, на все остальное — столько. Я еще прикинул, что мог бы купить что-нибудь теплое, потом подумал, что весна уж скоро, и решил с этим не спешить. Морозы пережил как-то же… Сапоги, чтоб дешевле, летом куплю, как только в нашем сэконд хэнде что путевое появится. Рассчитывал по-старому, без учета 50 % прибавки к стипе. С ней все вообще славно получится… если не привыкну есть сосиски — это ж сплошное разорение… Даст Бог, смогу позволить себе тренировки три раза в неделю… В общем… ЖжжжжжЫвем! 28. Вечер… Тете Неле вдруг пришла удивительнейшая мысль, увлекшая ее невероятно: что меня надо женить! Сначала я слушал ее равнодушно, но, когда она начала перечислять, как ЕЙ было бы хорошо, если б моя жена убирала квартиру, готовила и т. п., я затосковал. Представить милую Марину в нашей хате за всякой грязной работой (да, для нее это грязная, недостойная ее работа!)… я представил, мне стало больно… "Тетя Неля, я обещаю убираться в комнате, мыть за собой посуду и никогда больше не разбрасывать грязные носки по квартире, только не надо меня женить!" — я взмолился, но вышло почти шутливо… Она смеялась и трепала меня по волосам… 29. Закат… зарево-марево… какой закат!.. Очень уж красивый был. Я ходил смотреть его, как кино. Не знаю уж, хватит ли моей фотографической памяти, чтобы его запомнить… 30. Экономлю свет. Тетя Неля не разделяет моего желания внести вклад в свет своего города… 31. 26 января 2003 г Прошу простить мое исчезновение, но так уж сложилось. Нет, ничего страшного, правда. Обычные пятница и суббота. Все дело в том, что компьютер взял да перестал включаться. Я его разобрал, я корпел над ним, как хирург… а все оказалось так просто: это я вилку в розетку вставил, хвоста накрутил и обнаружил, что работает. Ну что… раздраконил шнур, поколдовал над ним с паяльником и замотал все черной изолентой. Теперь шнур похож на змия, страдающего раковой опухолью… ёлки… ну что за сравнения?.. В общем, ушло два дня… на такую фигню — и два дня… просто чтоб заметить, в чем же все дело… 32. Выходные — мои дни. Дни, когда я просто отдыхаю. Даже ленюсь порой писать что-нибудь путевое. Слушал Notre Dame de Paris; мечтал. Мечты и любовь сотканы из одной и той же ткани: тончайшего пуха ангельских крыльев… 33. 28 января 2003 г Стаи птиц, бесконечные стаи птиц в небе. Они кружат. Вороны. Скоро голубей в городе уже не останется. Будем ездить в Венецию, чтобы посмотреть на них… Все говорят, что вороны выжили голубей. Как? Заклевали они их, что ли? Или разоряли гнезда? Они ведь яичницу любят еще больше, чем я… 34. Я вчера заходил в аптеку к Марине. Наш тогдашний разговор маячил в моем сознании, как мираж. Она была холодна, словно арктический лед. Возможно, потому, что ей сказали, что я ее искал. Возможно потому, что нам не удалось надолго остаться наедине, как в прошлый раз… Или, не дай Бог, у нее случилось что-нибудь… 35. Часа два сегодня сидел неподвижно на кровати. Я только проснулся, еще одеться не успел, когда на меня это нашло… Просто сидел, не думая словами, не переживая ни о чем… но чувствовалось, что какой-то мыслительный процесс все же идет. И я сидел, оцепеневший, два часа… Я замерз, у меня затекли ноги и руки, а тетя Неля бесполезно водила рукой перед моим стеклянным взглядом… Потом встал, оделся и как ни в чем не бывало пошел пить "Золотой корень". Тете Неле сказал, что просто задумался, что так бывает, что все нормально… 36. 30 января 2003 г Вчера мотался по городу. Делать было нечего. Хотел скоротать время: через два часа мне надо было быть уже у Ильдарика и объяснять ему очередную алгебраическую чертовщину. Иду, значит, по сторонам смотрю. Вижу, бежит ко мне мальчишка, на спине у него подпрыгивает огромный портфель. Я сразу узнал, что это мой Ильдарик. Он подбежал, радостный, сияющий и повис у меня на шее. Сегодня он получил свой первый в жизни пятак по алгебре… Я знал, каково ему. Это не просто оценка. Это победа. Победа над проблемой, казавшейся неразрешимой, победа над теми, кто посмеивался и называл его идиотом, победа над собой, наконец. Это надо было отметить. Мы зашли в кафешник, я купил колу и пирожных. Отмечали. Наливали в стаканчики и поднимали тост. Мой тост был один: "За то, чтобы все было хорошо!" 37. Я легко думал о мимолетности. Две недели — и заканчивается срок моего репетиторства. Ильдарика я больше не увижу. И скоро мы друг друга забудем. Марина, поманившая меня теплом очага… она тоже канет в прошлое. Все уходит, а я похож на островок посреди ручья. Нет бы нестись вдаль, кувыркаясь в водяной пене… Я островок… Что ж, у каждого своя судьба. Забывают всех, в конце концов. 38. 31 января 2003 г Книжная барахолка — одно из моих любимых мест в городе. Эта шелестящая страницами старина, разложенная на потрескавшемся мраморе… Я забываю о времени и о том, что я островок в этом мире. Я листаю старые книги, я разговариваю с людьми… Необыкновенные люди порой попадаются среди продавцов! Можно поговорить о бумажном и вечном, о мире нашем и замирье книжном… Я давно не писал сказок… Надо это исправить. Потом соберу все и назову: "Книга легенд Замирья"… автор — Окштейн Бальгар Семенович… обойдемся без псевдонимов и ников(не люблю я их)… да, вот так… 39. Я побродил по рядам бумажных древностей и купил себе то, о чем давно мечтал: "Хроники Амбера". Все книги в трех толстых зачитанных томах. Буду читать, буду забывать обо всем… …а знаете, испуганные дети прячутся от своих страхов под одеялом… как будто там другой мир, как будто одеяло — непреступная стена… Провел аналогию и засмеялся. Я — испуганный ребенок, прячущийся в замирье?.. да вроде никто меня и не пугал… 40. 1 февраля 2003 г Сегодня Новый год по восточному календарю. Первый день. Россия — единственная страна, где Новый год встречают аж три раза. Меня вот угораздило родиться в Старый НГ… По восточной традиции, купил апельсины. Два штука. Тетя Неля съела свой и собрала все шкурки. Сказала, будет варить цукаты. Ну да, я помню. Вареные в сахаре апельсиновые и лимонные корки. Сейчас они, нарезанные на квадратики, плавают в жестяной миске, наполненной водой из-под крана. Вымокнуть должны день-два… потом будем лакомиться. 41. Разобрал хлам на столе. Позволил себе посмотреть старые фотки. Где я маленький, с родителями. И не очень маленький, с родителями и сестренкой… ах, милый чертенок, как я по тебе скучаю!.. 42. 2 февраля 2003 г Они не успели понять, что умирают. Вспыхнули кометой в синеве неба. Их больше нет. А я сижу в своей берлоге, грызу цукаты — кусочки апельсинно-лимонных шкурок, застывших в сахаре, — и живу. Мне не печально. Я поставил себе за правило никогда не жалеть о том, что уже нельзя исправить. А знал бы я об этом, вот знал бы, как новый Нострадамус, и ничего не смог бы изменить… 43. 3 февраля 2003 г Люди всегда боялись Севера. Потому что там стоял огромный ледяной город и жили в нем ледяные люди. Они были похожи на хрупкие осколочные скульптуры из тысяч прозрачных кубиков, между которыми, лениво и почти незаметно текла кровь цвета темного эля… Однажды пять отчаянных молодых охотников отправились в лес возле Северного города и привезли в свою Крепость-на-Холмах ледяного человека. Он был ростом повыше любого из охотников, но, по меркам ледяных людей, это был совсем еще ребенок. Он играл в лесу и случайно попался людям на глаза… Говорят, он плакал. Ему было страшно. А каждое прикосновение теплой руки, каждый отблеск факела на гранях его тела причиняли ему боль… Люди не знали жалости, потому что обратили в ненависть свой древний бессмысленный страх перед ледяными людьми. В тот день они поняли, что великаны с кровью цвета темного эля совершенно беззащитны перед ними, и разрушили Северный город до основания. С тех пор они вообще ничего не боятся, даже когда и надо бы… 44. 4 февраля 2003 г Если бы не тренировки, я бы… а ну да, я уже писал об этом… какой же я старый склеротик!.. Тренируясь 3 раза в неделю, как все нормальные люди, начинаю ощущать радость жизни. Немного ж мне для счастья надо! Я могу еще радоваться. Могу… Следующую неделю… и конец этой. Потом начнется универ. И кончится срок репетиторства. Надо будет искать работу. Но я полон надежд, как это ни банально. Сегодня полдня ставил заплатки на кимоно, потому что на коленях уже места живого нет. В понедельник так и ходил, как голодранец — посередь тренировки подали в отставку обе коленные заплатки. Смех и только!.. Вообще… клуб, люди… эх, да что бы я без них… Прихожу в додзё и забываю, что существует что-то кроме. Я оставляю свои проблемы за порогом. Я оставляю за порогом свое прошлое, будущее и настоящее. Весь мир я оставляю за порогом. Это не объяснишь, летучее состояние духа, истинное счастье. Я — с ними всеми. У нас нет обыкновенных условностей. Обнимаю девушку, просто потому, что рад ее видеть, просто потому, что хочу ее обнять… Чужие детишки затевают со мной веселую потасовку… моя сестренка тоже большая любительница таких игр… Семья?.. мы — семья? Мы становимся семьей на короткую вечность, пока мы вместе… чтобы потом каждый вернулся к своему миру, который остался за порогом, как тапочки… 45. 6 февраля 2003 г Я хотел бы уметь играть на гитаре. Я играл бы фламенко. Я растворялся бы в музыке, в ее вихре, в ее огне… 46. 7 февраля 2003 г Целый мир, целая реальность — одно огромное теплое море с русалочьими городами на дне… Дворцы, сады… парад кавалерии морских коньков… А верхний мир… дельфины да летучие рыбы бывали там. Там нет ничего интересного. В конце концов, его перестали считать загадочным, это верхний мир. Он стал неинтересен. Поэтому из него вскоре сделали легенду. Вернее, множество легенд… Одна говорила, что там, наверху горит огромный красный глаз, и взгляд его ослепляет и прожигает кожу; другая — что там тьма, а в ней висит над морем белоснежный кривой коготь… они содержали много чепухи, эти легенды. Но кто-то придумывал их потому, что вымысел казался ему красивее реальности… А время шло… города становились мегаполисами и уже начинали расти вглубь, под землю, а морские сады ютились в узких квадратиках парков среди серых каменных громадин. Верхний мир бы не нужен. Он и не был никогда нужен. А легенды… те стали уже не модны… …Всегда кто-то рождается особенный, хотя бы раз в тысячу лет. Когда все слепы, обязательно должен появиться один зрячий… Это была очень милая девушка — юная русалочка, голубоглазая, черноволосая, с изумрудно-зеленым хвостом. Прилежная и тихая, она училась в университете кальмарологии… обычная девушка… просто иногда, утрами, вечерами, она смотрела вверх, откуда шел золотистый свет дня и серебристый — ночи… И однажды… просто сердце позвало, ничего не объясняя… она поплыла наверх. Русалочка вынырнула на поверхность воды, закашлялась (ведь раньше она никогда не дышала воздухом)… потом она открыла зажмурившиеся было на яркий свет глаза и увидела это бескрайнее, это великое и невозможное, чему не было объяснения в ее сознании… НЕБО… 47. 9 февраля 2003 г Звонила староста группы. Просто чтобы сообщить, что учимся не с 10го, а с 12го, но я не признаю никаких "просто":-) Я завязал разговор. Веселый разговор, потому что сам был веселый. И вообще день был солнечный, ослепительный; яркий и нежный. С чистым небом. Без всякой туманной мути — просто чистое голубое небо, впервые за несколько дней. Я зазвал ее пройтись. И мы гуляли по городу, растворившись в рае мягкого солнечного света, где молчание было приятным, а слова — ценными. Она смеялась, что моя куртка пускает блики. И вправду, пускает блики. Смешно. А я транжирил деньги. На кафешки, воздушные шарики и катание на повозке, которую везли прелестные пони. Я чувствовал себя Рокфеллером. Богачом. Богачом счастья… Я обнял ее на прощанье и мы просто разошлись. Нам было хорошо вместе и никто никому ничего не должен. Если задать мне кучу вопросов: ты любишь ее? ты убил бы за нее? ты хотел бы прожить с ней всю жизнь? делить с ней дом и постель?…я скажу: боже, какая ерунда! мы просто прогулялись по городу, да, к тому же, кто знает, что будет завтра?.. 48. 10 февраля 2003 г Понедельник. Ильдарик. Последняя неделя репетиторства. Мысли о поисках работы… 49. Мне кажется, что я усну, и дальше ничего не будет. Мне кажется, я или умру, или что. Почему-то такое ощущение. И оно приходит очень часто. Что самое интересное, мне не жаль. Мне спокойно знать, что завтра может не быть… Я спать пошел… 50. 1 марта 2003 г Я забросил дневник так надолго! Видимо, это временный кризис всех, кто начинает вести дневник. И я не исключение. Я не люблю залезать далеко в прошлое, поэтому так и оставлю незаписанные дни покрытыми мраком. Не страшно. 51. Ну что ж, первый день весны:-) Оттаявший город снова заледенел. Причем, мороз стоит неслабый. Так город и замер на самых первых шагах весны. Холодный, ослепительно солнечный и чертовски пыльный. Пыль поднялась с очистившихся от снега дорог и кружится в воздухе. Нет дождя, чтобы ее смыть. Нет ветра, чтобы хотя бы разогнать. Стоит штиль… 52. 2 марта 2003 г У вас бывает время, когда не охота вообще ни-че-го? Ужасть… Ничего не хочу. И не знаю, куда деваться. Меня бы сейчас не обрадовало никакое самое развеселое счастье мира. Что за ерунда… на апатию, вроде, не похоже… 53. 4 марта 2003 г Добрался домой через пыльно-снежный город. Упал и уснул. Проснулся уже под вечер. Обнаружил, что спал, уткнувшись носом в подушку(как дышал, а?), как был — в куртке, ладно хоть сапоги догадался снять… Хроническая усталость добивает. Надо что-то делать: работу искать, биться метаться, а я дрыхну на кровати прям в куртке и джинсах, на которых снег так и растаял! Бальгар, старина, проснись! Или ты собираешься созерцать мир на голодный желудок?!. 54. 8 марта 2003 г Милые девочки, девушки, женщины! Сегодня ваш праздник! Был бы я Богом, я б устроил цветочный дождь в честь всех дам планеты Земля! Был бы я Богом, я бы позаботился, чтобы ни одну женщину не забыли в этот день! …И, назначь меня кто на должность Бога именно в этот день, я сказал бы, что с этого дня на этой планете больше не будет никаких войн. Прекрасная Земля, все, что тебе нужно, это любовь! И это все, чего тебе не хватает! 55. 15 марта 2003 г Добрались руки мои до компа… сейчас, может быть, запишу сказочку, которую сочинил ажо 3 дня назад… Ух я снегу накидался за эту недельку! Это ж надо так отчаяться, чтоб снег пойти кидать! Кидал и смеялся над собой же. А на улице весна. Веснищща! Все тает днем, все замерзает в лед ночью. И есть тысяча и одна разновидность снега, и к каждой свой нужон подход. Мило, мило… Бальгар — дворник! Вчера, когда чистил снег, видел Марину. Прошла мимо летящей походкой. Она меня и не помнит… она меня и не заметила. А я только выпрямился и встал по стойке смирно, как стойкий оловянный солдатик, освобождая ей только что расчищенную блестящую тропинку, где я, как археолог, раскопал потрескавшиеся и обколотые по краям кирпичики тротуара. По ним простучали ее каблучки. Она даже не обернулась. Да кто вообще обращает внимание на дворников? Вы обращаете?.. они ведь кажутся такими ненужными и одинаковыми — все на одно лицо!.. Я стоял по стойке смирно, как элитный боец на параде королевы английской, а моя куртка пускала блики, отражая теплое весеннее солнце… 56. …Я услышал эту историю, и во мне что-то отозвалось. Тогда я закрыл глаза, и увидел, как все это выглядит в Замирье. Я боялся забыть, как всегда боюсь, когда Замирье открывается… поэтому я записал все, что мог, прямо посередине лекции по ботанике… Итак: Эти двое встретились посередине стеклянисто-ровной пустоши, где некуда бежать и негде прятаться. В свете вечно полуденного солнца сверкали и пускали блики их глянцево-черные латы, делавшие обоих похожими на диковинных двуногих жуков. Забрала были всего-навсего тонкими пластинками тонированного ситалла, какой увидишь лишь на шлемах космических странников… Руки в хитиново-черных ребристых перчатках поигрывали рукоятями мечей… Эти двое встретились случайно — просто потому, что оба, скучая под безрадостным сизым небом, следили за бегущими по пустоши солнечными сполохами. Это могли быть солнечные зайчики (ведь они так же непоседливо прыгают туда-сюда), но тогда должен был быть и тот, кто пускал их откуда-то с неба, играя с зеркалом или циферблатом часов… Сполохи свели рыцарей вместе и пропали. Как ни странно, оба глянцево-черных воина не поспешили по обыкновению пустить в ход мечи. Напротив: каждый довольно ухмылялся под непроницаемой пластинкой ситалла, ведь как приятно просто встретить человека, который занимается той же глупостью, что и ты сам. Постояв еще немного в молчании, они подняли забрала, и глянули на мир живые человеческие глаза: карие и пестрые. Взгляды встретились; пестрый моргнул и, не зная, куда себя девать, принялся изучать легкую руническую вязь на доспехах своего нового знакомого. Потом они заговорили. У кареглазого рыцаря оказался приятный женский голос, молодой и переменчивый, как звон ручья. У обладателя пестрых, с затаенными звездочками, глаз в голосе звучал бархат южной ночи, и этот приятный, не высокий и не низкий голос был мужским. Пока они разговаривали, над пустошью стремительно погас полдень, а по небу рассыпались невзрачные и мелкие городские звезды… И что-то дрогнуло в воздухе, и реальность покачнулась, как на волне. Девушка-рыцарь сняла шлем, взъерошив короткие волосы. Потом загремели о стеклянистую землю черные ножны. "Я люблю тебя!" — она заставила себя это сказать, вопреки ужасу, вопреки его пальцам, сомкнувшимся на рукояти двуручника, и похолодевшему взгляду — всему вопреки… С хрустом лопались, будто иссохшие и разъеденные временем, новенькие кожаные ремешки, и, грохоча, падал на землю хитиновый панцирь с легкой рунической вязью. И она осталась в снежно-белой рубашке и коротких брючках, без доспехов совсем маленькая и беззащитная. Словно почуяв это, над пустошью пронесся липучий ветерок, вечно голодный в поисках чужого тепла. Пестроглазый рыцарь растерялся. Никто еще на его память добровольно не снимал доспехов. Броня становилась второй кожей, она росла вместе с человеком, как растут панцири в скорпионов и раков, и питалась его кровью… О, кровь… она уже проступала сквозь белую рубашку, расцвечивая ее красными розами… Добровольно ранить себя?! Добровольно раскрыться для удара?! Да что же вы делаете, девушка?!. Нет… он был не способен убить безоружного и беззащитного человека, но он и не верил той, что ведет себя так странно… Не зная, что делать и как быть, рыцарь обнял девушку… на живое, теплое плеча легла грубая ребристая перчатка… Потом он гулко говорил что-то через шлем, и они шли все дальше, куда-то в бесконечность… За ее плечами стоял ангел, а за его — страх, ужас перед той, что шла рядом… ведь почему-то безоружные и беззащитные всегда кажутся страшнее черных латников и их двуручных мечей… Они до сих пор идут обнявшись — рыцарь и девушка… Говорят, для этих двоих пустошь никогда не кончится, пока на живом плече лежит железная рука… (12 марта 2003 г) 57. 16 марта 2003 г Сегодня на столе задребезжал старый телефонный аппарат. Это чудовище с заляпанным диском и трубкой, опоясанной синей изолентой, вообще звонит у нас крайне редко. Мы с тетей Нелей одинаково никому не нужны, видимо… Но сегодня он зазвенел и от натуги запрыгал и затрещал по столу. Стол самый обычный: пыльное тяжелое стекло покрывает слой разложенных на нем тетинелиных древних фоток, приглянувшихся кому-то конфетных бумажек и прошлой шуршащей ерунды. Я присел на корточки рядом с низким столиком и, сказал "алло" неизвестности, рисуя в пыли на стекле жирного паука-крестоносца… Это был Славка, мой одноклассник! КАК он нашел меня, я не знаю до сих пор! Ведь я давно не живу с родителями, последние три года мотался из квартиры в квартиру, и комнаты становились все дешевле и дешевле, пока я не оказался здесь, в милом логове ниже уровня тротуара… одноклашки не могли знать, что я тут… но Славка меня нашел. Нашел через однокурсников, как-то где-то… он не захотел раскрывать своего секрета ни в какую. Но он меня нашел! Просто чтобы пригласить на встречу бывших одноклассников. И я пошел. Я не мог отказаться от такого подарка судьбы. Весь наш класс, где было 38 человек, конечно, не собрался. Да и не надо это все. Собрались 9, наша дружная не-разлей-вода компания, и я был счастлив. А они… кажется, они жалели меня. Да, видок у меня был потрепанный, это точно. Я как будто пришел из прошлого — в той же куртке, в тех же ботах, что и прошлой зимой. Куртка, пускающая блики. Боты на тракторной подошве, из-за толщины которой я кажусь серьезно выше… …они много говорили со мной и обо мне, будто бы ради меня только и собрались… …А ты все один, Бальгар?.. Работаешь? И учишься еще на дневном?! Ну ты всегда был монстр… да, всегда был самый взрослый из нас… Почему ты к отцу или к матери не пойдешь? Тяжело ведь одному… Почему я не пойду к отцу? Почему я не пойду к матери?.. Люди, как вам объяснить… Как объяснить, что я пытался соединить расходящиеся половинки моста, пытался победить стальной механизм, шел против неотвратимого?.. остался посередине и упал в разверзшуюся пропасть… Я осколок. Я лишний. Я это понял и решил уйти. И меня не пытались остановить. И родители, они оба счастливы теперь. Каждый создал новую семью. Сестренка осталась с матерью и уже зовет отчима папой, у отца родился сын, ему сейчас, должно быть, года два уже. А я лишний. Это молчаливое согласие между нами троими. Что я должен уйти. Без вопросов. Без слез и обвинений. И я ушел. В конце концов, все на так уж плохо:-) У меня все будет, и будет хорошо… Это был сказочный вечер. Я устал. Но приятно устал. Сейчас пойду спать, как сурок; накрывшись по самые уши. И завтра будет новый день!.. 58. 17 марта 2003 г Маленький, словно игрушечный, котенок. Прыткий; в том возрасте, когда еще до смерти интересно ловить свой хвост. Красивый, как красивы все дети… Он сидел под портретом О'Сенсея и молча смотрел на нас. Люди даже начали шутить, мол, О'Сенсей перевоплотился. И котенка никто не выгнал. Он так и бродил всю тренировку по краю татами, иногда попискивая и трогая лапкой маты — заходить он боялся… После тренировки я встретился с ним возле батареи. Он грелся, а я ждал подругу… Кошачье воплощение О'Сенсея с интересом исследовало трубу. Я взял его на руки. Малыш помещался в моих ладонях, мои пальцы ласкал нежный детский еще мех, пушистый, как бабушкина шаль. Сейчас жалею, что не взял его с собой! Тааааак жалею!.. 59. 26 марта 2003 г Я стал писать все меньше. Нет, я не стал обывателем из созерцателя, а мелкие чудеса мира не слились в непонятные мутные пятна. Просто это все так мимолетно. Это капризное вдохновение, и оно проходит, как только мои руки добираются до компа. И чаще всего на душе в такие моменты тоскливо и противно. Точно достаешь из портфеля забытый и протухший бутерброд. Да, когда-то это был вкуснейший кусочек мяса или сыра, зажатый между двумя хрустящими гренками, а теперь он воняет, как тысяча чертей… Так и с мыслями… если берешься записывать их позже, чем все вспыхнуло и случилось, они уже несвежие, они уже — протухший бутерброд… Я ломал голову, как справиться с этим, как сохранить открывшиеся мне сокровища, как донести, чтобы показать их другим, тем кто это прочтет… А ведь не над чем было думать. В универе, на практике по физике, когда я шнырял по лаборатории, как любопытный хорек, пытаясь найти объяснения загадочным деталям и механизмам (те, что предназначены для лаб — просто тоска, если, конечно, их использовать только по прямому назначению), заглядывал в недра пыльных полок и груды обломков… в общем, я нашел небольшой блокнотик. Он умещается на ладони и запросто — в кармане моей рубашки. Ведь все так просто: надо таскать его с собой и записывать все прямо на месте! Так вот первое, что я записал: 26.03.03 Возишься с этой дурацкой Лабой. Пальцы липнут в глицерине. Вытереть его невозможно, и потом надолго останется неестественная глицериновая прослойка, о которой сложно забыть… А еще, глицериновый раствор съедает звуки. Я сидел с ним, как дурачок, ронял в него капли с кончика иглы и пытался понять, чего мне не хватает. Оказалось, звука. Мы не замечаем, но уже так привыкли, что падению капель сопутствует приятный и естественный звук… Вода звонка. У нее есть голос. Говорят, у нее есть еще и память, пусть и не принято как-то поднимать в науке тему памяти воды. Но представь: прохлада гор, путешествие среди облаков, когда полмира проплыло внизу… а память о морской глубине, о мириадах разноцветных рыбок; музыка волн, записанная без нот… представь: это все и много чего другого — в твоем стакане. Это обыкновенное чудо создает радугу и пускает блики. Может ли эта память проникнуть в сны? Да… почему я, никогда живьем не видевший море, вижу во сне его глубины и берега?.. …Почему все мы грустим, когда идет дождь?.. …Как вода может помнить?.. …Почему не могут помнить глицерин или аммиак?.. …А наша память… живые существа на 80 процентов состоят из воды… быть может, это и есть то, что хранит эмоции?.. чувства; все, что не объяснишь никакими рефлекторными дугами… ….Любовь… когда в груди словно переливаются горячие волны. Ведь не я первый говорю об этом как о волнах!.. Что если нет никакого дополнительного измерения, а после смерти мы остаемся водой… водой, которая помнит… Мы будем лететь над зелеными континентами, мы будем ласкать лица тех, кто в жизни был нам дорог, и они будут грустить… Грусть — не зло. Она полезна, как полезна ночная прохлада после веселого летнего зноя. Грусть освежает. Грусть заставляет думать… А на улица тает снег. Воздух становится теплым и влажным… Вода просыпается после зимнего сна… Она помнит меня маленьким… 60. 29 марта 2003 г Некоторые люди, когда спят, похожи на мертвецов… Так спала моя мама. Неестественно изогнувшись, заломив руки, пуская слюни… Я помню это чувство непонятного страха и отвращения. Я тихонечко подходил и приглядывался, дышит она или нет. Я все время боялся, что она умерла… 61. 30 марта 2003 г Предыдущая запись… сам не понимаю, почему вдруг такое вспомнил… Мне бы хотелось знать, как я выгляжу во сне. Может быть, это вообще зрелище не для слабонервных. Но не могу же я подойти к тете Неле и спросить, не похож ли я на мертвеца, когда сплю?.. Она сначала лишится дара речи от удивления, а потом потрогает мой лоб, чтобы узнать, нет ли у меня температуры!.. Еще одна тайна за семью печатями… 62. Я ехал к другу(у него домашний кинотеатр, и он позвал меня посмотреть "Дюну")… …По улице текут настоящие реки, так что рельсы скрываются под водой. Я стоял на задней площадке трамвая, смотрел, как удаляется, превращаясь в яркое пятно, киоск на остановке, потом глянул вниз, где должны быть рельсы, и увидел, что трамвай рассекает воду, как катер. Будто и нет двух полос металла под ним — их не видно. Видно два шлейфа коричневой пены, которые выходят из-под колес и смыкаются посередине колеи… канала уже… Я казался себе инопланетянином… да, я еду на… кат-вае!.. по марсианскому каналу. Это маленький канал, ровненький и геометрически правильный. И сейчас он скоро впадет в большой… 63. 2 апреля 2003 г Меня окликнули, когда я стоял у дверей института. В три глотки орали: "Бальгаааааар!!! Мы сегодня не учимся!!!". Я подошел, пожал всем руки и усомнился: "Вроде не первое апреля уже, ребят…" — "Да нет, мы серьезно не учимся. Воду отключили." — "Да, Бальгар, слабо гравиметрию без воды сделать?" Посмеялись и разошлись. Я шел счастливый. Не то чтобы я не люблю учиться… просто приятно, что на голову свалился нежданный выходной… А тут еще солнышко, славная погодка… апрель на дворе, одним словом… Пользуясь случаем, решил набрать сказок, предварительно собрав черновики по всем углам… —Взлет тысячи яликов на заре На заре над большими городами, точно стайка вспугнутых светлячков, поднимаются в воздух тысячи яликов — легких аэромашин. На работу, в школу, в универ — куда бы ни спешили люди, взлет яликов на заре кажется чистой мистикой, если ты где-нибудь вдали от города. Да, если ты живешь где-нибудь в милой лесной глуши в коттедже или маленьком замке, как все отшельники. Остальные — люди как люди — живут в больших городах, видят одинаковые сны, понимают друг друга без слов, и даже утром по своим делам взлетают все как один, точно по команде, — в урочный час и миг. Это было неожиданно, как щелчок, как лопнувшая пружина, как тысячи невидимых стен, рухнувших от легкого ветерка. Когда миллионы стали мыслить, как один. Теперь каждый город — это личность, огромное единое существо… Пока оно напоминает первых примитивных многоклеточных, окруженных и напичканных всяческой одноклеточной мелочью, которая не признает такого единства. Паразиты, симбионты… отшельники, внутри города и за ним. Быть отшельником не так уж плохо. Просто потому, что тебе не дано быть с ними, твои мысли — это только твои мысли, твои сны — это только твои сны, твоя память — только твоя память, которая умрет вместе с тобой. Отшельник может спокойно прихлебывать айриш-крим на увитом плющом балкончике своего замка и с тихим восторгом созерцать утренний взлет яликов… Они похожи на золотистых пчел из шумного городского улья, куда отшельник пойдет (по настроению) завтра-послезавтра, когда у него кончится айриш-крим. Проскользнет незамеченным (а может, просто никому не нужным) чужаком, точно полосатый жук среди настоящих пчел. (20 марта 2003 г) —Новая дорога Один торговец чаем все время ездил по старой дороге. Это было неразумно, с одной стороны; ведь новая дорога была заботливо вымощена мозаичными кирпичиками, а по ее краям стояли охранные башенки из белого камня и строились узорчатые терема для туристов… Но за то, чтобы везти чай по этой дороге, надо было платить, и немало! Тебя окликали с каждой белой башенки, потом подходили, ослепляя раскаленными на солнце доспехами и белоснежной улыбкой, и требовали именем Закона свои 13 процентов! …просто они до смерти любили чай… Вот потому этот торговец и ездил по старой дороге. Она не охранялась и, разбитая и заброшенная, петляла меж скалистых зубов и вековых деревьев. Торговца предупреждали, что тут могут водиться черти и разбойники. Но черти старого язычника не трогали, а разбойник, единственный, который ему попался, оказался его бывшим одноклассником, с которым они когда-то вместе пытались спалить родную школу… Так что, проезжая мимо, торговец угощал друга детства лучшим чаем и спокойно продолжал свой путь. Правда, на новой дороге тоже следовало бывать хотя бы иногда. Торговец слишком увлекся своими партизанскими тропами и не заметил, как за несколько лет два города, соединенные это новой дорогой, точно мостиком, постепенно срослись в один, а сама дорога превратилась в оживленную магистраль. По обе стороны день и ночь шумели клубы и казино, а ослепительные охранники штрафовали повозки за превышение скорости, стараясь бежать им навстречу как можно быстрее (это чтобы магический радар показывал больше). Впрочем, торговцу до этого не было никакого дела, потому что он по-прежнему ездил по своей дороге, по пути неизменно заворачивая к старому другу на огонек… (20 марта 2003 г) —Колючий Ниль Ниль умел говорить колкости. И говорил их мастерски и с наслаждением, как декламирует свои стихи зазнавшийся поэт. Он уже не замечал, что делает другим больно. Это стало частью его. Такой частью, которую теперь только отдирать с кровью… Однажды ночью, когда с неба смотрела полная Луна, он ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Лунный свет проникал через шторы, через толстое ватное одеяло, через теплые ладони, которыми Ниль закрыл лицо, и мучил его, выворачивая наизнанку душу. Так бывает, когда понимаешь, что страшно перед кем-то виноват, и не находишь в себе мужества склонить голову и извиниться. Но сейчас Ниль даже не понимал, за что страдает — вроде бы и не сделал ничего… ни с кем не ругался, никого не обманывал… Ниль почувствовал чье-то присутствие и выглянул из-под одеяла. На краешке кровати сидела девушка в тонком шелковом одеянии, казалось бы, сотканная из лунного света; и через полупрозрачность ее тела виднелось окно в крыше, за которым начиналось сиреневое небо, полное звезд… Это было уж чересчур странно, чтобы пугаться или удивляться, и слишком живо и ясно, чтобы быть сном. Ниль замер и просто смотрел… смотрел… А душу уже рвал когтями и зубами серебристый лунный свет, и в маленькой Вселенной Ниля не осталось живого места. Невероятная мука шла из самой глубины… — Зачем ты опять заставил мою сестру плакать? — вдруг спросила лунная девушка. — Ты же знаешь, что ты единственный человек в мире, способный заставить ее смеяться и плакать. Зачем ты играешь с этим? Нельзя играть с людьми, Ниль. Через месяц, когда волосы отросли на положенный им сантиметр, они были уже все абсолютно седые… Отметина той ночи, ведь волосы не седеют за час. Ниль так и ходил теперь: черная смоль на белых корнях… Защитный механизм взорвался в ту ночь, сыпя болтиками и пружинками, поэтому теперь, беззащитный перед миром, Ниль чувствовал чужую боль, как свою собственную. Прежний Ниль умер. Да здравствует Ниль!.. …В глазах, будто провалилась в океан суша, открылась жуткая невообразимая глубина. Осужденный всю жизнь идти по лезвию ножа… волк-одиночка… в любой толпе — на самом дне своей глубины… Теперь любой мог задеть его за живое и сделать ему больно, но во всем мире для него нашелся только один единственный человек, который мог заставить его смеяться и плакать. (22 марта 2003 г) —Лунная Подруга Она появляется в полнолуние, когда ее приветствуют волки. Она появляется в серебре ночного света и слушает, что говорят в ночи. У нее тысячи имен, но одна сущность. Это Лунная Подруга. Ее руки и слова холодны, как скальпель. Ее гимн — волчий вой по непроходимым буеракам. Ее жрецы — вереницы лунатиков, бродящих по крышам. И когда ты стоишь на ледяном ветру ночи, вещая небу о своей печали, Лунная Подруга слушает тебя. Она не скажет тебе ни слова, но заберет твою боль, чтобы она вернулась к тому, кто ее тебе причинил… О, если тебя мучает и тревожит лунный свет, значит кто-то тоскует о тебе!.. Значит, само твое существование заставляет кого-то страдать и плакать. Лунная Подруга смотрит на тебя из глубины волчьих глаз… Она может столкнуть тебя в пропасть, чтобы научить летать. Она может прийти и сказать тебе то, чего никто и никогда тебе не скажет и после чего твои волосы будут расти седыми от корней — они обратятся в серебро лунного света. (23 марта 2003 г) —Жди меня В то промозглое осеннее утро сотни людей ждали этот поезд. Они переминались с ноги на ногу в тяжелых башмаках, нахлебавшихся грязи. Женщины раскрывали поломанные и покалеченные зонтики, но дождь все равно капал на их головы и на бесполезные кособокие шляпки… Плакали дети, дергая матерей за рукав: когда, когда? Старики с пожелтевшими от курева бородами мрачно смолили свои самодельные папиросы в сторонке от женщин… В небе стояла муть жидкого молока, поливая толпу неприятным дождичком, от которого раскисают и дороги, и самые оптимистично настроенные души… Поезд не приходил. Опоздал уже на два часа. Он должен был привезти ребят с войны домой. Война закончилась, теперь впереди только мир и счастье, но ликования уже не было в этой толпе… Среди бесконечно тяжелой тишины разговорилась стайка женщин. Они спрашивали друг друга, кто кого ждет, показывали старые фотографии, где лица, которых еще не успела коснуться война, были молоды и свежи, как юные розы… "А вы кого ждете?" — спросила одна из женщин у пожилого мужчины с красным измученным лицом и тусклыми глазами. "Дочь," — ответил он коротко. Женщины замолчали, точно детишки, на которых прикрикнул взрослый… Теперь они ждали и ее тоже, как некое знамение, как некое чудо… девушка, которая воевала! Какая она?.. "Знаете, а вот этот человек ждет свою дочь…" — "Правда? Да что вы? Удивительно: женщина на войне!" — "Что-что, что вы сказали?.." И тонкой змейкой по толпе пронеслась новость: он ждет свою дочь!.. Удивленные, заинтригованные, женщины с корявыми шляпками и горбатыми зонтиками теперь ждали и ее тоже… Тихая толпа будто взбесилась, когда вдали, за красно-оранжевым по осени лесом, раздался гудок… Поезд! Толпа ревела, толпа заламывала руки, толпа требовала: скорей, скорей, скорей!.. "Жди меня, и я вернусь, только очень жди…" Да, они их так ждали, так ждали! Столько сил, слез и боли вложено в это ожидание, что они не могут теперь не вернуться! Ведь говорят же, что тебя не берет пуля, что под ногой затихает мина, если дома кто-то верит в тебя и ждет, если думает о тебе каждую секунду, если уже и молится не иконе, а твоему фото… Они их так ждали! И они ждали ее… Поезд, длинная металлическая змея, остановился. За мрачными зарешеченными стеклами мелькали любопытные глаза. Прогрохотало: "Зеленоозерск! На выход!" Да, конечно, сейчас выйдут наши ребята, а остальные поедут дальше, в Подгорск, в Золотосолнцево… У одного из вагонов открылась дверь. На землю спрыгнула невысокая девушка, похожая больше на крепкого коренастого парнишку. У нее были черные, с проседью волосы, нелепо торчавшие из-под неуклюжей шапки-ушанки; левый глаз по-пиратски закрывала повязка, а левая рука лежала на перекинутом через шею шарфе. Их притихшей толпы, рыдая от счастья, выбежал ее отец, и вся толпа, застывшая на месте, ничего не понимающая, смотрела на двоих обнявшихся людей… они были так похожи, отец и дочь… А поезд постоял еще пять минут и ушел… Больше никто… только эта девушка… "А где же наши ребята? — прошептал кто-то сквозь слезы. — Ведь мы их так ждали…" (27 марта 2003 г) —Высоко-высоко в небе Однажды большой и шумный город растерянно замер и затих. И люди, некоторые даже впервые за много лет, подняли головы и посмотрели на небо. Там кто-то плакал. Горько и безутешно, взахлеб, как плачут маленькие дети. Во всем городе уже не было в тот момент ни одного включенного телевизора или радио… Все стояли и слушали, как кто-то плачет в ясном небе… Быть может, эхо, резонанс, или еще что-то донесло до небес плач обиженного ребенка откуда-нибудь из темной страны, или с жарких островов, или прямо из этого города… Может быть, какой-то сумасшедший изобретатель сыграл с людьми злую шутку… Может, это массовая галлюцинация… Никто не знает… Просто высоко-высоко в небе кто-то безутешно плакал… (29 марта 2003 г) 64. Пару дней назад к нам приблудилась пестрая кошка. У нее жалобный голос и голодные глаза. Я назвал ее Цеппелин… Ну что поделаешь, если это беременное чудо — шарик на тонюсеньких ножках — напоминает-таки тот самый цеппелин, то бишь дирижабль:-) Зрелище смешное и жалостливое: котят у нее, наверное, будет штук семь… и, думаю, ей невдомек, что это счастливое число… По утрам скармливаю ей кое-какие объедки… Выхожу на порог: "Цыпа-цыпа-цыпа", как будто цыплят созываю, честное слово:-), и она приходит. Не брезгует ни холодной вареной картохой, ни подсохшими макаронами, ни хлебом. Видать, очень голодная… Надо будет устроить ей гнездо из старой коробки и паты теплых тряпок где-нибудь в подъезде под батареей… Ее детворе еще повезло, что родятся весной… сейчас тепло… Цыпа-цыпа… Встретила меня у порога, когда я собрался на работу. Я присел на корточки, погладил ее, чувствуя выступающие под шкуркой косточки; заглянул в вечноголодные глаза… Цыпа встала на задние лапы, передними, выпустив коготки, уцепилась за мой ворот и попыталась забраться на колени… — Ну, Цыпа, в твоем положении скалолазаньем заниматься!.. — посмеялся я, возвращая кошку на землю… Но уйти просто так я уже не мог. Поэтому пошел содрал для нее остатки яичницы со сковородки. Ела… Что ж, каждый добывает свой хлеб как может… 65. Все-таки все млекопитающие — разумные существа. Вот смотришь на какого-нибудь зверя и чувствуешь то непонятное, интуитивное и необъяснимое, что говорит тебе, взрослый это — такая же самостоятельная личность, как и ты, — или ребенок, у которого одни игры на уме. Не знаю, как бы можно было объяснить это… в мире полно необъяснимых вещей… Никто и никогда не объяснит мечту, любовь, вдохновение… но ведь они есть! Недоказуемые разумом, но доступные каждому!.. А ведь и не надо всего этого объяснять. Да, зачем? Для чего? Зачем объяснять, почему мы любим, мечтаем, творим? Надо просто мечтать, любить и творить, наверно, вот и все. Так же: зачем объяснять, для чего мы живем?.. Надо просто жить. Знаю, я тоже тосковал по простому и ясному смыслу жизни, я чуть ли не выл с такой тоски… Я мечтал быть героем, прожить жизнь короткую и яркую, как вспышка сгорающего метеора в ночном небе… Нет. Нужно просто жить. Ну вот Бальгар и открыл Америку с индейцами… 66. 3 апреля 2003 г Сегодня я оторвал взгляд от дороги и посмотрел на одного прохожего. Просто посмотрел. Он подошел ко мне и прошипел: "Ты чего пялишься? Че те надо?" — "Ничего…" — "Вот и не… на меня пялиться, козел!" Потом сплюнул мне под ноги и ушел… Что я ему сделал?.. 67. Сказка… —Обещайте! Рой был слепым. С рождения. Это не так страшно, как сначала видеть, а потом ослепнуть. Но все равно чувство, недоступное ему, несбыточная мечта видеть, не давала ему покоя. Он жил этой мечтой уже лет 15, если не больше. Рой был бунтарь в душе, поэтому ни за что не хотел принять жизнь такой, какая она есть, такой, какой она ему дана — с миллионами звуков, недоступных простым ушам, и с миллионами тонких ощущений, недоступных простым пальцам… Каждый день Рой ходил в парк — послушать птиц и милую людскую болтовню. Он шел и бесшумно ощупывал дорогу тросточкой… О, он был здесь столько раз, что мог идти и без нее и не заблудился бы. Просто ему нравилось чувствовать рукой прикосновение легкого бамбука к фигурным кирпичикам дорожек, к опавшим листьям; и его всегда очень радовало, если находилась вдруг пробившаяся между кирпичиков трава… Тот день, о котором я расскажу, с самого начала был уже особенный. Будто что-то витало в воздухе. Это что-то тревожило душу, оно звало, звало, мучило ожиданием… Вот Рой уже в парке. Но его ничто не радует: ни звуки, ни прикосновения, ни любимая скамейка… Только трепещет и волнуется сердце, только перехватывает от волнения дыхание, будто что-то должно случиться прямо сейчас… Рой услышал легкие шаги. Вот… вот оно… наверное… На скамейку рядом с Роем сел человек и включил плеер. Рой ясно слышал тихую музыку из его наушников. Чуткий слух слепого без труда различал в ней мелодию и слова, правда, язык был незнакомый… Голос человека зазвучал на фоне мелодии: — Здравствуйте, — сказал он… голос был совсем детский: либо девочка, либо маленький мальчик… — Здравствуйте, — ответил Рой, не имевший привычки обращаться на "ты" к незнакомым людям, пусть это даже и дети… …мелодия… тихая, печальная… песня на чужом языке… — Хотите, я подарю вам зрение? — поинтересовался маленький собеседник. — Хочу, — Рой улыбнулся ребенку: почему бы и не подыграть?.. — Только я сразу предупреждаю: как только начнете видеть, идите сразу домой. Смотрите под ноги. Упаси вас Бог посмотреть на какого-нибудь человека по пути! А дойдете до дома — и вы свободны! Обещайте! — ребенок столько жара вложил в свое "предупреждение", что Рою стало не по себе. — Я обещаю, — сказал он серьезно. — Хорошо, — вздохнул ребенок. — Закройте глаза. Борясь с непонятным чувством страха, Рой повиновался. И не просто глаза закрыл, а зажмурился изо всех сил… …затихла чужеземная музыка… ее никто не выключал… Не было слышно шагов, но присутствия человека больше не чувствовалось. Без сомнения, скамейка была пуста… Веки уже начали дрожать от напряжения. Тогда Рой вздохнул, снял очки и протер руками глаза. Потом поморгал, чтобы снять усталость… Он уже встал, взялся за тросточку… и вдруг понял, что он ВИДИТ! …черные очки упали на кирпичную дорожку и хрустнули… Он видел. И видел так же ясно, как человек, который просто закрыл глаза и потом открыл… …Был вечер. Небо над городом висело темно-синее, с уже начавшими проявляться звездочками. В опустевшем парке горели фонари вдоль дорожек… Рой шел… нет, он будто парил над землей, так он был счастлив. "Мир светел и прекрасен!" — думал он… а ведь это был только вечер. Рой еще не видел утра, не видел дня… но он увидит, увидит!.. Рой уже не помнил предостережения, не помнил своего обещания… да и смог бы он его выполнить? Как не смотреть на это все, на целый мир красоты и света!.. И он шел, и он глядел по сторонам, и он ликовал, когда увидел в конце пустой аллеи человека. (Догадался — ведь он не знал, как выглядят люди… о, должно быть, они прекрасны; должно быть, они самые прекрасные создания на Земле…) Рой подошел к нему и смотрел… во все глаза смотрел, запоминая каждую черточку, каждую мелочь… Человек почувствовал его взгляд и обернулся. При виде восхищенного и улыбающегося лица Роя, его любопытных, необычайно ясных глаз, заглядывающих прямо в душу, незнакомец вспыхнул, как факел… — Ты что смотришь?! — прошипел человек, наступая. Его лицо исказила гримаса ненависти. Блеснув в свете звезд и фонарей, щелкнул складной ножик… Рой все понял и вспомнил, что тот волшебный, чудесный ребенок просто умолял его не смотреть, идти домой… Ну зачем, зачем он не послушался!.. Рой попятился, беспомощно выставив вперед руки. От страха у него перехватило дыхание; Рой даже сказать ничего не мог… лишь его глаза, испуганные, молящие, не отводили взгляда от прищуренных, с бегающими зрачками ужасных глаз этого человека… — Хватит пялиться на меня!!! — взревел тот, замахиваясь… …и мир померк… (3 апреля 2003 г.) 68. Наушники — это, определенно, живые существа. Ты просто складываешь их в портфель вместе с плеером, ты их даже не трогаешь, а они умудряются при этом так запутаться, что ты будешь потом долго ломать голову над хитроумными узлами… 69. Продажа вещей в гостинке: они берут вещь, приписывают к нормальной цене лишний ноль… и продают… мдя… 70. 4 апреля 2003 г Я не пожалел 4 рублика, просто чтобы поехать на автобусе. Он делает здоровый крюк, идет по самому краю, за которым начинается склон. Там лесенкой стоят последние девятиэтажки и начинается бесконечность леса и маленьких домиков. Восток просматривается до самого горизонта. Когда встает солнце, то все окна пылают рыжим, будто дома пронизаны настоящим пламенем. В детстве я как-то папе сказал: смотри, это ведь пожар!.. Но это просто красивая иллюзия, миракль, который можно видеть каждый день. Просто поезжай на автобусе, садись у окна и смотри! Розовые облака, рассветное марево, на которое смотреть больно даже из-под козырька ладони… Красиво даже сейчас, когда на деревьях ни листочка, когда они похожи на сухие метелки. А когда все зазеленеет, будет просто чудесно!.. Крюк заканчивается и начинается город. Утренний город совсем другой. Возможно, все люди немножко телепаты и по утрам тебе передается настроение тысяч невыспавшихся и наполовину еще витающих в своих снах… Даже дома себя таким сонным не чувствуешь… 71. Размышления на тему аномального обострения нюха у голодного студента… Итак, у нас сегодня на аналитике была лаба. Определяли содержание нитратов в разных картохах, редисках, огурцах и морковках (и в луке и в капусте — кто чего принес). Мне тетя Неля еще вчера выдала картоху из прошлогоднего урожая, категорично заявив, что, поскольку она сама это все сажала и копала и не травила свой огород никакой химией(эту фразу я уже в какой-то рекламе слышал… мда…), то никаких нитратов там быть не может. Я проверил. И правда ничего. Зато у других экспериментаторов (особенно тех, которые с огурцами) сок чуть ли не чернел от единственной капли дифенилкарбазида… никогда больше не буду покупать огурцы!!! Первый этап лабы: натереть овощ на терочке… И когда все взялись тереть огурцы-редиски-морковки-и т. д., я чуть не одурел от невероятного чудесного запаха. Особенно тертая морковка. Ммммм… Представьте картину: Бальгар в белом халате сидит на стуле и занюхивает тертую морковку… Да… народу тоже было весело… Я первый раз в жизни заметил и осознал, как удивительно пахнут свежие нарезанные и натертые овощи! А такого обострения нюха я вообще не понял! Как? Отчего и почему?.. "Запахи… это удивительнейшая вещь! Я хотел бы на часок стать собакой… нет, волком! Чтобы пробежаться по лесу, вдохнуть его воздух полной грудью…" — подумал я, и вдруг — щелк — и открылось Замирье… а к тому времени, как я добрался домой, у меня созрела новая история… —Вольферин Полнолуние… просто полнолуние — и Лидия всю ночь не спит: ее мучает жар, будто она больна, будто до мирного лесного края добралась городская лихорадка… Человек ночь мечется в бреду и "сгорает" под утро… Лидия… очень, очень все похоже, но на утро она была здорова — пусть немножко бледна, но больше ничего не напоминало об ужасной ночи… Каждый раз, отмечая приход полнолуния, все начиналось заново… И местный знахарь был в семье Лидии частым гостем. Он приходил в любую погоду… шлепая по весенней слякоти или проваливаясь по колено в колючий зимний снег. Он прогонял спать дюжину Лидиных братьев и сестер и обоих сварливых родителей, диких, как пара леших по весне…он зажигал в Лидином подвальчике, где она любила в такие ночи прятаться, маленькую свечку и сидел с больной девочкой целыми ночами, нашептывая ей старинные то ли сказки, то ли знахарские заклинания и поглаживая ее по волосам. Он то ли не мог, то ли не считал нужным ее лечить, только неизменно приносил ей холодного чаю из тишь-травы, чтобы успокоить ее… Знахарь Тати был единственным другом Лидии. Почему-то другие дети ее сторонились, даже братья и сестры, а уж отцу с матерью просто было не до переживаний тринадцатого ребенка, поэтому не стоило и думать о том, чтобы получить от них что-нибудь кроме окрика или подзатыльника… Поэтому, когда старик Тати умер, для Лидии померкло солнце, и мир весь тоже померк…. И было первое полнолуние без Тати. Лидия лежала одна в своем чуланчике, который казался могилой без горящей свечи, без запаха чая из тишь-травы, без сказочного шепота старика. Тати умер. Его закопали в землю и тут же забыли все те, кого он лечил. От этой мысли хотелось плакать, потому что это нечестно и неправильно… Лидии вдруг стало душно и страшно здесь. Она встала и, цепляясь за перила, поднялась наверх. Ее била дрожь. Руки, пылающие жаром, касались перил, как льда… Прошла вечность, но она выбралась и вот уже стоит во дворе, на чудесном ночном ветру под звездным небом, и над лесом нависла огромная щербатая луна… Лидия улыбнулась. Почему-то ей стало вдруг легко и сладко на душе… Ветер был восхитителен! Удивительный небывалый ветер принес миллионы чудесных запахов, которых будто и не существовало раньше… Так пахли бледные ночные цветы, душистая молодая трава и пыль с крылышек ночных мотылей! А звуки! Симфония тончайших звуков. Звучащая ночная тишина!.. В лесу завыл волк. И этот вой отозвался в сердце, как что-то родное, милое, зовущее… И Лидия побежала, умоляя: "Пой, пой, волчик! Только не замолкай!" Она бежала и бежала… и только потом нечаянно заметила, что у нее четыре сильные когтистые лапы, мокрый чуткий нос и острые уши, а росистая трава хлещет на бегу по мохнатым бокам… "Волчица! Я — волчица! Как здорово!" Волки и полуволки… оборотни… свита Лунной Подруги, ее гонцы и глашатаи… Ими не становятся, это лунный дар от рождения. Но для каждого — свой срок. Бывает, в полнолуние родители вдруг находят в колыбели волчонка вместо своего дитяти, и чаще всего дело заканчивается костром возле ближайшей Солнечной церкви. А есть и поздние полуволки, такие, как Лидия… Она выбежала на поляну, и серебристый волк приветствовал ее. Его удивительные умные глаза были красноречивее любых слов, поэтому и не требовалось слов, чтобы понимать… Волк и волчица бежали по ночному лесу, темному, под куполом звездных россыпей, под волнующим светом своей владычицы. И миг был вечностью, а вечность была мигом. Утром Лидия проснулась в своем чуланчике и подумала, какой чудесный был сон… Но ступни и ладони были измазаны зеленым травяным соком и сырой землей, и полно было травинок в волосах… нет, это был все-таки никакой не сон… …Пастушья собака, едва завидев Лидию, точно с ума сошла, зашлась жутким и отчаянным лаем. Брат Лидии лениво спустился с крыльца, чтобы узнать, в чем дело. "Странно, — сказал он, посмеиваясь, и тюкнул собаку своей пастушьей клюкой, чтоб та замолчала. — Старина Баф тявкает так, как будто почуял волка…" С тех пор было много полнолуний, чудесных полнолуний. Ночи бега, игр и охот. Годы… Лидия выросла. Прежней маленькой девочке со взглядом волчицы исполнилось 15 лет. Люди боялись ее. Боялись ее взгляда, боялись ее воли, железной воли, которую невозможно поработить. Нет, такая девушка никогда не станет покорной женой, которая будет безропотно сносить побои мужа и рожать детей десятками. Никому из деревенских не хватило бы смелости взять Лидию в жены… …такая пугающая сила дана лишь тем, кто ЛЮБИТ по-настоящему… А она любила своего серебристого волка, любила больше всего мира, больше жизни, больше луны и солнца. Она жила, превращая каждый день в напряженное ожидание очередного полнолуния… Она уже чувствовала в себе биение двух маленьких сердец их с волком будущих волчат… она жила, размывая границы между лунным миром и миром людей… Отказ за отказом, отказ за отказом… мужчин пугал ее взгляд, потому что он заставлял их чувствовать себя беспомощными… они опускали глаза, опускали плечи и уходили… Но однажды мать пришла к Лидии и сказала: "Все, теперь ты выйдешь замуж, маленькая ведьма! Что, наворожила себе богатого?!" Она была зла и довольна, а Лидия думала: "Пусть! Если он не испугается и не уйдет, как все другие, в полнолуние я загрызу его спящего и убегу к своему серебристому волку навсегда!" И она надела лучший наряд и стала ждать… Мать суетилась, развешивая по всему дому белые скатерти и узорные полотенца. Дочь сидела, как каменное изваяние. Она ждала… и она вся напружинилась и подобралась, как готовый к прыжку хищник, когда на дороге зазвучали бубенцы… Вот он идет… вот уже скрипят шаги по половицам… вот уже открывается дверь… И вот уже двое, молодые и красивые, стоят, как статуи, и глядят друг на друга. Для них остановился весь мир, для них нет больше никакого времени… и никаких торгующихся из-за приданого родственников не бегает рядом… …у него были удивительно умные глаза… глаза, что говорят красноречивее всех слов… — Серебристый волк?.. — прошептала Лидия… — Черная волчица!… - улыбнулся он в ответ… (4 апреля 2003 г) 72. 5 апреля 2003 г Я проснулся больным с утра пораньше. Почему-то казалось, что в горле застряла медуза. И — так и есть! — голос пропал. Все, на что я способен — тихий сипящий шепот… Я выпил две пиалы горячего чая и пошел в университет… …мне вчера звонили насчет репетиторства, мне надо было быть в хорошей форме и уж точно говорить, а не сипеть! И я попался. Понял, что попался… После универа я пошел в аптеку… — Здравствуйте! — сказала Марина. — Чем могу помочь? Я жестоко откашлялся, до боли, чтобы прочистить горло хоть немножко, чем несколько повысил громкость своего "голоса". — Марина, — нет, это было смешно и грустно, — спасите меня… Когда с ее лица сошло удивление, вызванное моей, мягко говоря, нетипичной просьбой, она быстренько разъяснила мне, чего надо делать, чтобы поправиться в кратчайшие сроки. Я послушно купил "Грамицидин С" и "Звездочку"… — Бальгар… — "О, БОГИ, ОНА ПОМНИТ МОЕ ИМЯ!!!" — Вы похожи на человека, которому надо бы поесть витаминчиков, — Марина улыбнулась, — вы похожи на маленькое привидение:-) Потом она показала мне плакат, висевший на стене. Там было что-то вроде: "Сделайте 2 покупки в нашей аптеке, и у вас есть шанс выиграть набор витаминов "Теравит". Торопитесь! Розыгрыш проводится до…" до какого-то там апреля, что уже не важно. — Ваш выигрыш, — она протянула мне коробочку с витаминами… Я так и не понял… но, по-моему, это был подарок… я никогда ничего не выигрывал в жизни своей! Я же невезучий. Я же даже родился 13го числа! Но зачем ей дарить мне подарок? Кто я ей? Кто она мне? Зачем… Впрочем, часто ли я сам себе объясняю, зачем я что-то делаю? Просто захотелось — и сделал. И Марина так же… Я пошел домой лечиться. "Звездочка" и "Грамицидин" вернули мне голос… 73. Сидел и объяснял геометрию милейшему существу в розовом платьице, с чернущими, точно вороновы крылья, волосами, и в очках почти как у Гарри Поттера. Милейшее существо не рубит в геометрии ни шиша. Милейшее существо сильно интересовалось моей особой и строило мне глазки из-за своих очочков. Девятый класс, нежный влюбчивый возраст… упаси Боже… Я сочинил ей легенду, что есть у меня жена Марина и сынок Димка, что оставило юное создание в чрезвычайно расстроенных чувствах. Зато геометрия пошла легче… 74. В какой-то момент поймал себя на мысли, что скучаю по Ильдарику. Очень скучаю, честное слово. Мы так подружились с ним… И я горжусь, что я с ним знаком. Он человек, который частенько путешествует в Замирье, как и я. Только он поэт. Ильдарик подарил мне сборничек своих стихов на прощание. 26 маленьких шедевров, написанных от руки… Я всегда считал, что стихи для детей должны писать сами дети. Маленькие поэты. У них особый, непостижимый мир. Мне было разрешено взглянуть на него одним глазком, и я был восхищен. Мне такого не создать никогда. Такая свежесть!.. как морозное утро с пушистым снегом! Маленькие Творцы так далеки от затасканных форм… так новы, так свободны… Я вспомнил одно хайку Басё (простите, если чего напутал): Когда я смотрю внимательно, Я вижу подорожник, Цветущий у ограды! Это о них! 75. Я тут сидел ужинал и подумал, что Цыпу сегодня целый день не видел и она, наверное, голодная сейчас сидит где-нибудь. Поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, я сгреб на газетку остатки ужина (гречневая каша с маслом), налил молока в плошку и отправился в коридор. Только позвал — бежит… стройная, как фотомодель! Я к коробке, а там вот они, рыже-белые(ни один на мать не похож, а!), пятеро. Цыпа стала мамочкой… Наверное, это ее первые… К осени они уже будут бегать и хулиганить, как все нормальные дети. Будут драться и радоваться жизни… …а одного котяру рыже-белого я, кажется, уже видел… обычно эта зверюга мотается по двору, шугая остальных котов направо и налево… и, помню, в подъезд наш заходил — к Цыпе, видимо… Поймать бы его и заставить ловить для Цыпы мышей!;-) А то она одна должна пятерых кормить, пока он по двору разгуливает!.. 76. 6 апреля 2003 г Я брел по прижавшейся к забору асфальтовой дорожке. Торгаши справа и слева. Продают "беспокойные желтые цветы", неприятные чем-то… наверно, потому, что желтые, пыльцой пачкаются… никаких лепестков, никакой нежности… и вообще, они похожи на веники! А ветреницы(это то, что мы неправильно зовем "подснежником") еще не подняли из-под снега свои головки… Нет, наш маленький рынок, глупый и мелочный, не мог дать мне ничего подходящего… И я пошел дальше. Туда, где блестели стеклянные цветочные киоски, под колпаками которых среди грязного недотаявшего снега раскинулось лето. Я прошел мимо эверестов их букетов роз, от которых так и веяло брезгливым аристократизмом. Я смотрел и на другие цветы. Дорогие, а потому держащиеся гордо и надменно. Я разочаровывал продавцов… Ни один из цветов не был похож на НЕЕ… это должно было быть что-то маленькое, милое и забавное… …и тогда мы с ним посмотрели друг на друга и поняли, что это судьба… так я купил крохотных пушистый кактус… А шел я к НЕЙ с такой сумасшедшей смелостью, с какой кричат "УРРАА!" и бросаются на амбразуру. Я печатал подошвами хлипкий снег и слушал, как колотится сердце. И ледяные пальцы скользили по легкому свертку с Пушистиком, как я его окрестил… Потом я ждал, как шпиён, пока посетители(черт, их вообще-то там редко бывает!) уберутся к лешему… я злился, подсознательно маскируя страх… Я ждал вечность и дождался… — Это вам, — вот и все, что я смог сказать, поставив свой подарок на столик перед Мариной… Через секунду звякнул колокольчик, возвещая о чьем-то приходе… я даже не видел, чьем… я убежал, бегло попрощавшись, и опомнился только дома… …я идиот… 77. У меня температура. Сбивать не стал. Организм не дурак — лечится сам. Пока можно, буду терпеть… Я лучше напишу вам что-нибудь, чтобы отвлечься… 78. Когда-то я коллекционировал воспоминания. Свои и чужие. У меня есть пухлая тетрадка, набитая обрывками памяти. Иногда забываю, какие из них мои. Вот это, это и это. Это мог быть я… записал и забыл… а это — кто-то из моих друзей рассказал в дружеской беседе и тоже забыл. Воспоминания детства так вообще — как летучие рыбы. Выныривая из моря, они блестят на солнце единый миг, чтобы скрыться опять… Страница наугад: — — Я всегда любила такие качели! — Какие? — Большие, как скамейки. И еще — такие, на которых можно кататься "солнышком"… Мой дядя катал меня так и приговаривал: "Из тебя получится настоящий космонавт!" :-))) 79. 7 апреля 2003 г С утра болела голова, предвещая град. Он обрушился на город ближе к вечеру. Небесная кухарка просыпала белый рис… Быть может, мои записи сегодня будут похожи на рой хаотичных градин, отбивающих барабанную дробь по куртке и козырьку кепки… Пронизывающий ветер… дрожь… град… холодное неласковое небо… 80. Собака переходила улицу. Она просто дождалась, пока пойдут люди, и пошла за ними. Умная, правильная собака… Сколько непокорных, непонятных, свободных исчезают с лица Земли! Красная Книга не менее бесконечна, чем моя Книга Замирских Легенд, обреченная увеличиваться и дополняться. Возможно, в будущем останутся лишь те, кто сумел приспособиться к человеку, выживая в каменных дебрях городов, где снуют машины, готовые расплющить, переломать, уничтожить; где есть люди, где есть их съедобный мусор… Собаки… кошки… воробьи… голуби… вороны… галки… мыши… крысы… тараканы… Можно и продолжить… все, кто сумел приспособиться… нет, так нельзя… Я просто знаю, что Природа не допустит этого. Человек, мнящий себя властелином, рискует получить неслабый щелчок по носу или что-нибудь похуже и без предупреждения… 81. Я всегда мечтал написать длинный-длинный рассказ, или даже повесть. Но мне это не дано. Как не дано писать стихи. Как не дано сочинять музыку. Да, есть Таланты, которым дана связка ключей от Замирья, но я не из них. Я пишу короткие рассказы. Они горят, как метеоры, прочерчивая дорожку во тьме. Они пишутся за 5-10 минут каждый, практически на едином дыхании… и все… Но сегодня я начал… я подумал, что если я напишу много рассказиков об одном мире и назову их хрониками этого мира, то вот он и будет, мой большой рассказ, моя мечта!.. Ах, я изобрел лоскутное одеяло!.. Но мне радостно. Я уже пишу. И, как только закончу последнюю главку своих хроник, они появятся здесь. Во всей красе!.. 82. На тренировке встретил отца. Ах, старый самурай! До чего же приятно тебя видеть! Мы встретились, как старые приятели. Он пожал мне руку, похлопал по спине и оценил, что я стал крепче и вообще повзрослел здорово. …Экскурс в прошлое: когда мне было десять лет, отец привел меня на айкидо. Зал для меня — как дом родной. Восемь лет я здесь. Страшно представить… уже восемь лет… Я был рад отцу. Очень рад. Но стена между нами и не собиралась никуда деваться. Мы общались, как двое взрослых мужчин, каждый из которых сам по себе… После тренировки дружно дошлепали по лужам до остановки и разбрелись по домам. Мне было легко на душе и свободно. Просто сегодня, именно сегодня я понял, что ничего не висит между нами, никто из нас никому ничего не должен, никто ни на кого не обижен, никто ни о чем не жалеет. 83. Сегодня понедельник. Если я зайду в аптеку на этой неделе, Марины там не будет… …Я все время делаю странные непонятные вещи и исчезаю… что она должна думать после этого?.. А вообще, это заразно: когда ты начинаешь делать непонятные вещи, другие люди начинают тоже… тоже отступают от формальностей, тоже дают взглянуть на свои сокровенные звезды… 84. Температура и лекарства свое дело сделали. Прошло горло и начавший было хлюпать нос. Я снова жив и полон сил. Танцуй, танцуй, старина Бальгар! Все будет, и будет хорошо! 85. 8 апреля 2003 г Сегодня на физре мы снова бегали "круг смерти", и у меня схватило сердце. Ничего не соображая, я сидел на коленях посреди дорожки, уткнувшись лбом в грязный талый снег. Отчего-то казалось, что, если я сожмусь в комочек, оно перестанет, перестанет, перестанет… Меня трясли за плечи. Я упал на бок и развернулся, словно брошенный в воду ежик… ешьте меня, лисы… Все орали, все трепали меня… кто-то хлопал по щекам… это был ужас… я мечтал о секунде покоя… …Я бы умер там… посреди сквера, где некого звать на помощь… но вдруг… отпустило… вдруг все успокоилось, и сердце стало биться ровно… несколько минут просто лежал и слушал, как оно бьется, просто легко и свободно дышал… Потом встал и пошел… медленно, потихонечку… в универ… а за мной плелись притихшие однокурсники и физрук… "Это действительно круг смерти!" — сказал я; наверно, слишком громко. Мне было все равно… …И просто удивительно, как быстро ко мне вернулась жизнь! Юля(староста группы) вызвалась доставить меня, повеселевшего и порозовевшего, домой. Мы ехали на переднем сиденье газельки, глядя прямо на дорогу, и слушали DDT на моем плеере… Дома я напоил ее чаем, за которым неспешно утекло 2 часа беседы. Потом зазвонил Юлин мобильник. Она ответила: "Да, мам, уже иду"… и нам пришлось расстаться… на прощание она сказала, что я сегодня всех насмерть напугал, и велела больше так не делать. Я козырнул "Jawohl!"… …к вечеру я, совсем уже живой, опять писал свои "хроники"… 86. Когда мы ехали, мой взгляд остановился на двух двадцатиэтажках, возвышавшихся над низенькими домами. Я их вижу каждый день, но сегодня они открыли мне Замирье… …каждый день я путешествую по миру, я созерцаю, присматриваюсь и принюхиваюсь в поисках таких ключей… я собираю Замирские Легенды по крупицам, кропотливо и внимательно, как землянику в лесу… 87. Я рад, что я живой… наверно, иногда полезно пройтись по краешку, чтобы осознать, как хорошо быть живым… 88. Весна капризна, как юная девушка: сегодня ласкает тебя золотистым солнышком, а завтра швырнет пригоршню градин в лицо!.. 89. 10 марта 2003 г Я лентяй и тунеядец! Вчера поленился собрать все свои заметки и записать сюда. Думал: ладно, завтра… сейчас понимаю, что уже поздно. Снова вспоминается история с забытым в портфеле бутербродом… Да, все это уже протухший бутерброд… Вот потому-то я и не могу писать повести. Потому что моя Муза — бабочка однодневка. На следующий день она уже мертва… Пока она гусеница и ползает на задворках сознания, нагуливая жир, она живет долго. Но стоит ей покинуть кокон, стоит заявить о себе миру, как обратный отсчет пошел… Записывай, пока не поздно, потому что рассвет следующего дня убьет ее… Мои рассказы всегда короткие. 5-10 минут на сотворение мира… это даже не день… лучше записывать все сразу, как только оно пришло! С пылу, с жару! И не хранить в черновиках! Но это я такой… а ведь я знаю людей, которые пишут гигантские повести! И пишут годами! Я даже не представляю, как можно отложить рукопись вечером, а на следующий день поймать эту ниточку и продолжить. И чтобы получалось свежо и ново, а не загнивало мертвой органикой… 90. Переписка на лекции: — (// — это я) Давай о очереди писать прилаг. к слову "МОРЕ". чтоб подходили. кто больше. //Забавно играть в такую игру с человеком, который никогда не видел моря… ну ладно… спокойное //штормовое изумрудное //русалочье глубокое //бездонное бескрайнее //безбрежное теплое //ласковое бурное //тихое закатное //туманное мертвое //безжизненное романтичное //саргассово соленое //горькое нефтяное //предгрозовое освежающее //жаркое кипящее пенное бурлящее //жуткое высокогорное //призрачное мерзкое //высохшее смертоносное //лунное солнечное //вечное замерзшее //разгневанное волнующееся //грустное ровное //беспокойное утреннее //мерцающее успокаивающее //сонное млеющее //сказочное — 58 слов. И было бы больше, если б лекция не кончилась. Вот такое оно, море… 91. Не понимаю писателей, которые не пишут, а печатают… на компе ли, на печатающей машинке — все равно. Это не то. Я всегда пишу рукой. Своим почерком. Это самый честный путь из Замирья в наш мир. Почерк — это ведь не просто каракули. Говорят, это нечто, отражающее характер, настроение… Я где-то читал, что, если, когда пишешь на нелинованной бумаге, строчки уходят вниз, значит у тебя заниженная самооценка. Вверх — наоборот. Так вот: у меня конец каждой строчки упорно загибается вниз… 92. С мыслями о море (может, и переписка натолкнула) я написал еще одну главку Хроник… Мне нужен, просто позарез нужен человек, такой особенный-особенный человек, которому я мог бы представить на суд свою первую "большую" книгу. Только где его взять, такого человека? Есть ли в мире кто-нибудь, кому я настолько верю, чтобы принять его мнение близко к сердцу… я подумал, порылся в памяти и понял, что нет… 93. —Я ездил к маме Лео закрыл дверь и снял тяжелые ботинки, обильно политые, точно соусом, липкой весенней грязью. На Марсе она красная… точь-в-точь кетчуп… С тех пор, как Лео потерял мать, он возвращался так каждый вечер… Пиво, в конце концов, он выпивал сам, порой хваля его, порой ругая. Сидел на балконе, вел неспешный разговор с пустым небом и звездами, из которых больше всего любил "утреннюю звезду" — Венеру, — потому что так звали его мать… — Мама, это "Марсианское" номер 3. Знаешь, мне говорили, что оно… "Бедный Лео… — думала Лина, его сестра. — Совсем сдвинулся, бедняга… почему пиво…" С ним было бессмысленно спорить на эту тему. Точно выключатель заклинил: "Мама пиво любит. Я ей обещал," — заявлял Лео и шел в свой любимый магазин, а Лина, оставаясь дома, горько плакала… Однажды он сказал: — Сегодня прилетает корабль с Земли. Привезут земное пиво. Это такое событие! Мама всю жизнь мечтала его попробовать… В душе Лины, словно потревоженный ил, всколыхнулось предчувствие… — Братик, не ходи! — она обняла Лео за плечи. — Не ходи сегодня, останься дома! Она не знала, как объяснить, что это на нее нашло. Но в груди словно плескалась горячая волна, ударяясь о сердце и нашептывая: "Не отпускай, не отпускай, не отпускай…" — Лина, я же обещал, — Лео погладил сестру по голове, точно маленького ребенка. — Лео… Он ушел… было розовое марсианское утро с пурпурными тучками. Моросил дождик, разбавляя на дорогах жирный кетчуп… В нем скользили колеса, и машины не слушались тормозов… Лео попал под грузовик… который вез то самое земное пиво… и красная кровь смешалась с красным кетчупом… Лина прибежала в больницу под дождем, похожая на маленького мокрого мышонка. Она билась в двери, плакала и звала брата… Врач в изумрудной мантии обнял ее и подвел к огромной капсуле, которая тихо и мягко гудела. — Он здесь, малыш, — объяснил врач, — этот аппарат сегодня привезли с Земли. Сейчас он сшивает раны и сращивает сломанные кости… Поверь мне, через два дня твой брат будет снова бегать за пивом каждый вечер, как раньше… — Пиво… — Лина вздрогнула, — это все из-за него… из-за него… На следующее утро Лину пустили к брату. Он лежал на кровати, розовокожий, как дитя (кожа была новая — вчера она покрыла страшные рваные раны)… золотые волосы разметались по подушке… он мирно спал и улыбался во сне… Лина коснулась его щеки. Лео открыл глаза. От лекарств и недавнего наркоза в них стояла муть… они были похожи на озера, подернутые туманной пеленой… они смотрели в никуда, в пустоту. Лео сел на кровати, обнял сестру и притянул к себе, чтобы она села рядышком… — Я к маме в гости ходил, — поведал он шепотом. — У нее милый домик на горе. Под балконом — настоящая пропасть… такой вид!.. Только там очень жарко… Да, там такая жарища, а тут я, с бутылочкой холодного земного пива… мы так здорово посидели с мамой на балконе, поговорили… она и про тебя спрашивала… А потом я спросил, что это за гора такая. Она сказала — Олимп. Самая верхушка. 27 километров — вот почему весь мир как на ладошке… Еще мама сказала, что уезжает. Завтра… просто не могла уехать, не поговорив со мной и не попробовав настоящего земного пива… она собирается то ли на Альфа Центавру, толь еще в какую звездную даль — она еще не решила… но здесь ее больше нет. Прошло два дня, обещанных врачом… Лео вернулся домой… И был обычный марсианский вечер, после которого всем надо кому в школу, кому на работу… Лина заглянула в комнату брата… он сидел и читал… — Ты не пойдешь за пивом сегодня? — удивилась она. — Нет, — рассмеялся Лео, — ты же знаешь, я никогда не любил пива… (10 марта 2003 г) — В мире нет скучных вещей… Я состряпал этот мир из всякой ерунды, которую видел в киоске. "Марс", кетчуп, пиво… смешно, да? Я больше скажу: люди, которые говорят "Нам все надоело. Все скучно. Мы все видели тысячу раз" и т. д. — смешны. Весь секрет не в том, чтобы просто смотреть, а в том, чтобы ВИДЕТЬ… Если ты умеешь ВИДЕТЬ, умеешь созерцать, то ты никогда нигде не соскучишься!.. …я превращаюсь в старого моралиста, ей-богу:-)… 94. 11 апреля 2003 г Мне приснился вкус лесных орехов… больше ничего не было — только вкус… Мне кажется, я в прошлой жизни был слепым. Почти все мои сны заполняет ровная темнота. Картинки, цвет — небывалая редкость в моих снах… Зато всегда в них полно звуков и ощущений. Таких острых, каких мне в реальности никогда не почувствовать… А как я смотрю на мир?.. Нормальные люди не замечают таких мелочей… вроде тайфуна молока в горячем кофе… вроде бриллиантового блеска разбившейся о куртку капельки… Я только сегодня понял, что смотрю на мир, как прозревший слепец… 95. …Воспоминание, которое не умирает, сколько я ни пытался. Я изничтожал его, как сорняк, но не добился успеха: это сон… …обычный сон: картинки, звуки, ощущения… И вдруг погас свет. Потом темнота стала ровной, как в моих "слепых" снах. Остались звуки и ощущения, которые обострились до колкости тонких иголочек. И вдруг — тишина… я шел куда-то на ощупь во тьме и безмолвии… А потом… я перестал ощущать. Ощущать свое тело, ощущать прикосновения ног к земле… Я проснулся тогда от ужаса… Это было лет пять назад. Но помню до сих пор… Сейчас, записав его, я впервые выставил свое воспоминание на свет. Разные вещи ведут себя на свету по-разному. Порождения тьмы скоропостижно погибают, корчась и завывая. Порождения добра цветут… 96. Утро. Кран хрюкнул и вместо горячей выплюнул холодную струю. А выйдя на улицу, я увидел, что в ручьях течет кипяток. Холодный ветер сдувал с него пар, превращая улицу в туманный Альбион… 97. Однокурсники… 1. — Говорят, война в Ираке выльется-таки в третью мировую… (серьезно) 2. — Может быть… наверно, христиане развоюются с мусульманами… (беспечно) 3. — Бальгар, я, наэрно, против тебя пойду…(посмеивается) 2. — Ты христианин, Бальгар? (уточняет) 0. — Я язычник. Все резко затихли и переглянулись. 2. — Ты же крещеный? (тянет за ниточку у меня на шее и извлекает из-под ворота рубашки рунический амулет) 0. — Крещеный. Просто обратился в языческую веру… (отбираю амулет и возвращаю на место) Я просто влюбился в высказывание моего знакомого по поводу этой записи. Ozrik: "Язычество — самое естественное и самое честное из всех верований, которые когда-либо существовали. Я так полагаю. Для человека естественно обожествлять грозу, лес, озеро, весь мир. И сколь противоестественны эти мировые религии, с их ультимативными кодексами морали, которые необходимо соблюдать под страхом наказания. Язычество честнее, потому что оно не устанавливает правил. Стихии сильнее людей, но они живут сами по себе. А человек — сам по себе. И это беда человека, если стихия причинила ему зло. Но все равно это зло — не наказание, не испытание, это случайность. И в этом особая красота язычества". 98. По оттаявшей клумбе ковылял хромой голубь, умудряясь подпрыгивать на одной лапе. Меня он не боялся нисколько, хотя я прошел совсем рядом… 99. 12 апреля 2003 г Я пропускаю уже не первый сезон ручьев в своей жизни. За несколько последних лет я не построил ни одного кораблика для великого путешествия через завихрени и пороги весенней воды. Всегда находились причины. В этом году поначалу ручьи казались мне не очень полноводными. Я ждал… и я упустил момент… сезон ручьев уже заканчивается, и воды отступают, оголяя пыльные улицы… Мне кажется, старость приходит с первым пропущенным сезоном ручьев… это печально и, видимо, неизбежно. Даже сейчас что-то меня останавливает, властно запрещая пойти и сделать последний кораблик до того, как высохнет последний ручей… Это время. Оно ложится на руки свинцом, и нам становится сложно делать милые глупости и звонить друзьям просто так, как в детстве… Мне печально. Мне хотелось бы снова стать маленьким или же быстро перескочить в зрелый возраст, потому что эпоха перемен, в которой я нахожусь сейчас, невыносимо печальна. Когда многое уходит, ничего не оставляя взамен. Ушла любовь родителей… и сейчас меня никто не любит… Ушла любовь к родителям… и сейчас я никого не люблю, а лишь витаю в романтических миражах… Много чего в таком возрасте исчезает безвозвратно. Оттого многие не выдерживают и уходят, покидают мир, не переживая свою эпоху перемен. Юные хотят любви, настоящей, глубокой, а ее нет. Потому что они никому не нужны. Как и я не нужен своей взрослой прекрасной Марине. Юные хотят настоящего интересного дела, а его нет. Потому что они никому не нужны, только начавшие получать знания и набираться опыта. Юные… они не имеют цены и бесполезны в глазах тех, кто старше. Кто перестал прыгать по ручьям и нашел свой вечный берег… Эта эпоха еще славится и тем, что наступает момент, когда ты совсем ничей. Дети не будут играть с тобой, а взрослые не увидят в тебе равного. 100. …Она добрая, она простила бы, что я записываю здесь ее слова… "В моей голове живет шумный драмтеатр, который любит смеяться надо мной. Сейчас в нем каждую секунду разыгрываются десятки сцен, где я прощаюсь со своим любимым. Иногда жестоко, иногда трогательно и романтично, иногда… иногда… А он всегда молчит… ему достается странная роль, где не надо слов. Он молчит и смотрит на меня, не пряча взгляда… а в жизни он не может смотреть мне в глаза. Драмтеатр смеется надо мной. Ведь я вовсе не хочу прощаться, а тем более — с проклятьями и словами, которые ранят больнее меча… Я люблю его и все еще жду от него того же. Драмтеатр смеется надо мной… смеется, говоря: "Он предаст тебя!", измысляя тысячи случаев, как. Я знаю, что это ложь. Но не могу не видеть своего внутреннего театра — ведь он в моей голове, а значит, бесполезно закрывать глаза…" В моей голове тоже есть такой театр. И сейчас его излюбленная тема — как я ухожу из жизни. Я прощаюсь тысячи раз. Я ухожу как герой, как самоубийца, как жертва несчастного случая… Но всегда я говорю что-то на прощание. Бывает, я проклинаю кого-то, бывает, желаю счастья. Бывает, перед смертью вижу перед собой лицо Марины… Драмтеатр смеется надо мной… ведь я совсем не хочу умирать! Я люблю жизнь, я хочу жить долго и счастливо. Я верю, что и меня можно любить, и кто-нибудь будет меня любить… Но драмтеатр смеется и разыгрывает все новые и новые сцены. Ложь. Все ложь. Но я не могу не смотреть. Хотел бы, но не могу. Я прирос к креслу в этом театре, мне срезали веки и выпрямили шею: у сознания, мечущегося в голове, нет ничего этого, нет и рук, чтобы хотя бы закрыть уши. Это еще одна веха эпохи перемен: когда ты впервые остаешься наедине со своими демонами, и нет рядом никого мудрого и старшего, кто бы помог и защитил… 101. 13 апреля 2003 г В библиотеке милая женщина с колдовскими очками знает меня как странного любителя детских сказок. Почему-то в последнее время меня все больше тянет к ним. Тянет прочитать то, что читал, когда мне было пять-шесть лет… Вот сейчас… сначала "Питер Пэн", теперь "Сказки страны Оз"… Больше всего на свете люблю сидеть в своем логове и читать. Даже созерцать я люблю меньше… Я читаю сказки и понимаю, что то, что пишу я, — это совсем не сказки… или неправильные сказки… но менять ничего не собираюсь. 102. Вчера написал жутковатую главку Хроник… А ночью мне снились песочные люди… они зарывались в песок, прячась друг от друга или от солнца. И искали затерянные города… К утру меня утомили металлические коридоры и бегство куда-то вверх и вниз по техногенным лабиринтам. Проснулся уставшим… но сон запомнил. Необычный. 103. 14 апреля 2003 г Большая ночная бабочка на пыльном стекле маршрутки. Коричневая и пушистая. Каждому, наверно, знакомо это возникающее неизвестно откуда подсознательное отвращение к существам, покрытым блестящим хитином, существам иной природы — насекомым… Но ночные бабочки… легкий пушок на теле и крыльях — иллюзия мягкой шерстки, обманывающая наше подсознание. Небольшая деталь, отдаленное сходство с млекопитающими делает этих бабочек милыми сердцу… …А я впервые заметил, какая она красивая. Впервые проследил тонкий узор на крыльях и дрожь перистых усиков, и блеск черных глазок. В маршрутке, в западне… у нее нет будущего. Я хотел осторожно поймать ее в ладони и выпустить на волю, но она заползла в узкую щель, туда, где одно стекло находит на другое, а мои пальцы слишком грубы — я бы просто сломал и уничтожил хрупкое существо, пытаясь его оттуда вытащить… и просто решил, что у каждого своя судьба. И у меня, и у этой бабочки. И не надо мешать. Но всю дорогу я на нее смотрел, чувствуя, как открывается Замирье… — Эшли Она изучала ночных бабочек. Бесшумных, мохнатых, словно укутанных в коричневые плащи с меховыми оторочками. И звали ее Эшли. Ей было три тысячи лет, и три тысячи лет она жила на Утином холме, и домик ее прятался в кроне векового дуба с глянцевыми желудями… Днем Эшли смотрела на высокие солнечные горы, обнимавшие долину, словно края чаши. А по ночам, тихая, словно тень, она уходила в леса. "Наверное, в прошлой жизни я была бабочкой, — тихо повествовала Эшли странствующему монаху, остановившемуся у нее. — Меня манит ночь. Черный бархат и сиреневые сумерки, и зеленовато-синяя предрассветность неба… Иногда я почти чувствую, что за моей спиной мягко хлопают бесшумные ночные крылья, и легкий ветерок несет меня в своих объятиях… — а потом она как бы невзначай добавила: — Мне три тысячи лет, и я чувствую, что скоро умру…" "Ты не боишься смерти…" — удивлялся монах. "Не боюсь," — улыбалась Эшли. А монах смотрел на ее прекрасное юное лицо и не верил, что ей уже три тысячи лет… Наступила ночь. Странное предчувствие не давало монаху спать. Тогда он сел на кровати, завернувшись в теплое одеяло, и стал смотреть в окно… По серебристой в свете луны траве шла Эшли. Капюшон с меховой оторочкой скрывал лицо, а теплый тяжелый плащ напоминал крылья ночной бабочки… Еще несколько шагов сделала Эшли навстречу луне и горам… сердце монаха стало стучать тяжело и жарко, словно в предчувствии… и вдруг, взмахнув руками, Эшли превратилась в вихрь… вихрь пушистых ночных бабочек… Не понимая ничего, монах спустился в траву и побежал к ним… А маленькие существа порхали вокруг, и в голове слышались тысячи призрачных голосов… "Эшли, Эшли…." И тогда монах понял, что это теперь его имя, и ощутил приятную тяжесть коричневого плаща с меховыми оторочками, который возник из ниоткуда и лег на плечи… Он будет жить здесь еще три тысячи лет. На Утином холме, в домике, который скрывает от глаз кудрявая крона Вечного Дуба с глянцевыми желудями… Эшли будет смотреть на высокие солнечные горы, о которые разбивается само время, и будет гулять в лесах по ночам… А потом настанет день, когда он, вечно юный, ответит кому-то просто и честно: "Я не боюсь смерти. Потому что ее нет…" (14 апреля 2003 г) 104. Я и Марина — и пусть только звякнет колокольчик! — нарушитель спокойствия отправится в Вальхаллу прямиком!.. "Бальгар, вы странный… Спасибо за кактус… он у меня здесь и будет жить". "Вам спасибо. Видите, какой я здоровый и порозовевший! На привидение уже не похож?" …смеется… "Немножко…" Тут смеюсь уже я… "У вас очень необычное имя… что оно значит?" "Не знаю, если честно… "болгарин", наверное:-)))… А вы зовите меня на ты, так проще…" "И правда. Тогда и ты тоже будь на "ты"". "Хорошо…" …признаться честно, я схитрил… я специально так сделал: попросил себя звать на ты… она и не могла, наверно, ответить иначе… Но я счастлив и жмурюсь на теплое солнышко… 105. 15 апреля 2003 г Грязная ледяная глыба лежала во двору любимого университета, как несокрушимый айсберг, не подозревая, что кто-то точит на нее зуб. Мол, лето приближается, пора и честь знать… Сегодня нас вывели во двор вместо последней пары, раздали девушкам метлы (Регина с метлой на длинной ручке сразу получила прозвище — Мадам Хук (кто читал (или смотрел) Гарри Поттера, тот меня поймет)), а парням вручили по лому и сказали: сколоть все от сих до сих. Парней у нас в группе четверо. Ну, мы пожали плечами, взяли ломы(я примерился — килограмм десять железка) и, смирившись со своей участью, начали долбить злосчастный айсберг… Тут от стайки "ведьмочек" с метлами отделяется Юля, подходит к Н.Н.-у и говорит: "Дайте мне лом. Я буду парень номер пять". Спокойно поднимает эти десять кило и присоединяется к нам. Причем долбит, особо не напрягаясь, как будто ей это запросто… Я спросил: "Ты это зачем?" — "Да мне жалко вас. Вас всего четверо на эту глыбу… И к тому же, это веселее, чем пылью дышать". Хм-хм… она нас пожалела… После часу высечения снеговых фонтанов из ледяной горы мы уже болтали без умолку. Я узнал, что Юля два года занималась тяжелой атлетикой и была на качалке своей единственной девушкой. Она рассказывала ностальгично и с юмором, нисколько не сбавляя темпа. Похоже, стосковавшись за последние полгода по хорошей нагрузке, Юля была даже рада такой работе… Мы дружно штурмовали айсберг, и ветер парусами надувал наши мокрые футболки. Куртки давно уже висели на ближайшей крючковатой решетке, являвшейся неотъемлемой частью дворового мусора. Н.Н. смотрел на Юлю с уважением… Я отчетливо видел это по выражению его лисьего лица… И я его понимал. Как уж тут уважением не проникнуться… Впрочем, "ведьмочки" над Юлей ехидно посмеивались, что ее нисколько не обижало… 106. По обыкновению, зашел к Марине, надеясь на разговор… Посетителей, как обычно, было мало, и, будь звезды благосклоннее, мы могли бы говорить хоть целый час. Но, как только мы обсудили тему "Как дела?", я понял, что говорить… не о чем… Домой я шел удивленный… как так… что это со мной… не о чем… Действительно… исчерпан запас того, о чем можно поговорить с малознакомым человеком, а ближе мы не стали — вот поэтому и не о чем!.. 107. 16 апреля 2003 г Сегодня решил пройтись по ночному городу после тренировки. Нет, я не боюсь. Потому что нападают именно на тех, кто боится. Страх имеет запах и ночные хищники его чувствуют. Я частенько брожу по городу ночами, и никто до сих пор меня не трогал… 108. Половина двенадцатого почти. Темно и тихо. Я шел вдоль проспекта, послеживая за ночными гонщиками, которые рассекают по дорогам на бешеной скорости… Дошел до клепаного чудища, которое походило на варварского идола в ночи, — это серп и молот плюс стела со словом "СЛАВА". Большими литерами… Там начинался темный двор, где торчали слепые фонари и накренившиеся шесты для флагов. Они звенят в тишине, когда ветер раскачивает металлические тросы. И, если долго прислушиваться, начинает казаться, что это похоже на музыку… Место, ничем днем не примечательное, ночью понравилось мне. Особенно "музыка" шестов. Так и представляешь волосатых варваров, разыгрывающих эту звонкую симфонию вокруг своего идолища. Она цепляет за нервы, как за перетянутые струны, и в то же время не тревожит спокойствие ночи… Здесь я свернул в дворы. Ветерок донес запах пива и чье-то пьяное философствование. Я слушал секунд пять и ничего не понял — но в этом без бутылки и не разберешься… Я брел еще минут пятнадцать по мокрым тропинкам среди дворовых деревьев, похожих пока на сухие метелки, будто и не весна… Знал только направление, где мой дом, потому и не заплутал. У меня в голове свой компас, который всегда со мной… Там, где кончается склон, я остановился и, облокотившись на железную решетку(типа забор), долго смотрел вниз, на хаотично понастроенные домики с дымящими трубами… Где-то там лаяли и выли невидимые собаки: потомки волков чуяли полнолуние. А луна, желтая, тяжелая, висела в голом небе без единого облачка. Я смотрел на нее и мне виделось лицо в рытвинах кратеров и "морях"… 109. 17 апреля 2003 г —Странный человек Странный человек появился утром, в час прохлады, и начал задавать свои глупые вопросы… "Как называется это мир?" "Зимар Аме," — отвечали люди, не понимая, как человек может не знать таких простых вещей… "Как тебя зовут?" "Зовите меня Странником". Странник вообще ничего не знал, будто бы только вчера этот взрослый мужчина появился на свет. Он не знал, что ветер обгладывает до костей, солнце выжигает глаза, а луна замораживает кровь… Он не знал и о том, что есть только благодатный час прохлады, когда можно выйти из пещеры Кузум Зам… Он не умел есть сырое мясо и боялся червяков… "Вы верите в богов?" "А кто такие боги?.." Да, зато Странник знал много того, чего не знали люди. Он пришел, чтобы рассказать им, что на небе живет Бог, а на земле — много богов поменьше. Что ветер не обгладывает до костей, а лишь нежно ласкает кожу; что солнце не выжигает глаза, но на него действительно больно смотреть прямым взглядом; что и луна не замораживает кровь… Но люди ему не верили. Слишком уж странный был человек… В час прохлады, когда над землей лежали тихие сумерки, и ветер притих в горах, Странник вышел вместе со всеми. Он ходил и удивленно озирался, пока остальные набивали сумки плодами и ловили мелкую дичь на копья. А когда кто-то заметил над голубизной гор алую полоску рассвета и крикнул всем возвращаться, странный человек не захотел уходить! Тогда, рискуя ослепнуть под лучами восходящего солнца, двое мужчин все же выбежали из пещеры и потащили Странника за руки… "Но солнце и ветер не опасны!" — кричал он, вырываясь, и люди поражались тому, как силен этот человек, ведь двое сильнейших мужчин Кузум Зама не могут сдвинуть его с места… А полоса над горизонтом наливалась алым и рыжим и расползалась, как огромная трещина… Двое мужчин оставили сумасшедшего в покое и побежали в пещеру, чтобы не обглодал их ветер и не ослепило солнце… Странник остался на поляне один. Во тьме пещеры Кузум Зам мерцали любопытные глаза… "Смотрите! Смотрите!" — кричал им Странник, подставляя лицо солнечным лучам и позволяя ветру играть своими кудрявыми волосами… И к началу следующего часа прохлады он все еще был жив и здоров… "Да, — подумали люди, — это очень странный человек…" (17 апреля 2003) 110. 18 апреля 2003 г Сегодня я дописал Хроники… Да, на практике по истории вдруг придумался эпилог. Пришлось его записать и согласиться, что это конец… Итак, моя маленькая сбывшаяся мечта: —ХРОНИКИ НЕБЕСНОЙ ЦИТАДЕЛИ-- Университет магии назывался — ни больше, ни меньше — Небесной Цитаделью. Огромный замок не спеша летел по небу, окруженный витиеватыми облаками водяного пара. Вид до горизонта — из каждого окна, причем каждый день новый. Два миллиона студентов были настоящими кругосветными путешественниками и за время обучения (от 5 до 15 лет, в зависимости от кафедры) успевали облететь чуть ли не весь мир. Нередко Небесная Цитадель путешествовала в окружении драконов и сильфов. И вообще, все летающие существа, включая одного чудака, который изобрел воздушный шар, весьма интересовались плывущей в воздухе громадиной и тем, что вокруг нее происходит. Студенты тоже любили закладывать виражи вокруг родного университета. Стоило научить их летать, как они из смиренных первокурсников превращались в откровенное хульганьё, готовое нарезать круги вокруг Цитадели с утра до вечера. Профессора, глядя на них, с тоской вспоминали молодость и в слух да погромче ругали современные нравы. Зато по ночам, когда перепончатокрылые смотрители загоняли всех студиозусов спать (кроме астрологов и некромантской братии), престарелые и не очень маги и магини, колдуны и колдуньи, чародеи и чародейки, ведьмаки и ведьмы рассекали по прицитадельному пространству, роняя на поворотах очки и колпаки, и пугали драконов (у которых после этого был реальный шанс остаться заиками, что для огнедышащих существ смерти подобно!) С высоты Цитадели мир превращался в театр. Иногда внизу проплывали золотистые луга и игрушечные домики… одинокие рыболовные суда, попавшие в штиль(студенты с кафедры Воздуха с удовольствием подпускали им ветра)… тоскливые пустыни, где на вершине какой-нибудь ступенчатой пирамиды неизменно плясал зубастый шаман с большим барабаном и вызывал дождь (студенты с кафедры Воды любили иногда поиграть в добрых богов)… а бывало, внизу шли, кроша и уничтожая, игрушечно-маленькие армии… тогда Цитадель бросала якорь!.. Кафедра Баланса останавливала водопад злости, и люди в растерянности опускали мечи, потом смотрели друг на друга и начинали плакать… Кафедра Целительства залечивала раны… Некроманты помогали душам падших в бою благополучно добраться до Вальхаллы… Работа находилась всем… ведь столько всего надо было восстановить и создать… Говорят, когда-то Цитадель не вмешивалась в дела мира, и он так и оставался не более чем театром. Но потом все изменилось… и, наверное, это правильно. И даже жаль, что в мире всего одна Цитадель… PS: со дня отмены постановления о невмешательстве Цитадель ведет новое летоисчисление (н.л.). Наше повествование начинается в году 1881 н.л. (7 апреля 2003 г) —День рождения Магистра Кафедра Тора, или кафедра Грома, появилась совсем недавно. Студентов здесь пока было 4 человека. Неплохо для начала. Кафедра Тора заняла небольшую башню рядом с кафедрой Воды… На факультете магии изначально было четыре кафедры: Воды, Огня, Земли и Воздуха, но вот, пошатнув Баланс, в неразделимую "магическую четверку" вклинилась кафедра Грома. И, надо сказать, студенты ломились туда со страшной силой! Экзаменов там не устраивали. Скажу по секрету, брали, если ты "паленый" — то есть, долбанула тебя когда-то молния — вот ты и студент кафедры Тора… руководство Цитадели пожимало плечами, но выводы делать не спешило. Гром до этого и вправду никто толком не изучал, поэтому это все — terra incognita… …Толь и Алик были близнецы. Светловолосый, кудрявый и розовокожий Толь с глазами цвета предгрозового неба… и смуглый, рыжий и зеленоглазый Алик… близнецы… возьми да проверь, великий генетик, — близнецы!.. Кроме них в этом году на кафедру Тора взяли еще двоих — очаровательных эльфийских девушек, очаровательных даже несмотря на то, что эльфов считают наисквернейшим из всех народов(за высокомерие и хитрожелтость)… Их звали Элла и Эолин… Все четверо были первопроходцами. Первые студенты кафедры. Был жаркий день. За окнами порхали молодые зеленые драконы и дышали на стекла, с любопытством заглядывая в аудиторию… Аудитория на сотню мест — и всего четыре студента. Притихшие, ожидающие, они переговаривались сдержанным шепотом, боясь нарушить тишину… У каждой кафедры свой специфический запах… Кафедра Тора пахла озоном… …Говорят, первую лекцию должен вести сам основатель кафедры… говорят, он пока тут единственный препод… говорят, он тоже "паленый"… говорят, он первый человек в мире, сумевший приручить молнию… говорят… говорят… Скрипнула дверь. Магистр, ростом метр с кепкой, шустро взбежал по ступенькам, вышибая кроссовками фонтанчики пыли. Взбежал легко, как мальчишка… Впрочем… это и был с виду мальчишка… лет восьми… Так вот ты какой, северный олень… тьфу!.. Магистр Тор!.. После лекции Магистр Тор весело попрощался и выпорхнул в форточку, оставив озадаченных студентов наедине с их мыслями и домыслами… — Это, наверно, молния его так… — посочувствовала Эолин… — Да, наверно, — кивнули близнецы. — Представь: остаться ребенком на всю жизнь! — сказала Элла… Определенно, в этих эльфийках самое милое было то, что они умели сострадать… совсем как люди… Магистр Тор завоевал сердца студентов сразу и навсегда. Редко какого препода так любят… Он был… как бы сказать… свеж и свободен, точно озоновый воздух после грозы… совсем как ребенок. На переменах он порхал в облаках вместе со всеми. И запросто посередине лекции мог сказать: "Вижу, вам надоело тут сидеть и слушать заумные вещи и разбираться в траекториях движений бестолковых шаровых молний… Пошли сотворим небольшую грозу!" И они отправлялись творить грозу. К концу семестра их уже слушались небольшие молнии, и Магистр Тор, со свойственной ему простодушностью, выставил всем четверым "отлично" автоматом… Прихлебывая лимонный коктейль в студенческом буфете, который всеми студентами по праву считается фундаментом Цитадели, четверо громовиков (их так прозвали, отличая от других студентов по паленым волосам и неистребимому запаху озона) с недоумением рассматривали зачетки… — У Магистра Тора совсем детский почерк! — развел руками Алик. — Так писал бы человек, которому… ну… лет семь-восемь… — Кхм… который недавно закончил пропись… — продолжил Толь. — И имел трояк по чистописанию! — Элла и Эолин засмеялись. — Сколько ему лет, а? — спросил Толь. Все пожали плечами. Это надо было узнать, надо было расследовать! А с какого конца тут, собственно, расследовать? Замысел остался замыслом еще целый семестр… — Я обратил внимание, — сказал однажды Алик, — что другие преподы недолюбливают Магистра Тора… и вообще, смотрят на него сверху вниз… — При его росте это неудивительно, — пожала плечами Элла. — Да нет, я не о том! — перебил Алик. — Они не считают его равным! Не подают ему руки… и вообще… — Зависть, — констатировала Элла. — Чему завидовать-то? — хмыкнул в ответ Алик. — Неужели они судят по внешности? — усомнилась Эолин. — Магистру Тору должно быть как минимум… — Толь задумался… 10 лет простой школы… 5 лет университета… 5 лет аспирантуры… — 26… ну 25… и то надо быть гением, чтобы в таком возрасте добиться создания новой кафедры… это же мировое событие… баланс-шмаланс и все такое… — Может, поэтому и завидуют, — Элла стояла на своем. — Что он талантливый, что он не такой, как все… и вообще… — Хотя… так ли это важно… — начал было Толь… — А я хотел бы знать, за что они так Магистра Тора! — возразил брату Алик… Хотел-не хотел, а в преддверии сессии все забылось быстро… …Однажды все четверо громовиков блуждали по лабиринтам родной кафедры, добираясь в седьмую лабораторию, когда их догнала какая-то женщина. Ей было лет 25, не больше… "Здравствуйте, помогите, пожалуйста, я тут заблудилась, мне выйти надо". "Да вы выходите в окно и летите". "Я не умею". "????" "Я нездешняя. К сыну в гости прилетела, меня подбросил один славный человек на воздушном шаре… Я так торопилась; девять лет сегодня моему мальчишке…" "????" — они не помнили никого на кафедре, кому было бы 9 лет!.. "Его зовут Тор… Я думала, он учится с вами…" "Ах да… Ма… да, Тор…" — Он самый обычный мальчишка, — упавшим голосом сказал Толь, провожая взглядом исчезающий за облаками цветастый воздушный шар… — Что, сделаем вид, что ничего не знаем? — растерянно проронила Эолин. — Нет! — Элла будто вспыхнула. — Это нам проверка не верность! Мы прямо сейчас пойдем и поздравим его с Днем рождения! Пусть он знает, что хоть ему и 9 лет, а он все равно для нас Магистр Тор! … "Магистр Тор, мы знаем, что у вас сегодня День рождения и что вам 9 лет. Мы поздравляем вас и желаем счастья… Мы любим вас, Учитель!" "А это — в вашу честь!" Алик и Толь распахнули окна, впустив в башню грозовой ветер; и девятилетний Магистр с гордостью, с настоящей гордостью и благодарностью смотрел на разразившуюся в небе бурю ажурных молний, в которых, играя с ними, ныряли молодые драконы… А на земле зубастые шаманы падали ниц, и с пирамид текли водопады на все четыре стороны… Где-то в долине, глядя, как электрические кружева в мелкие клочки рвут небо, дикие воины бросали мечи и смотрели… смотрели, не в силах отвести взгляд… Когда все стихло, на глазах у Магистра Тора блестели слезы… "Я родился в такой буре, потому что поймал с десяток молний и остался жив… и лишь одна попала мне в висок и оставила шрам… с тех пор я сам, как молния… мне нужен час, чтобы изучить то, на что другому потребуется год… для меня дни и недели растягиваются в века… меня слушается гром… Видят боги, это не принесло мне счастья… я так думал раньше… Но вы… вы четверо заставили меня думать иначе…" С посветлевших облаков опустились радужные мосты… (7 апреля 2003 г) —Грозовые врата На рассвете, когда рассеялся нежный утренний туман, вдали, среди деревьев из него выросли два острых белых зуба. Такие высокие горы… обелиски — или — поверить сложно — дома, казалось бы, должны были царапать вершинами небо, кромсая его нежную синюю плоть… Удивляясь самим себе, обитатели Цитадели внимательно прислушивались к непонятным горам, словно и впрямь хотели услышать треск рвущегося на кусочки неба. Они гипнотизировали… они казались миражом… Самые шустрые студенты уже сгоняли к горам и, вернувшись, доложили, что это на самом деле диковинные дома! Они не были миражом; можно было пощупать стены и ощутить нагретый солнцем камень. Можно было зайти внутрь — все предметы в них были тоже реальны. Но вот люди в этих домах были призрачны… Они не видели чужаков и, бесплотные, как привидения, проходили прямо сквозь них… При этом деловитые призраки запросто передвигали любые реальные предметы… Алик и Толь, студенты с кафедры Тора, полчаса забавлялись тем, что "переписывались" с одним призраком. Он сидел сочинял отчет и вдруг заметил, что на бумаге проявляются слова (Толь и Алик писали своими перьями, поэтому человек не видел, откуда эти слова берутся). Сначала он перепугался, а потом, простодушно решив, что это, должно быть, сон, начал "переписываться" с невидимыми собеседниками… …Небывалый миракль-полумираж!.. Кафедра Иллюзионистов только поголовно не брякалась на спину, дрыгая ножками, — требовала бросить якорь! Поразмыслив, все с ними согласились, и Цитадель повисла над лесом, а ветер позвякивал магической цепью… Что тут началось! Заговорили о взаимопроникновении миров, о воплощении миражей, об особой расе Призрачных Людей, которой даже название придумали: Homo larvalis… Тысячи теорий сошлись в дикой схватке не на жизнь, а на смерть… А Толь с Аликом (потом они посвятили в свою тайну и Эллу с Эолин) каждый день этих нежданно свалившихся на голову каникул проводили в первой башне со своим новым другом. У него было странное имя — Андрей, ему было тридцать лет, и он работал здесь бухгалтером (правда, ему так и не удалось объяснить юным магам, что же значит слово "бухгалтер")… Обитателям Цитадели было строго запрещено вступать в общение с Homo larvalis. Боялись паники среди людей чужого мира, людей, которые представления не имели о магии и тому подобных вещах. Магистра Астер, главный астролог, предсказала, что техногенный мир будет в ужасе, если в него вмешаются маги… Да, все это было верно. Но Андрей был не похож на других… Этот человек, скучая вдали от всех в своей пыльной каморке с маленьким окошком, жил в мире грез и фантазий, поэтому самопишущимся каракулям был невероятно рад. Он очень подружился с четырьмя громовиками… Он забрасывал горы отчетов, читая об их мире, огромном и прекрасном. Мире, над которым в облаках плывет Небесная Цитадель… — Он как будто чужой в своем мире, — однажды грустно сказала Элла, когда вся четверка возвращалась в Цитадель, неспешно летя в звездном небе. — Да, он похож на нас, на наших людей… — сказала Эолин. — Нет, скорее на Магистра Тора, — возразил Алик. Толь молча глядел в небо, загадывая желание на падающую звезду… …В этот вечер где-то в одинокой квартире беспокойным сном спал Андрей. Ему снилась плывущая в ночи громада Цитадели и летающие вокруг нее воздушные существа… А две башни, белые, мерцающие ночными огоньками, казались древними обелисками, которые кто-то поставил здесь, чтобы Андрей не смел забывать, что утром должен вернуться… в свою каморку… к своим отчетам… Он ворочался и бормотал во сне, прижимая к груди блокнот, где была его переписка с Толем, Аликом, Эллой и Эолин, и не было на свете вещи дороже… Следующий день начался для Андрея с того, что появившиеся маги предложили помочь ему разобрать хлам в кабинете… Если бы кто сейчас зашел, то увидел бы порхающие по офису листки и деловито пролетающие мимо папки бумаги… Эолин сидела на столе возле Андрея: записывала реплики остальных и зачитывала ответы. Так общались потихоньку… "Что это такое?" — записала она вопрос Алика и, подумав, нарисовала розетку. "Розетка… — Андрей поразмыслил, как бы объяснить это магам, и написал: — Там — молния. Неделю назад розетка испортилась, и меня ударило то… — зачеркнул, — молнией… С тех пор я все время вижу во сне какой-то другой мир… наверно, ваш. Алик, ты ее не трогай. Ты хоть и громовик, но все равно… вдруг это какая-нибудь другая молния…" Алик с любопытством вытянул из розетки молнию, смотал ее в комок и потушил его в ладонях. Эолин записала его слова: "Нет, такая же…" "Впечатляет!" — оценил Андрей. Потом было затишье — но это для Андрея. У громовиков же был серьезный разговор… "Ты хочешь быть с нами?" — спросили они наконец. "ХОЧУ!!!" — Андрей написал это огромными буквами, на весь лист… маги даже подпрыгнули от неожиданности… Вечером они поймали Магистра Тора по пути в конференц-зал, где намечалось еще одно совещание по поводу двух башен и Homo larvalis… Малыш-магистр спросил прямо: что случилось… Четверо студентов объясняли путано, горячо; перебивали друг друга… — Вы можете его забрать, Магистр Тор?!! — взмолились они хором. Магистр закрыл глаза и медленно вздохнул, словно собираясь с силами. — Я попробую, — решил он. … "…Андрей, сейчас Магистр Тор откроет Грозовые Врата. Сейчас или никогда". "Я иду!" Ажурная электрическая дуга вспыхнула прямо посередине кабинета. Загорелись бумажки, с треском полопались лампочки, и в темноте теперь только Врата сияли, как чудовищная огненная пасть, за которой была уже Тьма, Тьма с большой буквы, ледяной мрак, веющий запахом озона. И Андрей, зажмурившись, шагнул под электрическую арку… Пораженный внезапной тишиной, он открыл глаза. Башни растаяли, как мираж; сквозь свои полупрозрачные руки Андрей видел парящую над лесом Цитадель… а руки становились все менее прозрачными, и только настал момент, когда он был здесь весь, полностью, Андрей полетел вниз. С высоты 25го этажа, где был его кабинет… Но не успел он испугаться, как четверо друзей подхватили его под руки… — Ты еще не умеешь летать, — сказал рыжеволосый юноша(Толь, Алик? Андрей пока не знал) — Но скоро научишься… А в том мире, где не верили в магию, люди в белых халатах укладывали на носилки скрюченное мертвое тело Андрея, а его сотрудники, напуганные до полусмерти, рассматривали оплавившиеся и почерневшие стены… (8 апреля 2003 г) —Глас в пустыне На камне сидел старик, сухой, как мумия, и неподвижный, как какая-нибудь ящерица, которая решила погреться под пылающим диском солнца. Он сидел и думал. На самом деле здесь было только его немощное, высушенное ветрами тело, мысли же летали где-то в неприметных перышках облаков далеко-далеко, вместе с ледянистыми дракончиками… Мальчишка-ученик от такой отрешенности был далек. Он весь измучился, изнылся и извертелся. Солнце сводило его с ума. На горизонте мерещились зеленые оазисы, а в небе — летящая крепость… Но то, что старый мыслитель открыл глаза и уставился на нее, заставило юного мыслителя усомниться, что это мираж. — Вот смотри, Тетачтитлан, — назидательно произнес старик, — летит это каменное чудище и творит судьбы мира. Небесная Цитаделищща собственной персоной! И нет такой катапульты, которая ее собьет! И нет такой армии, которая выстоит против двух миллионов магов! Она несокрушима, она вечно, и мы обязаны мириться с этим. Пройдут сотни тысяч лет, пока люди сумеют ее уничтожить… — А зачем? — устало спросил мальчик. — Затем, чтобы быть свободными, бестолочь! — старик аж подпрыгнул. — Стоит людям собраться на войну, да вообще решиться хоть на что-нибудь, как Цитадель тут как тут, ее будто притягивают такие события… Только какие-нибудь идиоты начнут молить спасения с неба, появляется Цитадель — и вот уже орды магов идут перекраивать мир на свой лад! Дальше мальчик уже не слушал. Он казался себе воском, плавящимся на солнце, и понимал уже, что сейчас свалится и не встанет больше… "А что если я тоже попрошу… — и он зажмурился и подумал что есть сил: — Прекрасная, чудесная Небесная Цитадель, спаси меня, я умираю от жары…" Что-то качнулось в воздухе, и небесная крепость стала приближаться, точно подул попутный ветер. Тетачтитлан собрал последние силы и помахал ей рукой. Но его и так было хорошо видно… (8 апреля 2003 г) —Письмо На кафедре Воды много русалок. Это удивительно? Можно сказать, да. Раньше они жили на дне Ночесветного Океана (в ночи в глубине мерцали огни русалочьих мегаполисов) и мало интересовались верхним миром. Они открыли его внезапно, и с тех пор редко кто поступает на кафедру Воды, кроме них, — тяжело выдержать конкуренцию с теми, кому эта Вода — дом родной. Русалки летали. Как все нормальные студенты, они умели летать, пусть небо было им и не столь привычно, как вода. А комнаты их располагались в бассейне — так им было спокойней… В этом году кафедра Воды приняла целый батальон русалок… и одну девушку-человека. Она была родом из далекой пустынной страны, где люди круглый год молят о дожде, и ее слушалась вода… Кай могла заставить ее брызнуть фонтаном прямо из земли, даже если она текла глубоко-глубоко под потрескавшейся шкурой пустыни, под песком, глиной и известняками… все равно: Кай звала, и вода пробивалась наверх!.. Небесная Цитадель бросила якорь, увидев гигантский столб воды, поднимающийся под облака… Водяной исполин, в котором водные элементали сходили с ума, пытаясь дать отпор чужой воле… и у подножия водяного столба — пятилетняя Кай… Сейчас ей было 18. И по нежной коже цвета молочного шоколада уже начали виться золотистые полосы, как у всех людей ее племени… словно легкий налет ярких блесток… И волосы начинали светлеть… "Найденышей" не любили. Тех, кого, как Кай, подобрала Небесная Цитадель. Кто из глухих деревень, из мертвых пустынь, из вечных льдов… недоучки, не знавшие обычной школы, но имевшие Дар. Они всю жизнь были маленькими дикарями среди тех, кто пришел в Цитадель сам, кто обивал пороги и штурмовал экзаменационные бастионы… и все равно потом оказывался слабее неграмотных "найденышей"… Кай и раньше было очень одиноко, а теперь, среди русалок, — особенно… …Об Андрее она услышала одной из самых последних. Это удивительный пришелец! Сила его воображения столкнула миры. Две Вселенных пересеклись в точке, где стояли две башни, похожие на чудовищные белые клыки. Он буквально проглотил общий курс магии за два месяца и уже проспециализировался на громовика, принятый с распростертыми объятьями кафедрой Тора. Магия начинается с воображения, и воображения, обладавшего таким могуществом, силой, сталкивающей миры, Цитадель еще не знала… Но как, должно быть, одиноко человеку вдали от своего мира, в котором, словно забытые вещи, остались детство и юность… …Андрей парил в утреннем воздухе и смотрел рассвет. Удивительный. Какого не увидишь в его мире. Ветер гнал по небу пурпурные облака, закручивая их в невообразимые горы, равнины и замки… простая игра водяного пара над горизонтом, но для созерцателей в ней открывается новый мир… чужой и прекрасный… Андрей все еще носил клетчатую рубашку и синие джинсы своего мира; найковские кроссовки плескали по ветру длинными шнурками… Солнце Замирья постепенно съедало цвета с одежды, а постоянные полеты и виражи истрепали ее, как старый парус. Nostalgie… да… грусть по бетонным джунглям, как это ни удивительно… иначе зачем еще цепляться за прошлое, нося эту одежду?.. Он был здесь чужаком. Даже его четверо друзей-громовиков не всегда были способны его понять. Но, тем не менее, он любил этот мир. Здесь он мог ДЫШАТЬ, здесь призраки воображения воплощались в магию… и чувствовалось, что у этого мира есть БУДУЩЕЕ, чего так не хватало в его мире… да, среди бетона и дорожной вони… там, где за горизонтом идет очередная война и люди рвут друг другу глотки… там не было этого БУДУЩЕГО — спокойного светлого чувства, что все будет и будет хорошо… Он тоже был "найденышем", хоть и знаменитым… Андрей начал мечтать… В полупрозрачный на фоне рассвета мир его фантазии приходила милая юная девушка с букетиком ландышей, и смех ее, нежный, как звон ручья, растворялся в вымышленном лесу… На плечо Андрея сел почтовый голубь. В этом мире это умная, разговорчивая птица, и такая цветастая, будто вывалялась в палитре вольного художника. — Ну, что случилось, маленький шпиён? — улыбнулся Андрей. — Письмецо, мастеррр Андррри, — прогурлил голубь и уронил в подставленную руку золотое колечко с лапы, потом сказал: — Дела. Ррразрррешите откланяться… — и улетел. Почувствовав тепло человеческой руки, колечко выпустило письмо на волю. "Я смотрю на чужой мир, возникающий в облаках волшебного рассвета. В нем невозможно жить, ведь он создан для сильфов, а не для нас… мы просто смотрим и любуемся… Мой мир — раскаленная пустыня, где по ночам в тихой прохладе бродят люди с кожей цвета молочного шоколада… где молят о дожде… где не веришь в завтрашний день. Мне никто не верит, что по этому миру можно тосковать… но я тоскую… И ты тоскуешь по своему миру… Тоскуют ли полевые цветы в букетике девушки по оборванным корням, оставшимся в остывающей земле?.. люди — да… Я думаю, нам надо поговорить… просто поговорить — и обоим станет легче… Цитадель приближается к холодному морю. Приходи. Я буду на берегу, там, где волны разбиваются вдребезги о жестокие скалы… PS: я покажу тебе, как танцует вода…" (10 марта 2003 г) —Альбия Однажды утром все проснувшиеся обитатели Цитадели увидели за окном призрачно-белое месиво. Туман лип к стеклам и стекал ручейками. По приказу верховного мага во всем небесном универе закрывали окна и двери, приставляя к ним демонов-смотрителей… к дверям еще и пододвигали мебель. Внутренний мир Цитадели постепенно погружался во мрак. Студенты, забытые магами, которые слишком были заняты странным туманом, сидели по внутренним скверикам Цитадели, грустные и притихшие. Только сдержанный шепот иногда слышался в вязкой и липкой тишине, под стать самому туману. — Что за переполох из-за тумана, Кай? — спросил Андрей, глядя на мутные, закопченные демонами окна. — Там, под Цитаделью — Альбия. Страна туманов. Маги боятся тумана. Это стихия, на изучение которой еще никто не посягнул… Там страна призраков и миражей. — Но ведь туман — это вода… — Не совсем… он — между Водой и Воздухом… Как твой гром — между Водой, Воздухом и Огнем… Некоторое время они молча блуждали между колонн нефритового зала, на которых плясали полосатые блики русалочьего бассейна… Потом Кай решительно остановилась и заглянула в глаза своему другу. — Сегодня я спущусь в Альбию, — сказала она. — Нет! — Андрей выпалил это быстрее, чем успел подумать. — Это опасно… ты не можешь туда пойти!.. Я… я тебя не пущу! — Ты не можешь командовать мной, — возразила Кай, — даже при том, что ты не 12 лет старше, Андри… — Андрей! — о, он мог смириться с тем, что его зовут на замирский лад два миллиона цитадельцев, но почему-то слышать свое имя таким он НЕЕ он спокойно не мог. — Андрей, — с улыбкой повторила Кай… Нет, это она нарочно все!.. сначала разозлить, а потом… — Кай… — он еще много чего хотел сказать… — Андрей, — перебила она, — ты идешь со мной? И, глядя в ее спокойные сине-зеленые глаза, он ответил: — Иду… Законопаченная по окнам и дверям, под присмотром визгливых демонов и всевидящего ока верховного мага, Цитадель стала неприступной. Ни войти, ни выйти никто не мог. Но был небольшой туннель, из которого вниз струился тихий водопадик, запрещая переполняться внутренним речкам, что брали начало из порталов Воды. Этот туннель вел на свободу и вовсю поливал сейчас страну туманов. Андрей хотел сказать Кай, что путь назад по этому туннелю будет невозможен, но потом понял, что она и сама это знает. И дело здесь не в силе течения(оно как раз очень спокойное), а в простом, но действенном заклятьи, запрещающем движение назад. — Мы не вернемся здесь, — все же сказал Андрей. — Знаю, — кивнула Кай. И они продолжили молчаливое шлепанье по ручью, что едва покрывал пол тоннеля, при свете сотворенной Андреем миниатюрной шаровой молнии, которая летела впереди, освещая путь. Электрический свет, так похожий на свет ламп мира Андрея, отражался от воды и дрожал на осклизлых стенах золотистыми полосами. Здесь жили только мохнатые водоросли. Потому что им не надо никуда двигаться. Они покрывали стены и жались ближе к воде, которая омывала берега их неподвижного мира… Туннель оборвался в белое клубящееся ничто, в котором блуждали звуки, чужие и пугающие. Кай взяла Андрея за руку. — С тобой мне ничего не страшно! — смело сказал она. Вместо ответа Андрей лишь бережно сжал ее холодные пальчики… Они шагнули в туман, держась за руки, и медленно полетели вперед. Цитадель мгновенно затерялась в молочном месиве, будто ее и не было, и они еще долго прислушивались к журчанию падающей воды — последнему, что их связывало с реальным миром… Но потом и оно затихло. Остались лишь звуки… от которых леденело сердце… Кто-то смеялся, плакал, звал… Андрей почувствовал, что на голове шевелятся волосы, намереваясь встать дыбом… — Не слушай! — Кай дернула его за руку. — Давай спустимся к земле. Они стали снижаться. Казалось, они совсем не двигаются, потому что туман везде одинаковый… но вот их ноги коснулись земли… При каждом шаге что-то хлюпало, причем так сочно, что даже жутко представить, что это было. Кай и Андрей шли, не видя своих ног — туман не позволял… — Мне это надоело! — капризно заявила Кай. — Сейчас сотворю небольшой дождик. После нескольких неудачных попыток она сумела сбить туман в кучу и заставить падать на землю каплями… Когда немного прояснилось, промокшие до нитки маги начали различать в тумане блуждающие тени. Звуков стало несоизмеримо больше… Андрей притянул к себе Кай… По его свободной руке уже бегали беспокойные искорки, готовые в любой момент сотворить молнию… Кай мелко вздрагивала от каждого звука; путая заклинания, пыталась расширить облако, чтобы увеличить видимость, и кляла себя за то, что в общем курсе меньше всего любила магию воздуха… Они стояли, не двигаясь; грязь, чавкая, уже начала засасывать. Не сговариваясь, маги поднялись в воздух, где-то на метр от земли. — Андрей! Андрюша! — позвал тихий женский голос. — Нина… — Я люблю тебя. Всегда любила. Я хочу быть с тобой… Тень в мокром тумане тянула к нем руки, а нежный родной голос убаюкивал разум… У тени были знакомые, любимые очертания, голос… — Не слушай! — шепнула ему Кай. — Думай! И он подумал… разум понимал, что Нины в Замирье быть не может, она осталась там, в душном офисе белой башни… но сердце, истосковавшееся по ней, не хотело верить… раны, которые, казалось бы, зажили и успокоились под рыхлой тканью шрамов, открылись вновь… разом и все… Тем не менее, Андрей понимал, что, как это ни больно, но это мираж… или уловки, чтобы заманить его туда, где начинается непроглядный туман. К тени Нины метнулись еще две, и она закричала: — Спаси, спаси меня!.. Андрей уже рванулся было к ней, в туман, к шаровой молнией, зажатой в кулаке, но Кай удержала его. И как только силенок хватило у хрупкой дочери пустыни?.. Там, за туманом, поняли, что маневр не прошел… и тут все три тени слились в одну, и черная бесформенная громадина, взревев, бросилась на магов. Молния пришлась очень кстати… Но куда бежать?.. наверх! в небо!.. Обняв Кай и метнувшись в высь, Андрей выпустил еще целый рой шаровых молний. Они метались вокруг, находили и жалили кого-то в тумане… А Андрей все разгонялся и разгонялся, прижав к себе Кай… он уже не верил, что когда-нибудь настанет конец всему этому… и не верил, даже вынырнув в сиреневые сумерки недалеко от башен Цитадели — он продолжал лететь вверх, выпуская вихри молний, пока силы не оставили его… мана уже давно кончилась (потому что Андрей был еще совсем неопытным магом), и последняя энергия, ушедшая в полет и молнии, была его жизненной энергией… У Андрея пошла кровь из носа и, потеряв сознание, он уронил голову на плечо Кай. Бессознательный, он мог только лежать на воздухе, безвольно раскинув руки и ноги. Кай обняла его и повлекла за собой… Они летели домой… Проснулся Андрей свежим и отдохнувшим, как просыпается восстановивший свои силы маг. Он увидел над собой малахитовый свод госпиталя и улыбающееся личико Кай с золотистыми веснушками… Так туман превратился в воспоминание… … — Андрей, а кто была та женщина, что звала тебя? — Я любил ее… Слова, что она говорила… всю жизнь я мечтал их от нее услышать… а услышал от монстра… и чуть не попался… Забудь, Кай… — Прости, что я потащила тебя в Альбию. Я устроила тебе испытание похлеще, чем устраивали у меня на родине кандидатам в вожди… Я люблю тебя, Андрей. И хотела знать, любишь ли меня ты… Прости, я не должна была сомневаться в тебе… — Нет, все хорошо, Кай… Если бы не эта Альбия, я бы еще очень долго, а может быть, и никогда не понял бы, как ты мне дорога. Даже удивительно: без всякого страха, без всякого сомнения я могу теперь сказать… я люблю тебя, Кай… (12 апреля 2003 г) —Враг Раз, два, три… Три стрелы, выпущенные в небо одна за другой, воткнулись в траву маленького дворика Цитадели. — Что ты видишь, Фаберли? — спросил Магистр Анх, указывая на стрелы… — Стрелы… — буркнул хмурый юноша, опуская витиеватый, испещренный магическими символами арбалет. — Ясно, что стрелы, — Магистр Анх был холоден и спокоен, как всегда, — а что они говорят тебе о будущем? — Они — ничего, — Фаберли посмотрел Магистру в глаза своим пронзительным взглядом. Глаза у Фаберли были цвета колотого льда — серо-синие, испещренные множеством белых прожилок… — Вы ошибетесь, как слепец, Магистр Анх, — сказал Фаберли ни с того, ни с сего… — Что? — переспросил ошеломленный Магистр. — Вы разглядите всех букашек и не заметите дракона, — спокойно продолжал юноша, вынимая из земли предсказательные стрелы. — А этим, — он потряс арбалетом, — в тире хорошо стрелять. Магистр Анх прислушался и почувствовал, что гнев и презрение кипят в его ученике, как лава. — Ты уверен, что правильно выбрал кафедру, Фаберли? — спокойно осведомился Магистр. — Да, — сурово ответил студент. — Жаль, что здесь нет ничего, кроме каких-то дикарских гаданий. После пяти лет на кафедре Предсказаний, как показывает опыт, уровень маны у студентов снижается до минимума. Людей здесь просто уродуют, Магистр. Анху стоило великого труда спокойно проглотить всю кучу обвинений… но он сдержался и ответил ледяным спокойствием… — Я… — начал он… — Вы хотите сказать, что рассмотрите вопрос о моем исключении, Магистр Анх, — закончил Фаберли. — Именно! — гаркнул Магистр, которому надоело сражаться с собственным гневом… Фаберли удалился в надменном спокойствии… Ночью Магистр Анх не спал. Пресловутый вопрос об исключении Фаберли не давал ему покоя… Наглому мальчишке слово ВРАГ шло, как имя. Он пришел со своим уставом в чужой монастырь. Он смеялся над методами обучения и предсказания, он высмеивал убогость кафедры, куда шли самые последние… где легче всего было получить звание мага, не обладая ни умом, ни талантом… и — самое обидное — он был прав! Сам Фаберли был предсказателем от Бога. Он обладал Даром, перекрывающим силу и опыт самого Магистра Анха. И знал об этом, и цену себе знал. ВРАГ… Исключи Фаберли — и все станет, как было; оставь Фаберли — и он станет Магистром Фаберли и перевернут кафедру вверх тормашками. Магистр Анх уже не знал, что говорит в нем, консерватизм или неприязнь. Перемен он не хотел и боялся. Признать это — не хотел и боялся вдвойне. Но он должен был выбирать… и, представив надменную ухмылку победителя на лице Фаберли, Магистр Анх выбрал довольно легко… Фаберли уходил с рюкзаком, и студенты провожали своего бунтарского вождя со слезами. Магистр Анх смотрел на все это из окна… На душе сначала было неспокойно, но потом все улеглось, как пыль после бури… И на лекцию Магистр Анх уже летел, как на крыльях. Но вместо тихих студентов-предсказателей, послушно опускающих глаза, он увидел две сотни бунтарей с пронзительными глазами, полными злобы и презрения. Будто бы сам Фаберли смотрел из каждой пары зрачков… …и Анху стало жутко… — Мы уходим, — заявил Зелши, студент пятого курса, любимец и надежда Магистра. — Куда?! — только развел руками Анх. — В город Зиль-де-Барру, куда ты сослал Магистра Фаберли, Анх. От такой наглости, как "ты" и просто Анх, без "Магистра", да еще и фразочки "Магистр Фаберли", главный предсказатель временно лишился дара речи… Тихий и немой, он стоял и смотрел, как его студенты один за другим поднимаются в воздух и пестрой стаей летят туда, где лежит меж трех холмов город Зиль-де-Барра… (17 апреля 2003 г) —Распад Под балконом в славный час отдыха прогуливались студенты, и до него доносился веселый шум… Казалось бы, магистры, облокотившиеся на ажурные мифрильные перила, мило рассуждают о погоде… как раз недалеко от Цитадели разыгрывалась великолепная буря, устроенная кафедрой Тора, и среди молний ныряли молодые изумрудные дракончики, которые (по молодости-зелености) любят грозу больше всего на свете… Внизу колыхалось Лесное Море, где фамильные замки прорезали густую зелень, как зубцы ракушек… Но Магистр Больсо и Магистра Ади при ближайшем рассмотрении выглядели хмурыми и печальными на фоне всего этого великолепия… — Я предвидел, что так будет… Уход Фаберли и кафедры Предсказаний вместе с ним — это только начало. — Больсо, дорогой, но ты же сместил Анха, поставил Фаберли во главе кафедры… все вернулось на свои места… — Фаберли, если и вернется, то через два года, как он сказал. Юнцу, видишь ли, понравился славный город Зиль-де-Барра… — Больсо обиженно хмыкнул, совсем по-детски… — Здесь не в том дело, Ади… не может больше Цитадель быть единственным местом средоточения магии на планете… еще 20–30 лет, и в ней станет не хватать мест… Помнишь, мы были студентами, двести лет назад… Тогда в Цитадели было всего 10 тысяч магов. Мы с тобой брали рюкзаки и отправлялись в путешествие по неизведанным лабиринтам… помнишь, нас чуть не съел дикий упырь… Ади улыбнулась воспоминаниям юности. Хотя тогда, когда она столкнулась в темноте нос к носу с упырем, ей было не до улыбок… — Распад неизбежен, милая моя Ади… будет Цитадель, будет Предсказательский Университет Зиль-де-Барры…. и другие тоже… Этого не остановить… Наши познания в магии расширяются. Малыш Тор основал кафедру Грома, которая вклинилась в четверку базовых элементов… Кай и Андрей (помнишь, это те ребята, что недавно справили свадьбу в облаках) поговаривают о кафедре Тумана. И, если уж говорить о моем факультете, то я ожидаю еще появления как минимум кафедр Света, Тьмы и Пустоты… Науки становятся тоньше. Огонь, Вода, Земля и Воздух скоро станут классикой, которую бессмысленно изучать в чистом виде. Все то, что между, как Гром и Туман, окажется в расцвете… да… говорят, было время, когда о магии было известно очень мало и каждый маг в Цитадели изучал все четыре базовых элемента… сейчас — по всем галопом, а досконально невозможно изучить даже один… — Как ты думаешь, Больсо… — Ади коснулась его руки, — что будет с Цитаделью? — Она станет просто одним из университетов магии, но по-прежнему будет путешествовать и собирать одаренных ребят по всему миру… может быть, иногда просто для того, чтобы доставить их в какой-нибудь из новых университетов на земле… не знаю… мы живем только в самом начале эпохи перемен… Магистры взялись за руки. Они стояли подставив лица солнцу, в величественном безмолвии, и лица казались юными, если не заглядывать в космически безбрежные глаза… (17 апреля 2003 г) —Эпилог Магистр Больсо на кафедре Предсказаний не учился, но Распад предсказал; правда, исходя из логики и предположений. И это предсказанное будущее висело над Небесной Цитаделью, будто грозовая туча (не в обиду кафедре Тора). Но пока было тихо… Кстати, кафедра Тора отпраздновала первый выпуск. Четверо юных громовиков стали Магистрами. Второй выпуск, не подозревая того, подарил Цитадели кафедру Тумана, где главный пост делили между собой муж и жена. У Андрея и Кай родился сынишка — Кайан… говорить о его будущем еще рано, ведь он так мал. Станет ли великим магом дитя двух миров, одним богам известно… а может и нет. Говорят, Судьба бросаем монетку для каждого человека. Кому-то выпадает счастливая, кому-то — несчастная жизнь. Но есть люди, для которых монетка падает на ребро. Они решают свою судьбу сами… Проходили выпуск за выпуском. Молодые маги разлетались по миру, как осенние листья, как паучки-парашютисты на ветру… Фаберли не вернулся ни через два года, ни через три. И, пролетая над Зиль-де-Баррой, в один прекрасный день цитадельцы увидели фиолетовую громаду университета Предсказаний. Магистр Фаберли вышел на балкон и, не расставаясь со своей обычной надменной ухмылкой, помахал Цитадели рукой… …В году 1891 н.л. на кафедру Тумана поступил первый студент — Тетачтитлан… (18 апреля 2003 г) 111. Ох, полдня набирал — измучился вконец. Отсидел все, что можно, затекло все насмерть… ладно хоть тренировка была сегодня… Помахал мечом, размялся. А ночером по холодку — домой… 112. 19 апреля 2003 г В субботу утро ложится на плечи камнем. Очень тяжело просто встать и заставить себя куда-то идти, ехать, потом снова идти. Даже если каждая твоя суббота — это обычный учебный день… Я ехал в забытьи. Меня душили пыль и запах бензина, и поездка на автобусе превращалась в пытку. Я просто уронил голову на грудь и безвольно прислонился к заляпанному стеклу, болтаясь в такт тряске… Но, когда я поднял глаза, чтобы проверить, далеко ли мне еще, я увидел… Это здание застыло на стадии вечного ремонта. Его окружает металлический пластинчатый забор, где давно поселилась вывеска: "Солярий. 3 руб/мин". К середине здания пристраивают (уже год, как минимум) что-то ржавое, похожее на скелетную модель половинки высокого цилиндра… Я вижу это чудище каждый день… но сегодня я увидел, что на ржавом скелете плещут по ветру сотни серебристых ленточек… Меня это поразило настолько, что вытряхнуло из забытья, и я долго не мог оторвать взгляд… Это было красиво, изумительно красиво. И непонятно. Красиво и непонятно — воистину замирское сочетание… —Флагман Берти Флагман был военным летчиком. Миролюбивый человек с душой художника, милый поэт прекрасных пейзажей сбил за свою жизнь столько самолетов, что потерял им счет. Он ненавидел войну, и он воевал… этого не мог понять никто. И когда он, отброшенный взрывом, сначала крикнул "Мои глаза!!! Я ничего не вижу!!!" (лицо его было все в крови), а потом побежал к своему самолету и взлетел, все подумали, что Берти сошел с ума… И вот, невероятным образом уцелев под обстрелом, поднялся в небо самолет, который вел слепой летчик… после пяти минут боя, когда были сбиты все остальные, остался только он один… Сбив 8 вражеских самолетов, самолет Флагмана вернулся без единого повреждения… Очевидцы говорили: "Он летал, как Бог!" Но слепого героя вели под руки, потому что он ничего не видел… Берти Флагман, слепой летчик, летал до самого конца войны… Потом, в годы расцвета мира врачи вернули ему зрение. Прозревшего Флагмана пригласили на самое престижное аэрошоу, чтобы все видели, как летает тот, кого сравнили с Богом… Флагман летал, как зеленый новичок. Он погубил самолет — и счастье, что сам он спасся на парашюте, а не земле никто не пострадал… "Мир прекрасен! — говорил он. — Я счастлив, что снова вижу… Но так летать, как раньше, я больше не могу…" И его забыли на долгие десять лет… Берти Флагман поселился на небольшой ферме подальше от шумного города. Однажды его решил навестить Марти Флагман, его брат. Марти сел в машину, взятую напрокат, и покатил по солнечной дороге туда, где лежали кукурузные поля Берти. Летчик вспоминал прошлое, молодость и войну, убаюканный жарой и монотонностью дороги. Но, стоило ему вспомнить виражи брата, как наводя волны на кукурузное море, мимо пронесся красный самолет… Берти Флагман! Это был он! И он снова летал, как Бог! Ворвавшись в дом, Марти без всяких приветствий закричал прямо с порога: "Берти! Ты снова летаешь! Как?!!" Берти Флагман крепко обнял брата и, чтобы не слышали жена и дети, шепнул ему на ухо: "В полете я закрываю глаза…" (19 марта 2003 г) 113. Тихие вечера располагают к размышлениям… Я сидел на подоконнике, поджав под себя ноги, и трепал уголок распечатки Хроник. Да, мне нужен особенный-особенный человек. Есть двое. Есть двое, о которых я сразу подумал. Марина и Юля. Но к Марине идти страшно. Это все равно, что идти на поклон к Богине со своей нелепой просьбой, рискуя заслужить ледяное спокойствие, а то и гнев… Может быть, я и решился бы к ней пойти — я же мастер-ломастер по части собственной воли, — но в воскресешку аптека, скорее всего, не работает(я сам поразился, что она работала в прошлое воскресенье, но раз в год и палка стреляет…), а в следующую неделю своенравной маленькой Богини просто не будет. А Юля… она добрая, она прелестная девушка и моя хорошая подруга. Почему бы и нет? Да… правда… И не проводить же еще одно воскресенье в безделье и созерцательстве… 114. 20 апреля 2003 г Я позвонил Юле с утра(в воскресенье оно у меня с часу начинается), получил дружеского трепака за то, что сплю так долго, и добро на прогулку. Правда, куда мы пойдем, я не знал. Юля нечаянно подсказала: "Надоело все… каждое воскресенье бродишь среди толпы отдыхающих, просто вздохнуть негде… хочу одиночества, просто тишины и одиночества!" Я пообещал ей тишину и одиночество. Знаю "мраморные руины" возле родного университета. Это такой уголок из мраморных стен, где почти никогда никого нет. Люди проходят мимо, будто не замечая его. Оттуда видно речку и лес безлистных пока кустов и деревьев. Вид до горизонта со взглядом на крутой обрыв, где ютятся деревянные домики… Нагретый солнцем мрамор, весь в трещинках и отметинах времени всегда напоминал мне о золотистых ящерках, которые в Замирье не преминули бы погреться на таких плитах… Юлю позабавила моя мысль, и она попросила рассказать мне о Замирье. Я смутился и рассказывал, сбиваясь и заикаясь, потом махнул на это все рукой и предложил: "Это глупо, Замирье слишком большое. Давай я лучше расскажу тебе его легенды…" И я рассказал… про двух магов… Юля сняла солнечные очки… я встретил ее удивленный щурящийся на солнце взгляд… "Это притча?.." — спросила она. "Нет. Просто история," — я пожал плечами. "Расскажи еще…" И я рассказывал… рассказывал… рассказывал… 115. 21 апреля 2003 г Вслед за сезоном ручьев приходит сезон варваров. На оголившейся, покрытой мусором лесной земле расцветают "подснежники"… Их рвут охапками. Тащат куда-то — кто на базар, кто к себе домой, кто просто бродит с ними по улице. И каждый второй прохожий держит в руке понурый, сникший букетик первых цветов. Еще пестреют желтыми цыплячьими пятнами головки мать-и-мачехи, но на них такого шиза у людей нет. Их никто не замечает и не трогает. Зато ветреницы вырывают с корнем, едва они успевают распуститься. И если ты идешь по лесу и видишь целую поляну белых цветочков — знай, нога человека тут пока не ступала… Что еще цветет… что-то невзрачно-фиолетовое. И я, как биолог-теоретик, не могу сказать, что. Впрочем, этого невзрачно-фиолетового пока что очень и очень мало… 116. Сколько себя помню, любую игру начинал с уровня Hard, а если был Impossible, то с него. В жизни, я чувствую, мне выйдет это боком: на мне 4 чужих курсовика и 1 свой… и это при том, что я курсовиков никогда не писал… 117. 22 апреля 2003 г На позеленевшей полянке, зажатой в объятья беленых бордюров, танцевали цыганские детишки. Их было пятеро. Дети как дети, только чумазые. Может быть, я и попался, как дурачок, но, глядя на них… я десятки не пожалел за этот танец. Было в нем что-то живое, что-то милое и чистое, что меня задело… Да и вообще… когда я вижу детишек, я вспоминаю сестренку. Мне было бы больно узнать, что она меня забыла. Очень больно… Я смог расстаться с матерью, с отцом, но с ней не смогу никогда. Мое сердце привязано к ней шелковой ниточкой, за которую до слез больно дергать… У моего чертенка скоро День рождения… 118. — Я использую служебное положение в корыстных целях. Твой телефон был у меня в списке. Ничего, что звоню? Это Юля. Вечером. По голосу чувствую, что шутит и улыбается. — Ничего. Ты у нас вождь, тебе можно. — Вождь?.. Звучит! Не люблю слова староста… сразу бабушкой себя чувствую. Слушай… расскажи мне, пожалуйста, еще какую-нибудь легенду… Так я стал сказочником по телефону… 119. 23 апреля 2003 г Диван… четвероногий друг…:-))) 120. Оглянешься вокруг. В толпе, в транспорте… Из-под козырька кепки или завесы солнечных очков, чтобы никто не видел, что ты пристально смотришь. И что? Редко, редко, невероятно, до жалости, до горечи редко ты увидишь красивое лицо! Просто красивое. Лицо, не котором ничего не перекошено, не диспропорционировано, лицо, которое не покрылось рытвинами и пятнами или не вздулось прыщами. Зато, бывает, увидишь в толпе красивого человека и засмотришься… Зато, бывает, узнаешь кого-то поближе, и обязательно наступает момент, единый миг, когда черты его лица вдруг смазываются и плывут, и лицо становится прекрасным. Раз и навсегда. И тебя уже никто не разубедит, что твой друг красив. Потому что собственным глазам ты веришь больше! Иллюзорно ли преображение? Или чем больше людей любят тебя, тем красивее ты сам?.. 121. —Дух Муравья Великий колдун Натаниэль умел исправлять свои ошибки. Есть такой редкий тип людей, которые умеют… По ужасной случайности он выпустил на волю демоницу Галанту. И он же потом уничтожил ее в страшном бою, в котором едва не погиб сам. Монахи бога-лекаря Сервиллиуса выходили раненого мага, но все же Натаниэль потерял память и почти все свои магические способности: сила ушла, просочилась неведомо куда, как песок сквозь пальцы… Честно говоря, он помнил только одно заклинание. Детское. То, что выучил первым в своей жизни… Оно называлось "Дух Муравья"… Крохотный синий муравей возникал из воздуха на ладони мага и лежал неподвижно. Но стоило вздохнуть поглубже и закрыть глаза, как маг уже смотрел на мир глазами синего муравья и отчаянно шевелил всеми лапками, чтобы перевернуться со спины на брюшко. Как только это ему удавалось, можно было спокойно спускаться со своей неподвижной руки и отправляться в путешествие по саду или Храму доброго Сервиллиуса, который был не против… Хорошо, что в любой момент можно было вернуться. И если и съели или раздавили — тоже ничего. Это не больно, а нового синего муравья создать совсем не сложно. Монахи часто видели Натаниэля на ступеньках Храма или в саду. Он сидел неподвижно, закрыв глаза, а на лице дремала мягкая безмятежная улыбка. Иногда монахи тихонько будили его и просили рассказать, что ему снилось. И он с радостью рассказывал про какой-то огромный невероятный мир, чудесный и удивительный даже без магии… Вечерами монахи подолгу бродили вокруг Храма, обсуждая очередную историю Натаниэля… Каждый мечтал побывать в этом мире… Мечтал, уже шагая по его траве, уже стуча подошвами сандалий по плитам его Великих Ступеней и уже слушая эхо в его Храме-до-Небес… (23 апреля 2003 г) 122. 24 апреля 2003 г 1)Сегодня я проиграл Юле в армрестлинг… Я не поддавался и сопротивлялся изо всех сил. Когда поддаешься — значит, не уважаешь человека, не веришь в него… Я отнесся к ней, как воин к воину, и был прав. И сам ничего не проиграл, а только приобрел. Приобрел уважение. 2)Сегодня я подарил ей распечатку Замирских Легенд, вместе с Хрониками. Она улыбнулась и полушутя попросила автограф. Я нарисовал на обложке смешную рожицу;-) 3)За проигрыш в армрестлинге я не в обиде. Честно. 123. Я не знаю ни одного человека, который открыл бы Замирье просто так, не заплатив свою страшную цену. Кто-то начинал творить после смерти близкого и любимого человека, кто-то — полюбив навеки и безответно, кто-то — чудом выжив назло всем богам… Но, в любом случае, это был удар. Сокрушительный, нечеловеческий. Так бьет Вечность, без жалости, без промаха. И тот, кто пишет вечное, задевающее за душу, настоящее, тот и сам носит в душе своей боль… Я начал писать после развода родителей. Я в него не верил сначала и сопротивлялся, как мог. И осознал, что все потеряно, только в свой первый одинокий День рождения, четыре года назад… Только тогда я понял, что уже ничего нельзя поделать. И я умер в тот день… …тогда я написал маленький рассказ. Первое, что увидел в Замирье, как первое, что видит цыпленок, вылупляясь из яйца: Этот мир был околдован нефритовой осенью. Здесь затихали птицы перед последней прощальной песней, прежде чем улететь; а цветы здесь не вяли, а таяли, как туман. Листья же вяли… и пахли зеленым чаем… На траве лежал крылатый человек… Кто-то переломал ему крылья и разбил лицо. Разметались мягкие русые волосы, окрашенные алым… Он лежал, раскинув неподвижные израненные руки; и ноги неестественно подогнулись, как у сломанной куклы. …Крылатый человек был живой. Ослепительно синие глаза глядели в пустое небо, а пересохшие губы что-то шептали, не в силах кричать. А вокруг таяли нежные цветы, и шелини — музыкальные ветры — пели весело и беспечно… Его время утекало по капельке. Но где-то, возможно, пересекались невидимые линии судьбы его и того, кто мог бы его спасти… (13 января 1999 г) 124. Дверь в Замирье. Тяжелая, замшелая. Без замка и ручки. Она не открылась мне этим вечером, сколько я ни стучал… После того, как я нарисовал своего крылатого человека, она закрылась… Сегодня я могу только пойти спать… 125. 25 апреля 2003 г Все ждут дождя. Ждут уже неделю. Не хватает только зубастого шамана и ступенчатой пирамиды для ритуальных танцев… все ждут дождя. Он наполнил бы уличную духоту свежестью и прибил бы к земле пыль, чтобы она не летала в воздухе. Его обещают в каждом прогнозе погоды, а его все нет… Сегодня все было вздохнули с облегчением, почувствовав на коже несколько мелких капель. Но это был слепой двухминутный дождик, который закончился совсем незаметно и тут же был забыт, и тут же померк перед вернувшимся ожиданием настоящего дождя. И он будет, первый дождь. И будет первый гром. В этот день принцесса весна провозгласит себя королевой… …ожидание… 125. …и дождь пошел… очередь за громом;-) 126. Цыпа совсем не против, если я играю с ее детьми. Все пятеро давно уже глазастые и пытаются исследовать мир, ползая на слабеньких ножках, которые дрожат при каждом шаге. Сегодня я просто смотрел, потому что они спали, а я не хотел их будить. И вот что я заметил: они, конечно, спят, свернувшись клубочком, но совсем не как взрослые кошки, а скорее, в позе эмбриона… 127. 26 апреля 2003 г Утро неласковое и холодное. Зябко. Надел свитер под джинсовую куртку. Все равно продрог. Потому что воздух мокрый после вчерашнего дождя… Сегодня после учебы я ходил по детским магазинам. У моей сестренки, Сольвейг, 4 мая — День рождения… 9 лет… Я уже голову сломал, что купить. Сейчас набираюсь смелости позвонить домой маме, чтобы поговорить с сестренкой… Да, будет теплее, свожу дитё в парк; по пути мы поболтаем и выясним, чего же мы на День Р. хотим… А сейчас я собираюсь вздремнуть, потом — пойти репетиторствовать. В воскресенье… Юле позвоню… А в понедельник… сломив пугливость и гордыню, пойду к Марине с Хрониками… Я изменился. Раньше всегда жил настоящим, не беспокоясь ни о будущем, ни о прошлом. А вот позавчера — вспомнил аж 1999 год, и сегодня — чуть ли не план на будущую неделю составил… Не знаю, насколько эта перемена серьезна, не могу знать. Я просто по-созерцательски ее заметил, и все… 128. Знаете, что делают с крысами на ФЧЖ? (ФЧЖ — это кафедра физиологии человека и животных на биофаке). Сегодня я видел… Представьте себе: крыса, белая, красноглазая, без скальпа. Даже кожи на макушке нет. Черепная коробка вся на виду. Из кости торчат проводки. (Это им электроды вживляли в гипофиз). Таких крыс уже держат в открытых сверху ящиках. Крысы вообще очень прыгучие существа, поэтому держать их в таких ящиках, вроде бы, неразумно. Но, посмотришь на этих хвостатых с проводками в черепе и понимаешь, что у них не только уже с прыгучестью, а с простой ориентацией в пространстве не все в порядке… Хм… впрочем, если бы мне просверлили черепушку и что-нибудь туда вставили, я бы, наверно, был такой же… Крыс мне стало очень жаль… У меня была раньше крыса. Ее звали Дрекен. И я всегда считал, что это разумное существо, такое же, как и я. И вообще, они очень милые и смышленые. И к хозяину привязываются очень. Как маленькие собаки. Как вечные щенки… Пока я вешал шторы в кабинете, все лабораторные крысы не сводили с меня глаз, следя за каждым моим движением. Еще бы! Им же скучно все время в клетке сидеть, а тут новый человек! Интересно ведь… Потом они все, как по команде, свернулись клубочками и завалились спать (кроме крыс с проводками — они так и продолжали блуждать по клетке, ничего не соображая). Лаборантка мне сказала, что они всегда так — живут общинами, в определенное время все вместе играют, потом — все вместе спят, устраивают себе тихий час… Нет… не пойду я специализироваться на ФЧЖ… 129. 27 апреля 2003 г Про что я забыл вчера: Пасха. К тете Неле пришли гости. Целая орда. Ну да ладно — я же сижу в своем логове, и никто меня не трогает… Юле я даже звонить не стал — тоже, небось, празднует… на этой Пасхе все помешались просто… Сегодня весь день буду один… 130. Я вышел на улицу и, сидя на разбитой скамейке, долго смотрел, как на зеленую траву падает снег. О, Небеса! Как же я подвержен влиянию погоды… мне грустно… нет, не так… мне больно!.. Только ли от того, что не дождь падает с высоты, а колкое снежное крошево? Ведь боли мне никто не причинял… или причинял… я не знаю, я не понимаю, но мне хочется плакать, навзрыд, как в детстве… Но я не плакал… я все смотрел, смотрел, смотрел… как на зеленую траву с желтыми цветочками мать-и-мачехи падает снег… 131. 28 апреля 2003 г Вчерашний разговор с мамой был деловым и сухим. Дипломатичным. В отличие от отца, я с ней не в состоянии войны, поэтому мне иногда разрешается повидать Сольвейг. Несколько раз в год, не больше. Вчера я получил разрешение. 132. Я стоял у ее школы на ледяном ветру. И, казалось, это в моей душе выл ветер, так мне было холодно, больно и страшно. Не из за сестренки, нет. Само по себе. Я еще не понял, что же со мной такое творится. Это было больше, чем обычная грусть. Страшнее и фатальнее. Это чувство, разорвавшее меня пополам… потом объясню… Я встретил Сольвейг радостным криком, я не мог сдержаться. Я подхватил ее на руки и закружился с ней. Она засмеялась, и я тоже. Ее подружки только переглядывались и перешептывались, уставившись на нас удивленными глазами… Сольвейг помахала им ручкой, и мы пошли. Сначала зашли ко мне домой. Я хотел показать ей, где я живу, да и рюкзак оставили, чтобы не таскать. Парк в такую холодину не работал, но у меня все схвачено! Сначала мы поехали на выставку тропических аквариумов, где с одинаковым восторгом часа два следили за юркими рыбками, моллюсками и раками(отшельниками)… а предметом особого нашего восхищения стала маленькая акулка. Сольвейг спросила, почему она все время плавает туда-сюда и никогда не останавливается. Я авторитетно пояснил, что это потому, что иначе она задохнется. Потом мы ринулись в гостинку — просаживать мои финансы на игровых автоматах, что, впрочем, тоже было очень весело. А стреляла Сольвейг, как заправский снайпер! Перекусили в кафешке — и к моему старому доброму приятелю Сашке — смотреть кино(на домашнем кинотеатре, как же еще!). Он подготовился, как к бою: на столе у него лежала куча дивидишек с мультиками. Вообще, он славный парень! В этом я еще раз сегодня убедился. Как он нас встретил здорово, и вообще… Сольвейг он очень понравился, да так, что я на вечер был почти забыт… Дети Сашку любят. И он их тоже. Вечером, после целого дня приключений, мы ехали в троллейбусе, и сестренка спала на моем плече. От остановки до маминого дома недалеко, так что я нес дремлющую Сольвейг на руках. Она легкая, как фея… Прохожие оглядывались так, будто видели второе пришествие Христа. А мне что?.. Не в первой делать глупости и всех шокировать… А я тоже устал смертельно. Я еще смотался домой и рюкзак привез… Это был счастливый день. Для одной половины меня. А второй половине по-прежнему было страшно и плохо. Возможно, впервые я был разделен и не был здесь и сейчас, как привык. Я не знаю, что это случилось со мной. Но нет, это не погода… 133. 29 апреля 2003 г Непонятная боль в душе и сопливая погода вконец измотали меня. Я был сражен мелочами, как великий воин — в доспехах, расплавленных жарой, которого потихоньку сводят с ума мухи… В моем случае это скверное душевное состояние, замешанное на ужасе, боли и волчьей тоске, и дурная погода… Пожалев свой взгрустнувший организм, я раскошелился на маршрутку и проклял все на свете. Обкурился в ней бензином и еле дожил до своей остановки. Потом сидел на скамейке под дождем и жадно хватал холодный и мокрый воздух… 134. Приближается сессия. Пар все меньше и меньше, и я могу позволить себе такую роскошь, как забрать Сольвейг из школы. Мне было великодушно позволено приводить ее домой, кормить обедом и помогать делать уроки. В честь чего мне даже были вручены ключи от квартиры, которая была и моим домом когда-то. Я рад. Даже больше. И, как и вчера, одна половина меня радуется всецело, а другая ведет невидимую борьбу, получая рану за раной… 135. "Сольвейг, сестренка… вот тебе мой телефон. Ты звони. Если случилось чего, если уроки не получаются… если просто поговорить захочешь — звони!" Я пишу на бумажке незапоминаемый тетинелин номер своим корявым почерком, и она бережно прячет бумажку куда-то. И обещает звонить… 136. Позвонила этим же вечером! Просто поболтать. Боги! Как приятно, когда тебе звонят просто так те, кого ты любишь… А если бы не эта тоска, не эта боль, я так и жил бы отшельником, так и не стал бы ближе моей нежданно повзрослевшей Сольвейг. …сегодня я рассказывал ей сказки по телефону и умилялся забавным рассказам о школе… поразительно, во сколько супертайн я был посвящен, дав обещание никому не говорить;-)… 137. Самый большой котенок Цыпы уже интересуется мясом, самовольно выбирается из коробки и пытается драться с братишками и сестренками(они просто падают, потому что слабенькие еще). И сам он большой не по возрасту. В общем, будущая гроза двора! Я назвал его Тором. В честь бога грома и молнии, раз уж он у нас будущая гроза. Есть еще маленький аристократ, видно, от породистого папаши — дымчато-серый, с черным ушками и белыми носочками. Зато самый слабенький. Его я назвал Патриком. Остальные пока безымянные. Ничем особенным себя не проявили, а от балды имен я не даю… 138. 30 апреля 2003 г Сегодняшний день был последним: в смысле, мы начинаем-таки отдыхать!.. до понедельника… Но мне было печально. Юлю я заверил, что буду звонить. Причем, заверил с таким жаром, что сам не ожидал. У меня аж в душе все всколыхнулось. Не знаю, обрадовал ли я ее этим, или наоборот пообещал назойливых разговоров. Но она понимающе улыбнулась и ответила: "Звони, Бальгар". А потом по пути сказала, что прочитала мои Хроники. "Я потом отдам тебе распечатку, ладно? У меня брат зачитался…" — "Оставь. Оставь себе…" — "Хорошо. А ты держи рецензию," — и вручила мне конверт. Я шел домой спокойный и тихо счастливый. Я чувствовал странное облегчение — точь-в-точь как больной, которому вкололи обезболивающее. С Юлей всегда так спокойно… так мирно на душе… А конверт жег руки. Я открыл его еще в троллейбусе, когда сидел, прижатый к стеклу тушей здорового дядьки. О крыльях в таком положении говорить было трудно, но именно они-то и выросли у меня за спиной… я даже представил, как рвется джинсовая куртка и они раскрываются на свободе, сыпя мелкими перьями, зацепившимися за джинсу… "Твои рассказы встряхивают за плечо. Они заставляют проснуться и видеть. Мне кажется, раньше я просто жила, как все. Не зная, какого цвета сегодня было небо, не зная, какие глаза у дорогих мне людей. Но ты принес мне Замирские Легенды, и мир ожил и наполнился деталями. Ты вернул мне зрение. Как Рою. Возможно, я иду по темной улице и говорю, что мир прекрасен и удивителен. Говорю, хотя еще не видела утра. Но ты покажешь мне утро, правда, Бальгар? Ты светлый человек. Ты сам — утро. Я поняла, нежданно и неожиданно — это счастье, что у меня есть такой друг. Спасибо, что ты позволил мне заглянуть в твой мир. Ты волшебник…" Юля!!! Юля… Юля… Юля… Я догадывался, догадывался, что означает то невероятное чувство, которое разделяет надвое и заставляет страдать… Горячие волны… именно так… Я не хотел верить в это и сопротивлялся до последнего… Это любовь. Самое ее начало. Только сейчас я понял, что раньше не знал любви. Я знал влюбленность, чувство, похожее на магию… Но любовь — это не магия. Это, оказывается, боль… И это счастье. И это сила. И это непобедимость. А я уловил время ее прихода. Хотя это так же невозможно, как уловить момент, в который начинается рассвет… И мне снова было мучительно больно и страшно. На фоне мучительной горячей бури ровно и спокойно билось сердце… Да, влюбленность терзает сердце, а любовь — душу… Потому что любовь выше. Потому что она бывает только одна… Я пошел в аптеку, пошел, как идут, исполняя свой долг. Будто я что-то обещал маленькому Бальгару, околдованному непонятной магией… Сейчас я чувствовал себя богом, столько силы было в моей боли… Я подарил Марине распечатку Хроник. Почему-то и откуда-то я знал, что это надо сделать. Но мне не было страшно. А ее образ… померк. Казалось бы, я пришел удивиться тому, насколько он померк! И уйти… 139. 1 мая 2003 г — типа праздник… Я понял, что не могу об этом сказать. Мне будто залепили уста смолой. Нельзя! Не время! Ведь любовь моя еще даже не зеленое яблоко, а всего лишь хрупкий бело-розовый цветок. Вы видели, сколько их, этих цветов, когда цветут яблони?! А лепестков падает — как снега! И если бы каждый цветок превратился в яблоко, деревья погибли бы под их тяжестью. Да, я расцвел навстречу солнцу, но доживу ли я до золотистой осени, стану ли сладким яблоком? Счастливцем, которого не оборвал в самом расцвете бесцеремонный ветер, и не сгрызли черви, и не погубила болезнь? Я не могу и не имею права объявлять о себе сейчас. Когда я еще ничто. Когда я могу погаснуть и кануть в небытие, не созрев… Нет. Я не могу. Но я хочу быть с ней. 140. Сопливая наипротивнейшая погода. Но тем теплее на душе от простого разговора по телефону. Мы говорили. Весело и беззаботно, как свойственно ровесникам и друзьям. Юля журила меня за "мрачное" настроение и всячески старалась развеселить. Что ей удалось запросто… Это телефонное пространство, эта пустота, где миражами чужих миров вспыхивают и угасают параллельные разговоры, соединяла двоих людей, живущих на разных концах города. Мы говорили четыре часа… 141. Я решил написать что-нибудь хорошее и веселое. Пролез в Замирье без приглашения, зацепившись за слово cartilago… —Пиратская история Старики еще помнят времена, когда по морям плавал грозный пират Барселон Картилаго. Кто звал его негодяем, а кто — рыцарем без страха и упрека, который всегда на стороне слабых… В любом случае, он был морским разбойником, хоть и благородным. У Картилаго была единственная дочь — Синдел, и старый пират любил ее больше жизни. Синдел Картилаго родилась и выросла на пиратском корабле. Бегала по палубе, как мальчишка, в детстве. А в юности, вместе с остальной командой уже брала корабли на абордаж. Барселон слишком любил дочь, чтобы запретить ей жить удивительной, счастливой жизнью, полной риска и приключений, жизнью, какую любил он сам… Женщина на корабле… пираты Картилаго, конечно, давно смирились, но… считается, что человеческие женщины приманивают морских существ, а уж от них добра не жди, коли они заинтересовались твоим кораблем… Но шли годы, и все было спокойно. И, сама того не зная, Синдел, прекрасная и непокорная, сродни морскому ветру, разбила не одно сердце. И все до одного пираты считали ее любимого — Рыжего Ларго любимцем судьбы. Но о спокойной жизни не складывают легенд… Однажды диковинный корабль появился на горизонте. Исполненный изящности морской раковины, он будто летел на невесомых своих парусах, легко рассекая волны. Прекрасное и волшебное зрелище, не предвещающее ничего хорошего. Корабль властителей моря поравнялся с пиратским кораблем, и тонкие, светлокожие морские люди ступили с перламутровых плиток на скрипучие доски. Хмурые суровые пираты робели, как мальчишки, и только Барселон Картилаго заступил пришельцам дорогу. "Нашему повелителю понравилась твоя дочь," — сказал один морской человек, у которого были ярко-сиреневые глаза и синие волосы… царский жест — он еще что-то пояснял вместо того, чтобы уничтожить наглеца на месте… В ответ он услышал такую суровую порцию отборной пиратской ругани, что у него уши чуть не завяли. Пока синеволосый и его свита пытались опомниться, к Барселоне присоединился Ларго… команда на этих двух самоубийц взирала с ужасом. Тогда, когда уже, казалось бы, дело было плохо, перед синеволосым предстала сама Синдел, предварительно бесцеремонно растолкав отца и Ларго в разные стороны. "Ха! Я пойду! — объявила она. — Через пару дней они вернут меня обратно. И еще приплатят! — Синдел подмигнула Барселоне и Ларго. — И не вздумайте тогда слишком легко соглашаться!" С этими словами Синдел Картилаго потрепала низкорослого синеволосого по волосам, испортив его изысканную прическу, что привело того в невероятное замешательство, лихо перемахнула через борт и, не дожидаясь особого приглашения, отправилась исследовать корабль. Так варвар исследовал бы роскошный дворец — пытаясь отковырять красивые камешки и испытать на прочность все подряд… В общем, жизнь медом морским людям не показалась. Сказать точнее, они почувствовали себя так, будто впустили на корабль стихийное бедствие. И ведь приструнить чертовку нельзя: морской царь велел относиться к будущей королеве со всем возможным почтением… хотя, если б и не велел, это мало что изменило бы — Синдел относилась к командирскому типу людей, которые сразу обретают власть и непререкаемый авторитет… Первыми пострадали повара. Синдел потребовала свежего жареного мяса, кучу фруктов и грог!.. Бедняги замучили судового колдуна, он чуть умом не тронулся, пока пытался накамлать все указанные яства. После грога же Синдел, как настоящий пират, которые всегда не пьяные, а веселые, испортила команде весь вечерний отдых: она потребовала танцев и — грога всей команде! А морским людям этот грог был явно излишне крепок — мягко выражаясь. Утром, только все "отвеселились" и успели сомкнуть глаз, как Синдел пробежалась по каютам с воплем: "Подъем!!!" (и откуда столько энергии в девчонке?!!) Морские люди привыкли, что корабль управляется почти автоматически, и вели себя, скорее, как пассажиры, поэтому и поспать любили и на море поглазеть из окошка каюты… А тут… только Синдел это обнаружила, она, не приняла ни возражений по этому поводу, ни объяснений насчет автоматического управления — всё: команда была построена, и обучение, подгоняемое для скорости пинками и подзатыльниками, началось… самые бунтари были отправлены драить палубу — прекрасный сине-коричневый налет водорослей Синдел упорно считала за грязь… Еще два таких дня — и позеленевшие от усталости морские люди начали молить небеса и великий океан о том, чтоб Синдел Картилаго куда-нибудь делась… А уж когда на горизонте показался пиратский корабль, капитан тут же развернул судно и направился к нему. Барселон довольно усмехался в усы. И на какие-то там четыре сундука с драгоценностями ни в какую не соглашался. Не скромничая, он затребовал сразу весь корабль, со всем, что на нем есть (что делало его тут же чуть ли не самым богатым человеком мира). И морские люди, взвесив все "за" и "против"… согласились!.. Памятуя об их способности дышать под водой и плавать, пираты побросали сине-, зелено- и сиреневоволосых за борт… Ничего страшного с ними не произошло — просто пришлось вспомнить, каково это — плыть до дворца своим ходом, питаясь по пути сырой рыбой… А что с пиратами… Да есть теперь в Замирье сказочно красивый Остров Картилаго, именуемый Землей Свободы еще. Там замечательная страна с дикими лесами, белоснежными замками и богатыми городо-портами. А какие там строят корабли!.. Но это уже совсем другая история… (1 мая 2003 г) приписка: cartilago по-латински — хрящ… анатомический термин, но красиво, черт возьми! 142. 2 мая 2003 г Любой мало-мальски продолжительный дождь с легкостью превращает наш город в Венецию. Водостоки не справляются, и по дорогам текут бурные реки — только нырять… хотя, я бы предложил пускать плоты по улицам… Дети любят дождь. Только такой, как сегодня, — не очень сильный и нежно-теплый. Да, дождь и лужи. Я сам любил, когда был маленький… Поэтому и не стал ругать Сольвейг, когда увидел, что она катается на велосипеде во дворе под дождем. Я подошел поздороваться, но меня встретило хмурое невеселое личико. — Привет, сестренка. — Привет… — Э, не грусти, от этого даже дождик плачет… Вот, у меня тут твои любимые мармеладные червяки. Сольвейг с мармеладным червяком за щекой выглядела уже повеселевшей. Или по крайней мере, дулась на весь мир, кроме меня. — Узнаю старый добрый велосипед! — это был действительно мой велосипед, который достался Сольвейг по наследству, когда я из него вырос. — Дуррррацкий велосипед! — буркнула Сольвейг и сердито уронила его на асфальт. — Он старый, маленький, и все надо мной смеются!.. Дурацкий, дурацкий велосипед! — Ну зачем ты так… — я обнял сестренку. — Вот когда ты была маленькая, он тебя радовал и ты очень любила на нем кататься. Сейчас он уже для тебя маленький. Надо просто купить новый, побольше, а этот отдать какому-нибудь малышу. — Мама не купит! Даже на День рождения. Она сказала, денег нет, и что купит мне куклу… — Он рассказала, что тебе подарит? — Угу… — Но ведь так же нельзя! Это ведь должен быть сюрприз… Ладно, хватит мокнуть под дождем, пошли чаю пить. Я поднял велосипед, и мы пошли. Я удивился еще, что мамы дома нет. Спросил: она разве не отдыхает? Сольвейг сказала, что нет, она работает. Когда я поинтересовался, где папа [отчим, то бишь], она ответила, что он уехал далеко-далеко… Ох не понравилось мне это все, ох не понравилось!.. 143. Сольвейг. Синий хвостик последнего мармеладного червячка в зубах на манер сигары:-) "Приходи ко мне на День рождения, Баль…" Приду. Конечно приду. И с подарком! Уже знаю, с каким! 145. Так повелось. Сольвейг и Бальгар. Оля и Баль. И не выношу, когда меня называют Гариком!!! 146. 3 мая — предчувствие Дня Р. Мне нужна была 1600 рэ! Потому что 500 у меня уже было. Осталось 1600… Прибегаю к Сашке. "Сашенция, выручай!!! У Сольвейг День Р, мне 1600 надо срочно. Я отдам. Честное слово. Вот огребу деньгу за 4 курсовика…" — "Ты садись, не трепыхайся и рассказывай по порядку". "…у Сольвейг День Р…" — "Ааа, у твоей маленькой принцессы [улыбается]. Лады! [отсчитывает мне 1600 сотнями]" — "Ну ты настоящий рыцарь, Сашка!" (это я, помня его слова о принцессе). Когда я с Сашкой познакомился, пять лет назад, он был просто другом моего отца. Отец его на айкидо привел, там я его и встретил. Как-то так вышло, что мы с ним стали лучшими друзьями. Несмотря не разницу в 20 лет. Я Сашку почти ровесником считаю. Вот вспомнил, насколько он старше, и удивился… Короче: я пошел покупать велосипед. И я его купил. Настоящий взрослый велосипед. Пожалуй, сейчас он будет Сольвейг немного великоват(это если вспомнить, что ноги должны доставать не просто до педалей, а до земли), но это ничего… Завтра ее День Р. Я буду самым взрослым гостем среди кучи ребятишек — ее одногодок. Забавно;-) 147. 4 мая 2003 г Когда троллейбус едет, капли дождя чертят по стеклам косые штрихи. Когда останавливается и, пыхтя, открывает двери, то прямые. И получается, что все стекло в итоге исчерчено крестиками… 148. Жаль, что я не умею рисовать портреты… Пытался сегодня утром нарисовать Юлю. Получается забавно, и черты знакомые, но… похоже на детский рисунок, и все!.. Это было бы смешно, не будь это так печально… Наимокрейшая погода на праздники, и мы даже не погуляли ни разу. Хотя, это я трус — не решился. Может быть, она любит дождь… 149. Я приехал на велосипеде. Как иначе этот подарок доставить, я не представлял. Именно поэтому я просто на нем приехал. Ну, протер тряпочкой, которую предусмотрительно захватил… и пошел с ним пешком на девятый этаж. Лифт не работал, что поделаешь… Вот сейчас вспоминаю и улыбаюсь: Звоню в дверь. Открывает Сольвейг, веселая и нарядная, а я с гордостью облокачиваюсь на велосипед, дзинькаю пару раз звоночком и объявляю: "С Днем рождения!" Шшшшто тут было!.. Короче, мой подарок сразу затмил все остальные, и я стал героем дня. С одноклашками Сольвейг, которые пришли (10 девчонок и 2 пацана;-), я как-то сразу нашел общий язык и заскучать народу не дал. Мы даже танцы устроили под вечер. Я так по-рыцарски (припав на одно колено) пригласил Сольвейг, что подружки ее тут же оживились и косо посмотрели на мальчишек… Поскольку их было всего двое, к концу празднования бедняги утанцевались в доску:-) В общем, весело было… Подарок мой мама никак комментировать не стала, но, похоже, ничью гордость я не задел… Она мне даже вина открыла… а давненько я вина не пил!.. Ух, довольный я сегодня!.. В общем, отпраздновался! Завтра в универ! Урррррррррррррррррра!!! 150. —Вечнозеленость Вечнозеленость — свойство развертывания новых листьев, когда еще не опали старые. (Из лекции по ботанике) Вольферлаген вчера встретил свою пятнадцатую весну, а сегодня старший брат похлопал его по плечу и сказал: "Усё, отплясался, отвеселился, пошли меч тебе добывать…" Старшего брата звали Веллинброк(можно просто Веллин). Двухметровый великан, и меч ему под стать: тяжеленный двуручник с широким лезвием. Имя меча — Сарган. Вольф помнил его еще золотистым, а сейчас по осеннему золоту уже змеятся первые серебристые прожилки… Сарган был вечной мальчишеской мечтой Вольфа, но, видно, не судьба — и ростом-то парень не вышел, и телосложением. Теперь о своем будущем мече он думал со страхом, и печальная мысль о том, что ему, как его старшей сестре, достанется кинжал, преследовала его. Конечно, Веллин всегда говорил, что любое оружие достойно уважения, и у мастера кинжала порой не меньше шансов, чем у мастера меча… но все равно Вольфу было печально… Утром братья собрались в путь. Собрали немного припасов на дорогу; Веллинброк пристегнул Сарган к поясу, а Вольферлаген взял посох. Посохи росли в Белоликой Роще. Это было первое оружие, которое получал человек в возрасте уже восьми лет. Вольферлаген прекрасно помнил тот день. В рощу его повел отец(да не заскучает он в Небесном Воинстве!)… Его тоже звали Вольферлаген, но, чтоб не путать, сына прозвали Вольфом, а отца — Лагеном… Вольф и Лаген прошли тогда половину рощи, где росли ровные, точно столбики, белые боевые посохи, увитые ползучими стеблями с листьями и цветами. Потом отец подвел сына к одному из них и сказал: "Это твой. Он вырос для тебя". Вольф полюбил посох сразу и первые две недели почти не выпускал его из рук, стерев их до мозолей… Он просто играл с ним — так он думал, — просто вертел палкой, выделывая замысловатые фигуры. На самом деле, тихо и незаметно посох учил его… Сейчас Вольф владел посохом — Тильто — просто мастерски и не побоялся бы выйти с ним против меча… Во время привала Вольф сел отдохнуть, положив Тильто на колени. Ему казалось, посох грустит от того, что уходит его время, поэтому Вольф нашел несколько минут, чтобы поговорить с ним. "Я не собираюсь бросать тебя, Тильто, — шептал он, поглаживая теплую белоснежную поверхность посоха. — Сам подумай: с мечом ведь иногда и не нельзя куда-то пойти… С ним в далекие походы хорошо и на войну. А если просто идешь в лес, на болото или в соседнее поселение на рынок… как тут без посоха?.." Но Тильто все равно грустил, это чувствовалось. Грусть, казалось, витала в воздухе. И, будто в унисон этой грусти, пошел дождик. Его братья пережидали под невероятно огромной разлапистой елкой, закутавшись в плащи. Елка жалась к серой скале и была единственным зеленым пятном на много миль вокруг, ведь весна была еще совсем ранняя, и только и было кругом, что раскисшая в слякоть дорога, кусты-метелки и ковер жухлой, недавно оттаявшей травы. — Она всегда зеленая… — задумчиво произнес Вольф, теребя еловую лапу. — Почему так, Веллин? Ведь все деревья сбрасывают листья осенью. — Елки тоже, — добавил старшой, — смотри вот… Вольф поглядел на желтые иголки, слипшиеся на земле в единый слой, и молча согласился с братом. — Но ведь дерево все равно зеленое, — сказал он. — Зеленое, — кивнул Веллин. — Дело в том, что она сначала выращивает новые листья, а потом уже сбрасывает старые. — И листья у елки странные, — продолжал размышлять Вольф. — Как колючки… — Как мечи, — поправил Веллин… Они шли еще два дня по дороге, а потом свернули к Оружейной Горе. Она была зеленая до самой верхушки. И зелень была темная, хвойная… Лес начинался обычными деревьями, высотой в два-три человеческих роста, но в центре росли такие великаны, которые трепали верхушками облака. И именно на их ветвях росли мечи… — Вот наше семейное дерево, — объявил Веллин, остановившись возле одного из этих небоскребов. — А за мечом ты полезешь сам. — Но ведь я не знаю, какой… — растерянно произнес Вольф. — Он тебя позовет, — спокойно заверил его брат, уже располагаясь на отдых. — Ты лезь, лезь, я подожду… Вольф снял мешок с плеча, свернул плащ и вручил Веллину Тильто. — Береги его, брат, — сказал он. — Хорошо, — посерьезнел Веллин. — Удачи тебе, Вольф. Вольферлаген почувствовал, впервые, по-настоящему, что он один и никто ему не поможет… И полез вверх. Пока никто его не звал… он просто карабкался к солнцу, к вершине; порой увязая в смоле и обдирая ладони… Он забрался уже на головокружительную высоту, а его все никто не звал… …Он потерял счет времени и уже одурел от запаха смолы. Он весь превратился в ожидание, но слышал только неспокойную лесную тишину и мысли в своей голове… А голова кружилась и неслабо… Храбрый-уже-совсем-взрослый Вольферлаген еле-еле дотянул до следующей ветки и, свесив руки-ноги, повалился на нее — перевести дух… Кажется, он задремал, хотя ему показалось, что глаза закрылись всего на секунду. Просто, когда Вольф разлепил веки, было уже темно. Перед его взором колыхалась мрачная, едва различимая масса колючей растительности. Рассмотришь каждую иголочку в отдельности — каждая — великолепный, идеально сбалансированный меч, но все вместе, да еще и в темноте… Вольферлаген попытался утешить себя тем, что история не знала еще человека, который на всю жизнь остался бы с одним только посохом… Вольф встал, выпрямился во весь рост… и увидел некоторое разнообразие в темной колючести. "Таааак, что-то желтеется," — отметил он про себя и осторожно начал пробираться к концу ветки. Это была высохшая иголка, которая до сих пор держалась каким-то чудом… Тут Вольф вдруг понял, что еще чуть — и она сорвется. Поэтому быстрее надо карабкаться!.. Ему оставался метр, не больше, когда ветер шутливым дуновением сбросил иголку вниз… Что было дальше, Вольф понять не успел. Он только ясно услышал в голове испуганный вскрик падающего меча, рванулся и схватил его прямо за лезвие. Как только Вольф опомнился, он уже мысленно попрощался с рукой… но нет… все до черноты перемазанные смолой пальцы были на месте и держали мертвой хваткой(прилипли, к тому же)… Вольф поднял меч и увидел, в чем же дело: клинок был заточен только с одной стороны… Золотистая (это она потом посеребрится) сталь тепло засветилась в руках хозяина… Это была катана, так называли эти мечи суровые воины с Огненного Острова… самый прекрасный меч в мире! Вольферлаген чуть не плакал от счастья и, понимая, как нелепо звучит его северянская речь по отношению к "восточному" мечу, все же прошептал сквозь внезапно навернувшиеся на глаза счастливые свои слезы: "Ирэ… Ирэ, я нашел тебя…" Меч светился, разгоняя вечерний сумрак… (4 мая 2003 г) 151. 5 мая 2003 г Мне кажется, или библиотечная пыль, точно живое и кровожадное существо, добирается чуть ли не до самых мозгов… Настало время расплаты. Долгов не люблю. Закончил третий курсовик сегодня. Первый — мой. Осталось 2. Я проклял все… больше не буду браться за чужие курсовики, и вам не советую! 152. Сегодня почему-то люди… запомнились четверо, врезались в память, не знаю почему… …молодая женщина… это я определил только по волосам: красивые русые волосы без единого намека на седину… в остальном же о возрасте сказать ничего нельзя: ожирение изуродовало ее до невозможности… даже брови, почему-то брови… они нависают над глазами и, наверное, закрывают свет… ….маленькая девочка… милый ребенок, глазки умненькие, а говорить не может совсем, только мычит что-то неразборчивое… причем, речь-то явно осмысленная — и слова иногда проскакивают, и мама ей отвечает — она, наверно, привыкла, а вот другим нужен переводчик… …молодой парень… белый, как смерть… идет, шатается, голову назад запрокинул, потому что она не слушается и никак держаться на хочет… нарк… я сразу понял, хоть и не видел их раньше средь бела дня… …бегущий пацан… он бежал, как бежит человек, спасая свою жизнь… на повороте он чуть не налетел на меня, и лицо его я увидел, как в стопкадре: взъерошенные волосы, дикие глаза… он, похоже, тоже меня так заметил, потому что глаза эти, карие, с невидимыми, наверно очень короткими ресницами смотрели прямо на меня… 153. 6 мая 2003 г Утро. Облака разорваны в клочки, и не предвидится нового дождя. Свежо и прохладно. Рассвет разделил небо розовой полосой. А свежая весенняя зелень такая яркая, такая чистая после дождя, что пейзаж чудный. У меня дом на краю крутого склона. Вид оттуда в самую даль, насколько хватает глаз. И небольшой выступ навис над крутизной склона, над зеленью, над тропинками, над домиками — деревней слева от урбанистического пейзажа и на переднем плане, на заслоняющем даль. И с видом мудрого созерцателя на этом удивительном пятачке земли прилег соседский пес. Невзрачная старая дворняжка с невероятно умными глазами. "Привет, Малыш," — сказал я. Малышом его зовут. Он обернулся и внимательно на меня посмотрел. "Закат смотришь? Можно с тобой?" — и я почувствовал укор в его безмолвном взгляде — Малыш хотел побыть один. И я зашагал своей дорогой — на остановку, ждать трамвай… 154. Я видел сегодня дриаду. С книжкой под мышкой, в длинной очереди к ксероксу, где студенты потихоньку сходили от скуки с ума. Она еще болтала со своим знакомым, и я понял, что она с биофака. Так что мы с этой дриадой почти родня… У нее были изумительно, невероятно темно-зеленые глаза. И не было в них оттенков коричневого, как в обычных человечьих зеленых глазах. Только ровный цвет хвойной листвы. И свитер под цвет глаз… И пушистые волосы цвета сосновой коры… От нее взгляда было не оторвать. Я стоял в очереди час, но не заметил этого часа, потому что любовался. Как любуются рассветом, как любуются картиной, как любуются дриадой… Она не была совершенством. Когда она смеялась, то видно было, что зубы слишком большие и не все растут прямо, а десны опускаются слишком низко. Но обаяние… может быть, голос, или не только голос… Это была настоящая дриада. В зеленом свитере, черных кожаных брючках, простецких кроссовках, с коричнево-зеленым ободком в волосах цвета сосновой коры… она стояла длиннющую очередь за ксерокопией и держала под мышкой полуразвалившуюся тыщу раз переклеенную книгу "Основы экологии"… 155. Я подарил Юле букетик тех самых сиреневых, что я видел цветущими в одно время с ветреницами и мать-и-мачехой… просто они продавались, и мы с ними посмотрели друг на друга и поняли что мы друг без друга больше жить не можем!.. Юля была удивлена. Небось, цветочков никто раньше не дарил… Она ведь назвала их еще как-то… то ли медвянка, то ли медуница… мед, одним словом… 156. 7 мая 2003 г —Знак бесконечности Летел в небе человек-муха, он был очень красив и похож на обычного человека, чье тело заключено в облегающий, глубоко-синий костюм, с глянцевой поверхностью, переливающийся… Прозрачные крылья за спиной человека-мухи вращались со скоростью вихря, чертя краями восьмерки… загадочный знак эта восьмерка… если хочешь, она обозначает бесконечность, а не восемь мухо-человек… Мухо-человеки больше похожи на мух. У них и тело не совсем человеческое, красотой тут и не пахнет… волосатые, членистоногие… эдакие мушиные мантикоры — мухи с человеческими лицами. Жуть, одним словом. И мозгов у них не больше, чем у мухи… ну, может быть, как у роя мух над… ладно, все знают, над чем… только вот в этих мозгах одна всего мысль: проткнуть кого-нибудь хоботом и высосать кровь. Сейчас эти восемь тварей гонятся за человеком-мухой… а он ведь настоящий человек, молодой, красивый, любящий и любимый… и знает ведь, что гонки не выдержит, разве что его спасет чудо… мухо-человеки летают гораздо быстрее, да и больше их в целых восемь раз… Когда ты так молод, когда ты так красив, как человек-муха, и летать умеешь, высоко-высоко, вместе с мечтами, под самое небо!.. кажется, что ты был и будешь всегда! Но вот летят восемь пародий на тебя, чтобы лишить тебя всего, что у тебя есть, и, хуже: лишить того, что могло бы быть… И, знаешь, посмотри… ведь у них точно такие же крылья, как у тебя… такие же прозрачные, с каркасом из жестких жилок… и так же жужжат, чертя в воздухе знак бесконечности… (7 мая 2003 г) 157. 8 мая 2003 г Мрак какой-то: полдня повально спал… а к вечеру пошел дождь… Кстати: закончил еще один курсовик. Остался последний… "Паразитизм и сапрофитизм у грибов"… и пять дней на него… 158. 9 мая 2003 г —Нулевой месяц Уже несколько лет в мае шел снег, и только ближе к июлю начиналось лето. Тогда прекрасная королева Лана призвала к себе главу ордена синоптиков… ну, это очень величественно сказано. На самом деле не было никакого торжественного приема и высокопарных речей… Когда Рифф пришел, королева Лана в потрепанных и заплатанных джинсах, шерстяных носках и вязаном (ее бабушкой, конечно) свитере сидела на своем любимом диване. Друзья детства обнялись и свистнули слуг — чаю принести, горячего и с бальзамом… За окном был настоящий снегопад, совсем как зимой… "Это неправильно, Рифф, — размышляла Лана за чашкой чая. — Такое ощущение, что время сдвинулось". "Может и так, — согласился синоптик. — Наш календарь крайне несовершенен…" "Надо что-то сделать. Ведь тут не только в том дело, что не очень-то весело видеть за окном снег в мае, а в том, что все сдвигается — и время посева, и сбора в том числе… ну, не нужно ведь больше перечислять… Пожалуйста, придумай что-нибудь, Рифф…" И великий синоптик придумал нулевой месяц. И глашатаи ходили по городам Заорского Королевства и объявляли, что он наступит после мая. 25 дней нулевого месяца, и только потом будет июнь! Нулевой месяц, безымянный, нестандартный месяц… Он казался дырой, безвременьем, подарком свыше. Этого не могло быть, но все почему-то верили, что это подаренное дополнительное время. И Заорское Королевство погрузилось в восхитительную живую Тишину; шумные города наводнились созерцателями. Кто-то вообще уходил в горы. Раньше времени не хватало, работы завал — успеть бы до следующего месяца… а сейчас… 25 дней… а ведь всю жизнь мечтал о путешествии — почему бы и нет?.. Притихли даже вечноорущие торговые площади… Остекленевшие, будто бы медитирующие взгляды созерцали озерную рябь и безграничность неба — раньше просто некогда было смотреть на небо… По заснеженным паркам гуляли влюбленные, теперь у них было время отгородиться от всех и замкнуться в собственной Вселенной-на-двоих… На севере королевства сама по себе прекратилась многолетняя война между двумя непримиримыми княжествами. И сейчас князья с мальчишеским азартом рассекали на байдарках по той самой реке, из-за которой у них был весь сыр-бор… Волшебным образом подействовал на всех нулевой месяц. Он будто тормознул жизнь на самом скаку, дав людям время вздохнуть свободно и посмотреть, как прекрасен мир… Рифф нашел Лану сидящей с книжкой у камина. Он долго не решался кашлянуть дабы объявить о своем прибытии (да, в общем-то, куда торопиться?), а с удовольствием созерцал… как это он раньше не замечал, что Лана, обычно серьезная не по годам, мила и красива, и красота ее — это прелесть нераспустившейся розочки… сколько же ей лет… да 19, как и самому Риффу… он уже и не верил, что сам так юн… Рифф улыбнулся последней своей мысли, а потом не выдержал и засмеялся. Лана закрыла книжку и, посмотрев на друга вначале с удивлением, засмеялась тоже… "Слушай, Лан, — Рифф плюхнулся на диван рядом с королевой, — я давно хотел позвать тебя в горы, на лыжах погонять. Все времени не было, ни у тебя, ни у меня… а сейчас… поехали, а?" "Поехали! — Лана чуть не подпрыгнула от радости. — Правда, поехали… ведь такого момента уже больше никогда не будет, верно?.." "Да… я тут посчитал, — сказал Рифф немного печально, — и получилось, что следующий нулевой месяц придется устраивать только через 2050 лет"… (9 мая 2003 г) 159. Сегодня праздник… Я заметил, что праздников вообще не чувствую. Ни о чем они мне не говорят. Вот День Р сестренки — это был праздник. А 9 мая… может, если б я воевал, вынес бы 5 лет ада, то запомнил бы этот день, и он бы для меня что-то значил. Но нет. Не вините меня, я ведь понимаю, что для кого-то это очень важно… Сегодня погода мокрая — ночью был дождь, а вот вчера был не день, а настоящий скриншот лета. Жарко и солнечно. В преддверие 9 мая на улицах появились старики в орденах и фуражках. Раз в год они так и появляются, чтобы пройтись по улице, позвякивая медалями и снова потом развесить парадные костюмы по пыльным шкафам. Мне просто стало любопытно: а что будет, когда их совсем не останется? Я не жесток и не циничен, но ведь люди не вечны… я о том, что будут ли вообще праздновать? Будут ли по-прежнему в этот день греметь салюты и распускаться в небе яркие огненные цветы? Или нет?.. вот в этом году салюта, говорят, уже не будет… 160. Ю-ли-я, солнце мое, что же ты не звонишь? Ты же обещала… странно это как-то… даже обидно, что я звоню все время. Нехорошо все же, когда со стороны одного — робкие шаги навстречу, а со стороны другого — марафонский забег… Наверно, я не буду звонить. Может, она меня слышать не хочет. Может, решила побыть одна, бывает же так. А тут я… А я глупый и самоуверенный. Я знаю, что позвоню и никуда не денусь. Тогда чего же я жду? У меня ведь и повод есть — новая сказка… 161. Позвонил. И не пожалел, что позвонил, хотя немного удивился фразе: "Я полдня жду что ты позвонишь!" Не понял… она же сама звонить хотела… э, женские капризы… Даже если девушка без труда валит тебя в армрестлинг, она все равно девушка:-) Милая девушка, которая хочет, чтобы ее защищали и делали не робкие шаги навстречу, а бежали эдакий небольшой марафон. Что ж, я готов;-) Рассказ мой ей понравился. Юля даже всерьез пожалела, что у нас не устраивают нулевой месяц. Тогда я торжественно объявил нулевой день, и мы отправились в поход по мокрому городу. В нем что хорошо — воздух замечательный. После дождя же… Я обычно не говорун, но поскольку меня расспрашивали про айкидо упорно и настойчиво, я болтал почти без умолку. Потом уличил момент и предложил: а ты приходи. Почему бы и нет? Пусть придет посмотреть тренировку. Это не запрещается… а обычно те, кто посмотрел, в следующий раз уже приходят в додзё заниматься. Хм, ну из этого вытекает то, что мне придется сегодня идти тренироваться и приготовить полтинник. Но ладно — была не была… 162. Ну есть на свете боги! В следующий понедельник Юля придет на тренировку, уже не зрительницей-созерцательницей… Надо ли говорить, что я счастлив?.. 163. 10 мая 2003 г Три дома стоят к дороге ребром. Утро свежее, солнце будто подновило на домах краску, расцвечивая творения безумного моляра вечно-ярким! Безвкусица, но весной сине-рыжее прелестно! Первые этажи пестрят магазинчиками, ладными, словно игрушки. Вторые местами тоже. Сегодня видел дверь… на уровне второго этажа. Забавно! Понимаю, конечно, что потом лестницу пристроят, но сейчас так и представляются вскарабкивающиеся и выпрыгивающие покупатели!.. Небо… чудное небо. Как с фантастических холстов, воистину так. Мир свеж. Мир юн. 164. Ю-ли-я. Имя-песня. Тебе хорошо со мной? Почему ты никогда этого не говоришь? Ты пишешь такие "рецензии", ты находишь такие слова… но не говоришь. А я, как болван, твержу, что счастлив. Мне не страшно открыто сказать тебе, кто я, чего я хочу, о чем мечтаю, что чувствую. Доспехи тяжелы. Не выношу доспехов. Но ведь ты не будешь ранить меня острием рапиры. Я знаю. И я тоже, я тоже не буду. Я не могу. Я люблю тебя и все, что тебе дорого, так не бойся, милая пугливая белка, не бойся… 165. 11 мая 2003 г С утра пораньше — в РТИ, старое доброе пиратское логово на каждое воскресенье! Я не был там три тысячи лет! Но очень уж музыки захотелось хорошей, ничего не смог с собой поделать. Поехал. Прошелся мимо рядов и рядов дисков — глаза разбежались!!! Я и Орион третий купил бы, и квест какой-нибудь хороший, но раз уж за музыкой, так за музыкой. Купил mp3'шник Дассена. Сижу слушаю:-) 166. 12 мая 2003 г Семечки прорастают прямо в яблоках, и ты грызешь не что-то глянцево-коричневое с белой начинкой, а уже хрупкую кожистую лодочку, из которой выглядывают корешок и два бледно-зеленых листочка… 167. Я вот подумал… Если собрать всех людей, у которых есть ключи к Замирью. Любые — поэзия, проза, живопись, музыка… Собрать их всех вместе, так чтобы один знал другого, а этот другой еще кого-нибудь. Что бы все были связаны, так или иначе, узами любви, чистой и дружеской… Я уже представляю эту огромную армию… Так вот, если собрать их всех вместе, то, определенно, что-то произойдет. Если пустить в ход все ключи, которые у каждого свои, всю силу воображения миллионов замирских избранников, тех, кто начал творить, заплатив за это болью, "убив себя", как сказал один великий… Что-то в мире рухнет и сломается. Какая-то стена. Возможно, люди смогут летать, как летали раньше. Ведь они летали, не зря же с незапамятных времен их зовет осиротевшее пустое небо! Летали без моторов и крыльев, одной силой мысли, или веры, или воображения… Возможно, хрустнет нежная ткань мироздания и расползется, словно политая кислотой, впустив в наш мир то, чего не было в нем изначально. Магию, например… Или в самих людях будет что-то не так… Или сомкнутся параллельные миры, повинуясь силе воображение творца, помноженной на миллионы таких творцов… 168. Я вдруг понял, что хочу этого. Чтобы действительно собрались вместе те, кто получил замирский дар. Это как проблеск. Одна моя знакомая рассказывала о своей мечте — Цветущем Марсе. Она хотела изобрести программу терраформинга. Хотела, чтобы Марс цвел, чтобы мерцали на его поверхности настоящие нежно-синие моря, и чтобы жили там совершенно другие люди, люди, не знавшие никогда войн… Я спросил, как, откуда и почему взялась эта мечта, мечта, которая захватила, подчинила себе все ее существо. И что заставило назвать эту мечту смыслом жизни. И она ответила: я просто знаю, что так должно быть, что это то, для чего я родилась. Сейчас я чувствую то же самое! Я понял, для чего живу. И для меня как будто взошло солнце!.. 169. Я не романтик, я стратег… Я не мечтаю на пустом месте, впрочем, как и моя марсианская знакомая — все время строит планы… Я знаю, наверное, несколько десятков замирских человек (я и Ильдарика посчитал!). Кого-то лично, кого-то — через инет. Мы друзья. Мы общаемся, мы творениями перекидываемся, чтобы быть понятыми и оцененными (и порой жестоко закритикованными). У моих знакомых замирцев есть еще знакомые замирцы. А у них — еще. Если я расскажу о своей идее, она может пойти по цепочке. И так далее — больше знакомств, больше людей. 170. Я помню, давно, по всему городу появились объявления с призывами в определенный час и день подумать о мире и спокойствии на планете. Говорят, почти во всех странах была такая акция. Я честно думал о мире в назначенный час… А ведь есть в этом что-то: когда все люди вместе думают о чем-либо, это не может пройти бесследно. Что если когда-нибудь, когда замирское общество (опа, я уже название придумал) разрастется, просто всем вместе подумать о той свободе, которую Замирье дарует на краткий миг?.. И необязательно всем собираться на едином клочке земли. 171. И, подводя итог, я говорю: творцы, объединяйтесь! Создавайте свое замирское общество, выбирайтесь на просторы Сети, ищите единомышленников. И однажды вы найдете еще одну группу замирцев, потом еще и еще. В разных городах, в разных точках земного шара замирские люди будут знать друг о друге и будут едины. Достаточно просто держать связь с теми, кого ты знаешь, и искать тех, кого еще нет… Это будет цепная реакция, пока жизнь не подойдет к порогу, за которым начинается новая ступень свободы! 172. Юля на айкидо. Первая тренировка, кимоно только с магазинной полки… Я ожидал, что она будет таким же трогательным новичком-потеряшкой, которые всего боятся и всех стесняются, но нет! Через 10 минут она уже со всеми общалась так, как будто сто лет их знала; признаюсь, я почувствовал себя ненужным и забытым… ненадолго… Потому что когда Юрок предложил ей заниматься вместе, она сказала: "Извини, я с Бальгаром". Так что никто про меня не забывал:-) 173. Ночной город с высоты склона. Будто жирные разноцветные светляки расселись в кучерявой тьме. 174. "Интересная у тебя идея — собрать всех творцов. Только кто судить будет, творец человек, или нет? Судьи-то кто?" Юля спросила. А я всерьез задумался… но решение нашел: "Никто. Каждый, кто умеет мечтать — уже творец. А кто не умеет, тот сам не станет к нам присоединяться. Неинтересно ему будет… да и вообще вряд ли возникнет желание". "Резонно. А меня возьмешь в замирцы?" "Считай, что уже взял". 175. 13 мая 2003 г Огреб бабуськи за 4 курсовика. Получилось 4900. С роду таких денег в руках не держал! И посетила меня крамольнейшая мысль… Отдам долг, у меня останется 3300. Еще столько же — и я летом еду на море!!! Я — на море! Первый раз в жизни! Да еще за свои собственные деньги! Да ведь реально! Я же работаю. Я ж репетиторствую по алгебре по субботам, а с этой недели еще и по воскресеньям буду — по химии (никогда не пробовал, но где наша не пропадала…). Да стипа у меня 300 рэ (отличниковая, типа)… реально… реально, если не транжирить, если забыть о мясе и, возможно, половине тренировок… реально!.. О, весь день я ходил, как мешком по голове ударенный, как идиот счастливый, как… сам не знаю кто! мммммммммммммммммммммммммммммморрррррррррррррррре!!! спокойное, штормовое, изумрудное, русалочье, глубокое, бездонное, бескрайнее, безбрежное, теплое, ласковое, бурное, тихое, закатное, туманное, безжизненное, романтичное, соленое, горькое, предгрозовое, освежающее, жаркое, кипящее, пенное, бурлящее, призрачное, лунное, солнечное, вечное, разгневанное, волнующееся, грустное, ровное, беспокойное, утреннее, мерцающее, успокаивающее, сонное, млеющее, сказочное море… 176. 14 мая 2003 г Первый гром. Весенний первый гром, как поет дядя Юра. Удивительный теплый дождь со светопредставлением в небесах! Только вот весь день болела голова. И сейчас болит, аж до тошноты. Причем, только правая половина… Боги! Лучше б она вся болела, а то, когда половина, это живо напоминает тамагавк посередине черепушки… Сколько себя помню, всю жизнь эта зараза ко мне возвращалась. Наверно, это и есть мигрень. А посему, пойду-ка я спать. Сон — лучший врач, все-таки. По крайней мере, на всей планете вряд ли найдется врач, который лечит мигрень или хотя бы понимает, от чего она бывает… 177. 16 мая 2003 г —Страна красивых людей Жила-была некрасивая девушка, и звали ее Катрина. У нее были длинные пальцы, что сразу бросалось в глаза. Просто нечеловеческие какие-то пальцы — слишком длинные и тонкие. Да и вся фигура у нее была такая. Почти два метра ростом, необычно худая и длинная в кости, и лицо тоже удлиненное, неправильное… Но она была очень добрым и светлым человеком. Именно светлым. Казалось, от нее действительно идет теплый незримый свет, и сама доброта лучится из ее глаз с такими странными синими, почти сиреневыми радужками… Катрину все очень любили, и всегда жалели… Нехорошее это чувство — жалость… от него и до презрения недалеко… Дядя Катрины — Анвар — был путешественником, и где бы он ни путешествовал, всегда разговаривал с местными колдунами и лекарями, веря, что должно быть в этом мире для Катрины лекарство… Однажды Анвар вернулся домой, неся на коже местами облупившийся черный загар, и объявил всей семье, что нашел, как сделать Катрину красивой и счастливой, а после отправил девушку собирать вещи, а сам долго и серьезно разговаривал с ее родителями. На рассвете Катрина, взволнованная и чего-то ожидающая, прощалась с папой и мамой. И показалось ей, что они очень странно прощаются — так, будто навсегда… Но это забылось в череде долгих путешествий по диковинным странам и лучезарным морям. Наконец дядя Анвар объявил, что путешествие подходит к концу; это было тогда, когда они с Катриной присоединились к торговому каравану. Это был небольшой караван, но, тем не менее, двадцать воинов охраняли его. Они все очень привязались к Катрине за время перехода и рассказывали ей теперь о великих битвах и чудных городах, куда только может занести наемника судьба… Шел пятый день пути по пустыне, когда вдали показался оазис. Карты говорили, что это совсем не мираж, поэтому все оживились и прибавили скорости… Оазис был огромен. Настоящий зеленый материк над волнами песчаных дюн. — Ролио, что там? — взволнованно спросила Катрина, теребя торговца за рукав. — Неужели это дома? — Дома, юная госпожа, — кивнул торговец, глаза которого при взгляде на Катрину светились жалостью, как и у всех, кто ее знал… — Ах, какие красивые, будто игрушки! — восхитилась Катрина. — Наверно, там живут добрые и красивые люди… Ролио промолчал… Когда караван остановился, дойдя до края оазиса, что храбро вгрызался в песчаную пустошь, Анвар взял Катрину за руку и повел за собой по красивой каменистой тропинке. Их ждали… Гостей встретили высокие худые люди в одеждах из легкой, почти воздушной ткани, с венками цветов в волосах. И пальцы у них были длинные, и все они были такие же "неправильные" по меркам обычных людей. Но их внешность не вызывала неприязни, создавалось впечатление, что они просто не люди, а потому неудивительно, что и сложены они не по-человечьи… Глаза их лучились добротой, глаза цвета синего с уклоном в фиолетовый… И — для Катрины будто все сместилось — теперь Анвар казался ей маленьким, неуклюжим и короткопалым на фоне жителей оазиса, и ей стало его жаль, так же, как ее все жалели когда-то… Анвар, видимо, почувствовал это и виновато улыбнулся. Нехорошее это чувство — жалость… — Прощай, Катрина, — сказал дядя, обняв племянницу на прощание. — Счастья тебе. — И тебе… счастья… тоже… — говорила Катрина, роняя слезы… А Анвар ушел, шагая быстро и стараясь не оборачиваться. — Пойдем! — какой-то малыш потянул Катрину за руку. — Пойдем, красивая тетя, я покажу тебе город, и фонтаны, и пальмы, и все-все-все покажу! (16 мая 2003 г) 178. Сказку я написал сегодня в час утра. Если вспомнить ее предысторию, так все очень просто: у нас на курсе есть такая девушка. Я мало общался с ней, так уж получилось, даже голоса ее сейчас не вспомню, но, когда я ее вижу, я не испытываю ни неприязни, ни жалости. Наверное, она очень светлый человек, раз так… 179. Вчера я устал. Просто насмерть устал, поэтому куча впечатлений незаписанных пропала даром. А ездили мы за тридевять земель освобождать от мусора (почему-то в основном тяжеленные доски и бревна) лагерь, где у нас будет летняя практика. Собрали нас (7 человек) возле универа, погрузили, почти как дрова, в грузовую "Газель" и повезли. Я говорю почти потому, что скамейку-то нам все-таки поставили. Ну, поездка… бесплатное кэмел-трофи, как говорится, или русский экстрим… (что русскому нормально, то иностранцу экстрим, надо им устраивать экскурсии на газёлах, за милые зеленые бумажки). В лагере таскали собственно мусор, рыли траншеи для него, потом его закапывали. Между делом ловили ужей и пугали этими самыми ужами одну нашу девушку, которая их до смерти боится… Добавлю: мне там понравилось. Для полного счастья только клозета нормального не хватает. Будка на улице — это каменный век какой-то… Ну да ладно, переживем как-нибудь… 180. I had a vision. Three tubes under the window, just like they are. One under another. The third one, which is closer to the floor, is warm. And there's a kitten. That very kitten. "Catty incarnation of O'Sensei". He watches me, and a flood of thoughts and feelings fills me! No, O'Sensei, wait, I don't know Japanese… wait, I want to understand… wait… The imagination… It shows strange episodes that never could happen. Colorful micro films, of which you're not able to make stories… Why in English? Who knows… it appeared that way. Maybe Russian is not the language it sounds best in. Compare… //У меня было видение. Три трубы под окном, такие как они есть. Одна под другой. Третья, та, которая ближе к полу, теплая. И на ней сидит котенок. Тот самый котенок. "Кошачье воплощение О'Сенсея". Он наблюдает за мной, и поток мыслей и чувств захлестывает меня! Нет, О'Сенсей, подожди, я же японского не знаю… подожди, я хочу понять… подожди… Воображение… Оно показывает странные эпизоды, которые никогда не могут произойти. Цветные микро фильмы, из которых историй не создашь. Почему по-английски? Да кто знает… оно появилось так. Может быть, русский не тот язык, на котором оно звучит лучше. Сравни…// 181. 17 мая 2003 г "Личинку ручейника можно заставить сделать домик из чего угодно, хоть из бисера. Для этого надо вытащить личинку из ее домика, положить в банку с водой и раскидать там бисер". Так сказал наш зоолог. Все! Сегодня я купил бисер. Самый цветастый-разноцветный, какой мне только попался! На практике буду ловить ручейников… 182. "Знаешь, Бальгар, в чем все дело? Из каждого твоего рассказика другой творец раздул бы книгу. А ты не жалеешь, и пишешь все как есть, потому что знаешь, что они никогда не кончатся. Концентрация чудес очень большая в каждом рассказике у тебя. Если читает человек с воображением, он целый мир разворачивает из этих одной-двух страничек. И еще — они похожи на сны. Там так же много вещей, которым нет логического объяснения. И так же начинаются они сразу, с налета, с наскока, без предыстории…" Это еще одна "рецензия" моей Юли. И я диву даюсь, какие же люди разные когда говорят и когда пишут… 183. Так уж получилось, что сегодня я всех цитирую… 184. 18 мая 2003 г Сегодня был у Юли дома. Она живет с братом. Родители — в другом городе, иногда приезжают погостить… Брата ее зовут Игорь. Ему, если не ошибаюсь, 29 лет. Он художник, и чудак, подобно всем творцам вообще. Меня поразила сама квартира. Мебели — минимум, и вся — белая. Картин по стенам нет. Сами стены — уже картины. Диковинные леса, драконы, тени… кремово-желтый, нежно-зеленый, чуть-синий цвета в основном… В комнате Юли над кроватью в облаках летит чудесный корабль с золотистыми бортами. Облака предзакатные, нежно-фиолетовые… Отдельно — студия (вот там уже картины) и библиотека (невероятные шкафы под самый потолок, а возле двери — тумбочка с каталогом, что понятно, ведь иначе в таком количестве книг можно потеряться и запутаться!)… В кухне — электроплита, микроволновка, электрочайничек(таких маленьких я еще не видел) маленький столик с двумя стульями, здоровенный холодильник, на котором нежными штрихами нарисован белый дракон. А поскольку сам холодильник тоже белый, не так-то легко его заметить. Сначала замечаешь два мерцающих золотых глаза, потом улавливаешь тонкие черточки, образованные случайными тенями, и наконец сам дракон будто вырисовывается из пустоты!.. Игорь, чертами лица невероятно похожий на сестру, был рад меня видеть. Он долго тряс мне руку… "Ах, тот самый Бальгар! Я твои рассказы почти наизусть выучил! Как будешь издавать книгу, скажи, я тебе иллюстраций нарисую!"… Пока я поднимал голову, чтобы посмотреть ему в глаза (он высокий, метра два ростом), я заметил, что на потолке над коридором нарисована грозовая туча, в которой меж молниями ныряют зеленые дракончики. Пахло краской. Чуть-чуть… "Нравится?" — поинтересовался Игорь. "Ага…" — только и смог сказать я. Тогда он мне посоветовал поглядеть вокруг повнимательнее, вдруг я еще что знакомое увижу. Я увидел. Небесную Цитадель, нарисованную чем-то призрачным на одном из окон лоджии, и Русалочий мегаполис на мозаике плиток в ванной. Замирье… я почти попал в свое Замирье, почти свое. Это было оно, но таким, каким его увидел Игорь… Пока Юля водила меня за руку по всей этой гигантской квартире с высоченными потолками, я от изумления дар речи потерял… "Так, я побежал!" — сообщил Игорь и поспешно ушел. Да специально он ушел, чтобы оставить нас одних… 184. Юля показала мне картины брата… и свои. Она рисовала черно белые картины, напоминающие старое кино. Сказала, что не может рисовать в цвете, как брат, потому что краски ее не слушаются, не ложатся верно и только все портят. Я сказал: видимо, каждому свое; это как я — я стихи писать не могу… Да, каждому свое, она со мной согласилась… 185. В такой квартире только мечтать, только быть безнадежным романтиком! Это не мое серое Логово (которое тоже хорошо само по себе), это Храм… Мы разговаривали до вечера. (Еще пообедать успели. Юля курицу погрела в микроволновке и заварила чаю с малиновыми листьями.) Потом вернулся Игорь. (Вид у него был взъерошенный и несколько сумасшедший.) Тогда я посмотрел на часы и понял, что мне пора. Юля проводила меня до подъезда, где, смотрясь забавно на улице в домашних тапочках, велела непременно заходить еще и поцеловала на прощание… Боги… ну кто сказал, что счастья нет и чудес не бывает… 186. 19 мая 2003 г Утро. Зачет по инглишу я уже давно получил автоматом, поэтому для меня сегодняшний понедельник — дополнительный выходной. …Мы с Сашкой сидели на балконе и потягивали пиво. Я рассказал о вчерашнем своем походе, и вообще о Юле. Раньше не рассказывал. Он слушал, щурясь на ласковое солнце и время от времени кивал мне или прикладывался к бутылочке третьей "Балтики"… "Ты счастливый человек, Бальгар. Таких, как ты, один на миллион, ты знаешь… Я не завидую… хотя, нет! Завидую. Белой завистью. Меня вот никто никогда не любил. А я любил. А меня — нет… понимаешь?" "Да, у меня тоже было так…" "Балда, не было, раз говоришь. Любовь — она одна. И если не взаимная, то ты пропал. На всю жизнь останешься привязан к любимому человечку… Мне вспомнилось… когда я был маленький, я видел, как старшие мальчишки привязали собаку к последнему вагону товарняка…" При этих его словах мне стало не по себе… А он продолжал… "Я тоже, как та собака, Бальгар… Буду бежать, пока не упаду замертво… Люблю до сих пор. И в такие минуты, как сейчас, я ненавижу весь мир, ты уж меня прости…" Я положил руку ему на плечо. Сашка сидел угрюмый минут пять. Потом как-то собрался, заставил себя улыбнуться, и скоро уже шутил, как ни в чем не бывало. Обманывает сам себя… а как быть, если уже нельзя иначе? если иначе жить не хочется?.. Я не стал ему напоминать, и он себе — тоже… Просто мне открылась чужая бездна. На единый миг. Чужой Ад… Да каждый из нас носит в себе Ад. И я вот в чужой заглянул… нечаянно. Потом мы говорили и о Юле, и о любви философствовали — и ничего. Но тот момент, когда я хлебнул сашкиного ужаса, я никогда не забуду… 187. —Монохром Жили-были брат и сестра. Брата звали Ингар, а сестру — Джулай. И так они были похожи! И чертами лица, и забавным прищуром глаз на солнце, и мыслями, и привычками… но жили они в разных мирах… Мир Ингара был ошеломляюще цветной, парящий. Гигантские зеленые леса островками виднелись где-то внизу, а все остальное пространство занимали Море и Небо, соприкасающиеся у горизонта. В его мире жили драконы и сильфы, а прекрасные корабли бороздили просторы обоих океанов — Морского и Небесного. Прекрасен был мир Ингара, прекрасен и сказочен. В нем всегда светило Солнце, яркое, слепящее, творящее чудеса в Море и Небе, когда игра золотого света создавала миракли в русалочьих городах на глубине или подрумянивало облака предзакатно-фиолетовым, или красило нижнюю кромку Неба в цвет морской волны… А сам Ингар путешествует по своей Вселенной на корабле Скидбладнире, по Небу и по Морю… Таков его мир… Мир Джулай похож на старое кино. Это мир-монохром, где есть только два цвета — черный и белый, и их тени… Это мир преданий и легенд. Это мир призрачных образов, штрихов на пожелтевшем пергаменте, повествующем нам о рыцарях и драконах, о диковинных лесах, чьи ветви порой закрывают небо, заставляя свет падать вниз тяжелыми лучами… Каждый образ готов обрасти руническими надписями и поведать историю, только посмотри — и она появится. И для каждого она будет своя, иная, неповторимая… Вот крылатый Змий, на которого замахнулся копьем юный рыцарь, храбрец (или безумец), не носящий доспехов… Но мне Змия жаль! Потому что у него грустные и умные глаза, которые словно умоляют понять его и остановить копье. Но и лицо рыцаря отвагой светится и храбростью… Так кто тут злодей?.. Боги знают… но нам не скажут… Мы можем только сочинять историю за историей, а молчаливая драма так и останется навеки застывшей в черно-белом мире Джулай… В ее мире больше сумерек, а свет, если яркий, падает тяжелыми бликами, съедающими даже контуры… И Небо, оно прекрасно в ее мире, и есть у него особая черта… оно видно с земли, оно в вышине, и надо задрать голову вверх, чтобы полюбоваться на крученые облака, где мчится любимый корабль Джулай — Летучий Голландец… Вот так и жили Ингар и Джулай в разных мирах, которые соприкасаются на границе, как Море и Небо… А где их граница? Все очень просто. Они растут как два могучих древа из одного корня — ведь все они были когда-то набросками, грубыми штрихами на черновой бумаге, и лишь творцы потом решали, какой мир примет их и позовет за собой… Оба мира прекрасны, оба удивительны. Просто один показывает тебе свои легенды и чудеса во всей красе, сразу, как они есть, а второй учит тебя творить их самому, и в твоей фантазии монохром обретает любой цвет… Да, вот я, например, люблю зеленых драконов с желтым узором по чешуе, красным гребнем и бездонно-голубыми глазами… (19 мая 2003 г) 188. Пользуясь тем, что у меня выходной, забрал из школы Сольвейг. Нарвался на скандал… Так, подробнее… Моя воинственная Сольвейг подралась с неким Максом (храбро, учитывая, что он старше и здоровее) и поставила ему знатный фингал. Макс, будь он неладен, решил пустить в ход тяжелую артиллерию — бабушку. Ой, я чуть не сдох! Бабуленция и слышать не хотела ничего в оправдание Сольвейг. Тогда я решил подыграть: ах так! ах вот как! нет, как тебе не стыдно, Оля! безобразие! я маме скажу, она тебя накажет! На сем старая ведьма угомонилась и отправилась с волчонком-внучонком своим домой. А я по пути объявил расстроившейся Сольвейг, что я все напридумывал, просто чтобы отвязаться (она на это сказала, что я лучший в мире брат). А потом мы побеседовали о том, что драка — это вообще не выход. Это, так сказать, последнее средство, которое чести воину не делает… В общем, пора отдавать ребенка на айкидо!.. 189. Поговорил о своем замысле с мамой (умолчав о драке, как обещал) и получил добро… Тренировка сегодня. Мы еще успели сгонять купить кимоно (миниатюрное — как мило!) и тапочки. Что ж, ждем вечера, сидим в моем Логове, беседуем о Пути Воина:-) 190. Тренировка… я был, как обычно, в паре с Юлей, а Сольвейг я поручил Тимурке (ему 12 лет, паренек славный, к тому же, на айкидо уже два года). Замечательный был вечер, что и говорить. И Сольвейг айкидо до смерти понравилось; впрочем, я не сомневался. Домой шел, держа за руки двоих самых своих дорогих людей, Юлю и Сольвейг, любимую и сестренку. Ни о чем не думал, ничего не видел, ничего не созерцал. Просто был с ними здесь и сейчас, не отвлекаясь ни на закат, ни на облака… 191. 20 мая 2003 г "Ну вот ты и поселил нас с Игорем в Замирье, и имена дал Замирские… Можно я тебя о чем-то попрошу?" — "Проси!" — "Пожалуйста, всегда зови меня Джулай…" 192. У меня на ладони сидит доверчивый мотылек. Юля, Джулай… если я скажу тебе, ты испугаешься и улетишь… поэтому я молчу, мой самый любимый человечек… сколько еще я смогу молчать?.. 193. July… July… July… 194. Пережил суровые нападки двоих однокурсников, одного православного и одного мусульманина. Ну, перед лицом язычества все объединяются, как обычно. Просто обидно… что я им сделал?.. я же не трожу их веру, а? Я же не говорю, что она неправильная?.. Между прочим, я и сам считаю, что есть Нечто выше Богов стихий… Но мне тут грозили Адом, вечными муками и Геенной огненной… В который раз убеждаюсь, что религии, верующие в Единого, злы и жестоки. Бог есть любовь, говорят они. Бог есть прощение, говорят они. А на самом деле: мы все овцы, а ты козел, и когда наш Пастырь это увидит, тебе достанется на орехи… Ох, верьте, но к религиям не присоединяйтесь, тогда зла на Земле станет меньше, честное слово… 195. Позвонил подруге детства, Мирсаде. Потому что замучила совесть, что не звонил уже полгода. Она была рада! И тут же огорошила меня новостью, что вышла замуж… мды, дэушка меня всего на месяц старше… бывает… Я ее туманно и путано поздравил, потому что был немного в замешательстве… — Забудь, Баль! Ничего не изменилось, а ты говоришь со мной, как будто я чужая! Лучше скажи, драконов не видать за окном? — Не видать. Просто висит над городом дырявое покрывало из облаков… Ты лучше скажи, Ми, почему люди не летают? — Спроси чего полегче! Хотя я, знаешь, летаю! — Да ну! — Конечно. Я люблю своего Виталика, он любит меня… Я счастливая, потому и летаю… — А я… я тоже… Да, мы еще долго говорили. Я рассказал ей про Юлю-Джулай и про свою мечту — объединить всех творцов, что было встречено с восторгом. Мне тогда показалось, что действительно и не менялось ничего, и Мирсада как была кучерявой девчонкой с веснушками, так и осталась. А слова "замужняя женщина", тяжелые и суровые, к ней как-то не клеились… К концу разговора я торжественно принял ее в ряды замирцев и получил предложение срочно это отпраздновать! Мирсада пригласила меня завтра к двум к себе домой (елки, вспомнить еще, как дотуда доковылять…) 196. Она фразу еще сказала такую… ключевую… что мы дискуссию на час-полтора развели: "Понимать творца, значит понимать его произведения. Я думаю, для счастья одному творцу нужен другой творец. Как у нас… я поэтесса, Виталик — музыкант…" Я возразил: "Необязательно. Нет. Нужен тот, кто понимает, вот и все. Можно быть художником, не рисуя картин, можно быть поэтом, не сочиняя стихов… Просто созерцать и понимать. Понимание — это ж первая ступенька к счастью и любви, так?" И понеслась… знаете, спорить о любви столь же бесполезно, сколь и о религии. В чем я сегодня и убедился. Дважды. 197. 22 мая 2003 г Есть дни, которые не ложатся на бумагу, а просто проходят. Хотя я не сказал бы, что это серые и неприметные дни… Я похож на мага с иссякшей маной. Наверно, у творцов мана=вдохновение. Сейчас я чувствую, назревает история, и все запасы маны она почему-то одна слопала. Так что я лучше помолчу и продлю белизну бумаги ненадолго… 198. 27 мая 2003 г Пять минут назад он лежал в раковине на боку, беспомощно плескал хвостом и пытался хватать ртом воздух — а что ему наш воздух, когда он дышать им не может?.. Сейчас, помещенный в трехлитровую банку с водой, карась отдышался и разъярился, потому что места ему мало, и вообще — что за дурацкие стеклянные стены!?. Разъяренный карась! Смех один, да и только! Нет, рыба вконец бестолковая, беснуется в банке и ничего не ест. Наверно, стоит выпустить его в речку, когда поеду на практику… 199. Возвращение знаменуемо:-) Мое молчание было долгим, а сессия не способствует вдохновению. Я весь и всецело на поле боя за повышенную стипендию и мечту о море. Правда, вначале было Сашка подрезал мне крылышки, сказав, что на море мне ну никак не накопить такими темпами, но, потрепав мою поникшую давно не стриженную шевелюру, сказал: машина, палатка и два дикаря — лучший вариант отдыха, так, Бальгар?.. Я просиял: так, конечно, так!.. И уже успел найти печальную компоненту поездки к морским берегам: разлуку с Юлей. И сознание этого, сознание того, что еще не произошло, мучает меня до сих пор… Куда я делся, я, настоящий Бальгар, живущий сегодняшним днем и не позволяющий мучить себя ни прошлому, ни будущему, потому что одного уже, а другого еще нет!? 200. Во мне что-то ломается, ломается с мучительной болью… я знаю, что тело болит, когда быстро растет; быть может, и с душой та же история?.. Я ношу в груди озеро кипятка… С того самого дня, когда написал первую историю, заглянул в Замирье первый раз… Там я этого вара и зачерпнул, а он не остыл и не успокоился до сих пор. Я не чувствую его только когда сплю: во сне (пока смотрю сны) и наяву (когда смотрю на мир задумчиво, взглядом смазанным и не различающим деталей — это ведь тоже сон…). 201. Сегодня звонила заскучавшая по мне Джулай. Небо, Солнце и Тепло, а мы сидим по своим квартирам — я в Логове, она — в Храме — и учим, учим, учим… Я сказал: брось все на один день! Пошли в лес, в кино, к фонтанам, да просто гулять!.. А она: нет, Баль, нельзя, ты же сам понимаешь… Поэтому мы просто поговорили час… наверно, я, пока разговаривал, был похож на карася, который пытался отдышаться, заглотить воды побольше; а только положил трубку, так впал в ярость, понимая, что не вырваться мне, не вырваться, что хуже всяких стеклянных стен держит слово: "Надо!"… ужасное слово… Но все же… если бы она не позвонила… …да Джулай иногда звонит просто на 5 минут, просто услышать мой голос… о, Боги!.. ведь это так важно!.. 202. 29 мая 2003 г —История нефритового порошка Жил-был Печальный Алхимик на Краю Земли, где все реки впадают в великий океан Ничто. Он всегда жил один, молчаливый и ясноглазый. Иногда он часами стоял на Краю и смотрел вниз — это был истинный созерцатель, который мог охватить Вселенную одним взором… Просто он умел забывать обо всем. И когда он колдовал в своей башне, он тоже забывал обо всем и становился похож на мальчишку, со всклокоченными волосами и в поцарапанных очках. И однажды ему открылся великий секрет, великая истина, из тех, что открываются самым достойным… И Печальный Алхимик придумал "нефритовый порошок", который продлевал молодость. Именно молодость! А ведь сколько чудес изобрели, чтобы продлить жизнь, и доживали до 200 и 300 лет уже немощные старики, не помнящие ничего и беспомощные… а он изобрел то, о чем все всегда мечтали… Вот так: ты будешь жить свои 200 лет, но будешь молодым! Тогда печальный Алхимик, улыбаясь и сияя от радости, собрался в дорогу, сел на ослика и поехал. Он вез всему миру великое сокровище, он вез миру Мечту и Счастье в красном бархатном мешочке, но только мир об этом не знал… Он добрел до города и постучался во дворец. Он был просто наивен, а два Тирана посчитали, что он великий маг, раз стучится в их двери, и впустили его. Не зная ритуалов и церемоний Печальный Алхимик чуть ли не с порога рассказал им о "нефритовом порошке", и в глазах у Тиранов загорелась жадность. — Отдай его нам! — велел Тиран I. — Но я принес его всем людям, — возразил Алхимик. — Мы раздадим его народу! — закивал Тиран II. Но чистые душой всегда понимают, когда их обманывают, и Печальный Алхимик тоже сразу все понял. Но за спиной у него выстроилась цепь латников с обнаженными мечами. — Отдай нам порошок, — сказали Тираны. Алхимик попал в западню… Он думал: как же так? ведь это для всех, а больше порошка у меня нет… Тогда он, тот, кто даже во спасение не лгал никогда, вынул из кармана мешочек с обычной солью и сказал Тиранам: — Вот ваш порошок! И ушел. Он не помнил, как ушел и почему его не остановили латники, — так тяжело на сердце было у того, кто научился лгать… …Молчаливый и ясноглазый, он сидел как-то в густой траве, и закат был ему театром, и скрип стоявшей неподалеку ветряной мельницы — музыкой… Мельник подошел к Печальному Алхимику и протянул ему краюху хлеба: — Поешь, путник, — сказал он. — Куда путь держишь? — Никуда, — отозвался Алхимик. — А почему ты печален, путник? И, сам не понимая себя, Печальный Алхимик рассказал свое горе незнакомому человеку. Мельник сидел и слушал, не перебивая ни словечком… — …скажи, добрый человек, — спросил его Алхимик, — как я могу подарить это чудо людям?.. — Не поверят они тебе, путник, потому что люди верят только в то, что происходит само по себе… Но я знаю, как тебе помочь! Все люди едят хлеб, и если в каждый мешок муки положить по щепотке твоего порошка, люди испекут с ним пироги и лепешки и сами не заметят, как помолодеют, и будут потом считать, что так было всегда. Отдай мне порошок, и я, и мои друзья, и друзья моих друзей — мы поможем тебе. Печальный Алхимик посмотрел на мельника недоверчиво, ибо не может доверять тот, кого обманывали и кто обманывал сам, но то ли это недоверие еще не успело пустить в сердце глубокие корни, то ли чистый и ясный взгляд мельника заставил вновь поверить в людей… как бы там ни было, Алхимик отдал юному мельнику драгоценный мешочек с "нефритовым порошком"… …Шли годы, но не все оказалось так просто… Ох, не прост, не прост был "нефритовый порошок" — лишь тот, кто молод душой, был молод теперь и телом. И ходили в Вечной Молодежи творцы и влюбленные, и в Вечных Стариках — тираны и обыватели… А Печальный Алхимик так и был похож на восторженного мальчишку, стоял ли он на Краю или колдовал в своей лаборатории… Все равно это был взъерошенный мальчуган с невероятно мудрыми глазами… …Кстати, сколько он ни пытался, у него не получилось больше "нефритового порошка"… (29 мая 2003 г) 203. Да, есть сказки светлые, как кристалл (это светлые и веселые), есть — как слеза (грустные, но светлые). А есть мутные, как забродивший компот (несмешные), есть — как болото(неприятные)… ((темные тоже есть, но, слава Небу, я таких никогда не писал))… Вот сегодня я создал что-то мутно-болотное… потому что есть в сказке о нефритовом порошке что-то неприятное… 204. 30 мая 2003 г —Это война …Две недели продолжались ковровые бомбардировки. С неба летели мохнатые персидские ковры. Они плюхались в пыль мгновенно пустеющих по первому сигналу тревоги улиц или барабанили по крышам неказистых каменных домиков… Когда самолеты скрывались за полосой дыма, из убежищ выбирались люди, терпеливо скатывали ковры и разносили их по складам, а потом на время забывали, что ковры скоро снова будут падать, и занимались своими делами. Жизнь шла потихоньку, от сирены до сирены. И стояла жуткая жара, и после очередного налета висела в воздухе пыль. Мирой долго искал своего дядю по прозвищу Филин и нашел его вылавливающим здоровенный ковер из фонтана. Ковер намок и стал тяжелым и неповоротливым, и дядя Филин пытался подцепить палкой его край. — Мирой, племяш! — обрадовался он, увидев мальчика. — Помоги-ка мне достать вон тот угол ковра. Мироя не надо было долго упрашивать. Он юркой рыбкой нырнул в фонтан (вода здесь была такому маленькому мальчику, как он, по шею) и подал дяде край ковра. Скрипя зубами и чертыхаясь, дядя Филин вытащил мокрый ковер из фонтана, скатал его вместе с уличной пылью и, взвалив на плечо, направился к складу. Шаг у дяди был широкий, поэтому Мирой просто бежал рядом, печатая улицу босыми следами. — Дядя, дядя, а зачем ОНИ сбрасывают на нас ковры? — звонко спросил Мирой. — Хых! — хмыкнул дядя. — Война идет, малыш. Это ковровые бомбардировки. Вот так… И так будет, пока мы не подпишем мир. — А давай подпишем! — предложил Мирой. — Ну, во-первых, нас никто не спрашивает. За нас все подписывает наш супервеликий вождь. А во-вторых, да ну их на фиг. Я лучше буду собирать ковры два раза в день, чем кормить ИХ своими апельсинами. Да, ты же не хочешь, чтобы ОНИ ели наши апельсины? — Нет, — согласился Мирой. — Дядь, а зачем мы ковры собираем? — Ну как зачем, как зачем? Чтобы потом побросать их обратно, на кое-чьи дурные головы… (30 мая 2003 г) 205. 31 мая 2003 г У нас сегодня был военный совет. Мы — это пятеро человек — "звено", команда, так сказать. Мы на практике будем вместе. Во-первых, мы получили оборудование (только эфир пока не дали), во-вторых составили громадный список, кому чего взять, и распределили на пятерых. А в-третьих, почитали методички по практике и ужаснулись. Все равно что 4 курсовика за 2 недели написать… впрочем, мне не впервой… В понедельник уезжаю. На практику. Тетя Неля меня как в армию провожает, честное слово:-) Я растроган… В общем, да здравствуют комары и картонные домики!!! 206. О, нет… я ловлю себя на мысли, что я, никогда нигде не бывавший, кроме своего города, не хочу никуда уезжать. Я не понимаю. Там будет Джулай. Там будут все мои друзья… не знаю, что меня держит. Не Сольвейг, нет. Что-то непонятное. Держит — и все… До этого я жил, как моллюск в раковине, до этого мир кончался за границами города, а то, что он огромен, и что я вообще на планете живу… да я об этом просто знал и представлял весьма смутно… Я чувствую себя отделенным от всех, от всех тех, кто ждал этой поездки с нетерпением. Кто радуется, что день настает… Им не понять меня. Что неудивительно, учитывая, что и мне себя не понять. Грусть… и духота перед дождем… 207. Установил старый добрый Albion. Замечательная игра. Самая любимая моя игра. Он успокоил меня, точно я котенок и меня погладили по шерстке… 208. 13 июня 2003 г Я вернулся! В город. Сижу в своем сумрачном Логове, которое кажется крепостью после лагерных картонных домиков, продуваемых всеми ветрами… Над горизонтом фиолетовый смог; за окном бродят чьи-то ноги, и колышется на уровне подоконника городская трава. Она какая-то мертвая в городе. Два-три вида растений и никаких жуков. Я уже отвык, что ничто не бегает и не цветет… Я разобрал рюкзак, я помылся, я выпил кофе; я приехал порозовевший и отъевшийся на даровых харчах. А кормили мясом(самое главное!!!), рыбой и т. д., а уж сласти на десерт… мммм… Короче, я прибавил килограммов пять, стал выглядеть внушительнее и массивнее. Теперь ветром меня не снесет. 209. Странно, но на практике почти ничего не писалось. Может быть, не было времени, а может, мое испуганное существо пыталось приспособиться к новому невиданному миру, и потому было не до записей… А сейчас я приехал и хочу писать! Много!.. 210. О начале… Из мира, где я Бог, меня забросили в мир, где я Лох. Но ведь с этого всегда все начинается… …Я ничего не знал. Первое время просто бродил за Джулай по полям и лесам и слушал: это яснотка, это незабудка — forget-me-not, это володушка, это то, это се… это жук-мягкотелка, а это бронзовка золотистая… 211. …Я привык, я освоился в этом мире, хотя не смог бы, если бы не Джулай… По вечерам мы с ней гоняли чаи, сидя одни в комнате, пока остальной народ отправлялся на дискотеку, а по ночам спали на одной кровати, потому что было холодно, да и не только потому… Мы единственные купались в ледяной речке, куда остальные заходить-то не решались. Мы уходили утром в даль и возвращались под вечер, уставшие, находившиеся по Земляничным Полям и пусть не Норвежским, но Лесам. И вот что я понял: созерцательство происходит от одиночества. Пока я был рядом с моей Джулай, рядом с друзьями, я почти ничего не писал. И не ощущал, что мне надо что-то писать, что-то фантазировать… Возможно, если я буду не один, я перестану писать совсем. Но я готов отказаться и жалеть не буду. Не буду. 212. А теперь из серии сушеных бутербродов: записи за практику: ((четвертое июня)) —Творец Однажды два бога поссорились и разрезали небо на кусочки. И поделили их между собой. В то утро люди проснулись и увидели, что небо все состоит будто из лоскутков, а мрачная черная полоса, за которой даже звезд не видно, делит его пополам. Печальные растрепанные облака останавливались у этой полосы, не решаясь пересечь ее. И это было страшно и печально… …Всю жизнь ссорились и боги, и люди, и всю жизнь делили что-то. Честно ли, нет; по совести ли, по жадности… Но никто и никогда не делил неба… В ту пору где-то среди волнующегося моря ковыля шел в никуда, в Безграничную Даль Поэт. Он нес узелок за плечами, и белесые мягкие плети ковыля колыхались над его головой. Для него было только небо, опрокинутый кубок, теперь разделенный уродливой трещиной пополам. А ковыль… это был непростой ковыль. Его звали Шепчущим. Все странники, идущие в Безграничную Даль (город поэтов) слышали его шепот… Ковыль всегда шептал стихами… — …И небо раскололось пополам, И облаками выплаканы слезы, Прошу тебя, Поэт, скажи богам… — шептал ковыль… — Ты думаешь, что это будет просто? — пожал плечами Поэт. Ковыль притих… шелестел, но больше не шептал… Как же так… — думал Поэт, — можно ли делить небо? Это свет, это тепло, это дождь и бесплатный кинозал для каждого, где показывают закаты и рассветы; звезды и метеоры… Поэт посмотрел на небо, изуродованное черной полосой, и у него по щекам потекли слезы, и в сердце всколыхнулся кипяток. Ему стало очень, очень больно… А самые сильные и бесстрашные — это те, кому больно. Покоряли народы, рушили святыни; возводили гигантские города, чудеса света; творили самые сильные и вечные Стихи те, кому было больно… …Поэтому и говорят, что невозможно создать что-то прекрасное, не убив себя… Поэт подумал: я ничто; я писал всю жизнь забавные стишки, которым люди улыбались, но тут же забывали; я приставал ко всем со своими маленькими радостями созерцания заката и восхода, и дрожи лунной дорожки… и всю жизнь был никому не нужен… Зато теперь я знаю, что на самом деле я родился для этого дня… …Сердитые боги злобно поглядывали друг на друга с разных краев небосвода. И представьте себе их удивление, когда черная граница вдруг легко сомкнулась, как молния на куртке, и растворилась в ясной синеве неба… Это сделал маленький смертный человечек… Он упал навзничь в Шепчущем поле, и ковыль гладил его, будто надеясь, что Поэт встанет и пойдет дальше. Но он умер. А над Землей сияло самое обычное, самое прекрасное в мире небо… Над телом Поэта, обнявшись, плакали разом повзрослевшие боги… Детская обида, взрослая игра, разделенное небо… и урок, который преподал им смертный… Его люди навсегда запомнят и будут звать просто Творцом… ((пятое июня)) На речном берегу, где песок перемешан с грязью и покрыт сетью трещин… Когда тяжелые ботинки топают, утопая в песке, из трещин выбегают полчища жуков и улепетывают от нас в сторону воды. Мы истоптали весь берег — насмотреться не могли. А вот банки с эфиром у нас с собой не было (мы растения собирали), поэтому мы, видимо, уже никогда не узнаем, что это были за жуки… — Вот он, социализм, на примере нашего лагеря… Убогие домики; по 3–5 кроватей в комнатках… ну, тумба еще каждому полагается. Личного — минимум. Трудно даже просто остаться одному. Еда бесплатная (кормят отлично; вкусно и много), спортинвентарь общий, как, впрочем, и все остальное… Ах да, домики и комнаты никто никогда не запирает… Есть в этом что-то хорошее, и в течение пары недель маленький социализм может даже нравиться… Но, наверное, только в течение первых двух недель, не больше… — Меня одна девушка взялась учить играть на гитаре. Говорит, что я не ученик, а подарок… Она, кстати, играет фламенко… — Дикари бывают деревенские, которые впервые приезжают в город и дивятся на все подряд; а бывают городские(как я) — с точностью до наоборот. ((восьмое июня)) Я, городской дикарь, в лагере потихоньку загибался с тоски. Смотрел непривычные рассветы и закаты, стучал зубами от холода и, говорят, разговаривал по ночам. Привыкшая к походам и пионерским лагерям Джулай пыталась меня развеселить, чтобы я не загнулся совсем. Как ни странно, помогали только дальние-дальние походы, когда похожие на помойки человечьи поселения скрывались вдали и мы оставались наедине с лесом, рекой, полями, небом… тут с моей души будто сваливался камень… ((десятое июня)) Рай — это Земляничные Поля до горизонта. Именно таким я его себе и представлял. Да, холмистая безграничность всех оттенков зеленого с белыми цветочками земляники. Я не знал, что Рай существует на Земле… ((двенадцатое июня)) Прощальный костер. Великое пламя из кипы бревен и досок высотой метра три. И рой совок(это такие ночные бабочки), летящий на свет и тепло. Глупые, они сгорели в один миг, и никто, кроме меня, не заметил… 213. 14 июня 2003 г Марина обрадовалась мне, а я еще сомневался в том, что она меня помнит. "Бальгар! Ты давно не заходил… Хочу тебе сказать, что твои хроники — просто чудо! Я их читала на ночь сынишке, он тоже в восторге… И муж мой тоже…" Сынишка… муж… я обомлел… Я тихонько засмеялся. Не от радости, не от горя. А от легкости в душе. Так облегченно вздыхают, когда развязывают затянувшийся морской узел; когда неожиданно отпускает боль или исчезает многочасовой грохот… И мне стало хорошо и тепло. Я видел перед собой уже друга; я чувствовал нежность и покой… "Марина, — я виновато улыбался от уха до уха, — а знаешь, я в тебя был влюблен… немножко… Но нам не по пути. У меня есть любимая, у тебя любимый… Ладно… я пойду, пожалуй…" "А ты заходи еще, Бальгар… Может, принесешь еще сказок?" Конечно, я приду. Конечно, принесу. Конечно… Узлы развязываются. Все встает на свои места. И я знаю, к чему ведут эти ступени: к вершине, с которой я прыгну и — как Нео — научусь летать или упаду. Прыжок намечен на завтра. Я готовлюсь как в бой… 214. 15 июня 2003 г Озеро кипятка в моей душе перелилось через берега. Оно заполнило грудь, голову… голова кружилась; кровь стучала в висках… казалось, сейчас этот невыносимый кипяток потечет из ушей, из носа, из глаз; казалось, он будет красный, как кровь, и я им захлебнусь… И тогда я заставил себя сказать: "Джулай… я люблю тебя очень… очень… люблю…" Она обняла меня и ответила: "Я тоже люблю тебя, Бальгар…" и заплакала навзрыд… Кипяток превратился в космический холод, от которого меня трясет до сих пор… 215. 16 июня 2003 г —Облако с разорванным брюхом По небу летело облако с разорванным брюхом, а в подставленную ладонь падали звезды, и юный бог приветствовал новый день. Если бы не облако… "Нет, так не годится," — подумал бог, вышел из дома и полетел посмотреть, что происходит. А ничего особенного не происходило. Он попал под дождь(а тогда он еще не знал, что такое дождь) и промок. Облако же растворилось в синеве без объяснений. Пока бог шел домой, между камней пробивалась трава, а стремительно темнеющее небо проявляло крупные звезды и два лунных серпика… Ах да, он шел домой… Груда серого, побитого коррозией металла с обрывками краски, напичканная мигающими лампочками и изумрудно-зелеными экранами. Три дня назад бог родился: он открыл дверь стеклянной капсулы и вышел наружу, мокрый и покрытый какой-то слизью. Он шлепал по бесконечным коридорам, неся в мозгу странную, единственную фразу: "Через семь дней ты все вспомнишь…" Что такое это все, он не знал. Знал бы, ни за что бы не вышел наружу без скафандра, а вышел бы — так задохнулся. Знал бы, так ему и в голову не пришло бы, что, оказывается, можно летать просто пожелав этого… Он был свободный и чистый, как юный бог, и его ничто не тянуло ни к земле, ни к смерти, ни к страху, ни к грусти, ни к монологам, ни к воспоминаниям… Семь дней… Потом бог вспомнит, что раньше должен был дышать, есть и пить; спать; что летать мог только в мечтах и этот самый естественный для человека дар не проснулся бы, даже если б он падал со смертельной высоты… ах да, еще раньше он обязательно должен был состариться и умереть; болеть; страдать; ходить по земле пешком; знать такие простые вещи как: ты не можешь прыгнуть на десять метров, ты не можешь жить без тепла и пищи… ты не можешь выжить на Марсе… Семь дней… знания вернутся, но уже не будут иметь над ним власти… К свободе привыкаешь быстро и навсегда, особенно к такой свободе… Где-то на далекой Земле весь научный мир встал на уши, сутками не отлипая от экранов, передающих кадры с Марса… А юный бог шел, не касаясь земли, и вокруг него распускались цветы… (16 июня 2003 г) 216. 17 июня 2003 г —Стакан света В одном городе по вечерам ходили меж домов люди в синем. Они брали пустые стеклянные шары, наливали в них солнечный свет и развешивали на тонких узорных столбах с крючками, чтобы освещать темные улицы. Заключенный в стекло свет привлекал ночных бабочек, и они кружили и мерцали во мраке, как волшебные искры… А свет потихоньку уходил, и к восходу солнца фонари постепенно гасли. Утром стеклянные шары были совсем пустые… Зато просыпался город, растревоженный первыми лучами восхода; а люди в синем уже катили по дорогам цветастые тележки с бубенчиками. Со всех окрестных домов к ним бежали дети, только что проснувшиеся, босоногие, взъерошенные — еще бы! солнечный свет в разлив всем желающим! Просто подходи со своим стаканом — даже платить не надо. …тогда все-все люди в городе были вечными детьми… …Люди в синем брали золотые половники и разливали золотистый свет в подставленные стаканы, кружки и ладошки. Он был теплый и сладкий, и не похож ни на какой сок… Так было заведено в этом городе, жители которого были дружны с солнцем, были беззаботны и веселы… Но наступил день, когда в предрассветных сумерках зазвенели знакомые бубенчики… Несколько ребятишек выбежали на улицу и увидели человека в черном, с серебряным половником в руках. "Лунный свет," — сказал он, разливая по кружкам серебряный напиток, который был прохладным, как вселенская грусть… …кто пил лунный свет, тот уже не ребенок… А на следующий вечер несколько улиц уже освещали стеклянные шары, в которых трепетал запертый лунный свет… С тех пор установилось равновесие, а всеобщая беззаботность разбавилась романтической грустью. …Потом кто-то смешал полстакана лунного и полстакана солнечного света и получил жидкость, прозрачную, как вода… Такой крылатые лучники смазывают свои стрелы, прежде чем пустить их прямо в сердце… Она могущественное лекарство и смертельный яд. Она может убить, может спасти… а кто-то выпьет ее, как воду, и ничего не заметит… Это Любовь… …кто знает, что такое Любовь, тот уже не человек… а наверное, бог… (17 июня 2003 г) 217. Есть ли сюжет у жизни? Случайные события, не связанные логикой, или судьба. Есть ли тот, кто нас всех придумал?.. …тот, кто дает нам жизнь, Тот, кто дает нам смерть, Кто написал всех нас, как рассказ, И заклеил в белый конверт… Наутилус… 218. 19 июня 2003 г Мой сумасшедший сосед сверху опять слушает Queen на полную мощность. …We will, we will rock you!.. Помнится, я часто задумывался, что это значит. Может быть "мы побьем тебя камнями"? А? Нет, по моему соседу давно топор плачет… Я не имею ничего против Queen; просто, когда в течение уже трех часов слушаешь одну и ту же песню, начинаешь поневоле скрипеть зубами от злости… 219. Albion еще жив. Я покопался в инете, обнаружил описание и даже два солюшена. Замечательная игра, хоть и старая. Моя любимая игра, чего уж говорить… Современные игрушки мне почему-то особой радости не приносят. Да, они безумно спецэффектные и дорогие (как и современное кино), но чего-то в них не хватает… души, наверное… независимости, свободы, оригинальности… А я люблю Albion, Beneath the Steel Sky, Z, King Quest'ы, The Incredible Machine, Myst, Sim City 2000, Master of Orion 1 и 2, Heroes of Might & Magic 2, Fallout 1 и 2… Не потому, что мой 233й пенек больше не потянет — я могу и у Сашки поиграть в что-нибудь более современное — а потому, что старые игры греют душу… 220. Происхождение моего компа до сей поры было скрыто мраком, не так ли? Ну не на повышенную стипендию же я его купил, верно? Нет, все гораздо проще. Этот 233й старик стоял у Сашки в кладовке, забытый и никому не нужный. Из-за такой "мелочи", за которую его можно было бы продать, Сашка даже суетиться не хотел, а выбросить, вроде как, жалко — ностальгичная вещь, все-таки… Поэтому он с радостью отдал его мне, вместе с коробкой старых дисков, где были столь милые моему сердцу игры… "Он тебя ждал, — сказал Сашка. — Это судьба его, не иначе…" 221. Мне осталось сдать последний зачет за практику и как-нибудь завернуть в универ и получить автоматом оставшиеся два экзамена. Наслаждаюсь жизнью и прогулками с Джулай и Сольвейг. И тренировками, конечно же. Раз уж мы с Сашкой едем на море дикарями, моего небольшого состояньица как раз хватит на кое-какие покупки и карманные расходы, поэтому я не держу себя на хлебе и воде и не лишаю тренировок. 222. Работы сейчас непочатый край, поскольку приближаются вступительные экзы. Сейчас мучаюсь с двумя отчаянными ребятами, решившими после девятого класса ломануться в авиатехникум… Ирония судьбы: никогда не любил математику, физику — тем паче, а теперь их же преподаю… И — парадокс — помню, что все сильно удивлялись, как это можно не любить то, к чему есть очень неплохие способности… Остается добавить: богата зарытыми талантами земля русская! 223. Интересно, если бы кто-то взялся переводить на инглиш мои замирские легенды, то как перевели бы само "Замирье"? Может быть, "Afterworld"? Как оно "Legends of the Afterworld"? Звучит?.. 224. О чем я жалею? Мм? Да вот на практике ручейника я все же поймал, а он удрал, сволочь такая, только домик оставил… обидно до сих пор… 225. 20 июня 2003 г "Какая мерзость эта слякоть, какая скука этот дождь!" Я обычно так резко о погоде никогда не говорю — в конце концов, любая погода благодать, если смотреть по-созерцательски… Но тут у меня просто рухнуло — иначе не скажешь — давление, и начало меня мутить нешуточно. Позвонила Джулай, я ей заплетающимся языком чего-то наговорил… она испугалась; приехала, привезла шоколадку. Шоколадку я съел и немного почувствовал себя человеком, но все равно — день прошел мутно и бесцветно… я его весь почти проспал, а что не проспал — продремал. Вечером упрямо поперся на тренировку, где шатался из стороны в сторону, пропускал удары и весьма неслабо получил боккеном{деревянным мечом} по башке… Ууууурррррррргххххх!!! 226. 21 июня 2003 г Игорь-Ингар виртуозно жарит оладьи на тефлоновой сковородке, подбрасывая их в воздух. Румяная лепешка переворачивается несколько раз в полете и шлепается нежареной стороной на горячую сковородку; аппетитно шипит и ароматно пахнет, аж слюнки текут… 227. Джулай выливает в раковину из кастрюльки кипящую воду и ставит охлаждаться "лысую"(с отмокшей бумажкой) банку сгущенки. 228. А я сижу. Я гость. Мне ничего делать не позволяют. 229. Ингар с азартом продолжает жонглировать оладьями, попутно рассказывая, как Джулай однажды поставила вариться сгущенку. А она налила в кастрюльку воды, поставила туда банку… и забыла… Вода выкипела, банка нагрелась и взорвалась. "…И весь потолок был в сталактитах!.." 230. Джулай возмущается(в шутку, конечно): "Игорь!!! Ну чего ты меня перед Бальгаром позоришь?" 231. А я сижу. Я гость. 232. А потом мы едим оладьи со сгущенкой. Мммммммммммммммммм… 233. 22 июня 2003 г —Маленький мальчик под большим зонтом Маленький мальчик идет под большим зонтом. Причем, мальчик настолько маленький, а зонт настолько большой, что кажется — зонт перемещается сам по себе на собственных ножках. И вот — дождь, жуткий ливень, и люди замечают, что посередине улицы стоит малыш с зонтом. Один… наверное, потерялся и плачет… Кто-нибудь обязательно подойдет спросить. Подойдет, присядет на корточки, поднимет краешек зонта… и на него глянет маленькое исполненное демонического ужаса лицо с блеклыми глазами без зрачков; с частоколом зубов во рту… ребенок и оживший кошмар одновременно… Человек кричит, отпрянув и растянувшись на мокрой и грязной после дождя земле… а маленький мальчик с большим зонтом идет дальше, и мальчик такой маленький, а зонт такой большой, что кажется — зонт перемещается сам по себе… (22 июня 2003 г) 234. Я попытался задуматься и осмыслить, откуда взялся этот рассказ… Это недавний дождь, наверное, который принес мне столько боли, который, вопреки своему природному назначению — очищать — и моей любви к дождю, показался мне злым… 235. Записи 233 и 234 сделаны спросонья в 6 утра. 236. Мир наполнился деталями… Теперь я иду по улице и вижу не бесформенную зеленую массу растений, а море злаковых, архипелаги ползучего и островки лугового клевера, вкрапления городского гравилата, жмущиеся к земле листики гусиной лапчатки(а вот они особо хороши, когда растут на песке!)… Когда все имеет имя, оно приобретает особенное значение… Чем больше изучаю биологию, тем больше люблю свой мир, тем дальше раздвигаются его границы, тем интереснее жить и наблюдать… Для того мы, наверное, и учимся — чтобы было интереснее жить, интереснее общаться — тебе с людьми и людям с тобой… 237. Сегодня я гулял с Сольвейг, и она чуть ли не на каждом шагу спрашивала: "А что это?", "А это кто? и кого он ест?" Не похвастаюсь, что знаю все растения и всех насекомых, но в грязь лицом я не ударил. 238. Мы прогулялись по лесу, собрали к чаю малиновых и ежевичных листиков; я еще усмотрел мяту и душицу… Впрочем, недавно, полистав энциклопедию лекарственных растений из библиотеки Джулай, я убедился, что в чай годится почти все… я сказал ПОЧТИ… На практике мы пили "чай с ганджой" (с конопляными листьями), дабы проверить, будут сны красивые сниться или нет. Но Cannabis дает чаю горьковатый вкус — только и всего, и никакого аромата. А снов и глюков я лично не заметил, после чего и перестал попусту переводить гербарные экземпляры… 239. Вернувшись мысленно во времена практики, скажу, что коноплю нашел Серега, пока мы топали 5 км до сельского магазина. Я сначала путал ее с пустырником (это с высоты роста, если не приглядываться), но Серега расставил все точки над i: "Это пустырник, а это — ганджубас!" После чего набрал здоровенный пук конопли и под мышкой понес его в лагерь, попутно рассуждая, что гербарий из ганджи — это хорошо, его можно курить… Оговорюсь: Серега не нарк(он и не собирался кумарить несчастный каннабис), он актер. Не пойму, что он делает на биофаке… Впрочем, у нас все люди одаренные. Каждый первый — творец:-) 240. А ган… конопля — удивительно красивое растение. Не знаю больше ни одного с такими красивыми листьями. Хочу, чтобы такой замечательный кустик рос у меня дома. Знаю, что конопляные зернышки должны быть в птичьем корме. Поэтому собираюсь со дня на день заглянуть в зоомагазин. 241. Робкая и неумелая попытка перевода. Я попробовал, чтобы больше не пробовать… по крайней мере, еще пару лет… Once upon a time there lived two mages, two real friends. Once, the day that happens one time in 300 years, came. The most strange, the most miraculous magic holiday that mages have. And the mages decided to present smth striking to each other. One said: "I'll give to my friend a flame of dawn", turned around on the heels and headed to the east. The other one said: "I'll give to my friend a flame of sunset" and soundlessly went in his soft moccasins to the west. There were just few minutes left till the ending of 300 years when the mages met and shook hands. But both they looked sadly. "Friend, I wanted to give you a flame of dawn," — said one. "And I wanted to give you a flame of sunset, — said the other one… and two pieces of coal appeared at the opened palms… Both dawn and sunset had burnt. Only the abyss of shining stars had been above the world… //Жили-были два мага. Старинные друзья. И однажды наступил такой день, который бывает раз в 300 лет, самый странный и самый удивительный праздник у магов. И эти двое решили подарить друг другу что-нибудь замечательное. Один сказал: "Я подарю своему другу пламя восхода", развернулся на каблуках и направился на восток. Другой сказал: "Я подарю своему другу пламя заката" и неслышно побрел в своих мягких мокасинах на запад. И вот, до окончания 300 лет оставались считанные минуты, когда маги встретились и пожали друг другу руки. Но вид у них был очень печальный. "Друг, я хотел подарить тебе пламя восхода" — сказал один. "А я хотел подарить тебе пламя заката" — сказал другой… и на раскрытых ладонях оказались два куска угля… И восход, и закат сгорели. А над миром раскинулась бездна горящих звезд…// 242. 24 июня 2003 г Джулай, бледная и погрустневшая, пожаловалась: "Бальгар… сны замучили… совсем не сплю почти"… Я спросил ее о снах. Она отказывалась рассказать. Я настаивал: "Такие вещи надо выставлять на свет, надо рассказывать тому, кому доверяешь. Зло не выносит света…" Тогда она рассказала. Видно было, что ей очень тяжело рассказывать… У нее слишком яркие, слишком реальные и логичные сны. Сны, способные причинять боль, способные мучить… "Мне снится война, Бальгар. Война… Уже почти неделю…" 243. Чем я мог помочь? Я мог просто поговорить. Я рассказал о своих снах. И о том ужасном сне, который до сих пор вспоминаю с дрожью в душе — сне, где у меня отняли все ощущения одно за другим, и я остался в темноте, где нет ни света, ни звука, ни прикосновения… Что это за мир, в который мы отправляемся по ночам? Что это за Иллюзория? А быть может, сны более реальны, чем нам кажется… 244. И нет ничего ужасней, чем когда твоему любимому человеку плохо и ты ничем не можешь помочь… Когда она боится спать по ночам… лучше бы я сам боялся, сам бы вскакивал среди ночи в холодном поту и смотрел бы свой самый ужасный сон в тысячный раз… Когда она болеет… лучше бы я сам болел… Когда у нее что-то не получается… я хочу только одного все бросить, лишь бы помочь… А сейчас… сейчас я помочь не могу ничем… 245. 25 июня 2003 г Я нашел в инете замечательную вещь… даже комментировать не буду… "Габриэль Гарсия Маркес Не прилагай столько усилий, все самое лучшее случается неожиданно. Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда я с тобой. Ни один человек не заслуживает твоих слез, а те, кто заслуживают, не заставят тебя плакать. Только потому что кто-то не любит тебя так, как тебе хочется, не значит, что он не любит тебя всей душой. Настоящий друг — это тот, кто будет держать тебя за руку и чувствовать твое сердце. Худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим. Никогда не переставай улыбаться, даже когда тебе грустно, кто-то может влюбиться в твою улыбку. Возможно, в этом мире ты всего лишь человек, но для кого-то ты — весь мир. Не трать время на человека, который не стремиться провести его с тобой. Возможно, Бог хочет, чтобы мы встречали не тех людей до того, как встретим того единственного человека. Чтобы, когда это случится, мы были благодарны. Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было. Всегда найдутся люди, которые причинят тебе боль. Нужно продолжать верить людям, просто быть чуть осторожнее. Стань лучше и сам пойми, кто ты, прежде чем встретишь нового человека и будешь надеяться, что он тебя поймет. Не прилагай столько усилий, все самое лучшее случается неожиданно". 246. 26 июня 2003 г Сегодня я поймал паука, интересного такого, колоритного такого паука. Посадил я его в банку и понес к Джулай, чтобы отыскать в ее библиотеке определитель паукообразных и узнать, что это за загадочный паук. Пока я шел, паук сплел между стенкой и донышком крышу из паутины и под ней сидел. Потом я понял, зачем: дождь пошел, причем такой, что ого-го! С громом и молниями, он шествовал по городу, как стена… 247. Это вообще очень хитрый паук. Пока я искал определитель, он удрал через небольшую дырочку в марле, которой я завязал банку… 248. Джулай… невеселая, бледная… Я со своим пауком, конечно, здорово ее рассмешил, но даже смеялась она как-то устало. "Тебе надо поспать, — сказал я. — Хотя бы днем. Спи, я посижу рядом, и ни один кошмар и близко не подойдет…" Она свернулась клубочком на диване. Я мурлыкал на распев что-то вроде колыбельной и гладил ее по голове. Джулай казалась мне такой маленькой, такой беззащитной… У нее мышцы, как у парня, но она просто маленькая девочка, которую замучили сны. Я сидел час в тихой квартире с окнами в миры Ингара, а потом задремал, уткнувшись носом в рукав. Сквозь сон я слышал, как пришел Ингар и как он накрыл меня пледом — да, тогда я уже просто сидел на ковре и спал, прислонившись к дивану. 249. Джулай сказала, что спала тоже. Крепко и без снов… 250. 27 июня 2003 г Мы с Игорем говорили насчет Джулай. Он сказал, надо что-то делать. Что сначала думал — ерунда это все, ну мало ли, кошмары, — у всех бывает иногда. Но ведь она не спит почти, даже днем. Юля, говорит, ночью вскакивает зовет; посижу — спит, беспокойно все равно. …Это он МЕНЯ спрашивает, что делать??? Кто тут взрослый, а??? Ну вид у него был отчаянный, конечно. Наверно, он себя чувствовал маленьким и беспомощным перед этой проблемой, раз стал просить у меня совета… 251. Я пошел к Марине. Спросил, что делать, если сны такие… Она мне задала несколько вопросов, посоветовала купить "Глицин". Купил. Хмм… безобидная аминокислота, кто бы мог подумать… белые таблетки такие сладенькие. И назначают их при стрессах и неврозах. Марина сказала, студенты их во время сессии едят тока так… Сказал спасибо, пожал плечами и поехал к Джулай. Сидел с ней до одиннадцати, пока Игорь не отправил меня домой — сказал, что он меня сменит… Я ковылял дворами. Светло же. Меня кто-то окликал: "Сссслышшш, паацан…", я и не обернулся; меня даже окружающий мир не волнует — дождь там, не дождь, — а уж на гопов я плевал с высоты Эйфелевой башни… 251. "Солнце светит и растет трава, Но тебе она не нужна. Все не так и все не то, Когда твоя девушка больна…" …Цой, который всегда жив… 252. 28 июня 2003 г —Цикада На листе сидела цикада под пленчатым шалашиком из собственных крыльев… Подошел человек, поймал ее и унес к себе домой… Чтобы слушать, как она поет… А потом была война, и вскоре король-победитель пошел по улицам покоренной столицы. И увидел барда, который — то ли у ужасе, то ли в растерянности — замер у подножия мраморного фонтана в алых брызгах. Отрешенный; переживший только богам известно что, он по-прежнему бережно держал в руках лютню. Барды — это барды… они будут играть, пока есть пальцы на руках… Победитель велел воинам схватить его и увез с собой в Аридные Земли… …Чтобы слушать, как он поет… (28 июня 2003 г) 253. Есть вещи, которые нельзя понять. Которые нельзя объяснить. Которые нельзя доказать. Любовь. Сны. Вдохновение. Боги. …и много чего еще… А надо ли? Надо ли доказывать? Стоит ли? Я биолог. Я изучаю живое. Как организм работает, развивается, живет… но чем больше я изучаю, тем больше осознаю, что Тайна не просто остается, она растет. Для того, кто не занимается наукой, в жизни нет никакой тайны. Он просто живет. Живет и все. Любит и все. Смотрит сны — и все… А тот, кто отступил от этого "и все", сталкивается лицом к лицу с Вечностью. С Тайной. И мне кажется, мы рождаемся не для того, чтобы разгадать то, что невозможно объяснить словами и логикой. Мы рождаемся осознать, что оно есть, что оно необъяснимо, и принять это. Просто принять… 254. Дождится… 255. Я устал… от всего… Прихожу к Джулай — и будто из меня выкачивают литр свежей крови. А я улыбаюсь. А я сторожу ее сон… Лучше бы я сам болел! Знаете, от чего люди плачут? От беспомощности. Поэтому мужчины стыдятся слез… 256. 29 июня 2003 г —Манник и Ваннери Дин сказал брату, что на дальних полях растет манна, и мальчишка (впрочем, Ваннери был слишком суров и рассудителен для мальчишки) пошел проверить. Он две недели шел до дальних полей. Там и лес был по пути, и болота. Взрослые туда и ногой бы не ступили, потому что знали, что со времен Первой Магической войны там полно нечисти. Ваннери этого просто не знал. Он ее, нечисть, никогда не видел, а потому в нее не верил. Любое порядочное создание ночи скажет вам, что практически невозможно что-нибудь сделать с тем, кто в тебя не верит… В общем, две недели — и Ваннери стоит на холме и глядит на манное поле… А там замечательные холмы: они стоят рядом и окружают поле так, что кажется, будто оно в чаше. Чаша Богов, так называют эти холмы. Летом она полна белоснежной манны, которая при легком прикосновении осыпается со стебельков, а весной — воды — растаявшего снега… Ваннери спустился к полю. Ветвистые манные колоски колыхались над его головой. И возникло непреодолимое желание войти в манные заросли, углубиться в них, потеряться… странное желание… странная обида от того, что стоишь с краю поля и не чувствуешь его безбрежности… Ваннери просто не знал, сколько путешественников с радостью повиновались этому желанию, этому зову — и пропадали навсегда… Это Чаша Богов, а у манны только один бог — Манник, и это далеко не самый добрый бог… Пожав плечами, Ваннери набрал полный мешок манных колосьев и отправился домой. Две недели — и он стоит на пороге дома и смотрит на траурную ленточку над дверью, а перешагнув порог встречает сначала испуг, потом удивление, потом — радость… С тех пор люди сеют манну на самых обычных полях, но не в том все дело, а вот в чем… Человек может быть сильнее бога. Человек может вместить в себя бога. Человек может уничтожить бога. Манника больше нет, есть Ваннери, и в его душе что-то растет и зреет, как зерно. Из таких зерен вырастает то, что мы зовем чудом. Это то, для чего он родился. Это то, что есть у каждого человека изначально. (29 июня 2003 г) 257. Вечер. Мы с Ингаром выпили "по портвейну" в честь того, что с Джулай все в порядке. Прощай, война! All you need is love… 258. 30 июня 2003 г Монстрик: "Ну вот я больше и не пишу стихов. Реанимировать не получилось. Оно умерло раз и навсегда. И ничего не возникло взамен. Я теперь как… как без руки, наверно, да еще и без протеза. Урод, в общем…" Жаль. Я так любил ее стихи. Воистину, самое прекрасное творили люди, которым было больно… Но, наверное, когда слишком долго больно, в душе что-то ломается. А она, душа, живая — не склеишь… 259. 1 июля 2003 г Первый день настоящего лета. Июнь обычно холодный. И дождливый. 230. Маленькая девочка сидит с протянутой рукой и просит милостыню. И тень у нее маленькая, даже меньше, чем она сама. Это живой символ всех людей, у которых нет будущего… маленькая девочка и ее маленькая тень на асфальте… Я вот подумал… Лет через сто люди будут ужасаться, что мы видели это и проходили мимо. Ну, в лучшем случае, кидали монетку голодному и оборванному ребенку. В будущем не будет нищих. Не будет людей без будущего, обреченных с детства… Да, скорее всего, наши потомки просто не поверят, что было все так, как есть сейчас… 231. Я видел ночью странный сон. Джулай в плену. А мне — просто подойди и ударь по цепям, и забери ее с собой. Но Голос говорит: "Видишь коридор? В нем стоит Невидимый Страж. Иди. Если ты ее любишь, ты пройдешь, если нет — сгоришь заживо". И в душе начинает шевелиться что-то мерзкое. Это что-то — кровосмешение сомнения со страхом. Эдакий слюнявый уродец… А я иду. И вдруг весь мир заливает красным. Будто вспороли брюхо восходящему солнцу… Жидкий и горячий красный свет… Мерзкий сон… Неужели, когда любишь, наступает момент — и начинаешь сомневаться, оглядываться назад, вести себя, как трус… Что бы весь этот бред ни значил, я должен задушить сомнение, пока оно маленькое, пока у него не выросли когти и не прорезались клыки. Так душили в колыбели оборотней… боясь и не понимая… Быть может, лучше хотя бы разобраться сначала, что может стоять за страхом-сомнением… 233. —Легенда о елках Зеленая елка бегала по лесу на пушистых лапках. Лапки елок подрастают по весне и обзаводятся нежно-зелеными мягкими кончиками, которые похожи на пятна разбавленной краски. Еще у елки были глаза и длинный пушистый хвост с цветущей шишкой на конце… Это была совсем еще молодая елка, поэтому ей очень нравилось бегать по лесу, гоняться за зайцами и валяться в высокой траве… Зимой она бегала уже не для удовольствия (холодно же!), а удирая от лесорубов, которые все как один мечтали заполучить ее для рождественского вечера. Перед Рождеством так вообще по всему лесу скакали ошалевшие елки, большие и маленькие, и носились за ними бородатые мужики с секирами и топорами и ругались по-скандинавски… Зато потом было хорошо. Особенно летом… елки любили есть землянику и купаться в реке… А почему елки сейчас не бегают, этого никто не знает. Говорят, какой-то колдун обманул доверчивый лесной народец и привязал его к земле. Зато все знают, что елки очень тоскуют по играм в траве, а смерть теперь встречают по-самурайски стойко, лицом к лицу; может, и от отваги, а может, и потому, что просто не могут убежать. И еще они завидуют корабельным соснам, из которых делают мачты, потому что втайне мечтают о путешествиях… (1 июля 2003 г) 234. 2 июля 2003 г Мирсада отнеслась с пониманием. Сказала, да, бывает такая ерунда, когда начинаешь сомневаться. Это обычно когда уже знаешь, что любишь и любим и нет никаких препятствий для счастья. Вспомни Unreal Tournament, сказала она, вспомни: когда идешь в полном вооружении и никого вокруг нет, начинаешь нервно озираться по сторонам и ждать подвоха и думаешь: неееееееее, не к добру это все. Мне было рекомендовано выбросить эту ерунду из головы и дано добро на немедленное удушение страхосомнения, каким бы оно ни было… 235. Сны. Вернемся к своим тараканам… Когда любишь, у твоего мира снов просто сносит крышу, и кошмарами становятся не мистические ночные волколаки, а сны, похожие на жизнь. Я много слышал таких рассказов от своих друзей, а сейчас испытываю на себе. Вот примерные сюжеты(в скобочках сны, которые мне рассказывали или я сам видел): — несчастье с любимым человеком(попал под машину, врачи сказали, что не будет ходить, инвалидная коляска и всеобщий тихий ужас; известие о смерти/неизлечимой болезни и т. п.) — измена(нелепейшие вещи иногда: любимый человек уходит с твоей матерью(девушка — с твоим отцом), а ты бежишь прыгать с балкона; уходит с твоей копией, но не с тобой, а ты кричишь в след и плачешь от ужаса; смеется и говорит: я не люблю тебя; стреляет тебе с спину) — разлука(сюжет, часто мелькавший в снах Джулай: война, которая разбрасывает по миру всех, кто ей дорог, смерть, раны, неспособность помочь; непонятная разлука, когда оба уезжают в разные стороны) — мистика(как у меня: когда какой-то Невидимый Страж волен меня казнить и миловать и заставлять сомневаться) К чему эти сны? Одни — зеркало наших страхов, забитых в подсознание; они просачиваются через ослабевающий надзор по ночам. Другие проверяют: а вот бросил(а) бы ты любимую(любимого), если б он стал калекой, если б ходить не смог? Третьи устраивают еще более страшные испытания. Сны о разлуке заставляют встрепенуться от Сна Мира и ценить, что у тебя есть он(она), пока реальная разлука не заставит это понять — тогда будет слишком уж поздно… 236. Не я тот гений, кто поймет, что такое сны. Я просто принимаю Тайну такой, какая она есть… 237. 3 июля 2003 г —Все самое прекрасное в мире Жил-был один веселый хиппи, которого друзья ласково звали Волчонком. Ну, если представить, то не такой он был волчонок, который кусается и из которого потом вырастет матерый волчище, а совсем другой — мягкий и пушистый, как игрушечный, — только не игрушечный, а живой, но сказочный… Он здорово играл на гитаре. Просто играл — без нот, без выученных мелодий. Он сидел где-нибудь на траве или на скамеечке, поджав под себя ноги; он закрывал глаза и играл каждый раз новую неповторимую музыку… слушал свое сердце и играл. А ветер играл его длинными волосами, и толпа самых разных людей собиралась вокруг. Друзья его, хиппи; семья Панков: папа-панк, мама-панк и сынишка трех лет — тоже панк; пара сереньких обывателей; стайка тинейджеров поколения дискотек; молоденькая учительница и старенький профессор, оба в одинаковых очках-биноклях; пенсионерка с авоськой; охранник, покинувший пост; компания студентов, позабывшая, что собралась отмечать кончину сессии… Все молчали и слушали. И всем хотелось плакать, когда очередная мелодия уносилась в никуда — никем не записанная, не запомненная; которую больше никто и никогда не услышит… И люди спрашивали об этом, и Волчонок отвечал: — Все самое прекрасное в мире свободно, поэтому его невозможно поймать и повторить. Все самое прекрасное в мире мимолетно, поэтому надо просто слушать, видеть и чувствовать и не тратить время на сожаление. Надо радоваться, что оно было, а не горевать, что ушло… И самое главное: все самое прекрасное в мире не проходит бесследно для тех, кто его почувствовал. Вы уже не те, что раньше. Вы другие, потому что моя музыка вас тронула и задела за душу… А один паренек принес втихаря диктофон и записал одну мелодию. Он прибежал домой обрадованный, перекачал записанное на компьютер, убрал шумы, усилил звук и включил… И был разочарован, как разочарован ребенок, держащий в руках мертвую зверушку… Мелодия была мертвой, она уже не цепляла за душу, не заставляла забыть обо всем, да и вообще показалась простой и незатейливой. Паренек слушал, попутно критически оценивая ее с высоты своего музыкального образования и находил кучу недостатков… Потом вдруг опомнился, остановил мелодию и стер… Наверное, дело было в Волчонке и в шелесте листьев и пении птиц в парке, и в удивительном молчании и внимании таких разных людей, и в моменте Вечности, когда мелодия рождалась и уходила в никуда… …Все самое прекрасное в мире нельзя поймать… (3 июля 2003 г) 238. —Полмира Над холмами выгнула спину тройная радуга. После дождя все было свежее — и холмы, и деревья, и даже озеро заблестело как-то по-новому. А из-под разлапистой елки выбрались четверо мокрых ребятишек. Один, сразу видно, человек, другой — не ручаюсь, но, скорее всего, гном, а девчонки — вообще не поймешь кто. Но очень похожи на дриад. Молчаливые, серьезные такие ребятишки. Идут напрямик через мокрые холмы, будто точно знают, куда. Полмира за их плечами, не веришь?.. Когда они плыли на корабле, дул попутный ветер, а шторм и приблизиться не решался. Изумленный капитан не взял с них денег. Когда они пересекали пустыню, прибившись к торговому каравану, по пути один за другим возникали оазисы, и никакие бандиты не решались напасть. Когда они шли через лес вместе с несколькими торговцами, их не тревожили ни звери, ни нечисть, а разбойники и вовсе пригласили на огонек и накормили жареной олениной. Сейчас, когда они идут среди перистого ковыля, по бесконечным холмам, легендам о них уже 50 лет… И они такие, как были. Молчаливые ребятишки в пути… Первый мальчишка — человек. Люди в юности хрупкие и нескладные. Второй — гном. Эти крепкие в том же возрасте, и уже не вырастут. А девчонки — не поймешь кто. Но очень похожи на дриад… только дриады не покидают своих деревьев… Они идут через чужие линии жизни и оставляют о себе добрую память. Им осталось еще полмира, прежде чем уйти по радуге в небеса. (3 июля 2003 г) 239. 6 июля 2003 г —Мильдегард Жила-была девушка с мужским именем — Мильдегард. Просто, когда она родилась, с небес спустился Творец — бог поэтов, сказителей и бардов — и сказал: ей суждены мужское имя, тяжелая жизнь и великая судьба. И никто не нашел в себе сил перечить воле бога. Отец, бард и воин, преклонил колено перед Творцом и назвал дочку Мильдегардом… Она росла похожей на мальчишку. Дралась и получала синяки; училась фехтовать и стрелять из лука; но все это было бы незаметным или просто чуть удивительным, если бы не великий свет, в котором сияло все, что отличало ее от остальных — дар Творца… Воины шутили: "Мильде ранит рукой, мечом и стрелой, но больше всего — словом"… Мильдегард писала стихи, в которых пульсировала боль… И тому, что хоть раз говорил с ней, уже хотелось остаться с ней навсегда. Ее любили. Но так любят Наставника, старого мудреца, который творит чудеса из ничего и все время говорит загадочные и непонятные вещи. И так дорожат братом по оружию и родней по духу… Она была чужой. Словно бы прилетела с одной из тринадцати Лун, а вовсе не родилась на Земле… И она чувствовала это. Чувствовала холод, будто, стоя за хрустальной преградой, смотрит на остальной мир, на тех, кто любим и любит ПО-НАСТОЯЩЕМУ — не обожествляя, не склоняясь перед мистическим даром Творца… А когда Мильдегард полюбила тихого Мастера Времени (красивые слова — а ведь это просто часовщик), то любовь принесла ей не счастье, а боль… Потому что отмеченные Творцом обречены на непонимание и одиночество — потому что, говорят, самое прекрасное в мире творили люди, которым было больно… Прошло несколько лет. Мильде писала стихи и слагала песни, которые и до сих пор остались в книгах и живой человеческой памяти и не потеряли своей силы… Но росли ее боль, отчаянье и одиночество. И однажды, стоя посреди поля Шепчущего Ковыля, сказала: "Я отдам свой дар за его любовь"… Глупость. Нонсенс. Как поменять красное на круглое… Но прошел еще год. Стихи становились все слабее. Они пытались выжить, пытались сопротивляться, и некоторые вспыхивали ярко и сильно. Мильде-творец боролась, как настоящий воин, — до последнего вздоха, до последней капли крови… до опрокинутого неба над головой… А Мастер Времени становился больше чем другом. Не-творец, он раньше боялся обжечься об яркий и жестоко горячий свет дара Мильде… За творцом и воином он не видел человека, просто любящее сердце, просто нежную душу… Однажды стихов не стало. Но не произошло того, чего боялась Мильде — мир не отвернулся от нее, и друзья остались друзьями… А сама она успокоилась, как человек, который любим и любит… И в этом была ее великая миссия. В том, чтобы быть воином, который всю жизнь сражается за свое счастье… и чтобы быть творцом, который гасит свой свет в самом его разгаре, пока он еще чист… творцом, который не знает жадности… Когда-то сам Творец, будучи еще Поэтом, человеком за хрустальной стеной, погасил свой огонь, погасил одним махом, чтобы его силы хватило соединить расколотое небо… Тот, кто смог отказаться от жизни, будет жить вечно. Тот, кто смог отказаться от дара, никогда его не потеряет. Каждый творец рождается для того, чтобы однажды, посреди Шепчущего Ковыля, отказаться от милости своего бога. Отказаться от дара. Отказаться от горячего света, который наполняет силой стихи и песни. Отказаться… (6 июля 2003 г) 240. Больше всего на свете творцы боятся потерять свой дар. Бывает, для них легче отказаться от жизни, чем от способности творить. Блок говорил: Господи, не отнимай у меня этих мук, иначе я не смогу писать… Но волочить это за собой всю жизнь? Но цепляться за боль? Но лишать себя гармонии? Что это — жадность, трусость?.. А отказаться и остаться самим собой. Творить, исходя из гармонии и счастья? Мм? 241. Я стою на поле Шепчущего Ковыля. И готов отказаться и выпустить озеро кипятка, как выплескивают переполненную чашу. Я не хочу больше цепляться за боль. Даже если больше не смогу творить. /// Алекс Лочер: "Бальгар, а вот такой вот вопрос: что стало бы с девочкой, если бы Творец не стал говорить людям о том, какая судьба ее ожидает? Если бы ее родные с самого начала не выполняли бы Его волю? Зная что нам суждено, мы зачастую следуем этому пути даже не задумываясь, не пытаясь возразить. Если нам предрекли страдания, то мы смиренно их принимаем, ибо такова воля Богов. А верно ли это?" Бальгар: "Я не знаю. Может быть, ее назвали бы не Мильдегардом, а Веленой… Но ведь она все равно стала бы творить, раз у нее есть дар. А родня, если бы не смирилась, пыталась бы ее сломать и сделать обычным человеком (как почти всегда и бывает). Может, и неплохо знать Волю заранее…" Алекс Лочер: "А может лучше не делать вообще ничего, а? Пусть бы все шло так, как и шло. Поэтический дар — это действительно Дар Богов — и он пришел бы, разумеется. Но вот боль… Боль — это то, что мы выбираем себе сами. И если тебе всю жизнь говорят, что ты обречен на страдания, то страдания ты и получишь. Очень во многом мы себя убеждаем сами, и очень большую роль в этом играют всевозможные предсказания и пророчества. Мы им слепо верим — и сами помогаем этой судьбе настигнуть себя. Если бы девушку из твоей сказки назвали Веленой, то она бы росла обычной девчонкой, которая писала бы стихи. Стихи были бы разные — наша жизнь ведь явление полосатое — но она не задумывалась бы о тяжести своей жизни больше необходимого. И жизнь была бы легче, а стихи — радостнее. А так, в каждом ударе судьбы она видела волю богов, а это вызывало чувство беспомощности и обреченности — как у героев греческих трагедий. И это рождало великую боль. И одиночество, которое порождалось чувством собственной исключительности, отмеченности, было как проклятие — потому что оно только усиливало эту боль. А что касается того, что самое прекрасное в мире творили те люди, которым было больно — это не совсем точно. Из одной боли не создашь ничего поистине прекрасного. Только тот кто знал боль, но смог пройти через нее, познал и адские муки и райское блаженство, но при этом остался человеком — только тот может создать действительно Шедевр. А тот, кто всю жизнь не знал ничего кроме боли, тот знает только две вещи — безграничность боли и недостижимость мечты. И только эти два мира он сможет описать. Подумай об этом". /// 242. 7 июля 2003 г Научиться писать не из боли, а из счастья, причем писать ничуть не хуже, — это непросто. Это ароморфоз; это скачок от холоднокровности к теплокровности, если сравнивать с эволюцией жизни на Земле. Никто не скажет, зачем он был сделан — ящерицам и так неплохо живется… Но я делаю этот шаг. Я люблю и любим. Я счастлив. И хочу быть счастливым дальше. Но не хочу терять Замирье. У меня был к нему один ключ — боль. Оно началось для меня с боли. Оно отзывалось на боль. А теперь… посмотрим, что будет дальше… 243. Когда прошлое наслаивается, оно мешает дышать. Поэтому я люблю начинать все с чистого листа… Я был рад уйти из школы, и ничуть об этом не жалею. Там остались скука, интрижки, тычки и драки… "Чистым листом" стал университет. Никогда не думал, что в учебное заведение можно каждый день ходить с радостью. Не могу вести бесконечный дневник. Я пробовал. Даже назвал первый дневник "Бесконечная история"… но он не прожил и года. Этот тоже не доживет до моего 19го дня Р. "Чистый лист", чем бы он ни был, — это глоток свежего воздуха. Это избавление от чего-то в жизни, что мешает уже жить и дышать. Это как одежда, из которой вырастаешь — она давит и душит и мешает двигаться. Это все естественно… 244. Сейчас мне мешает жить то, от чего я хочу отказаться, — творчество, пустившее корни в боль. Если это такой цветок(не сомневаюсь, что прелестный и хищный), я вырву его из этой почвы и пересажу в новую. И сделаю все, чтоб он прижился. 245. —Мегадэт Мегадэт — это город. Гигантский мегаполис, напичканный техникой. Он светится неоновыми лампами по ночам, а днем над ним кружат стаи яликов — здесь без такой маленькой шустрой машинки, как без рук, — Мегадэт слишком большой, чтобы можно было ходить пешком. Невообразимо большой. Это планета-город… Так вот, жил в этом городе парнишка по прозвищу Марсер. Он был странный. Странных обычно не любят. В школе дразнят, во взрослом мире — игнорируют. Но Марсера любили. Он, конечно, был не от мира сего, но, как ни странно, как ни удивительно, — его любили. У него была куча друзей. Людям с ним было тепло и хорошо… Была у Марсера великая мечта. И не был он вундеркиндом, и не был он гением. Его просто любили. С детства. Сотни и сотни его друзей росли, заканчивали университеты, становились специалистами, погружались в мир подлости и проблем, но оставались Друзьями Марсера. Они друг друга так и называли. Их объединяло то, что был на свете чудак Марсер со своей великой мечтой. Они так в нее верили, что уже считали ее своей. Марсер стал генетиком. Он разработал "программу терраформинга Марса при помощи генетически измененных организмов", но мечта взлетела выше: создать на Цветущем Марсе новый мир, новое общество, где будут править дружба и любовь… Как в юности складывались на баллон пива, повзрослевшие, разбогатевшие Друзья Марсера сложились на колониальный корабль. И, бросив все, что увезти было нельзя, да и не надо, улетели на нем на Марс, стартовав на рассвете с центрального космопорта славного города Мегадэта. Он только и успел, что сверкнуть неоновыми огоньками на прощание… Марсер сидел в кабине рядом с командиром корабля, которая была когда-то его одноклашкой, и смотрел и не верил, что мечта всей его жизни начинает сбываться… зато Друзья Марсера верили… Они летели создавать новый мир. Технари, биологи, великие генетики, легендарные врачи, замечательные писатели, гениальные психологи… — каждый был мастером и фанатом своего дела… Мегадэт даже и не понял, что потерял. Через 55 лет Марс зацвел. Цветами нежными и колючими, медовыми и хищными. Там летали бабочки величиной с ладонь. Там в нежно-синем и совсем уже не розовом небе светили две луны. И у детишек в песочнице был красный песок, из которого они строили замирские замки и колдовские города. Один из них назывался Мегадэт… (7 июля 2003 г) 246. Мегадэт — надпись на футболке. Увидел на спине пробегавшего мимо пацаненка. Ну мегадэт и мегадэт… а смотри-ка — Замирье открылось… 247. 8 июля 2003 г —Полюс В подсыхающей луже плавал прибалдевший от недостатка кислорода аксолотль. Путешественники — Дикий и Не Очень Дикий(ласково — Нео) — подошли, попинали лужу ногами и констатировали: надо же — аксолотль! Потом пошли дальше. Дикий виртуозно размахивал мачете, а Нео сражался с гнусом (у него в одной руке был репеллент, а в другой — бренные остатки газеты). "Хоп, надо же, змея, — замер на секунду Дикий, столкнувшись нос к носу с обожравшимся удавом (откушал он, видимо недавно, так как в пятнистом брюхе что-то еще шевелилось). Оглядываясь, Дикий пошел дальше. Нео, машинально брызнув удаву в рожу репеллентом и огрев его по черепушке газетой, побежал догонять Дикого… "Уроды какие-то," — подумал удав. "Красота!" — поэтично восхитился Дикий, предварительно сделав два екомен-учи по зарослям (кэн-до увлекался в юности). "Да, обалдеть. Красота," — согласился Нео, и, как бы подчеркивая последнее слово, нанес газетой сокрушительный шомен газетой по мухе не голове Дикого… Восхищаясь джунглями, оба пошли дальше. Какой-то местный крокодил расслышал: "…да, а проф говорил, что на полюсе этом холодно. Во дурак!.." "Это смотря какую сторону полюсом считать…" — философски подумал крокодил. (1:27 утра, 8 июля 2003 г) 248. ((примечательный e-mail)) Tyler: "Я попробовал почитать твои сказки с точки зрения логики. Испортил все впечатление. Теперь понимаю, что их так нельзя читать. А ты настоящий анархист, Бальгар:-)" 249. 9 июля 2003 г Ты не плачь, моя милая Магалин. Ты не плачь, я тебя приласкаю. Заварю тебе чаю я с сахаром, Сказок на ночь тебе почитаю… Я укрою тебя от злой полночи, От чужого поступка жестокого. Погрызем с тобой хлебные корочки, Да Луну поглядим сероокую. Ты не плачь, моя милая Магалин, За того, кто не любит и ранит так. В моем Логове сыро заплаканном, А слеза, пусть слеза, но водой вода. Ты должна быть любима и счастлива, Для тебя я построю Вселенную Многозвездную и прекрасную… И тебя назову я Веленою… 250. Спотыкались рифмы, минута растянулась в вечность… никогда, никогда не сочинял стихов… Как Замирье отзывчиво на боль! Особенно на чужую… Нет, ее зовут не Магалин. Просто я посмотрел на заплаканное личико, и имя само пришло. Я гладил ее по волосам и напевал откуда-то внезапно взявшийся стишок, как колыбельную. И она задремала на моих руках. Не плачь, не плачь, Магалин. Ты не одна. 251. 10 июля 2003 г Что-то нам возвращает ушедшее, Что-то делает память живой. Помнишь, Магалин, мы, сумасшедшие, Пили чай, что заварен с ганджой? Нам не снилось снов ярких и сказочных, И ничто не сменило цвета… А стихов, уж тем паче — загадочных, Я вообще не писал никогда… 252. Я заметил… Когда кого-то любишь, начинаешь по-другому относиться ко всем людям вообще. Будто видишь блеск глаз любимого человека в их глазах. Куда-то девается равнодушие. И откуда-то появляется желание помочь, порадовать, утешить… А равнодушие вообще — самое страшное зло, которое только может быть… Это слепота, это неумение заметить и осознать, что вот этот человек — тоже живой, что у него тоже бьется сердце, что ему тоже может быть больно и грустно, и радостно, и хорошо; что ты можешь сделать ему больно каким-то своим словом или делом. Я был равнодушным. Я даже гордился тем, что я такой великий пофигист. Я говорил и делал все, что хотел, не задумываясь, что могу причинить кому-то боль. Это была свобода? Когда я сам себя ничем не ограничивал и никому этого не позволял. Нет, это было время гордыни… и я рад, что оно было очень, очень давно… Я вспомнил об этом, потому что вчера утешал Магалин, которой случилось в жизни встретить такого великого пофигиста, каким и я был когда-то. Я только сегодня и понял, что, наверное, слишком часто в эру своего великого пофигизма заставлял милых и замечательных людей плакать… 253. В августе Джулай с Ингаром уезжают в Питер. Из этого следует, что мы с Сашкой едем на море. …взгрустнулось мне сегодня… Вымыл окна, прибрался в Логове, чем несказанно порадовал тетю Нелю. Позвонил своей Джулай, но получил всего лишь обещание встретиться завтра на тренировке — у нее какие-то суперважные дела. Почувствовал себя брошенным. Нарисовал задумчивого дракона. Повесил на стену. Позвонил Магалин; она сообщила, что на личном фронте без перемен. Пожелал ей удачи. Сел читать анатомию. …жара… 254. —Срочное письмо Шел дождь; и у Голубя намокли крылья. Он устроился в дыре под козырьком магазина, куда не проникал мокрый ветер, и пошевелил клювом перья. Ему очень надо было лететь на запад, но ведь во время дождя невозможно лететь — вот этот самый мокрый ветер перевернет тебя, закружит, зальет глаза — и тут уже несложно заблудиться или вовсе врезаться в стекло машины. Но лететь было надо, очень надо. Останавливаться никак нельзя! Тогда Голубь вздохнул и выпорхнул из укрытия… …Подслеповатый контроллер переходил от сиденья к сиденью и продавал билеты. Когда он в очередной раз сказал: "Оплатите проезд, пожалуйста" и встретился взглядом с Голубем, то слегка оторопел. Голубь был сонный, мокрый и примостился он на спинке сиденья, покачиваясь из стороны в сторону в такт тряске автобуса. На попытку его согнать Голубь процедил сквозь клюв: "Мне ехать надо. Письмо срочное…" Ясное дело, больше его никто не трогал… А дождь все усиливался, и в раскисшем от воды внешнем мире громыхали тучи. Даже когда междугородний автобус остановился, дождь все лил… …Грустная девушка шла под зонтом просто куда-то вдаль — ей было все равно, куда; она и не думала, что на самом деле шла на запад. — Вы не возражаете, если я посижу у вас на плече? — услышала она. Обернулась: Голубь… А он продолжал, склонив головку на бок и глядя круглым птичьим глазом в удивленные человечьи глаза: — Письмо очень, очень срочное, а погода, видите, не летная совсем… — А куда идти? — вдруг оживилась грустная девушка. — На запад. Туда, куда вы и идете… Девушка вытерла слезы, расправила плечи и пошла вперед. Почему-то ей казалось, что это очень важно. Они шли и шли, а дождь бушевал и шествовал по городу сплошной стеной. Наконец они остановились у небоскреба, похожего на огромный стеклянный карандаш… Девушка шла по лестницам, ехала на лифте, а Голубь сидел у нее на плече. На лапке у него было блестящее колечко, в котором лежало срочное письмо, очень и очень срочное… Непонятно как миновав секретаршу, девушка ворвалась в какой-то офис, растрепанная, взволнованная — и это ли грустная девушка, которой было все равно, куда идти под проливным дождем?.. Навстречу ей поднялись из-за Круглого Стола двенадцать человек. Один из них снял колечко с лапки Голубя и прочитал очень маленькое, но очень важное и очень срочное письмо: "Сегодня под проливным дождем к вам придет девушка, которая спасет мир…" (10 июля 2003 г) 255. 11 июля 2003 г Нахожу в инете и прочитываю длинные-длинные списки имен. Африканских, английских, китайских — все, что могу найти (кхм, и прочитать). Я знаю, что без этого у меня не будут придумываться замирские имена, а без имен может не быть некоторых историй. Все связано. И вот я, как обычно, читаю все подряд, загружаю в мозги кучу информации… Потом буду наблюдать, во что все это переплавится и какого цвета пламенем сгорит. И вообще… я много думал, творец ли я. Творцы ли все творцы вообще. Ведь мои истории приходят из ниоткуда. Как сны. Сознательно ничего такого никогда не придумаешь. Даже ключей к Замирью сознательно не подберешь. Еще одна Тайна, которую надо просто принять. 256. 12 июля 2003 г Я знаю, у каждого бога на земле есть любимчик. Им, богам, ведь страшно тяжело и одиноко, и привязанность к чистой и не искушенной вселенскими проблемами душе — как глоток свежего воздуха… Любимчики небесных творцов это не то, что баловни судьбы — просто у них все мечты всегда сбываются. Они сражаются за них и достигают того, о чем мечтали. Они идут по жизни через цепь "случайностей", которые на самом деле далеко не случайности. Я вот подумал — если бы был богом, то взял бы в любимчики Магалин. Моя привязанность к ней — штука странная. Я ее почти не знаю, но я ей удивительно стопроцентно верю и сопереживаю необычайно остро. И в то же время между нами миллиарды парсек холодного космоса. Чудеса… Иногда я жалею, что я не бог; а иногда меня настораживает слишком настойчивое мое желание менять чужие судьбы. О да… я бы хотел… мне совсем не нравится то, что происходит с Магалин — потому что это нечестно и неправильно… Вот только какое я имею право что-то менять? А? Лишать ее выбора? Решать за нее?.. Да… это хорошо, что я просто Бальгар — иначе сломал бы человеку жизнь, переделал бы все на свой лад и только потом понял, что так нельзя. …занавес… 257. Мне захотелось на крышу, и я пошел на девятый этаж пешком. И — как знал! — дверь была открыта. Поэтому я поднялся на искусственное плато — сковородку крыши под беспощадным июльским солнцем. И пошел гулять. На меня укоризненно косились голуби, всем своим видом давая понять, что нечего мне — человечьему отродью — тут вообще делать. А я шел. Опасался немножко, что дверь закроют, и я тут останусь, но все равно упрямо гулял и наслаждался видом с высоты. Высоты я не боюсь. Все нормальные люди боятся, а я нет. Из-за этого в детстве чуть с двадцатого этажа не улетел — отец поймал за шиворот в последний момент… Ну, посему я встал на самом краю, поставив ногу на бордюр, и стал смотреть по сторонам. Снизу собрались любопытные. Ясно же, что парень, в джинсах, самодельной безрукавке(зарезал футболку, было дело) и кроссовках не крышу ремонтировать пришел. А скорей всего, прыгнуть собрался, возвещая миру о своей несчастной любви… ну что еще они могли подумать?.. Я прыгать не собирался, но, когда народу сбежалось слишком много, поспешил покинуть крышу, пока меня с нее не сняли. Успел. А вообще здорово прогулялся, открыв для себя иное измерение — проводов и гудрона, — населенное голубями. Смотрели фильм "Черный пес"? Во, тоже хочу домик на крыше. Мечта… 258. — Ты где был сегодня? Я тебе звонила… — По крыше гулял… — Чтооо?!! Да ты что, с ума сошел, Бальгар?! Да если б ты упал… если б… — ох, возмущение любимой девушки… сразу чувствуешь себя нужным… но виноватым… — Да я… понимаешь, мне так одиноко было… а когда мне одиноко, я не думаю, что может быть это "если бы"… А вообще, когда я с тобой, я жить хочу и смерти боюсь… странно… а тут я просто гулял… — Прости меня, мой хороший. Я совсем тебя забросила. Мы с братом суетимся насчет нашей выставки — у меня это будет первая… вот и получилось, что мы с тобой почти не видимся… — А… — киваю. — А я думал, я стал тебе не нужен… — Ты что, дурачок?.. — говорит Джулай и обнимает меня. — Я просто не хотела тебе говорить, чтобы был сюрприз… О боги, какой булыжник с души у меня свалился! Больше не буду по крышам гулять!.. 259. 13 июля 2003 г — воскресенье Сегодня с утра я читал себе мораль. Так, Бальгар, сейчас будем палить из базуки по твоему эгоизму… Годы созерцательства для тебя даром не прошли. Слишком привык быть один. Слишком привык, что все для тебя. Теперь стоит любимой девушке заняться собственными делами (в которые ты ну просто почему-то не входишь), как ты строишь из себя жертву. Бросили его! Бедняжка Бальгар!.. [длинная часть, посвященная развенчанию созерцательского культа] Короче, с этого дня давай-ка учись жить не только для себя. Даже у любимого человека иногда не бывает настроения тебя видеть. Это нормально. Не надо делать из этого армагеддец… И… не гуляй по крышам, дурень. Высоты не боишься, хряпнешься еще — и поминай как звали… 260. 14 июля 2003 г Когда легко на сердце, очень просто рисовать драконов. 261. Бьются и погибают от жара лампочки мохнатые совки. Я снова подумал о свете моего города… А вот сейчас придет космонавт и скажет, что города в темноте вовсе и не светятся, что это все чушь и бред… и станет одной легендой меньше. Видимо, так и умирают легенды… 262. Я хотел бы поговорить с Бальгаром, которому 14. С этим парнишкой на распутье. Я хотел бы поговорить с Бальгаром, которому 35… Почему 14 и 35? Я не знаю. Я иногда представляю, как бы мы встретились на Плато Судеб, как бы пожали друг другу руки и завели разговор. А потом поняли бы, насколько мы разные люди… 263. 15 июля 2003 г —Возвращение У подножия Махровой Горы стояли брат и сестра… Брата звали Зар. Ему было 18 зим. Крепкий, невысокий, с золотистыми волосами. Он носил одежду из легкой кожи. На спине в ножнах дремал короткий меч. А сестру звали Мира. Ей тоже было 18 зим, и была она златоволосой, как брат… …Спускались сумерки, и Луна неспешно плыла по небу, обходя острый пик Махровой Горы. Махровой потому, что каменная громада лежала в объятьях ковра из нежных трав, с которыми хорошо заваривать чай… Над бледными ночными цветами порхали мохнатые бабочки; в стремительно темнеющем небе проступали огромные звезды; ночь наполнялась стрекотом и шорохами… …а брат и сестра стояли тихо и неподвижно… — Сейчас. Уже скоро, — прошептал Зар, сжимая ладошку сестры… Прошло несколько молчаливых мгновений, и Зар взвился, как пружина, показывая рукой на небо… …Лунный диск пересекла тень крылатого дракона, на котором сидел человек. Когда дракон покидал светлый круг, в темноте светились его глаза. Как два зеленых и зловещих огонька… Драконы любят превращаться в людей и ходить по земле. Но их очень просто узнать: в темноте по светящимся глазам… — Это храбрый рыцарь Роуэл Тигриная Полоса, — прошептал Зар сестре. — Целую вечность он летает на укрощенном драконе вокруг Луны — подруги всех, кого обманула и ранила любовь. — Любовь может ранить? — Да… ранить, убивать… Но самое страшное в мире проклятье: "Пусть никто никогда не полюбит тебя, и пусть ты никогда не умрешь"… Слушай, я расскажу тебе легенду о Роуэле… И Зар рассказал… — Бедный, бедный Роуэл, — печально проронила Мира. — И зачем… за что он наказал себя такой вечностью? — Он не может простить себе смерти тех, кто были его самыми лучшими друзьями, и своего последнего разочарования. Но, говорят, когда-нибудь в мире найдется человек, который поможет ему забыть чувство вины, залечит раны сердца, глубокие, как от драконьих когтей… Мира опустилась на траву и несколько минут сидела в тишине и молчании. Она смотрела в небо, туда, где кружил над Махровой Горой вечный изгнанник… И вдруг вскочила, будто подхваченная холодным ветром, и закричала в самое небо: "Роуэл!!!", и троекратное эхо разнеслось по Махровой Горе, и великий рыцарь прошлого резко осадил своего дракона… …Он приземлился на поляне, подняв вихрь, всколыхнувший тишину теплой ночи. Сердито фыркал и сверкал зелеными глазами укрощенный дракон; а рыцарь спрыгнул на землю, и пока он шел, Луна цепляла свет за каждую чешуйку наручей и каждое звено кольчуги, будто сама Лунная Подруга шла рядом, положив руку ему на плечо… Невыносимо долгий миг Роуэл и Мира смотрели друг другу в глаза… — Возвращайся, Роуэл, — робко сказала девушка. — Ты ни в чем не виноват… Он улыбнулся. Как-то неумело, будто забыл, как улыбаться… Померкли блики лунного света… Роуэл склонил голову и подал Мире руку, ладонью вверх… …Взявшись за руки, они пошли вперед — просто вперед, не важно, куда, — но Роуэл Тигриная Полоса все же обернулся. Чтобы с благодарностью посмотреть на неподвижно стоящего Зара. Зар улыбнулся и кивнул… (15 июля 2003 г) /// Мыслитель: "Зар + Мира = Замирье…" Бальгар: "О-па! А я и не заметил!:-)" /// 264. Как будто полил дождь, и тихий застывший мир в душе размок и поплыл… Бывает время, когда в душе все замирает. Замирает, и ты будто впадаешь в сон. Можешь ходит по крышам, не ощущая высоты, можешь строить фантомные обиды… не творишь… любой новорожденный мир глохнет и задыхается… А потом — как дождь… как дождь прошел в твоей внутренней Вселенной… И все размокло, все поплыло, и прохладные капли промыли тебе глаза… …Оглядываешься. Сознаешь мелочность. Сознаешь вечность. Все встает на свои места. Возвращается естественная, самая нормальная и обычная для человека радость — от того, что ты живой. Что ты дышишь. Что вокруг лето. И в душе, где-то рядом с сердцем, что-то трепещет. Не причиняя боли — просто не давая забыть, что ты живой. Это как дыхание… уж не то ли самое "второе дыхание"? И ты идешь. И ты разговариваешь. И ты чувствуешь, что ты как будто новый. Новый. Новенький. Свежий. Когда ты такой, в мире нет места скуке. Одиночеству. Тоске. Безысходности. Когда ты такой, все возможно. 265. Я говорил с Джулай, я ловил каждый момент, каждое слово, каждый взгляд и перелив интонации. И понимал, что неделю, две или больше я был просто слеп. Я спал. Спал наяву. Спал так долго, что душа слиплась в комок и перестала "дышать"… 266. Вместе с "дыханием" возвращается вдохновение. Я понял. Я все понял! Нельзя "спать", нельзя пропускать "вдохи" и "выдохи". Нельзя прожигать сегодняшний день в ожидании завтрашнего. Потому что с таким взглядом на жизнь и завтрашний день не принесет радости. Жить. Сегодня. Сейчас. Дышать… 267. 16 июля 2003 г Придумалось ночью: —Гладиатор и тигр Камиртад сидел в клетке. Как зверь. И доспехи, и меч — а все равно в клетке. И свежая татуировка "Гладиатор" все еще подтекает кровью, распухнув на полруки. "Привет! — послышалось где-то в голове. Тад подумал уже было, что сходит с уме от жары и воплей бездельников, пришедших ради хлеба и зрелищ… Но голос ясно и четко повторил: — Привет. Я твой собрат по несчастью". Единственный собрат по несчастью тут был тигр, развалившийся в разорванном на квадратики луче света в соседней клетке… "Да, я тигр," — сказал голос. Полосатый кошак приподнял морду и посмотрел на Тада умными коричневыми глазами. Это был здоровенный зверь; Тад прикинул, что не выдержит и двух его ударов: один пойдет на то, чтобы сокрушить доспехи, другой — уже кости… "Жарко здесь," — сказал тигр. — Да… пекло… — рассеянно проронил Тад. — Не знал, что тигры умеют разговаривать, да еще и мыслями. "Я такой последний, — с тоской заметил тигр. — Зови меня Райбисом"… — Хорошо… Райбис… А я Камиртад… просто Тад… — ответил гладиатор и замолчал; не знал больше, что сказать… "Так вот, Тад. Я проиграю тебе сегодня". — Почему? "Надоело. Бессмысленно все. Это не жизнь… Вот я и решил уйти на покой. А ты… ты живи, Камиртад, пока желание есть, хотя это тоже не жизнь, по большому счету. Ты новичок, смотрю, не понимаешь еще…" — Битва за битвой, битва за битвой… у меня есть надежда, что я могу… убежать, например… "Не надейся, — спокойно перебил его Райбис. — У тебя в горле датчик. Ты что, не знал, что нам всем ставят датчики? Ну-ну… Короче, стоит тебе отбежать недалеко от арены датчик — хлоп — и придушит тебя. Это как палач. Который всегда с тобой"… Тишина… "Ох, мальчик, не молчи"… — Не поддавайся мне, Райбис, — сказал Тад. — И я не буду. Мы, конечно, в клетках, но на арене мы свободны выбрать, как нам умереть. Я хочу умереть, как воин. "Золотые слова, Камиртад…" — задумчиво протянул Райбис. …и в это время щелкнули замки обеих клеток, открывая пути в два расходящихся в разные стороны коридора. "Встретимся на арене, мальчик," — сказал Райбис, направляясь в свой и лениво помахивая белым кончиком хвоста… Тад шел на бой с тяжелым сердцем. Когда так поговоришь, начинает казаться, что боя и не будет вовсе, что сойдешься с противником и руки на него поднять не сможешь (как и он на тебя)… Но первый же прыжок Райбиса камня на камне не оставил от этой призрачной мысли… Камиртад особо не надеялся на броню — знал, что не спасет. Первый удар в щепки разнес щит; второй сбил с головы шлем; третий — вмял доспехи в живое мясо… Райбис не был диким зверем, он был разумен и прекрасно понимал, чем может ему грозить эта блестящая острая штука в руке у человечка… Поэтому в бою тигр был страшен… …Четвертый удар перехрустел половину ребер. Отброшенный когтистой лапой, Камиртад проехался по песку и остался лежать… Ему было так больно, что он дышать-то мог еле-еле: похоже, обломки ребер впивались в легкие, стоило только набрать воздуха… Перед глазами поплыли блики, замелькали лица тех, кто погиб — ушел и не вернется никогда… Камиртад уже сдался, когда вдруг почувствовал давление чужой воли. "Райбис, не надо! Живи!" — подумал он так "громко", как только мог, потому что сказать бы у него не получилось… "Зачем? Я последний," — равнодушно отозвалось в голове. Все это длилось миг, не больше. Короткий обмен мыслями — и вот уже чужая воля заставляет онемевшую руку Тада сомкнуть пальцы на рукояти меча и поднять клинок вверх, навстречу прыгающему Райбису, целя в чисто-белый мех на груди… Тигр прыгнул; насадился на лезвие всей грудью… и сомкнул челюсти на горле Тада. "Бессмысленно…" — мелькнула общая мысль. Как падающая звезда… …Внезапно исчезла боль и пришла необыкновенная легкость. Тад почувствовал, что поднимается вверх, в абсолютной тишине, и за какой-то туманной дымкой разглядел свое искалеченное тело на песке, накрытое и раздавленное телом Райбиса… Все кончено. Свобода. Легкость. Спокойствие. Тад хотел попрощаться с Райбисом, сказать ему что-нибудь на прощание… но не чувствовал его рядом… "Неужели у зверей нет души? — подумалось Таду, и от этой мысли стало больно и горько, но он стряхнул ее. — Нет, конечно есть. Просто, наверное, у них собственный рай…" (16 июля 2003 г) 268. Я подумал о тех, о ком пишу. Я выхватываю из их жизни единый миг, а ведь у них есть прошлое. Ведь они где-то жили, выросли, о чем-то мечтали в своем Замирье… И с ними что-нибудь случится потом. После того, как я поставлю в конце очередной легенды точку, или свой излюбленный знак — троеточие… 269. Я подумал… и две истории открыло мне Замирье. Вернее, две предыстории — а их я никогда не писал… И сейчас я перевожу взгляд с заоблачных вершин на фундамент легенды… 270. Камиртад был родом из той же страны, что и Вольферлаген и брат его — Веллинброк. Это хвойный уголок Севера; земля, утыканная острыми скалами, поросшими исполинскими лесами, где на деревьях вместо иголок растут мечи. В этой стране у мужчин длинные имена. Вольферлаген, Веллинброк, Камиртад, Мильдегард, Мартибрандт… И они состоят как бы из двух частей. Одна — мягкая, другая — жесткая. И от человека зависит, как его будут звать, какая сторона характера возьмет верх. Вольф или Лаген? Веллин или Брок?.. Мильде или Гард?.. Женщин в этом краю зовут нараспев — Велена, Илара, Орлона… Нежность, сила и гордость — невероятное сочетание. Эти женщины с детства берут в руки посох, а с пятнадцатой весны — уже и меч. Они сильные и прекрасные… Камиртад был четвертым сыном в дружной и счастливой семье. Он мечтал о путешествиях, наверно, еще раньше, чем выучился говорить и ходить. Он грезил наяву мистическими каравеллами, дикими горами, неизведанными землями, захватывающими приключениями. Маленький Ками целыми днями пропадал среди иноземцев, останавливавшихся на ночлег, слушая их истории. И глаза его светились невероятной мечтой, и сердце рвалось в даль, туда, где никто еще не был. Туда, где молят небеса о герое-освободителе… В восемь лет уже никто не звал его Ками. Почему-то это имя ему больше не шло. Все больше его окликали Тадом, подчеркивая вступившую в силу твердую черту характера. Восемь весен… В этом возрасте человек получает первое оружие — посох. Когда отец привел Тада в рощу, где растут боевые посохи, его ждало удивление — посох Тада ни в коем случае не хотел расти прямым. Он вырос, загнувшись под углом. Но мальчик был просто счастлив. Ни тени разочарования. Он назвал свой посох Маргином (маргин — значит угол) и уже через пару лет обращался с ним мастерски. И, поскольку посох был не такой, как все, у него и техника боя была совершенно особая. Родители думали: необычное оружие достается воистину необычными людям. И ждали от Тада чудес… Однако меч ему достался самый обычный. Длинный меч, который Тад назвал Виском. Виск был ему точно по руке и точно по силам… А впрочем, даже самым обычным мечом Тад умудрялся выделывать самые необычные финты. С годами Камиртада все больше и больше тянуло в неизвестность, и родители поняли, что не могут больше держать его дома. У каждого свой путь, в конце концов… В двадцать весен Камиртад отплыл на торговом корабле на остров Ильсеной, поближе к Земле Горестей, где он искал подвигов и великих дел. Он прибыл в портовый город Баримзо и затерялся в толпе таких же мечтателей, как он сам. Но ему повезло больше: диковатый юнец приглянулся отряду воинов, направлявшемуся на Землю Горестей, чтобы освобождать людей и искоренять зло. Фанаты. Сумасшедшие… Или герои… Камиртад отправился с ними и странствовал год, заработав несчетное количество шрамов как на коже, так и в душе. Уже кое в чем раскаивался и кое о чем жалел, но сворачивать на полпути — это не по нему. Ведь не зря его давно уже звали не Ками, а Тадом… Маленький отряд не достиг своей цели. Был разбит под Красным Пиком, на границе Аридных Земель. Часть воинов взяли в плен… Очнулся от забытья Тад в каменной клетушке, обнаружив что рука распухла, и на плече сочится кровью татуировка "Гладиатор"… Больше никаких ран у него не было… А через час был его последний бой… 271. Райбис родился на Земле Горестей. Его тигриное племя жило у самых границ Аридных Земель и было почти истреблено здешними людьми… впрочем, мудрые Тигры не считали аридийцев за людей, как и обычных больших полосатых кошек — за равных себе Тигров… Не смотря на соседство с Аридными Землями и самим Красным Пиком, детство Райбиса было счастливым. Он был славным полосатым котенком, и был у него родной брат Райнир, с которым они весело играли. Они видели, что что-то тревожит и родителей, и остальных взрослых племени, но детям невдомек было, что… Тяжелые времена приходили и уходили, оставляя место для радости. Райбис и Райнир росли лучшими друзьями. Они любили бродить по здешним лесам, обожали древние руины — в лесах лежат, разрушенные и заброшенные, целые города. Можно часами ходить и смотреть, и пытаться догадаться, кто здесь жил и как. Братья верили, что это Тигриные города. Родители соглашались, что да, может быть. У Тигров детство долгое, совсем как у людей. И растут они тоже лет до двадцати. Когда Райбису и Райниру было по пятнадцать лет(на севере все мерят веснами, а в жарких землях — летами), они уже были в холке по плечо взрослому человеческому воину… Тигры никогда не охотились на людей. Особенно на настоящих(не аридийцев). А такие жили недалеко от бывших Тигриных городов. Это были убогие дикие племена, но невероятно дружелюбные, и замечательные сказочники. Тигры их уважали и жалели за их слабость, маленький рост и тупые зубы. Если им не везло с охотой, Райбис и Райнир, бывало, приносили им поесть. Неудивительно, что люди после этого хорошо относились к Тиграм. Нет, слабо сказано… они ОБОЖАЛИ Тигров! Райбис и Райнир спокойно могли прийти в деревню, поиграть с человеческими ребятишками, побеседовать с охотниками об охотничьих хитростях, опытом поделиться; зайти к женщинам на кухню угоститься какой-нибудь вкусностью(местные конфеты из сладкого сока — просто прелесть)… Райбис даже как-то позировал одному местному художнику, который разрисовал цветастыми изображениями Тигров всю Клык-скалу… Это была счастливая и прекрасная вечность. Но не успели Райбис и Райнир отпраздновать совершеннолетие(25 лет), как пришли люди с Аридных Земель. Сумасшедшие завоеватели жгли и уничтожали все на своем пути… Даже своих собратьев людей, хоть Тигры и пытались заступиться за них… Не особо искусные воины, аридийцы брали числом. И магией. Черной, мертвой, чужой. Тигры и люди чувствовали, что такое магия жизни, магия воды или леса… но это была магия могильного холода… И когда впереди шла бесконечная варварская армия, за ней шли маги. Возможно, это были некроманты, отступившие от истины, от того, что магия должна служить жизни и добру. Возможно, само Зло поднялось из глубин и обрело плоть и кровь… Никто не выжил в той страшной битве. Только Райбис. Превращенный в гладиатора на потеху толпе. До поры до времени ему не было равных ни среди человечьего, ни среди звериного племени… Пока он не проиграл свой последний бой юному воину с севера. Да и тот заплатил за победу жизнью… 272. На горизонте дождем набухает туча и волочит серое брюхо по самой нижней кромке Неба. Сегодня будет ливень. …холодное, плаксивое лето… 273. Утро выдалось творческим, а день — обычным. В ожидании Времени (когда надо складывать кимоно в сумку и идти на тренировку), я блуждал по городу, рискуя попасть под собирающийся ливень. Затосковав по общению, заглянул на любимую книжную барахолку. И заприметил там "Властелина Колец"… — О, это такая книга, Бальгар… — говорил мне Борис, завсегдатай этого книжного сборища. — Я читал ее каждые пять лет. Первый раз, когда мне было пять, потом — десять и так далее… Каждый раз читаю и понимаю, что чего-то я не уловил. Не поймал. Упустил. Знаешь, в ней как будто живет призрак. 274. Творцы все сумасшедшие… я тоже сумасшедший. Вообще настоящий человек и должен быть сумасшедшим. Я купил ВК… Последний раз я его читал 8 лет назад… 275. 17 июля 2003 г — Ворчун муху съел! — засмеялась Мирсада, и я очнулся. Ворчун… это ее кот… Я сидел на табуретке, подобрав под себя ноги; мысли и чувства у меня находились в зависшем состоянии, как какой-нибудь Windows 98. — Послушай, Ми, прости меня. Я сам не знаю, что со мной делается. Я не должен был приходить и грузить тебя своими проблемами… — Оставь, Баль. Друзья на то и друзья… Только я вот битый час жду, пока ты сформулируешь проблему и скажешь, что случилось. — Ничего. Просто чувствую себя ненужным. В чем дело? В том, что ей не пришлось за меня бороться? Я просто пришел и положил свой мир к ее ногам… Ведь то, что достается просто так, никогда не ценится. — А кто тебе сказал, что просто так? Она тоже переживала, тоже мучила себя разными дурацкими мыслями… Брось, Баль. Все уладится. — Мне кажется, дело не в выставке. А во мне. И в ней. — Ты просто хочешь все сразу. Вернее, все и сразу. Плывешь быстрее времени. Остановись и подумай. Кто мне болтал насчет островка, который огибает река жизни?.. 276. Фантазеры вроде меня живут в вихре фантомов, которые слишком реально кусаются. Под некоторые проблемы не надо слишком глубоко копать, наверное. Иначе обязательно откапываешь что-нибудь к делу не относящееся, но жутко болезненное. Я из всего делаю проблему, да? /// Мыслитель: ""вихрь фантомов"… самое страшное если о каком-нибудь не напишешь (вообще или вовремя)… он начинает мерещиться повсюду и глумиться над твоей несобранностью, ленью или ещё чем… он не исчезнет, пока не напишешь о нём… а когда напишешь, он (герой или персонаж) заселяет ту местности и те событии, в которых ты его вообразишь, и больше не является в реальном мире… бывает что ему не нравится "место заселения" и он начинает опять являться и требовать нового мира, новых событий… но есть и исключение, фантомы (герои, персонажи), которые поселяются в реальном мире навсегда… яркий пример из фольклора — домовой… только реален ли он (мир или персонаж)???" 277. —Первый кадр Посередине города стоял великолепный небоскреб, похожий на вонзившийся в небо стеклянный карандаш. В нем было 169 этажей, и длинный балкон с низкими перилами обрамлял пик вершины. По балкону обычно никто не ходил — его сделали на случай, если что-нибудь вдруг случится с шестигранной прозрачной пирамидой, венчавшей последний этаж, и ее придется чинить. В ней раньше не было ничего, кроме пустоты, а теперь кто-то велел разбить там небольшой цветочный садик и назвал его Скильдефлор — сад, который ближе всего к небу… Однажды к управляющему небоскреба пришел очень симпатичный молодой человек, назвавшийся Арвилем. Он был одет в снежно-белый пиджак с таким же снежно-белым галстуком и безупречно белые брюки и туфли. Коротко (и, видно, только что) пострижен. Носил он очки с прозрачной оправой и явно очень большими диоптриями. Через плечо на ремне у него висел новенький цифровой фотоаппарат, от которого так и веяло бешеной стоимостью и крутизной… Голос у Арвиля был мягкий и спокойный, и говорил он очень честно и дружелюбно — таких людей можно просто заслушаться. Неудивительно, что управляющий сразу проникся к гостю доверием и симпатией… Арвиль вежливо отказался от предложенного ему кофе и сказал, что пришел сюда просить разрешения сделать несколько снимков с высоты знаменитого небоскреба. Сказал, что с детства восхищался высотой и небом и стал бы летчиком, если бы не плохое зрение… Управляющий не только с радостью разрешил подобную авантюру, но и сам проводил гостя наверх, показав по пути все местные достопримечательности. В садике гость откланялся и попросил оставить его наедине с высотой… Оставшись один, Арвиль подошел к стеклу и провел по нему рукой, в задумчивости… Нет, он сюда не за красивыми снимками пришел (не был он никаким фотографом). Он пришел сюда прыгать… Уйти из жизни он решил давно и стал спокойно обдумывать способ, будто это самое обычное дело. Прыгать с девятого или даже с двенадцатого этажа он боялся. А вдруг упадешь так "удачно", что останешься живой и проведешь остаток жизни в инвалидной коляске? А? Умея только хлопать глазами?.. Поэтому Арвиль пришел сюда. Чтобы точно… Когда высота — тринадцать во второй степени, "повезти" просто не может. Он знал, как выйти на балкончик, куда уже 20 лет не ступала нога человека и где его просто сдует ветром… Прислонившись к стеклу, Арвиль посмотрел вниз, на город… Красиво… Сегодня он купил новый фотоаппарат, настоящее чудо техники… Да, почему хотя бы не попробовать?.. Арвиль поймал в объектив городской парк, над которым повисла призрачная радуга, и отснял кадр. Первый. Отснял, а когда глянул на экранчик, чтобы узнать, что получилось, то просто обомлел… Фотоаппарат запечатлел вековой лес и огромный каменный замок с зубчатыми башнями и зелеными флагами; рядом раскинулся причудливый город, в порту которого плавно покачивались на волнах удивительные корабли со спущенными парусами. В необычно синем небе плыли какие-то странные облака; и какой же был у Арвиля шок, когда он под зумом разглядел в них играющих драконов!!! …Арвилю казалось, что он все понял и что совсем ничего не понял… но это было уже не важно… Он бежал домой. Бежал так, будто за ним гналась свора волколаков… Минуту назад он хотел уйти в вечную тьму, в мертвый покой… а сейчас уже спешил жить… Потом, на старости лет он будет говорить своим ученикам: "Даже если ты что-то решил, даже если готов перешагнуть порог, все равно остановись… и сделай Первый Кадр… Иногда это меняет все"… (17 июля 2003 г) 278. 18 июля 2003 г Лёв. Танцующий Лёв. Просто запомни. Пригодится. 279. 19 июля 2003 г —Танцующий Лёв — У тебя походка танцующего льва! Как твое имя, воин? — Лёвом кличут, матушка… Не нравилась парню эта старуха. Откуда она взялась тут, посреди серой скальной гряды? Да еще зачем имя спрашивает? Разве можно вообще спрашивать у человека, как его имя? Услышат Когтяры, придут в ночи и заберутся в твою душу, когтями зацепятся — не вытащишь… Лёв тряхнул головой, прогоняя темные мысли… — Лёвом кличут? — улыбнулась старуха. — А меня Лотой-Вещуньей прозвали. Неспроста встретился ты мне, воин молодой и доблестный, с походкой танцующего льва… — А вы, часом, не заблудились среди этих скал, матушка Лота? Здесь ведь место голое да злобное, и люди не живут на этом одиноком берегу… — Не живут, воин, не живут. Это владения Танцующего Льва, да будет тебе известно. Поэтому послушай Лоту-Вещунью — поверни-ка назад, пока не поздно… Не успела договорить старая Лота. Мир озарился неведомым золотым светом, который бликами отразился на ее лице — и упала старуха на серые камни безымянной гряды… Лёв припал на колени рядом, хотел узнать, что случилось, но рука его коснулась лишь кучи грязного тряпья, покрывавшего голые кости; да и те скоро рассыпались в пыль… Тогда Лёв обернулся к золотому свету и увидел Танцующего Льва… Ох, львов он видел. Ленивые лохматые кошки. И всегда считал, что люди зря назвали льва царем зверей… В тигре, например, величия, ума и силы было куда больше… Но… это был лев и не лев… Слишком много в нем было человечьего. И глаза были равнодушные — человечьи… Лев танцевал в собственном золотом сиянии, и воин не мог оторвать взгляда от этого танца, словно завороженный… Он смотрел и замечал, что, чем дольше длится танец, тем лев, преображаясь, все больше становится похож на него, Лёва. Вот и походку, приплясывающую походку перенял! Вот и руки похожи на руки его, воина, только золотистые; вот и с лица стираются звериные черты… Он смотрел и смотрел, пока не угасло сияние и не оказался перед ним такой же Лёв, как и он сам. Такой же воин, только без меча. Он был одет во что-то, напоминающее желтый бархат или ту золотистую не-львиную шкуру… И рубаха, и куртка, и штаны были скроены из этого диковинного материала. Человек был бос… И вообще — самый обычный человек. Разве что шевелюра чересчур буйная, да кожа несет оттенок странного, слишком яркого загара. Бывший лев помахал рукой и скрылся между камням гряды. Лёв, не в силах забыть о нем, посмотрел вниз, туда, где пересекала долину речушка Вертель, и увидел, что желтая точка пересекла мост и направилась к людским поселениям, на восток… Когда же Лёв вздрогнул, опомнился и посмотрел на свои руки, то у него в глазах помутнело от ужаса… Он потрогал лицо, он расстегнул ворот рубахи… Он был стар… Танцующий Лев высосал его юность, слопал его время и пошел доживать его жизнь… …Тогда же Лёв вдруг вспомнил, что бродила раньше по миру Лота, прозванная Вещуньей. Великая воительница была… да она ли? да была? Ведь и ее обманул Танцующий Лев, ведь и ее жизнь он дожил до самого конца… Лёв опустился на холодные камни и заплакал. От беспомощности, от безысходности… И успокоился только когда взошла Луна, и рассыпала Ночь по черному бархату драгоценные звезды… Тогда он понял, что у него уже ничего никогда не будет. Он может только остаться здесь и спасти столько странников, сколько сможет… Кто знает, скольких спасла Лота прежде чем пришел ее час?.. Вот и Лёв решил остаться и спасти тех, кто придет, раз уж не сумел уберечь себя… Хотя знал, что должен будет оставить в конце одного, чтобы тот занял его место… (19 июня 2003 г) 280. Аххххх… Еще одни выходные без Джулай. Милая, мне так не хватает твоих слов, твоих глаз, твоего тепла! Я тоскую по нашим самым простым прогулкам, как тосковали по довоенному миру в годы Второй Великой Бойни. Я готов разбить небо, изрезав кулак осколками его купола… Но мне не хватит воли еще раз поднять трубку и попросить: давай встретимся… Я замучил постоянными звонками и тебя, и Ингара. Мне уже стыдно и плохо. И сейчас я просто не могу заставить себя подойти к телефону. Я сижу в своем Логове без света и прячусь за шторами от солнечного дня. Я пишу легенды с плохим концом. Со мной творится какая-то катастрофа, будто я падаю в бездну, будто я умираю или схожу с ума. Я не верю, что виной всему то, что происходит в реальном мире, за рубежами Замирья. Разве мелочи жизни могут такое сделать с человеком? Я боюсь, что это предчувствие чего-то, что творится в твоей душе. Или моей. Одиночество… Теперь я боюсь его, панически. Теперь я понял, что значит быть собакой, которую привязали за шею к последнему вагону товарняка… Над белоснежными Башнями сгущается Мрак… 281. 20 июля 2003 г Сегодня я немного остыл от вчерашнего. Вчера я написал кошмар… Я думал, долго думал, почему. Я пытался включить логику и сказать левому полушарию: думай, думай, думай! Ведь глупо пытаться понять кого-то, пока не понимаешь себя самого. Что со мной? Может, я чувствую острее, чем другие люди? Если хлопушка фейерверка над их внутренними мирами оборачивается ядерным грибом в моем мире? Может, мне не хватает доли здорового пофигизма? Или я действительно чувствую, что стал гораздо меньше значить для Джулай. И я понимаю, что если она меня бросит, я уже никому никогда не поверю. Уже никому никогда не смогу сказать "Я люблю тебя" — страх не позволит. Страх той же природы, что вчера держал меня от телефона подальше… О, да, есть люди: встретились, расстались — и фиг с ним(ней), встречу другую(другого)… А я так не могу! И не смогу никогда! Я отдал, уже отдал свое сердце одному человеку. Может быть, я поспешил, но я сделал то, что сделал. И точно знаю, что если вдруг что-то, то это конец… Конец моей вере в жизнь, в людей, в мир. Если не она, то никто… 282. Книги — это способ бежать от жизни? Ведь кто читает книги? Мечтатели. Фанаты-ученые. Остальные не в счет — все, кто читает лишь по необходимости… Да, книги — это бегство. 283. Когда уже перестаешь надеяться, бывает, что судьба-таки улыбается и протягивает тебе свою Длань… В пустой квартире (тетя Неля живет на даче почти все лето) я задремал у телефона, сложив голову на тумбочку… Когда этот монстр задребезжал и запрыгал, я проснулся единым махом и, успев заметить, что мой профиль четко отпечатался в пыли на стекле тумбочки, схватил трубку. — Алло! — сказал я Неизвестности. — Аллё, Бальгар! — перекрывая шипение и параллельные разговоры, Неизвестность приветствовала меня голосом Юджина. — Я приехал. Подробности — при встрече. Ты идешь? — Иду! — выпалил я. — Тогда жду на Поляне. Бывай! — Юджин положил трубку. Его стиль. Никогда он не умел и не любил разговаривать по телефону. Но как я был рад! Я сорвался с места и побежал в лес. Юджин… Юджин, вообще-то, Женя, но, дожив до совершеннолетия, это чудак сменил все-таки имя на свое интернетское прозвище… наградит будущих детей отчествами Юджинович и Юджиновна… Впрочем, ему все равно… Ю — фанатичный толкиенист; кстати, орк. Я уже привык, что его невозможно выцепить дома: он или автостопом уехал на очередные игрища, или снова рубится на Поляне… 284. Я прибыл вовремя и застал Юджина за распеванием орочьей песни под деревом. На Поляне он был один. Я давно его не видел, но изменился он не сильно, правда, металла на нем прибавилось. По нему, так цепей никогда слишком много не бывает… После пива и разговора о жизни, Юджин рассказал мне легенду. 285. Легенда Юджина: "Когда я был маленьким орчонком, отряд людей напал на мою деревню и перебил всех. Я один выжил. Люди взяли меня к себе и воспитали как человека. Поэтому я, вдобавок ко всем орочьим качествам, обладаю еще и интеллектом. Короче, когда они взяли меня к себе, то увидели у меня на руке браслет, на котором были начертаны древние руны. В них люди углядели знакомые очертания букв и прочли: "Нугут". Так я и получил свое имя". 286. — Раньше я просто звался Нугутом, от английского "no good", — объяснил Юджин, — а теперь вот сообразил легенду и решил сделать браслет. …он начертил пять рун в золе забытого костра, который жгли здесь, наверно, какие-то дикие туристы неделю-две назад… — А тебя я хочу спросить, жизнеспособна ли эта комбинация. 287. Блин, нашел рунмастера, тоже мне! Да, я язычник. Да, на скандинавский манер… ну да ладно… Я потолковал с ним о значениях рун (особо ему понравилось, что последняя — руна пива) да и оставил все как есть. Ежели ему сердце подсказало такую комбинацию, значит, она ему подходит, хотя я в ней особой пользы для воина не вижу… 288. — Спасибо, Бальгар. Пофехтуем? — с этими словами он извлек из чехла (чехол был сшит из камуфляжки, и в траве я его сначала не заметил) два видавших виды деревянных меча, сделанных на манер катаны (в отличие, от боккена, каждый имел гарду и обшитую кожей рукоять), и предложил мне один. — Пофехтуем, Нугут, — кивнул я… Кстати, так я его и встретил — он приходил на айкидо — учиться фехтовать. Помню, приемы и т. п. интересовали его не особенно, и в конце концов, он стал ходить только на фехтование по пятницам, неизменно привязываясь ко мне. Так что, я его учитель. Четыре года учил его, балбеса рослого, сделав славу клану орков (куда меня, кстати, неоднократно пытались заманить, но я не поддался на уговоры). 289. Домой я вернулся со знатным синяком через все плечо и отбитым большим пальцем. Но вернулся радостный. Встреча со старым приятелем, этим по-орковски грубоватым Юджином-Нугутом, привела меня в чувство. Тоска и одиночество загрызли бы глупого Бальгара, если б Нугут не вытащил его сегодня из Логова на Поляну, под зеленый свод нашего леса… 290. Добро возвращается через твоих учеников… 291. Бывает, мы грустим. Бывает, нам не хватает чего-то. И этот недостающий компонент создает вакуум в душе. И боль. Это начинается с самого детства. С момента, когда родители не смогли тебе купить красивую, но слишком дорогую игрушку. И потом, когда жизнь предлагает тебе замену, на время или навсегда, ты ведешь себя, как несмышленый малыш. Плачешь, капризничаешь и даже не хочешь смотреть на то, что предлагают тебе. Малышу было все равно, что эта игрушка не хуже, а может, и лучше вожделенной ТОЙ; что родители выбирали ее с любовью и заботой, и что он обижает их, отказываясь, бросая подарок на пол и начиная плакать… Но, бывало, тебя, малыша, уговаривали принять подарок и посмотреть на него поближе. И тогда ты понимал, что к чему. И был благодарен. Да, Бальгар, ты недалеко ушел от того малыша… Ты не думай, что твоя трагедия больнее и горше — для него невозможность получить игрушку тоже была катастрофой… Ты тоже не умеешь ждать. И ценить то, что у тебя есть. Учись. 292. Я прочитал себе нотацию… И вообще, это был очень долгий и очень важный день. Если день прошел, и человек чему-нибудь научился и что-то понял, значит, день прошел не зря. 293. 21 июля 2003 г А Я НАЧАЛ ПИСАТЬ НОВЫЕ ХРОНИКИ!!! УРРРРРА!!! 294. *Хроники Великой Битвы ((глава первая)) —Начало Нугут толкнул дверь "Южной Таверны" и шагнул из сырой прохладной темноты в душное тепло, к тусклому свету и ласковому огню. Пока он шел, устало топая по каменному полу, по углам шептались: "Орк! Орк!" и кое-кто держал мечи наготове. Хозяин тоже его заметил и скривил отчаянно противную рожу, но, помня строгий завет светловолосого варяга, подкрепленный золотой монетой, сделал глубокий вдох и пошел к орку… Нугут сидел у окна, один за целым столом, потому что сесть рядом с орком не решился никто, и смотрел через грязное закопченное стекло на огромные южные звезды. "Мяса и пива," — коротко распорядился орк, чтобы хозяин и не утруждал себя вопросом… Тот кивнул и с уважением отметил про себя, что у орка чистый молодой голос, совсем как у обычного человеческого парня лет двадцати, да и говорит он, мало того что не срываясь не рык и сип, а с приятным северным акцентом. Замешкавшись от сиюминутного удивления, хозяин встретился с ним взглядом. Орк смотрел спокойно и устало, и глаза у него были на диво умные… Несколько смущенный своим открытием, хозяин заглянул на кухню и заказал странному гостю и хорошего мяса, и свежего пива, как человеку… Нугут тем временем поглядывал в окно, будто кого-то ждал, и пропускал мимо острых ушей всю ругань, которая неслась в его адрес с разных концов таверны. Когда принесли мясо и пиво, Нугут поблагодарил мальчугана-служку и бросил ему монетку… Потом еще раз глянул в окно, пожал плечами и принялся за еду… — Привет тебе, Нугут! — светловолосый варяг по-братски хлопнул орка по плечу (от удивления вся таверна разом перестала жевать) и уселся рядом. — Эй, хозяин! Мяса и пива! — И тебе привет, Бьёрн, — улыбнулся орк, блеснув острыми зубами. — Что у тебя за дело было к старине Нугуту? Ты же знаешь, у меня эти походы, драконы и прочая дребедень уже вот здесь сидит!.. — Да нет, Нугут… — Бьёрн опустил глаза… Подбежал служка и поставил на стол поднос с мясом и кружку пива. Бьёрн бросил ему монетку, как и Нугут недавно… Мальчуган просиял — у него был сегодня удачный день. — Тут такое дело… — Бьёрн задумался, не зная, с чего начать. — В общем, один мой знакомый толстосум хочет открыть школу. Для всех народов, будь то эльфы, люди, гномы, полурослики или орки… — И орки даже… — с безнадежностью в голосе произнес Нугут. — И орки! — радостно выпалил Бьёрн. — Ростор хоть и толстосум, а вумный парень… почти как ты… И вообще, он целый замок замыслил под школу отдать! Тут в чем дело теперь: учителя нужны. Которые будут учить всех одинаково, не глядя, кто какой расы… Повисла тягостная пауза. Нугут, закусив нижнюю губу, сосредоточенно изучал дно пивной кружки. — Ты мог бы преподавать фехтование, Нугут… И философию. Тебя ведь великий мудрец воспитывал… — Да. Я вырос среди людей. Теперь я не человек и не орк. Меня распяли меж двух миров и оставили умирать. Нугут насупился и замолк. — Мир несправедлив, — сказал Бьёрн. — В конце концов, нас всех создал один творец. Значит, мы все равны. А уж наши дети — тем более, ведь каждый ребенок — чистый лист… Я понял эту несправедливость, когда подружился с тобой, Нугут… Ты просто пойми теперь, что в твоих… в наших силах воспитать поколение, которое будет судить по тому, какая у кого душа, а не по тому, орк он или эльф… — Это будет непросто, — вздохнул Нугут. — На замок-школу ополчится весь мир. Это будет страшная, хотя, может, и бескровная война… — Мы победим, брат, — сказал Бьёрн. Слишком громко сказал… Брат… это слово пошло гулять по таверне… человек назвал орка братом… А в душе Нугута что-то сломалось, разлив кипяток по всем закоулкам… Давным-давно, когда он был совсем маленьким орчонком, люди напали на его деревню, перебили жителей и спалили ее до тла. Орчонка, лежащего на земле (он тогда и ходить-то еще не умел) человеческий воин просто хотел поймать на копье… Но провидец, который странствовал вместе с отрядом, остановил его и сказал: "Для великой битвы рожден он, и не тебе решать судьбу мира, а ему…" Он забрал орчонка с собой, а потом отдал на воспитание странствующему монаху. У малыша даже имени не было. В рунах на браслете, который нашли у него на руке, люди углядели начертания, похожие на знакомые им буквы, и прочли: "Нугут"… Нугут странствовал с монахом пятнадцать лет. Алленрос (северянин из страны длинных имен) учил его думать, и обращаться с мечом, и сражаться без него, конечно… Он все время повторял: "Ты рожден для великой битвы…" и готовил его к ней… Нугут ждал эту великую битву… С тех пор, как он познакомился с Бьёрном и с головой окунулся в жизнь воина-наемника, много было у него всяких битв… но Великая маячила призраком на горизонте, призраком, не более ясным, чем недостижимая мечта. И Нугут перестал верить. Он отошел от дел. Сейчас он мечтал только об одном: о вечном странствовании по миру, как его названный отец; да и, пожалуй, об ученике… Он уже собрал вещи и готов был отправиться в путь, когда почтовый голубь принес весточку от Бьёрна… Нугут не знал, что принесет эта встреча — просто хотел еще раз увидеть старого друга… Да… а тот сказал ему: "Брат" и позвал на Великую Битву… Да, Нугут, против всего мира ты еще не сражался никогда… Нугут сидел, опустив голову. Бьёрн терпеливо ждал и не мешал ему размышлять. К тому же, он уже заранее знал ответ… (21 июля 2003 г) 295. Сегодня на улице удивительный ураган, превращающий прохладную 20тиградусную погоду в холодрыгу. …Полез на антресоли за джинсовой курткой… 296. Мне было лет пять, когда отец начал читать мне ВК("Властелина Колец"). Надо сказать — это идеальная сказка. Потому что мир там черно-белый. Есть "плохие" и есть "хорошие" — и никакие мутные истины не смущают ребенка. Но потом я прочитал ВК сам. Когда мне было лет 10, наверно. И на протяжении всего чтения меня преследовало то же самое чувство, что и сейчас: мне (только не надо смеяться, ладно?) до смерти жалко всех "плохих" персонажей, особенно орков. За что их лишили всего? За что им не дано ни единого шанса, ни единой надежды, ни единой доброй черты, которая есть в каждом, даже самом испорченном разумном существе? За что?.. И, с другой стороны, "хорошие" все настолько хорошие, что кажутся неживыми… и потому не вызывают привязанности. Такие люди безупречны, как мрамор. А в мраморе одна беда: он впитывает чужое тепло и совсем не излучает своего… /// Алекс Лочер: "Если так интересна судьба "плохих" — попробуй почитать "Черную Книгу Арды" Ниенны (не к ночи будет помянута) или "Последнего Кольценосца" Еськова. Это как раз и есть тот самый "взгляд с другой стороны", тут как бы заметишь и душу и чувства у орков и т. д. Если оно тебе надо, конечно. Что касается Властелина — то это действительно черно-белая сказка, не претендующая на сложные моральные дилеммы. Хотя насчет абсолютной положительности все же ты не совсем прав — вспомни Боромира, например — хороший он или плохой? А Голлум? А добрейший и бескорыстнейший Сэм, которой этого Голлума мучил и по сути лишил возможности исправиться, доведя до предательства? Денетор (до того как сошел с ума, разумеется)? Если покопаться поглубже (а именно почитать кое-какие комментарии к Сильмариллиону), то выяснится, что светлейшая Галадриэль — тоже та еще дамочка, страшно одержимая властью — лишь последнее испытание, когда Фродо ей колечко предложил, ее на путь истинный наставило. С другой стороны, Орки тоже нарисованы не так уж однозначно — видны и их переживания и страх, и в общем иногда желания мира (вспомни разговор орков в Башне в начале третьего тома) Так что относительно персонажей — нет, не все так однозначно. Но вот понятия — да, они абсолютны. Есть Добро, есть Зло. Свет и Тьма. Хаос и Порядок. (ммм… это немного не из этой оперы) И они очень четко очерчены — есть некие символы, которые эти абсолютные понятия на себе выносят. Именно из-за этого все "продолжения" ВК да вариации на его тему у современных авторов не получаются. Пока автор не трогает эти символы — мир живет. Но стоит, например, врагам взять Минас-Тирит — и все, символ испорчен (несокрушимая Белая Крепость, которую не взяли даже в ВК, не может, просто не может быть захвачена врагами), и мир умирает. А вообще мне Симариллион больше ВК нравится — там, кстати, и положительных персонажей очень мало — и куча вот этих самых неоднозначностей". Nocky: "Ничего красивее и правильнее "Черной Книги Арды" не читала никогда. Но по смыслу — почти тот же ВК, только наизнанку: Тьма — Добро, Свет — Зло. Есть промежуточные персонажи, но они сами не знают, светлые они или темные. …до смерти жалко всех "плохих" персонажей, особенно орков. Мне орков из ВК тоже жалко, поэтому нравится (при всем языковом и сюжетном несовершенстве) версия Перумова "Кольцо Тьмы", в которой все — и эльфы, и орки, и люди — живут между Светом и Тьмой. У Перумова почти нет абсолютно положительных и отрицательных персонажей. И, с другой стороны, "хорошие" все настолько хорошие, что кажутся неживыми… потому не вызывают привязанности. А разве они хорошие? Должны быть, но… Они — светлые. Их "добро" не вызывает привязанности, потому что у них (за исключением людей) выбора не больше, чем у орков. Орки — плохие, эльфы — хорошие, по Толкиену они так были созданы, они не могут измениться". Алекс Лочер: "Nocky — на самом деле тут можно очень долго рассуждать, на старую тему — "что такое хорошо и что такое плохо". Определения, разумеется, дать невозможно, а значит надо вводить аксиоматику — вроде свет=добро, тьма=зло. Или наоборот. Или же вообще отказаться от таких понятий, предоставив читателю самому решать, кто хороший, кто плохой. Два подхода, применимых как в фэнтези, так и в создании миров для ролевых игр. Первый подход дает красоту и романтизм, которую не найдешь ни в одном мире, построенном не на абсолютных критериях — но и ту самую "дивноту" (пользуясь жаргоном ролевиков), от которой некоторые представители нашей молодежи начинают пускать сопли, называть себя эльфийскими именами и, покуривая травку, ощущать все ущербность нашего мира по сравнению с идеальным. Утопии всегда привлекали людей, да. И никуда от этого не денешься — всем порой хочется заглянуть хоть одним глазков в красивый, идеальный мир. Если при этом у человека хватает здравого смысла, чтобы понимать всю утопичность, ненастоящесть и искусственность этого мира, понять, что в реальном мире абсолютов быть не может — это хорошо, это означает, что человек способен мыслить самостоятельно, а не идти на поводу у мастера. Если же у человека жизненный кризис — что ж, возможно ему не хватит сил противостоять притягательности идеала — жаль, но не винить же творцов за это? Второй подход — оставить за читателем (или игроком в ролевках) выбор — что есть добро, а что зло — более сложный путь. Здесь будет гораздо меньше захватывающей красоты и романтики, но больше раздумий и размышлений. Но читатель сам как бы становится участникам действий — только от его оценки описываемых событий зависит тот эмоциональный настрой, которыми будут эти события сопровождаться. По таким правилам очень сложно писать книги — потому что если мнение читателя не совпадает со мнением автора, то начинается как бы конфликт — читатель ждет одного, а автор пишет о другом — то, что тебе кажется добром, автор считает злом — и наоборот. То же упомянутое тобой Кольцо Тьмы именно этим и страдает — герои, более или менее нейтральные в начале, в конце принимают сторону одной из враждующих сторон — и именно из-за этого у неплохой в общем-то книги столько врагов — очень многим хотелось бы, чтобы герои поступали иначе (про почитателей Абсолютизма я не говорю — им не понравилось просто потому, что в книжке использован их любимый черно-белый мир, но он стал совсем не черно-белым). Чем хороши ролевые игры — так это возможностью обратной связи — ты создаешь мир таким, чтобы игрокам было интересно в нем жить — критерии "добро" и "зло" так же не постулируются, но они динамичны и могут меняться согласно желаниям твоих игроков — ты ведешь их через свой мир, точно так же, как автор книги ведет читателей — через героев. Но у игроков есть шанс менять этот мир, а у читателей нет. Гм. Что-то я разболтался — видать задели одну из моих любимых тем:) А на эту тему можно дооолго говорить;)" Nocky: "Что-то я разболтался — видать задели одну из моих любимых тем И моих тоже. Насчет утопии. Разве черно-белый мир идеален? Я не хотела бы в таком жить. Уж лучше серый реал со всеми его радужными возможностями. Я отношусь к тем, кто сам для себя решает, что — добро, а что — зло. Если вообще решает. Потому что, а точно ли нужно клеить ярлыки? Я даже для себя не всегда могу определить, что хорошо, а что плохо. Насчет ролевых игр. Никогда не участвовала и тем более не писала. Так что поверю тебе на слово". Алекс Лочер: "и это правильно:) Но не все так рассуждают, к сожалению. Толкиенутыми не от хорошей жизни становятся. И тем, кому от жизни достается по полной (либо из-за собственного раздолбайства, либо из-за невероятного невезения в купе с плохой кармой) — им хочется простоты — чтобы не надо было ничего решать. Они живут в вымышленном мире (будь то средиземье или еще что), а потом начинают абсолютные критерии переносить на наш мир. Они в нем, разумеется, не работают. В нашем мире ведь нет плохих и хороших, а уж светлых и темных — тем более. И начинаются конфликты. Кончается это самоубийствами и психушками — и очень печально, если среди таких людей оказываются те, кого ты раньше называл друзьями. Есть правда и те, кто находят в себе силы вырваться из этого мирка, но их, увы, немного. Ниенна, кстати, одна из таких немногих". Nocky: "Если бы несколько лет назад мне повезло чуть-чуть больше… или чуть-чуть меньше… я могла бы быть частью черно-белого мира. Доброй темной частью.:) Иногда мне до сих пор хочется, чтобы все сводилось к простоте абсолютных добра и зла. В реальном мире. Но, ты прав, — здесь это не работает. Кончается это самоубийствами и психушками — и очень печально, если среди таких людей оказываются те, кого ты раньше называл друзьями. Сочувствую, если ты говоришь о собственном опыте. Могу понять. Есть правда и те, кто находят в себе силы вырваться из этого мирка, но их, увы, немного. Снова согласна. И относится это не только к толкиенизму. К любой идее, доведенной до фанатизма, до наркотической зависимости. Вырываются либо те, для кого мир не стал своим, а остался лишь красивой сказкой, либо те, для кого реал вдруг становится важнее. Любовь там и тому подобная чушь, которая своим появлением в человеческой жизни делает все остальное совершенно неважным". Nocky: "Бальгар Ничего, что мы тут у тебя..? А то мы можем куда-нибудь перебраться". Бальгар: "Вах! Никогда не видел столько комментов сразу!!! Вы продолжайте, если есть желание…:-) Вот я тему задел! Не ожидал, чесслово… Думал, все просто весело посмеются, что я орков жалею, а вот надо ж!:-)" Nocky: "Думал, все просто весело посмеются, что я орков жалею, а вот надо ж!:-) Посмеются?! Над тем, что ты жалеешь орков?! Не говори так больше. Нельзя смеяться над жалостью. Само слово "жалость" мне кажется унизительным. По отношению к тому, кого жалеют. Хотя в данном контексте оно, конечно, приемлемо, да и, наверное, является вообще единственным правильно отражающим суть твоего отношения к оркам (моего — точно). Толкиенские орки заслуживают именно жалости и, может быть, немного снисхождения и милосердия. В прочем, в любой другой ситуации я предпочитаю сочувствовать, а не жалеть. Вы продолжайте, если есть желание…:-) Желание-то есть, главное, чтобы мысли были. А за разрешение — спасибо". /// 297. На тренировке встретил Джулай. Ни слова упрека не сказал. И не хотелось. Я могу на нее обижаться и злиться, только пока ее не вижу… 298. 22 июля 2003 г "Два мира"… выставка Ингара и Джулай… на замирские легенды… я чуть прямо на месте не разревелся, так меня это тронуло… все… не могу больше сегодня ничего писать… аааааааа… 299. 23 июля 2003 г Мысль с утра: эти новые Хроники — гораздо более крепкий орешек, чем вся канитель с Небесной Цитаделью. Ну и задачку ты задал мне, старина Юджин(простите, Нугут)! Задал, сам того не знаючи… Теперь мне придется проломить в Замирье совершенно новое окно. Я уж понял, что "лоскутным одеялом" на этот раз не отделаюсь. Придется писать повесть… После нежданно свалившихся с неба на голову(по милости Магалин) стихов меня это уже не удивит… 300. Продолжение мысли за завтраком: да, век живи, век учись, а все равно дураком помрешь. Дурак ты и есть, Бальгарище… такую трагедию развел, такую жертву из себя вообразил… а тебе устроили экскурсию в твое же Замирье! Даже два: одно в мире Ингара, другое — в мире Джулай. Воистину, громадные плотины рушатся в единый день. И самолеты не разваливаются по кусочкам, а падают сразу и с большим шумом. Вот и собирай теперь мусор по всей душе. Напридумывал больно много всего… настолько много, что это все помешало видеть и чувствовать ту, которая любит… 301. А вот это я писал всю ночь. Опомнился, когда было пять утра… *Хроники Великой Битвы ((глава вторая)) —Странствие через Норенайн Нугут и Бьёрн покинули город на рассвете. Сначала они шли молча, по гулким, проросшим одуванчиками плитам, ведя коней в поводу. Город, заспанный, залитый рыжим светом, накрытый по-утреннему розовыми облаками, спал тоже. Было тихо, самое время поразмышлять. Нугут размышлял. В такие моменты взгляд у него становился глубоким, как омут, а лицо — печальным… Бьёрн видел такие лица у седовласых мудрецов, которые говорят, что знание всегда несет печаль. И он слишком хорошо знал Нугута, чтобы сейчас хлопнуть его по плечу и весело сказать: "Ты чего весь скис, приятель?.." и все в таком духе… Бьёрн знал. И понимал все прекрасно, поэтому оставил друга наедине с его мыслями. Сам он был не мыслитель. Скорее, мечтатель. И оптимист, который, сорвавшись со скалы, не скажет "Падаю…", а прокричит радостно "Лечу!!!" Таков был Бьёрн… За воротами молчание само собой кончилось. Орк и человек лихо вскочили на коней и пустили их рысью… Настало время веселой болтовни и вспоминания старых добрых времен, когда Нугуту было 16, а Бьёрну 15 и они отправились в первый свой поход прямиком с острова Ильсеной. Вспоминалось только веселое. Наверное, потому, что замечательное утро и цветущий мир за пределами города располагали к веселой болтовне. Норенайн — вообще очень красивое место. Он защищен горами от всех холодных ветров и обласкан южным солнцем. Ему не хватает только моря. Хотя полно замечательных теплых речек, и озер не счесть. Холодных, соленых, истинно Норенайнских озер. Ни за что не верится, что когда-то это был краешек Земель Горестей… Ну что ж, Великая Битва был еще только в мыслях, только маячила на горизонте, такая издали маленькая и совсем не страшная. А двоим воинам предстояло две недели пути к горам Сон-Миленар, где и располагалась та самая Горная Цитадель. Никаких приключений не предвиделось — в таком-то тихом и ласковом краю, как Норенайн! Хотя этот человек и этот орк, особенно когда они вместе, найдут приключений где угодно… …Ну, по крайней мере, шесть дней и пять ночей уже прошло спокойно… …Темнеет в южных краях стремительно. Бьерн начал разводить огонь еще при свете дня, а занявшееся пламя уже разгоняло мрак. Ну в Норенайне даже мрак был ласковый. Удивительный край! Нугут погрел над огнем руки, потом почему-то отошел от костра и сел на траву, прислонившись к дереву… Норенайнский дуб… кора у него белая и полосатая, как у березы… Бьёрн подошел и набросил одеяло другу на плечи. — Что с тобой, Нугут? Ты сам не свой последние два дня. — Предчувствие, Бьёрн… — туманно ответил орк. — Завтра все выяснится, думаю… Не любил Бьёрн нугутовских предчувствий. Просто слишком хорошо знал, что после них обязательно что-нибудь случается. У него с самого утра на душе кошки скребли по этому поводу. Глядел по сторонам да то и дело проверял, хорошо ли выходит меч из ножен… Дорога была пустой, день — тихим, а вечер — стремительным, как обычно. Нугут весь день напряженно молчал. — Там дом, — сообщил он под вечер. — Дом? Где? Не вижу ничего! — Бьёрн щурился и приглядывался, но взор застилала стена бархатного южного мрака. — Зато я вижу. Я же орк, — Нугут довольно улыбнулся и пустил коня вскачь… Дом был темный. Двор заброшенный. Ни огонька в окне, ни тепла, ни запаха дыма, ни признаков жизни… Нугут спешился. Бьёрн тоже, хотя он отчаянно не любил заброшенных домов. Впрочем, не такой уж и заброшенный был дом: стоило Нугуту распахнуть дверь, ненароком сорвав хлипкий засов, как кто-то стремительно рванул вверх по лестнице и хлопнул крышкой чердака. Бьёрн постучал в нее рукоятью меча и попытался дозваться беглеца на всех известных ему языках. Даже завернул по-орочьи "Мы пришли с миром", хотя на этом языке и такая фраза звучала не лучше, чем "Я тебя съем"… — Хозяин сегодня не спустится, — странным тоном заметил Нугут. — Подождем до утра. Вздремнем здесь. Бьёрн его понял… До самого утра они с Нугутом старательно изображали, что спят. На рассвете затворник решил спуститься с чердака и прокрасться к двери, и был, конечно, пойман Нугутом на месте. Неизвестное существо еще пыталось вырываться, потом затихло (Нугут держал мягко, но крепко), и раздался самый обычный детский плач… Бьёрн сразу сник… Когда он видел детские слезы, у него опускались руки и начинали трястись поджилки — и вообще, он отчаянно не знал, что тут можно сделать… Нугут же, наоборот… Он уже угостил ребенка сладкой лепешкой и гладил по голове, напевая какую-то мурлыкающую ерунду… — Это эльфийская девчонка, — сказал Бьёрн упавшим голосом. Он все никак не мог совладать с трясущимися поджилками… — Что она здесь делает, в доме заброшенном? Зачем ее здесь оставили? — Затем, что она волк, — сурово сказал Нугут. — Не понял… — Она оборотень. Если не чуешь, то вот, смотри. Он приставил ей ко лбу свою ручищу козырьком, закрыв робкие рассветные лучи… В искусственной тени глаза девочки блеснули красным. Таков рассвет, когда отражается в городских окнах… Бьёрну стало, мягко говоря, не по себе, а Нугут все так же спокойно сидел и гладил девочку по волосам. — Эльф-оборотень — редкое явление, — заметил Нугут с чисто научным интересом… — Ладно… — развел руками Бьёрн. — Что делать будем?.. — он встретился взглядом с Нугутом… — О, нет!.. Только не говори, что мы возьмем маленького вервольфа с собой!.. …Лошади, конечно, взбунтовались, но Нугут своего коня быстро успокоил: "Ну, старина Лад, орка же ты сносишь как-то, и эльфа потерпишь, пусть и воняет от него волком…" Так и поехали потихоньку. Девочка что-то лопотала по-своему; то и дело дергала Нугута за рукав, чтобы он тоже посмотрел, какая мир прекрасная штука… Нугут тем временем перебирал все известные ему женские имена. Пробежался по эльфийским, пропустил орочьи(потому что родной язык вообще недолюбливал за неблагозвучие) и приступил к северянским… — Велена… Илара… Орлона… Нарина… Девочка обернулась. Ей, видимо, понравилось имя. — Нарина… — довольно улыбнулся Нугут и, похлопав себя по груди, представился: — Нугут, — потом, показав пальцем на Бьёрна, сказал "Бьёрн", что вызвало бурю эмоций… Нарине вообще, похоже, жутко понравился Бьёрн. На привале она все время крутилась возле него и пыталась затеять веселую потасовку… особенно когда обнаружила, что великий воин щекотки боится… — Нугут! — взмолился Бьёрн… — Нарина, ужинать идем, — позвал Нугут и показал ей лепешку и горстку сушеных фруктов… — …Ох, ты у нее мамочка, а я, похоже, товарищ для игр, — устало пошутил Бьёрн, поглядывая на спящую девочку, которая клубочком свернулась под одеялом… Потом совсем уже другим тоном: — Она нас не загрызет ночью, а? — Нет. Подожди до полнолуния, — на полном серьезе ответил Нугут. — Может, и не бросал ее никто… Может, сама всех загрызла? — Вряд ли… Она еще волчонок. Хотя, если попробовала человечьей крови, отучить будет трудно… У Бьёрна мурашки побежали по спине. — Нугут… — Не волнуйся, ладно? Оставь это мне. Как-то мы с отцом останавливались в одной деревушке на год. Так я учился у местного знахаря. Он как раз пытался лечить одну девочку-оборотня… — И получалось? — усомнился Бьёрн. — Это не лечится, — ответил Нугут. — Но кое-что можно сделать… В ожидание полнолуния весь день провели на одном месте, никуда не поехали. Здесь было хорошо, конечно. Ласковый молодой лес под боком, болтливый ручей… над головой — ясное синее небо… Благодать! Просто лежи, загорай и ничего не делай… Чем и занялся Бьёрн. А Нугут с утра намесил мыла: жир с золой и травами; отмытую Нарину Бьёрн еле узнал. Нугут еще и волосы ей подстриг короче некуда — расчесать-то их было уже нереально… И теперь сияющее эльфийское дитя бегало по поляне в белой рубахе (из запасов Бьёрна), как в платье. Эльфийские ребятишки — удивительно красивые создания. Они словно светятся изнутри… Хотя можешь всю жизнь прожить среди эльфов и их не увидеть. Эльфы живут долго. Потому много детей им и ни к чему, вроде как… Остается только ломать голову над загадкой, как здесь оказалась такая редкость. Вдвойне редкость — потому что оборотень… Бьёрн продолжил бездельничать под ласковым солнышком, краем глаза приглядывая за Нариной, а Нугут надолго ушел в лес и вернулся к полудню с охапкой цветущих трав… — С возвращением ботаник! — приветствовал его Бьёрн… Да, замечательное место Норенайн… и этот его уголок — особенно… Но к ночи становилось все тревожней. Нервничал даже Нугут, хотя виду старался не показывать. Но слишком уж сосредоточенно варил он тишь-траву в котелке… Подошел Бьёрн с девочкой на руках. — У нее жар… — сказал он. — Началось, — констатировал Нугут, снимая котелок с огня. — А темнеет здесь быстро — можем и не успеть… Нугут поставил котелок на траву и стал осторожно поить Нарину чаем из ложки… — Чай из тишь-травы успокаивает, — шептал Нугут. — Сейчас надо ее успокоить и отвлечь от зова Луны, тогда никакого превращения не произойдет… Спой чего-нибудь Бьёрн. Тихое что-нибудь, спокойное… Милую девушку в мантии длинной, Как волну морскую, я зову Мариной. Гостем пришел я, незваным, непрошенным; Но все это было, все это прожито. Годы проносятся. Годы эльфийские. Длинные, длинные так, что немыслимо, Что этот воин стоял пред тобой, Склонившись в поклоне пред девой-волной. Милую девушку в мантии длинной Звал и зову я, как раньше, Мариной. Только в дали одинокого дня Я и не верю, что рядом был я. — Сказание о Бальгаре… — мечтательно улыбнулся Нугут. — Продолжай… Так они и просидели всю ночь и оба свалились спать с первым лучом рассвета. Впрочем, Нарина, немножко бледная, но хорошо выспавшаяся, долго спать им не позволила: ей хотелось есть и играть, причем немедленно!.. Восьмой день с самого утра грохотал громовым молотом по небу и поливал дождем добрую часть Норенайна. Ехать в такую мокрую погоду никому не улыбалось, а спешить было некуда, поэтому Нугут, Бьёрн и Нарина единодушно решили просто переждать дождь под кронами Норенайнский полосатых дубов… Делать все равно было нечего, поэтому двое вояк решили пофехтовать на свежем воздухе. Они с радостью сняли промокшие рубахи, показав свету и ветру неисчислимое количество шрамов. А Нугут теперь казался еще больше, чем раньше. Что и говорить, чистокровный орк ведь. Бьёрн рядом с ним выглядел мальчишкой… Под любопытным взглядом Нарины воины поклонились друг другу и начали "бой". Но это было скорее похоже на игру, осторожную и веселую, или странный танец… Нугут и Бьёрн смеялись и закручивали иногда не совсем боевые финты — вроде бросков с отбором меча или намеченных ударов рукоятью по носу… На Нарину все это произвело неизгладимое впечатление. Она долго махала найденной на поляне палкой, а потом подошла к Нугуту и жалобно, но совершенно правильно произнесла: "Я хочу меч"… Орк без лишних слов померил длину ее руки, сходил срубил молодое деревце и вырезал маленький деревянный меч, снабдив его парой ученических рун. Девчонка была на седьмом небе от счастья. — Ты что, собираешься учить ее фехтовать? — усомнился Бьёрн. — Я бы не стал… Ты уж извини, но женщины редко бывают хорошими воинами. Тем более, эльфийские. — А орки редко бывают умными, — пожал плечами Нугут. Бьёрн прикусил язык и ощутил весьма болезненный укол совести… — Даже если она не станет воином… Меч учит сдержанности, милосердию и воспитывает силу духа. Это каждому нужно. А уж тому, кому на роду написано всю жизнь бороться со своей волчьей сущностью — тем более… — Ты прав. Как всегда прав, — вздохнул Бьёрн и устремил взгляд на поляну, где, забыв обо всем на свете, Нарина играла в воина… Путь обещал быть долгим… Теперь каждое утро и вечер Нугут занимал под фехтование. Смотреть на угловатые и неуклюжие попытки Нарины фехтовать было смешно, но Нугут был серьезнее каменной скалы в хмурый день. Названный отец очень хорошо объяснил ему, когда нельзя, смеяться, чтобы не уничтожить вспыхнувший огонек — желание учиться, а когда — можно и нужно, чтобы не позволить прорасти зерну гордыни… Возможно, поэтому он и не подпускал к тренировкам Бьёрна. Тому только и оставалось, что валяться на траве в сторонке да посмеиваться в рукав. Да… путь обещал быть долгим… Возможно, Нугут увидел в брошенной эльфийской девочке отражение себя, раз так пекся о ней… Возможно, просто сбылась его давняя мечта об ученике… Бьёрн помнил страшнейший нугутов депрессняк по этому поводу. "Да кто же пойдет в ученики к орку?.." Депрессняки — вообще очень свойственная Нугуту штука и, пожалуй, самое слабое его место. И самый существенный недостаток по жизни. Даже оптимизм Бьёрна порой расшибался о скалы таких настроений… …Как бы там ни было, горы Сон-Миленар приближались потихоньку, надвигаясь серыми громадами, бросающими тени на прекрасный Норенайн… И Бьёрн, и Нугут чувствовали, что в мире сейчас происходит что-то особенное. И все это затишье, и вся эта норенайнская благодать — всего лишь передышка перед настоящими событиями. (23 июля 2003 г) 302. 24 июля 2003 г —Судный день — воскресенье или Марс и Эльфы… — >пятница Марта и Рональд расстались, как обычно, обнявшись на прощание. Они славно прогулялись после танцев и разошлись по домам. В рыжий летний вечер Марта шлепала босоножками по пыльному асфальту, и на душе у нее было странно. Давно ушел автобус, который привез ее почти к самому дому, а Рональд, наверно, уже сидел в кресле перед теликом и пил чай… Марта зажмурилась… как бы ей хотелось узнать, что делает сейчас Рональд! Да, мы так часто хотим заглянуть за завесу чужой тайны… …Выходные, или хотя бы один выходной Марта и Рональд каждую неделю проводили вместе, особенно летом, когда на мартин законный отдых не зарилась никакая учеба. А если еще Рон брал отпуск, они просто ехали куда-нибудь вместе, на неделю или две… А это воскресенье Рон решил провести с друзьями… "Я люблю его. Я хочу, чтобы он был со мной, — думала Марта, шагая все медленнее и медленнее. — И вообще, мне много чего может нравиться или нет, но я не имею никакого права лишать его друзей и отнимать у него то, что приносит ему радость. Я не заменю Рональду целого мира, да и не хочу пытаться… Я все понимаю. Пусть. Пусть едет на шашлыки с друзьями. Меня он не звал, а проситься, думаю, не стоит. Да и субботу, пожалуй, оставлю ему. Пусть спокойно хлопочет о мясе для шашлыков, о машине и вещах…" После такого разговора с собой грустное ожидание одиноких выходных испарилось; но на душе все равно было странно… — >суббота Рональд бегал по магазинам и ждал завтрашнего дня. О Марте он даже не думал. Наверное, совсем замотался просто… Вечером, уставший, он сидел в кресле перед немым телевизором — слушать не хотелось — и дремал… Зазвонил телефон. Пронзительно, резко. Разрезая дремоту, как ржавый нож… Рональд взял трубку и зевнул: — Алло… — Рон! Это я! — голос у Марты был такой взволнованный, что остатки сна как ветром сдуло. — Послушай! Не надо никуда ездить завтра! Это не предчувствие! Я точно знаю, что случится. Если ты поедешь, ты умрешь. Прошу тебя, придумай любую причину, но останься! — Марта, погоди, что случилось… — Рональд, я потом все объясню! Сейчас просто послушай меня и сделай, как я говорю! Завтра в девять приходи на площадь к нашему маленькому фонтану. Это твой единственный шанс остаться в живых! — Да что… — Рон, пойми, это вопрос жизни и смерти. Ты придешь?! — Ну ладно… приду… — Хорошо, — Марта вздохнула с облегчением. — Завтра в девять. Лучше — без пятнадцати девять, иначе ты можешь не успеть!.. — >воскресенье Рональд поднялся по будильнику и поплелся в ванную бриться. Он был зол, но делать наперекор не собирался. Слишком тревожный был у Марты голос, и от ее тайны веяло страхом. Рон уже голову сломал, пытаясь предположить, что случилось… Он побрился; чтоб окончательно проснуться, подержал голову под краном с ледяной водой и выпил чашку кофе. Есть не хотелось — организм таким образом возмущался против столь раннего подъема в воскресенье и отмены (или еще нет? Рональд не успел никому позвонить) шашлыков… Дочапав в мрачном настроении до остановки, Рональд сел в трамвай… Утро Марты началось еще раньше. Она спала беспокойно и просыпалась через каждый час, боясь не услышать будильника и проспать… Сквозь тяжесть в голове и путаницу мыслей она умудрилась заметить, какое красивое сегодня утро, в котором столько тепла, ласки, нежности… Она выпила кофе, съела шоколадку… все было таким вкусным. А мир вокруг — таким тихим!.. Но настенные часы безжалостно отсчитывали время. Пора… Марта посмотрела на спящих родителей, улыбнулась им, потом вышла из квартиры и закрыла дверь… Погладила бездомную кошку, спящую на пороге… Нет, нельзя медлить, нельзя! За 19 лет не насмотрелась на все красивое, так разве в последний час насмотришься?.. …На остановке Марта догнала автобус… Рональд опоздал на 10 минут. Трамвай подвел… Марта, бледная и заплаканная, схватила его за руку и потащила за собой. Сначала она просто быстро шла, потом побежала. Рональд решительно ничего не понимал, но бежал послушно. Все-таки тревога пробиралась в его сердце, как бы он от нее ни отмахивался… За очередным поворотом стоял новенький длинный автобус, настолько новенький, будто только что сошел с конвейера. Из окон высовывались люди, махали бегущим руками и кричали: "Быстрей, быстрей!" Марта и Рональд взлетели по ступенькам — и автобус тот час же ринулся с места… …Позади уже давно остался город, за окном проносились поля и маленькие домишки, а Марта, бледная, как мел, сидела неподвижно и крепко сжимала руку Рональда, словно боялась, что он куда-нибудь исчезнет… За окном в небе пронесся какой-то шумный самолет, а через минуту что-то бумкнуло, и над городом медленно и жутко вырос атомный гриб… Марта положила голову на плечо Рональда… Ей бы очень хотелось заплакать, но почему-то слез не было… — Ты знала… — упавшим голосом произнес Рональд. — Почему ты не сказала мне все… я бы спас маму, отца… да вообще… — Рон, думаешь, мне не хотелось спасти родителей? — спросила Марта. — Друзей? Весь мир? Но мне позволено было взять только одного человека… Из всего мира я выбрала тебя… Здесь каждый взял только одного — того, кто дороже всех на свете… Рональд оглянулся. Люди сидели рядом, по двое. Почти все — обнявшись. В основном, молодые парни и девушки. Хотя была одна очень милая престарелая пара и пара ребятишек… и… пара молодых мужчин… — Знаешь… — Марта посмотрела Рональду в глаза. — Как-то мама сказала мне: "Однажды в твоей жизни появится человек, которого ты будешь любить гораздо больше, чем нас с папой…" Я ей не верила тогда… — и замолчала, закрыв глаза… Здесь теперь все молчали. Рональд тоже. Так прошло несколько часов тишины. У всех было тяжело на душе. Все думали о тех, кто остался там. О тех, кого они предали ради своего единственного любимого человека… И о том, каким был бы этот день, если бы никто не устраивал сегодня Страшного Суда… Уже к вечеру Рональд осторожно пошевелил плечом, на котором дремала Марта и спросил: — А куда нас везут? — К озеру. Там на воде нас ждут самолеты, — бормотала Марта в полусне. — Сегодня много самолетов поднимется в небо. Со всего мира они, как птички, слетятся к космодрому, где нас будут ждать ракеты… — Куда они полетят? — На Марс… Мне говорили, там живут эльфы… Марта уснула, и Рон больше не стал ее будить. Он сидел и со светлой грустью в душе думал о будущем. О себе, о ней. А еще, конечно, о Марсе и эльфах… Высокие… стройные… прекрасные… Кажется, он тоже уснул, убаюканный мягким автобусом… Страшное прошлое отпустило его и не мучило больше. Он видел сны… (24 июля 2003 г) 303. А мне, похоже, суждено писать рассказы темной ночью… и не уснешь ведь, пока не запишешь… Первый раз замечаю, чтоб Замирье вот так ломилось в наш мир, не желая даже подождать до утра!.. 304. Позвонила Джулай, долго и радостно рассказывала об успехах выставки. У художников свои заморочки; я много чего не понял, но остался доволен:-) Потом мы отправились гулять. Как в старые добрые времена. Пошли на мост, смотрели, как он плывет по воде. А он плывет, если поглядеть в низ, на воду. Плывет, и становится жутко… Мы говорили о мостах. Плывущие мосты. "Повод для новой легенды!" — сказала Джулай. Я подумал, что да, наверное… Меня тут еще недавно озадачили продолжением "Сказания о Бальгаре"… да не стихоплет я же… и ритм хромает на обе ноги, и рифмы спотыкаются… стихи должны быть — как руны: ничего лишнего… а у меня какая-то бесконечная вязь… А тут мосты… плавучие… Хотя, и это вряд ли. Никогда легенд на заказ не писал. Они же приходят сами. Незванно-непрошенно. …Долго сидели на скамеечке в парке. Благодать! Люблю лето. А еще я подумал, что я счастливый, и что у меня все есть. А ведь это так. Я не один — вот что важнее всего. Я нужен. Не просто нужен — я любим… И есть, по крайней мере, трое, из-за которых мир стоит того, чтобы в нем жить. Это Юля, Сольвейг и Сашка… Вообще, что запрещает нам уйти? Ведь есть какие-то невидимые ниточки, которые нас держат. Наверное, люди, которых любишь. Так просто уйти, когда у тебя никого нет… А так — сразу представляешь, что сделаешь им больно и остаешься, как бы там ни было. Это поначалу. А потом просто влюбляешься в жизнь. Она вдруг становится тебе нужна. Потому что ты кому-то нужен. Это важно. 305. Я читал ВК, и фраза "зимнее солнце" вспыхнула так ярко, что мне открылось Замирье… Я увидел бескрайнюю равнину, залитую зимним светом. Там по снегу среди руин шли двое. Я видел их сначала как будто свысока, словно я орел, а потом посмотрел на мир глазами одного из них… Это все заняло не более секунды, но эта секунда вместила целый рассказ. Писал я его, конечно, несравненно дольше, чем видел… 306. *Хроники Великой Битвы ((глава третья)) —Эльфийские сны Тусклое зимнее солнце не беспокоило зорких орочьих глаз, и Нугут мог спокойно смотреть по сторонам, не щурясь и не закрываясь ладонью. Засыпанная снегом долина, усеянная раскрошенными булыжниками величиной с дом, была не очень-то радостным зрелищем, конечно… Меховые сапоги тонули в снегу, выдавая тяжелый шаг. Нугуту было девять лет, а он уже догнал по росту и силе своего названного отца… А тот был всего лишь человеком. Люди — странные существа. Они — золотая середина. В них нет божественной красоты, мудрости и долголетия эльфов; а в силе их запросто превзойдут орки и гномы… Но в целом они крепкий и симпатичный народ, подаривший миру немало великих магов, ученых и воинов… …Нугут и Алленрос говорили о волках… — …твой народ водил дружбу с волками, — рассказывал Аллен. — Ты должен помнить об этом. Да, ты не рос среди орков, не слушал их песен, не ходил с ними ни в походы, ни на охоту; ты жил человечьей жизнью, поэтому ты больше человек. Но все равно: волки будут слушать тебя. Потому что есть что-то общее в вашей крови. Я не могу объяснить тебе этого, ведь я не орк… тут между нами пропасть… "Пропасть," — мысленно повторил Нугут, почувствовав всю горечь этого слова, и посмотрел на отца. Он был молод еще тогда, только седина чуть тронула виски, но в глазах уже чернел такой глубокий омут, что впору утонуть… Алленрос улыбнулся и обнял названного сына… …Нугут уже проснулся, но это ощущение тепла, греющего душу, ощущение, что тебя любят и ты нужен, осталось… Прошлое так часто возвращалось к нему во снах!.. А отец еще шутил, что только старые эльфы видят сны о прошлом, значит Нугут видит эльфийские сны… …Было темно. Костер давно погас, но угли еще мерцали во тьме… Слышно было, как что-то бормочет во сне Бьёрн… Ночь веяла необычной для теплого Норенайна зябкой прохладой. Горы близко… Нугут услышал легкие шажки. Подошла заспанная Нарина, волоча по траве одеяло. — Нугут, — сказала она жалобно. — Сон. Страшный. — Идем ко мне, — сказал Нугут. Нарина легла рядом и свернулась калачиком в гнездышке из одеяла. — Спой, — вдруг попросила она. — Про Марину. Дальше. "Сказание о Бальгаре"… Алленрос его тоже очень любил… Нугут обнял девочку и запел тихонько, но в самый раз для чутких эльфийских и орочьих ушей: Я записал свои сны и сказания, Будто легенды или предания, Ей их отдал, заглянув по пути, Так было легче простить и уйти. Падали звезды в ладони горячие… Творец опечален — творения прячутся, Чтобы мой взгляд не прошелся по ним, Не заключил бы в свой горестный мир. Болью писал, а совсем не чернилами; Да, я создал ее, добрую, милую, Просто придумал я образ мечтательный, Словно эльфийский — далекий, сиятельный. Просто не видел за девой-волной Той настоящей Марины живой… Вот и прогнал я всех призраков, образов, Сел одинокий под яркими звездами… Крепко задумался, глядя во тьму, Как в Небесах одиноко Ему… …Нарина спала… Нугут закрыл глаза и подумал о своем "эльфийском" сне. Почему-то ему казалось, что это очень важно… (24 июля 2003 г) 307. Вах, какую прелесть я нашел в час ночи в дебрях инета! Улыбался сходству. :-) Надо Джулай дать почитать:-))) "Про мужчин: Дело в том, что у них — теплые ладошки, а у нас — холодные пальцы. Они сильные и могут поднять нас. Однажды они обязательно поймут (хотя бы на минуту), что лучше нас — нет. У них есть принципы. Иногда они моют посуду. Они нас выше и могут достать книжку с верхней полки. Они отдают нам свои самые клевые майки. Когда они говорят: "Я тебя люблю", кажется, что ты есть. Они умеют инсталлировать Windows. Они знают и даже могут объяснить, что когда человек один, он — человек. Они прощают нам наш феминизм, хотя мы, заметь, им вообще ничего не прощаем. Они целуют нас в лоб, когда не могут остаться. Они думают, что есть вещи, которые мы никогда не поймем, и только поэтому мы все понимаем. Они кладут руки нам на коленки. Они с маниакальной настойчивостью желают платить за наш кофе, хотя и сами уже давно не понимают, почему. У них из глаз текут слезы, когда дует сильный ветер. Они ходят в магазин, когда идет дождь. Они хотят иметь наши фотографии. Они помнят о нас совсем не то, что мы — о себе. Они не видят причин для нашей диеты. Они молчат, когда мы говорим глупости. Хотя, когда мы говорим что-нибудь умное, они тоже молчат. Они лучше нас знают: может быть, через сто лет, может, с каких-то других планет, но они позвонят. Они пойдут на войну, если будет война. Они не замечают испорченный макияж. Они делают вид, что их не достал праздник 8 марта. Они хотят изменить нашу жизнь. В магазине последние деньги потратят на шоколад. Они никогда не научатся расстегивать лифчики. Их раздражает, если мы не носим лифчик, но не раздражает, если его не носят чужие женщины. Они думают не только о любви. Они любят своих мам гораздо сильнее, чем мы — своих пап. В глубине души они умеют пришивать пуговицы. Они не отличают Allways от Kotex. Они запросто могут признаться себе в том, что цель у них в жизни одна — спать с нами. Они вытаскивают нас из чужих гостей, увозят домой и накрывают одеялом. Они просто иногда накрывают нас одеялом. Они любят наши голоса. Им неважно, что мы говорим. Они не всегда провожают нас в аэропорт, но всегда встречают. Они покупают нам сигареты и платья. Они думают, что наши сумки бывают тяжелыми, только когда они рядом. Они не хотят быть похожими на нас, а мы на них — хотим. Они смотрят, когда мы говорим: "Посмотри". Они молчат, когда мы кричим. Когда они уходят, мы остаемся. Когда мы думаем о нашей прошлой жизни, мы думаем о них. Их можно посчитать. Они умеют драться. Кассеты и компакт-диски у них всегда совпадают с коробками. Они считают быстрее нас. Они дают свои фамилии нашим детям. Они делают вещи, которыми мы гордимся. Они ездят с нами отдыхать. Они смешные…" 308. 25 июля 2003 г Сон всю ночь не шел. Такой бодрячок я в последний раз был только с Марининого "Золотого Корня". Всю ночь читал ВК, и, как только перевернул последнюю страницу, заметил, что за окном уже вовсю начинался рассвет. 309. Я читал про людей, которые вообще не спят. От природы ли так им положено, или это какой-то биологический сбой, но сон им не нужен. Я думал об этом все утро под розовым рассветом. Думал, что, может быть, нам вообще и не нужны сны. Может, мы просто привыкли к ним, как к наркотикам, и не мыслим без них жизни? Я не спал ночь и пока чувствую себя хорошо. Посмотрим, конечно, что днем будет… 310. Возможно, в моей голове и в моем сердце просто не осталось в эту ночь места снам, ни слепым, ни красочным. Слишком много было мыслей, слишком много сомнений. Но к утру мысли дозрели, а сомнения улеглись. Я почувствовал себя так, будто стал старше; будто что-то во мне поменялось… Возможно, я просто навел в своем внутреннем мире порядок и разложил все по полочкам… Периоды волнения и покоя — мне это свойственно. Тогда, если все так, то это временное затишье, когда я не гоняю собственных фантомов и не строю проблем на пустом месте. И уж из него-то((спокойствия)) я проблему делать не намерен!:-) Я намерен отдыхать! 311. *Хроники Великой Битвы ((глава четвертая)) —Поющие голоса Бьёрн проснулся ранним утром, успев на окончание рассвета. Он продрог и вымок в утренней росе, поэтому пробуждение было не самым приятным. И, к тому же, сон убежал, и вернуть его не получилось. Прав был северный менестрель, который сравнивал сны с пугливыми степными зверьками. Прав. Только Бьёрну от этого не легче… Взглянув на отсыревшие угли, он еще и бросил мысль об огне… Решил пройтись… Когда Бьёрн увидел спящих Нугута и Нарину, он улыбнулся. Маленькое эльфийское чудо со стриженными волосами и просвечивающими на солнце ушками. Ручки толщиной с нугутов палец. И огромный орк, нежно обнимающий спящего ребенка… Нугут улыбался во сне… Бьёрн подумал, что все двадцать лет жизни были для Нугута уже Великой Битвой. И представил, что, будь он таким же изгоем, как его друг, не выдержал бы, наверно. Быть может, ушел или обозлился бы и начал мстить. И еще пожалел, что частенько ругал Нугута за пессимизм и вечные депрессии… Наверно, не стоит выговаривать за это тому, кому выпала такая доля — быть белой вороной. Как просто быть орком, если ты орк. И человеком — если ты человек… …А Нарина… что ей преподнесет судьба? Впрочем, ей уже повезло с Нугутом — кто еще ее поймет и защитит. А Нугут защитит. Он не побоится один встать против целой армии. Да он и стоит один целой армии… Нугут… лучший друг… и учитель… …Сквозь дорожную пыль и поросль проглядывали фигурные кирпичики: дорога вела к городу. Лонтэк был поменьше Роана, который покинули Нугут с Бьёрном, но все равно далеко не маленький. Он славился оружейниками. Немудрено, если тут половина населения — гномы… Сейчас Лонтэк был так далеко, что впереди виднелась только дорога, по которой медленно тянулись груженые обозы… — Мы едем в город? — спросила Нарина. — Да, — ответил Нугут. — Купим тебе хорошую одежду, а Бьёрну вернем рубашку, — он улыбнулся… — Она так быстро учится! — поразился Бьёрн. — Еще недавно только лопотала что-то, а сейчас уже говорит. — Нет, брат, она не учится, она вспоминает. Скорее всего, она и раньше знала этот язык, просто забыла. — Ааа… — Бьёрн понимающе кивнул. — Ты собираешься стать ей названным отцом? — спросил он наконец то, что давно хотел спросить. — Хей, — Нугут махнул рукой, — ну какой я ей отец? Вот сколько ей лет? Шесть? Семь?.. Или больше? Я слышал, эльфийские дети не так быстро растут… Но, как бы там ни было, в отцы я ей не гожусь. Разве что в старшие брательники. — Так назови ее сестрой, — предложил Бьёрн. — Не знаю… Мой отец говорил мне так: "Если ты относишься к человеку, как к брату, назови его братом"… А я пока не знаю, как к ней отношусь. Я еще решу, — беспечно улыбнулся Бьёрн. Нарина выслушала все это молча и серьезно. Наверно, тоже задумалась, кто же ей Нугут… Впрочем, ненадолго. Как только Бьёрн и Нугут замолчали, она начала милым эльфийским голоском напевать "Сказание о Бальгаре"… Оба ее спутника от изумления временно лишились дара речи… Ни одного слова не перепутала! И пела на диво здорово!.. Когда они поравнялись с одним из обозов, семья из пятерых удивленных торгашей и один охранник уставились на них глазами, что говорится, шесть на девять… Диво еще то: человек, орк и поющая эльфийская девочка… Бьёрн догадался протянуть им шлем… зазвенели монеты… — Мы такой концерт можем на площади закатить, — посмеялся варяг. — Бьёрн… — укоризненно произнес Нугут. — Что Бьёрн? Я уже 19 лет Бьёрн! Уже и пошутить нельзя… — проворчал он; впрочем, потом улыбнулся снова… А торгаши теперь удивлялись уже орку, говорящему чистым человечьим голосом. Да и вообще, впечатлений, им, похоже, надолго хватит! — Нугут, — Нарина подергала его за куртку, — а что дальше было? — Да, брат, спой, — поддел его Бьёрн. — И мы звезды в этом городе, помяни мое слово! Нугут не заметил иронии и продолжил сказание с того места, где закончила Нарина… Юлия, Юлия, имя-песня, Ты пришла тогда, и с тех пор мы вместе. Ты пришла в мой мир, и в моем краю Победила меня в самом честном бою. Разглядел я за силой прекрасную нежность, Но ты ранила так, как не ранили прежде. Обожгли мне ладони горячие звезды; Спохватился я рано, опомнился поздно. И тогда со стены снял я меч заржавевший И почистил я сталь, чтобы стала, как прежде. Я с мечом наготове шагнул за порог, Как услышал — трубит повелительный рог. Я увидел равнину, где было все пусто, Там шагали войска с шумом, лязгом и хрустом. И не счесть было их — почернела страна, - Они шли на меня и кричали: война! Это демоны шли одичалой гурьбой Из кладовок души, чтоб сразиться со мной. Я бы пал, не сдержав демонических сил, Но дала ты мне в дар пару ангельских крыл. Я взлетел в небеса, где прямые лучи, Где среди облаков бесполезны мечи. Ты сказала им "Тай!", разогнав стаи туч — Озарил небеса первый солнечный луч. На земле, где войска, снег растаял в поток И залил мою душу тогда кипяток… Замолк Нугут только у ворот города. Похоже, он слишком разошелся и обо всем забыл. А пел он хорошо. Голос у него был красивый и сильный, совсем как его душа… Опомнившись, он первым делом увидел слегка виноватую физиономию Бьёрна… и… толпу вокруг… Сбежались стражники караула городских стен, а обозы и вовсе стали полукругом. Похоже, часть горожан тоже сбежалась… И все пытались вернуть на место отвисшие челюсти… — Пожалуй, если я сейчас подставлю шлем, мы можем серьезно разбогатеть… — смущенно пробормотал Бьёрн… (25 июля 2003 г) 312. Джулай посмеялась над той милой ерундой, которую я принес ей почитать, отметив, что последний пункт особенно верен :-) "Они смешные". Да, согласен! Я, по крайней мере, точно. 313. Мы беспечно провели вместе день… 314. К полудню, когда мы с Джулай сидели во дворе в разнотравье нашего склона, на балкон соседнего дома выбрался парнишка с бумбоксом. Похоже, хороший был бумбокс, так как от звука явственно тряслась земля под нами. Правда, слов было не разобрать, так как юный меломан в порыве любви к искусству "подпевал" бумбоксу непоставленным голосом, срываясь то на визг, то на вопли (в общем, чтоб всем вокруг было так же весело, как ему). Из слов ясно слышно было только "секс" и "драйв". В общем, без слез и сострадательных улыбок слушать паренька было невозможно. Бедолага промучился с полчаса, потом сорвал голос и ушел с балкона. Зато он получил, что хотел. Внимание, вопли и все в таком духе. Нешуточный переполох во дворе он сделал! Истинным островком спокойствия оставались только мы с Джулай. И правильно: хороши бы мы были, если б тоже начали орать и бегать под окнами! Нет, это смешно и нелепо! Да и не хотелось нам. Мы его послушали, пожалели и продолжили созерцание летнего дня и чистого неба. Самурайская невозмутимость:-) 315. Я хотел бы задать любимой такой вопрос: "Если бы я перестал сочинять легенды, ты по-прежнему любила бы меня?" Но чувствую, что не стоит. Я все равно честного ответа не получу. Только сделаю ей больно — и все… Хотя мне важно знать… изменилось бы что-нибудь?.. нет? 316. Сказка на ночь… *Хроники Великой Битвы ((глава пятая)) —Страх, который всегда с нами Слава летела впереди. Скоро весь город обсуждал странную троицу. Нугуту было жуть как неуютно, но он старался держаться спокойно. Шел по избитой брусчатке города размеренным широким шагом, ведя в поводу Лада, на котором сидела маленькая Нарина. Рядом, ослепительно улыбаясь, шел Бьёрн. К его ногам кто-то даже бросил цветы. Нугут тоже мог бы лучезарно улыбнуться, и уж 42 жемчужно-белых острых зуба точно не оставили б никого равнодушным… только цветов ждать бы не пришлось… — Мы влипли, — пожал плечами Нугут. — Слушай, Бьёрн, ты возьми коней да прогуляйся к таверне. Похлопочи о стойлах для Лада и Кирлиха и комнате для нас. — Ладно, — согласился Бьёрн. — Только не думал, что ты решишь остаться в городе. — Мы все равно день потеряем, пока будем ходить по оружейным и пополнять припасы, так почему бы не провести ночь под крышей? — Логично. Ты, как всегда, прав, Нугут. Нугут взял на руки Нарину, а Бьёрн, сказамши "Свидимся!", увел обоих коней. С исчезновением Бьёрна любопытных взглядов стало сразу меньше на треть. Нугут их будто кожей чувствовал — и любопытство, и злобу. Не будь с ним Нарины, он бы и особого значения этому не придал… Он продолжал спокойно вышагивать по улицам, бережно держа девочку на руках. А ей было, похоже, от души весело, только и слышалось: "Смотри-смотри! А что это?" Нугут по мере сил отвечал не бесконечные детские вопросы и даже иногда улыбался… Но Лонтэк ему нравился еще меньше, чем Роан… Не спеша, Нугут добрался до рынка. Бьёрн советовал забыть про мелкие лавчонки и поискать все, что нужно, в больших и дорогих. Там дороже, но надежней. Такие располагались в домиках с вывесками. Побродив туда-сюда в окружении зевак, Нугут нашел-таки вывеску "Походная одежда и снаряжение" и толкнул дверь, испытав огромное облегчение, когда за ней остались все любопытные взгляды. Хозяйка лавки застыла на месте от ужаса, глядя на рослого орка, а он тем временем склонил голову и учтиво поздоровался, и эльфийская девочка, которую он держал на руках, — тоже. — Простите за беспокойство, сударыня, — извинился орк. — У вас не найдется удобной походной одежды ее размера? Хозяйка посмотрела на девочку и, проглотив удивление, начала рыться в сундуках, то и дело боязливо оглядываясь на орка. Тот прислонился к стене и ждал, послеживая за девчушкой, которая тем временем изучала витрины. — Вот. Пять монет, — сказала женщина наконец, выложив на стол легкие матерчатые штанишки, белую рубашку, кожаную курточку и добротные ботинки — все удивительно маленького размера… — Их мой сынишка носил, — зачем-то добавила она. — Вы странно говорите об этом, — сказал Нугут. — С ним случилось что-нибудь? — Ох, нет… он вырос, просто вырос… — засмеялась она. — Эти мальчишки так быстро растут! Не успеешь оглянуться — одежка уже мала. — Да, простите, — Нугут улыбнулся, стараясь не особо сверкать клыками. — Я уж подумал… — Ничего… — тут она обратилась к Нарине: — Ну что, примерим? Та согласилась с радостью. Через десять минут хозяйка за руку привела уже одетую Нарину, которая стала теперь совершенно похожа на мальчишку. Эльфийского… — Такая красивая девочка! — сказала хозяйка, возвращая Нугуту аккуратно свернутую рубашку Бьёрна. — Ты бы платье ей лучше купил, воин. — Да мы в походе сейчас… Но платье я ей еще куплю. Обязательно, — заверил Нугут. — Настоящее эльфийское платье. — Тогда обязательно заходите ко мне! Ты хоть и чужеземец, а учтивее наших горожан, я буду тебе рада. Тебе и твоей девочке, — улыбнулась хозяйка, и Нугут почувствовал, что она совсем его не боится. — Меня Ланитой зовут… — А меня Нугутом кличут, а ее — Нариной, — ответил Нугут и, выложив на стол пять монеток, пошел к двери. — Эй… Нугут! — окликнула его Ланита. — Да? — обернулся он. — Прости, что я тебя испугалась. Я думала, ты орк… …Озадаченный Нугут закрыл за собой дверь и многозначительно кашлянул… такого на его памяти еще не бывало… "Наверно, подумала, что я ее отец, а значит — эльф, — рассуждал он по пути. — Ага… у меня единственное сходство с этими ребятами — это острые уши… Хех, уродливый эльф… как мило… Бьёрну расскажу — обхохочется!" Сие странное происшествие Нугута очень повеселило. Даже Лонтэк показался не таким уж мрачным местом, как поначалу. На площади небольшая толпа смотрела выступление бродячих артистов, которые жонглировали кинжалами и показывали фокусы. Только заметив их, Нарина, шедшая рядом с Нугутом, потянула его за руку, изо всех сил упрашивая остаться. Пришлось подчиниться и досмотреть представление до конца. Нугут и так возвышался над толпой, а Нарина еще и сидела у него на плечах — поэтому ей все было видно. После представления они подошли бросить артистам по монетке. — Не ты ли тот орк, который поет, как эльф? — спохватился один их них. — Ой, пожалуйста, просто постой тут немножко — за тобой такая толпа всегда ходит! — сообразил другой. Нугут промолчал. Слишком много славы… и пошел себе дальше. В таверну он добрался только к вечеру, неся на руках Нарину, смертельно уставшую от избытка впечатлений. В комнате за остывающим ужином их поджидал не менее уставший Бьёрн. Похоже, он тоже не скучал… Рассказ о том, как Нугута попутали с эльфом все же вернул Бьёрна к жизни. Варяг хохотал так, что стены тряслись. Нарина тоже засмеялась. Чистым эльфийским смехом. Дети почему-то любят смеяться вместе со взрослыми, хотя иногда и не понимают, над чем… Ужин остыть еще не успел (да если б и успел, его бы это не спасло), и остаток беседы прошел за едой. — Ну, чего купили? — поинтересовался Бьёрн. — Таак… не считая сладостей, малахитового браслета, сладкой воды и костюма для Нарины — меч, — Нугут аккуратно положил поперек стола маленький сверток. — Ах да, провизию я тоже заказал. Вяленого мяса. Сейчас принесут — у них бесплатная доставка. — Ох, обожаю вяленое мясо! — Не ворчи… Бьёрн развернул сверток и вынул меч из ножен. — Совсем как меч восточных воинов, только маленький, — удивился Бьёрн. — Они называют его мечом-спутником, вакидзаси. Великолепный меч! Похож на маленькую катану. Как увидел, просто не мог не купить! — Ну, оно понятно, конечно, только зачем он тебе? В твоих руках он будет как игрушка… — Это не мне. Это ей… Когда подрастет немножко. — О боги! Нугут, ты рехнулся! — шутя пожурил его Бьёрн. — Ладно, давай по койкам. Ночь на дворе. Вот Нарина уже прямо за столом спит. В дверь постучали. — О, а вот и наше вяленое мясо, — Нугут хлопнул в ладоши и с удовольствием заметил перекосившуюся ухмылку Бьёрна. — Пойду заплачу и распишусь. А ты пока Нарину уложи. — О'кей, — смирился Бьёрн… ((о руническом происхождении слова о'кей мы лекцию разводить не будем, ладно?)) Нугут только расплатился за мясо и закрыл дверь, как из комнаты донесся вопль Бьёрна: "Чччччёрррт!!!" Причем тревога в нем была нешуточная. Нугут бросил пакет с мясом и одним прыжком перемахнул из коридора в комнату. — Что такое, Бьёрн? — У нее жар!!! (25 июля 2003 г) 317. 26 июля 2003 г ((третий час ночи)) Бедная Марта, она пыталась заменить Рональду весь мир… а что еще остается делать, когда мира больше нет?.. — А На Марсе если кто и живет, то они, несомненно, похожи на эльфов. Маленькая гравитация способствует… Они, наверно, высокие, тонкие в кости, легкие и изящные… — Быть может, Земля раньше была курортом. Жили здесь люди, неотличимые от сегодняшних. А отдыхать прилетали люди с разных уголков Галактики. Хрупкие и длинные — с маленьких планет, их звали эльфами; низкорослые и коренастые — с больших планет, их звали гномами; некрасивые, но сильные и выносливые — с планет — мифриловых рудников, их звали орками; ловкие в воде и беспомощные на суше — с водяных планет, их звали русалками, а еще сиренами и наядами… А потом стряслось что-то и курорт навсегда забыли. И произошло то, что произошло бы на каком-нибудь маленьком острове, забытом в океане — местные жители, только начавшие цивилизовываться, вернулись к своим топорам и пещерам… Хотел бы я знать, что стряслось… ведь как это можно забыть такую прекрасную планету, как наша Земля?.. = Спал я ночью плохо. В сознании то и дело вспыхивали новые миры, но записывать их рано — они должны созреть… Потом они превращаются в "сырые" рассказики на черновой бумаге, а после — в кристаллизованные и не подлежащие изменению легенды в моем дневнике. Их путь похож на путь насекомого, только вылупившегося из яйца: от личинки до имаго. Бывает так, что бывшую личинку уже и не узнать: была какая-то невзрачная гусеница, а теперь — краснокнижный Черный Аполлон… = Сидел на кухне, грыз хлеб, смотрел на звезды. Пустая квартира, и я в ней один. Но одиночества не чувствуется… Да, потому что у меня есть Джулай. Я ощущаю ее присутствие, где бы ни был, поэтому мне не может быть одиноко. Одиночество — это не пустая квартира, это пустое сердце… 318. *Хроники Великой Битвы ((глава шестая)) —Прогулки по ночам Паника разразилась нешуточная. Перепугались оба. Мыслей было всего две: "У нас нет тишь-травы!!! Ааааа!!!" и "Какого черта? Сейчас же совсем не полнолуние!!!" Вторая взяла верх… но от этого было еще более жутко. — Нарина, малыш, что с тобой такое? — Нугут легонько потряс девочку за плечи. Она открыла глаза (не преминувшие блеснуть красным в сумерках) и вдруг закашлялась… — Это обычный жар… — бессвязно пробормотал Нугут, переглянулся с Бьёрном и вдруг заорал на него: — Идиот!!! — Придурок!!! — не остался в долгу Бьёрн. — [длинная непечатная фраза] — Эй-эй! Поосторожнее с орочьими ругательствами… — Прости, Бьёрн, — Нугут положил руку ему на плечо, — ты меня испугал до смерти… — Да я, честно сказать, и сам перетрусил страшно… прямо стыдно даже… — Ладно, забыли… Слушай, нам срочно нужен лекарь! — А сам-то ты кто? — Ага, счас перелезу через городские ворота, травки надеру и начну лечить! — с иронией произнес Нугут. — Нет у меня ничего с собой, понял? — Понял, понял… — Бьёрн успокаивающе поднял руку. — И где она простудилась?.. — Вчера ночь была холодная… Все, погнали за лекарем! — Простуда — это же не страшно… до утра дело не ждет? — усомнился Бьёрн. — Нет. Это тебе не страшно, а для ребенка даже такая ерунда может плохо кончиться. Дети совсем иначе устроены. Может быть, утром Нарину придется уже хоронить… Бьёрн аж вздрогнул. — Ладно-ладно, я побежал! — и взял Нарину на руки. — Я с тобой! — Нет уж, — сказал Бьёрн, ногой открывая дверь. — Ты уж прости, но ежели лекарь среди ночи на пороге собственного дома увидит орка, у него, думаю, под впечатлением сразу весь лекарский дар отшибет… поэтому сиди тут, брательник, доверься мне… Нугут, потерянный, как еж в тумане, побродил по комнате, подобрал сверток с вяленым мясом и сел у окна. Еще час он барабанил пальцами по подоконнику и ждал. Это было невыносимо… …мелькнула мысль, что вдруг он ошибся, и Бьёрн сейчас разбирается с голодным волком… хотя не полнолуние же… нет таких оборотней, которые могут превращаться сами по себе — тут нужна луна… она их госпожа… Все равно было тревожно. И предчувствие плохое… Нугут выдержал еще час, а потом сгреб со скамейки свой пояс с ножнами и вышел из таверны… Ночь стояла тихая. С первого взгляда казалось, что Лонтэк вымер. Но, приглядевшись, Нугут различил двигающиеся тени. Кажется, это были бродяги. А может, ворье. Двигались они бесшумно и легко, перебежками от одной полосы мрака к другой. Решив, что это его не касается, Нугут побрел дальше. Было тихо, только тяжелые ботинки гремели по городским плитам да скрежетали сверчки. Куда идти, Нугут не знал, но надеялся на свой чуткий слух — шаги Бьёрна он узнал бы без труда. Вот… кажется послышалось что-то похожее… а вот этот шум Нугуту совсем не понравился… Все уже затихло, но он добежал по памяти. Разглядел в темноте вывеску лекаря. Под ней лежал Бьёрн и держался рукой за голову. Лицо его было залито кровью, и он что-то бессвязно бормотал. Нугут сгреб его в охапку и постучал к лекарю. Тот оказался подслеповатым старичком, который, увидев Бьёрна, тут же запричитал: "Батюшки! Что же это делается-то?! Он только от меня вышел, а уже…" Нугуту повезло, что люди плохо видят в темноте. Оркское его происхождение лекарь обнаружил только в доме, да и то когда уже наложил Бьёрну повязку и привел его в чувство. — Мама! — крикнул старик, забираясь с ногами на табуретку. — Орк!!! — Это мой брат, — заплетающимся языком произнес Бьёрн, героически приподнимаясь на локте. — Нугут, где Нарина? — С тобой ее не было! Я думал, ты ее у лекаря оставил! — Не, мы уже возвращаться собирались. Он кучу лекарств мне продал и написал лечения целый свиток… и домой отправил. Я только за порог — меня тут и хватили по голове. Нугут вылетел из дома, чуть не снеся дверь. Он обежал все улицы и переулки и перебудил своими воплями половину города. Но Нарины не нашел… (26 июля 2003 г) 319. 27 июля 2003 г Радостные вести от Магалин. Я рад:-) 320. *Хроники Великой Битвы ((глава седьмая)) —Меж двух огней Нугут, сгорбившись над столом, отрешенно рассматривал "маленькую катану" и изо всех сил крепился, чтобы не расплакаться или не покрошить все здесь к ядреной фене… На кровати поверх одеяла лежал Бьёрн с пятнисто-красным бинтом на голове, и было ему откровенно плохо, хотя он не жаловался… За окном начинался рассвет, но через наглухо закрытые ставни ни единый солнечный лучик не проникал, и в комнате было темно и мрачно. Слышно было, как просыпается город, позвякивая ведрами, скрипя колесами, крича на сотни разных голосов… — Думай, Нугут, думай! — бормотал орк сам себе. — Отец пятнадцать лет учил тебя думать, а ты сидишь тут и ерундой маешься. Давай, включи логику, безмозглый ты орк… Так… нас видел и знает весь Лонтэк, благодаря тому концерту, что мы устроили у ворот. Эльфов нет по всему Норенайну, так что Нарину трудно не заметить. И вообще, поющая эльфийская девочка… Бьёрн!!! — вскочил Нугут. — Что?.. — простонал варяг, заставив себя открыть глаза. — Бродячие артисты! Я не сомневаюсь даже! Даже если б они не смотрели на Нарину своими жадными глазенками тогда, на площади… да, я помню… и у ворот, и на площади, а потом один из них все время мелькал в толпе, пока мы бродили по городу. Он даже в оружейную было сунулся… Да! Ну точно! — Нугут, кажется, почти забыл о Бьёрне, который пытался все это выслушать и понять. — Точно!.. Кто из горожан стал бы с нами связываться?.. да что с нами… хотя бы со мной… кому охота злить орка?.. Значит, они, наверняка, уже смотались из города!.. Бьёрн… ехать можешь?.. Бьёрн не ответил, но заставил себя подняться на локте и сползти с кровати, после чего тяжело рухнул на пол… Нугута как ледяной водой окатило — он только сейчас понял, насколько дело плохо… — Прости, братишка, — сказал Нугут, подняв его на руки. — Прости… Ты полежи. Я повязку тебе сменю… Никуда ты не поедешь… Он осторожно уложил Бьёрна на кровать и ощутил себя жутко перед ним виноватым: бедняга лежит уже несколько часов, а он тут сидит играет в мудреца!.. Это ловушка: ты всегда ошибешься, если забудешь о сердце и станешь полагаться только на голову… Нугут кликнул служку и велел принести теплой воды. Бинт пропитался кровью и присох к волосам — только отмачивать его теперь. Размотав бинт, Нугут промыл рану и наложил свежую повязку… До полудня Бьёрн лежал неподвижно и уже не откликался, когда его звали. Нугут сидел с ним рядом, держа его за руку. Он боролся с собой: надо искать Нарину, но не бросать же больного брата одного в чужом городе?.. Нугут никогда еще не чувствовал себя таким потерянным и беспомощным. Как бы ему хотелось, чтобы Алленрос был рядом! В полумраке комнаты Нугут не заметил, что уже полдень… Просто в один прекрасный момент собрался с силами и подумал, что нельзя сидеть вот так, надо сделать хоть что-нибудь. Начал он с того, что встал и открыл окно, впустив в комнату солнце и свежий ветер с ароматом цветов маленького садика возле таверны. Просто подумал, что это пойдет на пользу Бьёрну… Потом пошел к лекарю. Тот его даже на порог не пустил. Тогда, подавив желание просто вынести двери и придушить противного старикана, Нугут направился за город. У городских ворот он остановился поговорить с охранниками… — Да! Да! — говорили они наперебой. — Эти бродячие твари воруют детишек, я слышал… Да такую девчушку, как твоя, грех не украсть; так она поет здорово! — настоящее сокровище. Да ты и сам, небось, ее украл… — Нет, — хмуро ответил Нугут. — Я ее учитель. — Кто ж бы отдал ребенка в учение к орку? — засмеялся тот, что постарше. — Мой названный отец был человеком, он был великий мудрец и славный воин, — сказал Нугут. — А, вот в чем дело, — пожал плечами старший охранник. — То-то я думаю, чудной ты какой-то орк… — И пел ты здорово! — подхватил второй. — Уж получше нашинских менестрелей. Они только горло драть горазды да деньги стрясать с честных граждан. А ты спел бесплатно… — Эти артисты, они выезжали сегодня? — с надеждой спросил Нугут. Это была такая искренняя надежда, что у него голос дрогнул. — Да, умотали с утра пораньше! Так гнали свою бедную клячу, будто за ними волк какой гонится, — обнадежил его охранник. — А куда они поехали? — Да хрен их знает, братец-орк, засранцев этих недострелянных… может, в Мэн, может, вообще подальше от Норенайна — куда-нибудь в Реноцвольф… Учти, там орков не жалуют, ох, не жалуют — Лонтэк раем покажется, помяни мое слово!.. — Спасибо… — бессвязно пробормотал Нугут. И опять оказался на распутье… Сейчас он бы рванул к картографу, посмотреть дорогу на Реноцвольф, а потом оседлал бы Лада и в два приема догнал ворье… конечно, они ринулись в Реноцвольф, куда ж еще, если хочешь отделаться от орка? Но Бьёрн… И Нугут пошел, куда и направлялся — в лес… Проблуждав три часа по зарослям, он собрал целую охапку целебных трав и, вызвав недоумение у всех, кто попался ему по пути, вернулся с ней в таверну. Одни травы он заварил в кипятке, другие растер в мазь, третьи — залил крепким элем и оставил настаиваться. Травяной чай (который успокаивал и маленького вервольфа), Бьёрну тоже помог. Он перестал стонать и заснул. Настоем кислой травы Нугут промыл рану, чтобы она не воспалилась, а мятной мазью смазал "лечебные точки" на висках и затылке. Этому его учил когда-то Алленрос… ах, будь он сейчас здесь!.. У Нугута было тяжело на сердце. Он почти физически ощущал эту тяжесть — как огромный камень, навалившийся на него и готовый раздавить здоровенного орка, как муху… Всю ночь он не спал. Только к утру задремал у постели Бьёрна. Но этот сон был чутким, как у дикого лиса — стоило Бьёрну пошевелиться, как Нугут тотчас же вскинул голову… — Не вздумай вставать, балбес-переросток! — воскликнул он от души радостно… — У меня кровища из носа… — капризно заявил Бьёрн. — Целый водопад! — Это хорошо, дурень, — Нугут крепко пожал его руку. — Сейчас легче станет… — …Да, правда… — сказал Бьёрн через пару минут. — А то я думал, у меня голова лопнет… — Это давление было в твоей черепушке. Как в паровом котле… Слушай, брат, я тебя умоляю: не двигайся! Нельзя тебе сейчас! Ты, похоже, сотрясение мозга заработал. — Было бы чего трясти… — Шутишь — это хорошо, — улыбнулся Нугут, — значит, жить будешь… Вот, у меня тут настойка на эле поспела, давай глотни… — …Да ё… лки зеленые! Вот гадость… Ты зачем эль хороший испортил?.. — За мясом! Лежи, я сейчас завтрак запрошу… Вернувшись, Нугут, назидательно продолжил: — И болтай поменьше — это тебе тоже вредно! — Жить вообще вредно, — скривился Бьёрн и вдруг посерьезнел: — Ты нашел Нарину? — Нет. Я не мог тебя бросить… Я вообще-то подозреваю тех бродячих артистов. К тому же, охранники сказали, что они детей воруют… Они, скорее всего, отправились в Реноцвольф. — Надо ехать, Нугут. Причем, ехать мне. Тебя там просто подстрелит первый встречный — орков они ненавидят люто и зло пятидесятилетней давности помнят как будто это было вчера. — Но до туда еще путь неблизкий. И обоз у них везет одна старая кляча. Их еще можно догнать. А ты не поедешь, Бьёрн. Тебе сейчас покой нужен. Тряска в седле тебя убьет. — Тогда поезжай, Нугут! Я уже не помру, твоими молитвами… — Но Бьёрн… — Она болеет, брат… может быть, она сейчас тихонько угасает где-нибудь без лечения. Или… или в полнолуние… если узнают, что она волк, ее убьют просто. Сожгут на костре… Нугут посмотрел на Бьёрна взглядом, полным боли… — Езжай, Нугут, я справлюсь. Я обещаю, что буду все время спать и молчать, как четыре рыбы… Прямо сейчас езжай… Нугут собрался в считанные минуты… "Маленькую катану" он взял с собой. — Удачи! — горячо пожелал Бьёрн и сжал кулаки… (27 июля 2003 г) 321. 28 июля 2003 г Где-то сейчас на Земле подрастают две девочки, у которых аллергия на солнце. Им, наверно, лет по 12 сейчас. Я их видел, когда им было лет по 5. Их когда-то показывали по телевизору… да, тогда для них разработали специальную одежду, которая закрывает все тело, и чудовищные черные очки… Я не знаю, почему я о них подумал. Просто вспомнил и пожалел, как это так… вот я, как бы я без солнца?.. А ведь есть на свете настоящие создания ночи. Быть может, в древние времена они попадали в легенды, ведь это было так страшно и непонятно, что солнечный свет причиняет человеку боль и может даже убить его. 322. В моей легенде о странном человеке люди боялись солнца и луны, может и не зря… А я вот в последнее время стал задумываться о том, что создал так легко и беспечно, на одном дыхании… 323. *Хроники Великой Битвы ((глава восьмая)) —Вопрос доверия Дорога в Реноцвольф петляла между скалами-карликами и порой ныряла в искусственные туннели. Нугут, конечно, спешил, но и не забывал, что Лад тоже не железный, а потому берег его силы. Хуже было то, что по пути он никого не встретил, хотя, по всем расчетам, должен был догнать. Крытый фургон, который тянет старая кляча, далеко бы не ушел. А тут — три дня — и никого. Хотя вся дорога в следах от копыт и сапог. Медлить было нельзя — надо бы повернуть назад и гнать в Мэн. Ничего другого Нугуту в голову не приходило. Но сердце подсказывало, что что-то не так в этом Реноцвольфе, и уехать, не разобравшись, — большая ошибка… Поэтому он потратил еще полдня, чтобы добраться до развилки. Там от главной дороги отходила дорога поменьше, вся разъезженная телегами и покрытая засохшей грязью. Не долго думая, Нугут отправился по ней. Дорога нырнула в березовую рощу и вынырнула уже посреди полей. Поспевающие колосья были вытоптаны и переломаны, как будто здесь прошла небольшая армия. Причем, совсем недавно. Нугут прибавил ходу… Там, где должна была быть деревня, уже тлели угли большого пожарища. Победители орали так громко и весело, что Нугут без труда их расслышал даже с такого расстояния. Орки… …Ворота были снесены напрочь, как будто пронесся ураган. Трава побурела от крови… После битв в ней вырастают огромные красные цветы, невероятно красивые, но кровавого цвета… пока же это просто бурая трава, над которой вьются мухи… Пахло горелым мясом — орки жгли трупы, по обычаю сложив и своих, и чужих в одну кучу — перед Огнем все равны… — Стой! — окликнули его на орочьем наречии. Нугут остановился и спешился. Орк подошел и внимательно оглядел пришельца. — Ты кто такой? — Нугутом кличут меня, — ответил он по-орочьи. — Я свободный воин. — Чужак! — бросил орк. — Болтаешь по-нашински, а говор чужой! — Я с севера, где ледяные пики и горные львы, — надменно сказал Нугут. Во взгляде орка промелькнуло удивление, а тон стал более уважительным. — Меня прозвали Граксом, — кивнул он. — Что за битва здесь была? — спросил Нугут, когда закончились все эти церемонии. — Они начали первые. Вырезали нашу деревню, пока мы, воины, были на охоте. Сегодня мы отомстили им. — Погоди, Гракс, разве в Реноцвольфе когда-нибудь жили орки? — Мы пришли в прошлом году из-за гор. Основали деревню, не трогали людей. А они убили наших детей, женщин и стариков. Они напали на нас просто потому, что мы орки! — Вы тоже хороши — ответили тем же! — А что нам было делать?!! — прошипел Гракс. — На вас теперь ополчится вся страна. Вас просто сметут, а потом двинутся за горы, туда, где живут остальные ваши родичи. Вам лучше уйти сейчас, все равно вы не выстоите против всей страны. Это спасло бы тех, кто остался в живых… — Я уведу своих людей. Ты прав, воин, — кивнул Гракс. А Нугут подумал, что орки не такие уж безмозглые, как о них все говорят (сам он орков живьем не видел с тех пор, как его забрали из родной деревни)… — И… месть, это не выход. Детей и женщин этим не вернешь… — печально добавил Нугут… Гракс внимательно посмотрел на такого странного орка и… кивнул… — А тебе бы лучше пойти с нами, брат, — сказал он наконец. — Тебе обратного пути уже нет. Карательные отряды сбегутся со всех сторон. А на дорогах выставят посты — мышь не проскочит… Мы отправляемся сейчас! Гракс проорал что-то нечленораздельное — и сотня воинов, покрытых грязью, кровью и копотью, вскочили на коней и построились в колонну по 10, правда, в последнем ряду получилось только 5. Всего было 25 всадников (Нугут с удивлением заметил среди них несколько вооруженных оркских женщин… впрочем, мечи у них были ничуть не легче, чем у мужчин)… Еще четыре коня — без седоков… Минута на сбор — и орки тронулись в путь. Гракс и Нугут ехали впереди. — Вы не видели фургон, странствующих артистов? — спросил Нугут. — Это такие бродяги в пестрых лохмотьях. — Нет, — буркнул Гракс… в орочьем языке каждое слово похоже на смачное ругательство… — Они украли у тебя что-нибудь? — а предводитель орков оказался сообразительным парнем!.. — Да. — И что? — Моего ученика. — [непечатное орочье словцо] Убить их мало! — Сначала поймать бы их… Мне надо обратно в Норенайн. Они, скорее всего, поехали в Мэн. — От наших земель до Норенайна неделя пути. — Неделя?!! — А что ты хотел, вояка?.. — пожал плечами Гракс. — Зачем им твой ученик? Может, они убили его уже? — Нет… Это долгая история, — Нугут осекся. Гракс выжидающе молчал… — Хорошо, я расскажу тебе… Вопреки всем ожиданиям, Гракс выслушал его внимательно и вдумчиво… — …Эльфийская девчонка… волк… школа для всех… да еще брат твой человечий… — протянул он задумчиво. — Ты странный вестник, Нугут… Знаешь, я понимаю тебя… Я верил людям. Я торговал с ними. Я выучил их язык. За это меня изгнали мои родичи. Я ушел в Реноцвольф и увел с собой верных ребят и их семьи. А люди оказались такой мразью, которой еще поискать… — Дело не в этом, Гракс, — мягко возразил Нугут. — Среди каждого народа есть подонки. И есть герои… Слушай, езжайте с ребятами в Горную Цитадель. Без таких, как вы, ей не выстоять. Про нее еще толком никто не знает, но когда узнают, весь мир ополчится на тех, кто решил нарушить Порядок. — Ты веришь, что наступит время — и любой орк сможет спокойно ходить по людским городам или даже учиться в эльфийских академиях?!! — Верю… — Хм… — Гракс задумался. — Хорошо, я посовещаюсь с ребятами вечером. А пока прибавим ходу! Нам надо быть в горах до темноты. Горные громады нависали над каменистой тропой, делая ее похожей на узкий коридор с бесконечными стенами и звездным потолком. Где-то журчала вода… Построившись в колонну по два, отряд Гракса устало брел в темноте. Казалось, вечность прошла, прежде чем они вышли на открытое место. Но даже тогда не стали разводить костров… Один орк, совсем еще подросток, рухнул с коня. Оказалось, парнишка был ранен, и ни словом никому до сих пор не обмолвился. Герой, тоже мне… Нугут остался с ним — другого лекаря не нашлось. Остальных Гракс собрал на военный совет. Совещались долго. Нугут сам не заметил, как провалился в сон, точно в волчью яму… Снилась Тьма… Утром Гракс тряс его, как грушу, чтобы разбудить. Выбравшись из сна, Нугут разлепил тяжелые веки и увидел розовый рассвет над горами. — Мы решили, что идем, — посвятил его в суть дела Гракс. — Вряд ли наши родичи приняли бы нас назад после того, как изгнали, разве что мы склонили бы головы, а ведь мы не слуги, мы воины!.. Мои ребята верят тебе. Особенно после того, как ты вылечил Рюга. — А, мальца этого, — догадался Нугут. — Я не малец! — послышался обиженный голос слева. — Мне уже 16! — Здоров, как бык, — оценил Нугут. — Я пошел в первый боевой поход, когда мне было 16, - сказал он пареньку, — вернулся со стрелой в плече… — Куда идти теперь? — прервал его Гракс. — Так, сейчас нарисую… Карту он рисовал в горной пыли. Потом ее запомнили и пыль развеяли по ветру, чтобы не оставлять подсказки преследователям, если они сунутся в горный коридор. — В Цитадели не знают, что вы придете, — предупредил Нугут. — Да и вообще, такое количество народа может их испугать, так что не идите всей гурьбой, вышлите кого-нибудь одного вперед. Лучше того, что по-человечьи говорит хоть чуть-чуть. Спросите Ростора. Скажите, что вас прислал Нугут, друг Бьёрна и что вы присоединяетесь к школе. — Справимся, не маленькие, — заверил его Гракс. — Тебе с нами еще день по пути, а потом пойдешь Дымчатой Тропой. Она огибает гору, дальше идет вдоль русла Морозного Ручья и выходит в Норенайн около водопада. Оттуда — два дня пути до Мэна, а от него еще три — до Лонтэка. — Я успею до полнолуния? — Должен успеть. Мы верим в тебя. Еще день пути проехали вместе. Орки Гракса один за другим догоняли Нугута и расспрашивали о Горной Цитадели. Жаль, он мало чего мог рассказать, только то, что помнил со слов Бьёрна. И очень жалел, что не расспросил его тогда поподробнее. Понадеялся, что скоро увидит все собственными глазами… Да и вообще, он что, не представляет себе, как выглядят древние замки — эка невидаль!.. Вечером, уже не опасаясь ничего, развели костры. Женщины даже спели несколько орочьих песен. Слов Нугут почти не разобрал. Он говорил-то по-орочьи с трудом, причем все время побаиваясь сломать язык… …Помнится, он все дивился голосам орков. Ведь не слышал он их раньше. Да и народ свой знал больше по легендам и байкам. Потому, наверно, и чувствовал себя чужим здесь. Потому и сидел в стороне. А песен не пел по той причине, что ни одной орочьей и не знал… Даже совестно стало как-то… Тогда Нугут решил, что как-нибудь обязательно штук десять выучит… Расстались на рассвете, пожелав друг другу удачи. Граксу Нугут верил. Странно… Верил тому, кто недавно перерезал целую деревню мирных жителей. Верил тому, кого едва знал. Верил без всякой гарантии, что не приедет в мертвую Цитадель, заваленную трупами. Верил. Хотя, бывает, за такой верой кроется хитрая ловушка: ты можешь ошибиться, если пойдешь по зову сердца и перестанешь слушать разум… (28 июля 2003 г) 324. —Лекарь Жил-был великий лекарь, Ренон, лучший лекарь из всех служителей Сервиллиуса. Это он исцелил колдуна Натаниэля… И вообще не было в мире такой болезни, от которой он не нашел бы лекарства. С годами росло его мастерство. И его гордыня. Но великану достаточно камешка, чтобы споткнуться и разбиться, упав со своей же высоты… Однажды Ренон получил странное письмо в большом конверте с тремя печатями. Он сломал одну за другой, и конверт лопнул сам, и из него посыпались маленькие записки. Много-много. Тысяча и одна. Все они были разные. Некоторые даже в стихах. Но все говорили об одном: страна Имани умирает. Одного за другим жителей поражала ужасная болезнь. Сначала человек переставал улыбаться. Потом — смотреть в глаза другим людям. Потом и разговаривать. А в конце ложился на землю и не двигался, пока не умирал, будто что-то съедало все его силы изнутри… Имани была бедной страной. Да разве может быть богатой страна, где зверствует болезнь? Поэтому она хоть и просила помощи, но не в силах была заплатить за нее. Однако Ренон был богат и горд. Только ему было скучно, и призыв о помощи он принял, как путевку в нежданное и захватывающее приключение. На следующий день Ренон вылетел в Имани первым же драконом… Дракон летел быстро, но болтал по пути всякую чепуху, заваливая лекаря рассказами о пролетаемой местности. Поэтому Ренон устал сверх меры, пока добрались до места. Перед посадкой дракон сделал над Имани круг. Ренон увидел серую безрадостную землю, по которой стелился странный туман; затихшие города, где одни люди лежали прямо на камнях тротуаров неподвижно или сидели на краешках крыш, нахохлившись, словно голуби, а другие двигались, как во сне. Дракон приземлился на главной площади с поникшим фонтаном. Люди, лежавшие на плитах, даже не пошевелились, но они были живые и тяжело дышали, будто их придавила к земле невидимая ноша. Можно вообразить, какого труда стоило дракону аккуратно приземлиться, чтобы никого не раздавить. Но он справился, потом отсалютовал Ренону, попрощался и взмыл в серое безрадостное небо, на котором даже солнце казалось тусклым и больным. Навстречу Ренону выбежал мэр города. Пока лекарь с ним разговаривал, он заметил, что мэр совсем не улыбается, в голосе у него такая тоска, что сердце рвется на части, а из глаз вот-вот закапают слезы… Неизвестная болезнь и на него наложила лапу… Семь долгих лет провел Ренон в этом городе, сражаясь с болезнью один на один, а после вернулся в родной Римар, но не победителем, а побежденным. Все заметили, что он давно уже не улыбается, с людьми разговаривает мало и все больше сидит у окна и смотрит куда-то в пустоту… Одному молодому лекарю повезло поговорить с Реноном в один из редких моментов, когда над ним будто проходил луч солнца, разгоняя туманную пелену в глазах и заставляя уголки губ дрожать в попытке улыбнуться. И юный ученик задал ему вопрос: что же за болезнь это была и почему ей нет лечения? Ренон вздохнул и ответил: "Эта болезнь иссушает не тело, но душу… Я боролся за каждого больного, я пытался пролить свет на его жизнь, внушить, что жить стоит, что надо только подняться, дышать, бороться за свое счастье. Я внушал каждому, что он нужен, что его любят, что мир прекрасен. Я доказывал каждое свое слово. А люди все равно умирали… Они не хотели лечиться. Они слишком привыкли к своей болезни, она вгрызлась в них так глубоко, что они и не верили, что ее можно оторвать. И не верили, что это просто и естественно — быть счастливым. И вот что я тебе скажу, юный друг, у нее есть лечение. Просто каждый человек должен найти его в себе. Найти силы изменить что-то в своей жизни. Голос разума тут бессилен — он кричит в пустоту. Это как глубокий сон, и не так-то просто заставить себя проснуться… вот я не смог…" "Да что же это за болезнь, учитель?!" — пылко воскликнул ученик. И тогда Ренон, поникший, будто постаревший раньше времени, прошептал: "Одиночество…" (28 июля 2003 г) 325. P.S. Имани — значит "надежда" на одном из африканских языков. Страну я так назвал без всякого замысла — просто потому, что это было созвучно ей. Просто понял, что слово подходит — и все. Так, может, не зря она так назвалась?.. 326. 29 июля 2003 г Сегодня с утра мы сходили с Юлей на пляж. Мокрое зеркало реки, играя рябью и бликами, смеялось надо мной. Рядом с Юлей я смотрелся, как вяленая камбала… Да, я хотел бы быть здоровым сильным парнем, который шутки ради может носить свою девушку на руках… Но для этого надо есть мясо!.. Надеюсь, когда-нибудь настанет такое время, что буду я есть большущую жареную отбивную каждый день. Я отъелся было в лагере, но сейчас солнце и картофельно-макаронная диета "высушили" меня снова… Грррр… 327. А у Юли фигура просто загляденье. Я не фанат накаченных девушек, но это исключение. Ничего сверх — но красивые рельефные мышцы. Ее это совсем не портит и не лишает женственности. Да к тому же силе и крепкому телосложению сопутствует гибкость. И ходит она легко, и замечательно выглядит в платье… Я сказал ей об этом. Она посмеялась и сказала, что большое спасибо за это надо говорить ее "тренеру". В кавычках пишу потому, что совсем он был никакой не тренер и даже не профессиональный спортсмен. Любитель. "Это славный парень на пять лет меня постарше. Мы с ним тренировались на пару, только он в этой паре был главный, а я говорила, что он — "мой наставник". А если кто задавал дурацкие вопросы, объясняла: тренер! Я влюбилась в него по глупости-молодости-зелености. В учителей часто влюбляются, верно ведь?.. А он оказался женат, у него и сыночек был уже. Это было все. Я бы никогда не стала рушить чужую семью. Знаешь, он все понял и погасил мое чувство очень бережно и нежно, не причинив мне боли. Вот за это я должна сказать ему самое большое спасибо. Ну и, конечно, за то, что он часами сидел разрабатывал для меня специальную программу, чтобы я была такой, какой ты меня сейчас видишь. Замечательный бескорыстный человек. Пока такие есть на свете, жить стоит, Бальгар"… Ох… никаких комментариев. Мы просто сидели некоторое время молча после этого ее рассказа. Держались за руки… А потом эта волна доверия не могла пройти просто так. Я рассказал Джулай про Марину. Это ведь такая похожая история. И она никогда не забудется, но больше не причинит боли, только напомнит о себе светлой и красивой грустью… 328. Да, а еще я подумал о родителях. И о той женщине, что сейчас с отцом. И о том мужчине, что сейчас с мамой. Им вот чужую семью рушить было не совестно… Хотя… о чем я сужу? Нашел бы я в себе достаточно чести и добра, чтобы не пойти по головам в погоне за мечтой?.. 329. 30 июля 2003 г С утра мне звонит Джулай: — Бальгар, у тебя кожан есть? — Что-что? — Кожаная куртка. Косуха, например. — Есть. — Тогда бери ее и приезжай. Не смотри, что тепло, одевай джинсы и кроссовки. — Ладно… а что случилось-то? — Ничего, мы отдыхать едем. Завтра утром вернемся. Ты давай приезжай, хватит болтать… 330. Ну, я приехал. Джулай была уже в полном вооружении, так сказать. Косуха на безрукавку, суровые джинсы, тяжелые кроссовки и велосипедные перчатки(или как там они называются)… и еще спросила: — Ну и как я выгляжу? — Круто, — честно оценил я, продолжая не понимать, что происходит… и зачем так одеваться посреди лета… 331. Джулай, ни слова не говоря, отвела меня к гаражу и, любуясь моим удивлением, выкатила оттуда здоровенный мотоцикл. — Не Харли, конечно, но тоже ничего лошадка, — сказала она. — Ты умеешь водить мотоцикл? Я не знал. — Ты много чего еще обо мне не знаешь, мой хороший, — улыбнулась Джулай. — Так и должно быть, иначе ты со мной просто соскучишься… 332. Тени от туч ползли по земле, вроде бы медленно, но на самом деле неуловимо быстро, так что не догнать… Мы ехали навстречу ветру, уже там, где нет никаких светофоров. И ветер был ледяным, тут уж я не пожалел, что оделся, как было велено, — иначе замерз бы к чертям… По мере того, как оставался позади город, лавиной нарастало ощущение свободы и простора. Мне было все равно, куда мы едем, мне просто нравилось ехать и смотреть по сторонам. …Вот мы и лагерь проехали, где проходили практику, — и вот уже начались сады. Еще полчаса — и мы на месте: пробираемся на небольшой скорости по извилистой поросшей травой дороге среди безлюдных домиков и зарослей малины. Травы по сторонам дороги мне по плечо. Все цветет. Невыносимо пахнет душицей, которая нежно-фиолетовыми островками усеивает все травяное море вокруг, сколько видит глаз. Наконец, Джулай останавливает мотоцикл и говорит: вот и наш сад. 333. Нет электричества и вообще почти ничего нет, но такой рай! …там очень красиво; и, наевшись ягод под завязку, мы пошли бродить по окрестностям. …заросли ежевики, которая поспеет через пару недель — и тогда, кажется, просто кидай ведро и оно будет полным до краев… …крутой обрыв с сыпучими склонами, под которым открывается пропасть метров сто высотой с высыхающим озером на дне. Вид волшебный. …вдали ворчал гром и полыхали молнии, но до нас это так и не добралось. Нас ждал теплый солнечный день и прохладный вечер. Полчаса ходу — и мы на речке, снова плещемся в воде, еще веселее, чем вчера. А потом — обедать! Вот уж не думал, что когда-нибудь буду с таким удовольствием есть макароны, которые дома уже видеть не хочу… Но то ли я был голодный, то ли дело в том, что там была тушенка(мясо!!!), то ли в том, что их Джулай готовила. А может, все вместе… На ужин пекли картошку в углях (я говорил, как я обожаю пищу, приготовленную на костре? Нет? Вот теперь говорю…) А когда стемнело, я случайно посмотрел на небо и обомлел… Оно было все в больших ярких звездах!!! Я никогда не знал (нет, вернее, знал, но не представлял), что их так много!!! В городе небо гасится светом фонарей. Они затмевают гигантские светила, которые в тысячи раз ярче солнца. Затмевают, потому, что ближе… Да и в лагере все время был свет — правило такое: держать свет включенным на верандах по ночам. Поэтому я и не видел никогда настоящего звездного неба. И уж тем более, Млечного Пути… А здесь электричества не было! Ни единой лампочки на много километров вокруг… — Нравится? — спросила Джулай. — Ага… — прошептал я… Остаток вечера мы провели в доме при свечах… Тысячу лет не видел горящих свеч и уже забыл, что они такое… Сколько в них красоты и тайны… Ночью меня удивила необыкновенная тишина. В городе всегда есть какой-то шумовой фон, а здесь… только "никербрикеры"… сверчки… которые скрипят нииик-брииик, брииик-нииик… ((так из назвал Сэм из ВК)) 334. 31 июля 2003 г Вернулись в город мы днем, после обеда уже. И, не сговариваясь, разбрелись по домам — отдыхать. От избытка впечатлений я свалился сразу и уснул. Как хорошо-то, блиииин… Только сейчас колотится сердце, и голова болит: похоже, я на солнце перегрелся… 335. У всех богов на земле есть любимчики. Я тоже чей-то любимчик. Меня обошла стороной вся грязь, которой мог бы нахлебаться человек, оставшийся один в 14 лет… Почему? С другой стороны, если я любимчик, то почему со мной вообще такое произошло? Или мне свойственно приписывать неудачи себе, а удачи — богам? Не знаю, есть ли в этом доля правды… Говорят, человек может вместить в себе бога… 336. Вот иногда представлю: кто-то смотрит на меня, как на букашку под микроскопом. Кто-то такой великий и всемогущий… А я вдруг оборачиваюсь, махаю ему рукой и говорю: "Привет!" То-то он удивится… Или кто-нибудь сидит за письменным столом или компьютером и сочиняет мою жизнь, как длинный-длинный рассказ, а я вдруг пишу ему письмо. И оно вклинивается где-то посередине текста, и убрать его нельзя, потому что оно — как звено в цепи — далеко не лишнее здесь… Это невероятно до смешного. Как если бы один из героев моих легенд обернулся и заговорил со мной… /// Алекс Лочер: "Или кто-нибудь сидит за письменным столом или компьютером и сочиняет мою жизнь, как длинный-длинный рассказ, а я вдруг пишу ему письмо. Бальгар, у меня очень часто возникает схожее чувство. А вот интересно — что бы ты написал ему, этому творцу?" Nocky: "А я когда-то тоже про такое думала: типа сидит Некто за супер-компьютером и "делает" мою жизнь. Только у меня этот Некто не рассказ писал, а в игру играл (что-то вроде бродилки-собиралки). Вот". Бальгар: "А письмо уже готово. И лежит в самом дальнем ящике моего письменного стола. Я написал его давно, красными чернилами, и запечатал в конверт. Сейчас для него еще не время…" /// 337. 1 августа 2003 г — …послушай, Магалин, я не знаю, как тебе помочь! никто во всех девяти мирах не знает, как тебе помочь!! да все боги, сколько их есть на свете, тебе НЕ ПОМОГУТ!!! Тут только одно средство: прекратить плакаться и начать что-то делать! Ты и только ты можешь что-то изменить!.. — Почему ты назвал меня Магалин? — этот ответ на мою пламенную речь был холодным и спокойным; и после него в трубке воцарилась тишина, только шипел неизменный фон и вспыхивали то и дело чьи-то параллельные разговоры… — Я… ох… нет… — я понял, что забылся и сболтнул… и теперь не знал, что ответить… — Почему ты назвал меня Магалин? — повторилось, как ледяным эхом… — Это… это твое замирское имя… — Замирское… имя… — по голосу я понял, что она улыбается… — Спасибо, Бальгар. Ты даже не понимаешь, что сделал сейчас гораздо больше, чем могли бы сделать все боги вместе взятые, и даже больше, чем могла бы сделать я сама… — …я… — Ты хотел что-то еще сказать?.. — Да… Каждый из нас живет в собственном мире, Магалин. Таком, где он может быть счастлив, если захочет. Сколько людей, столько миров. Сделай свой мир таким, каким ты хочешь его видеть… Борись! Ты воин, такой же, как я. Не ты ли говорила мне, как айкидо применимо к жизни? — Не говори ничего больше, Бальгар… не надо… здесь слова лишние… Ты мой лучший друг, на самом деле лучший… Знаешь, я только сейчас поняла, что очень тебя люблю… как друга, или даже как брата… Ты хочешь быть моим братом?.. — Да… я хотел бы… Держись, сестренка, ладно?.. Прости, что я на тебя наорал… — Иногда надо ударить человека, чтобы он пришел в себя. Что ты и сделал… Спокойной ночи. У меня все будет хорошо. И у тебя тоже… — Спокойной ночи, Магалин… …гудки… Что же я все-таки сделал??? 338. 2 августа 2003 г Яркое солнечное утро, впервые за несколько холодных ветреных дней. В небе кричат стрижики, а за окном топают чьи-то ноги и шевелится залитая солнцем трава… Что я сделал? Что я вчера сделал??? Это начисто лишило меня покоя. Я волновался страшно, и логика тут не помогала… Почему-то я боялся, что Магалин уже нет в живых. Она так часто говорила о самоубийстве… что если… если мой вчерашний выпад был как толчок в спину для человека, стоящего на краю пропасти?.. Нет, я не мог вынести этой неизвестности. Я позвонил… — Магалин? — Да. — Как ты?.. С ней все было хорошо. Она даже рассказала мне свой сон, в котором цвели белые лилии с огромными листьями… Я успокоился и смог вздохнуть с облегчением… Так я начал этот день… 339. 10 октября — День Р Джулай… Я знаю, что два месяца осталось, но все равно уже ломаю голову, что подарить! Она у меня будет совсем взрослая — ей исполнится 18! Какая ответственность на мои плечи: я должен подарить самый особенный подарок, какой только можно придумать! Ни больше ни меньше! Иначе я себя уважать перестану! 340. *Хроники Великой Битвы ((глава девятая)) —Тропа Мох, чахлые кустики и серые голые камни… Гракс погорячился насчет недели… Может, кто и успел бы за такое время, но Нугут не из них. Вроде и не было ничего сложного на этой дороге, и безлюдье полное — а будто бы само время здесь работает против тебя… Горы давили; казалось, что бесконечные коридоры и нависающие глыбы готовы сомкнуться, расплющив одинокого путника как между молотом и наковальней… Кто-то строил эту дорогу. Кто-то рубил камень, чтобы проложить ее. По "стенам" "коридоров" тянулись бесконечные ряды обкрошившихся надписей, которые когда-то что-то означали. Иногда, врезаясь в скалы, от дороги отходили длинные рубленые лестницы и терялись где-то в вышине… Что за великая цивилизация оставила в скалах свою память? Что ждет наверху, если подняться по одной из лестниц?.. В душе Нугута боролись долг и любопытство, причем, боролись с такой серьезностью, какой он не ожидал. Он чувствовал, что все то, что он может найти и узнать здесь, невероятно важно, но не мог позволить себе отклониться от главного пути… каждую ночь, поднимая глаза к небу, он видел растущий месяц… Когда тропа вырвалась из коридора, Нугут чуть не оглох от навалившейся лавины звуков: плескал, перепрыгивая через пороги, Морозный Ручей, щебетали птицы, шелестели деревья… Это в коридорах стояла затхлая тишина, как в заброшенном доме, где каждый редкий звук заставляет вздрогнуть… а здесь… Минут восемь орк лежал в шелковистой траве, опустив пыльные ладони в ледяную воду ручья, которая пахла талым снегом. Аромат цветов щекотал ноздри; над яркими лепестками порхали огромные бабочки с "глазами" на крыльях… Нугуту казалось, что он вечно мог бы лежать вот так, но он заставил себя подняться и продолжить путь (к великому неудовольствию Лада, который только распробовал здешнюю нежную травку). "Вдоль русла Морозного Ручья"… Еще два дня… Тропа действительно от ручья не отклонялась, повторяя все его изгибы. Нугут обнаружил, что путь можно было бы срезать почти вдвое, если свернуть с тропы… да кто ж знал… Вообще, делать такую тропу можно было с одной целью — прогулочной, конечно. Возможно, когда-то здесь был прекрасный парк, а обломки камней, несущие следы резца, были статуями, которые этот парк украшали… …Нугут уже слышал шум водопада… Он как раз обогнул какую-то скалу, когда краем глаза заметил мелькнувшее рыжее пятно на фоне серого камня. Среагировал орк молниеносно… но потом вернул метательный нож в ножны и рассмеялся: "Нервы лечить пора…" Это был рисунок. Всю скалу с этой стороны покрывали изображения тигров, яркие, будто вчера нарисованные. Видимо, художник знал какие-то особые рецепты красок… Рисунки были сделаны с такой любовью, что, казалось, они светятся изнутри… Да… похоже, здешний народ очень любил тигров… Тут Нугут еще раз пожалел, что у него совсем нет времени на то, чтобы осмотреть здесь все как следует. И пообещал себе вернуться. С Нариной. Ей здесь тоже понравится… …Вокруг водопада даже воздух был ледяным, и Нугут клацал зубами от холода, пока спускался по рукотворному винтовому спуску. Раньше это была лестница с маленькими ступеньками; а сейчас занесенная ветром земля, поросшая мхом и чахлой травкой, сровняла ступеньки в единую спускающуюся ленту. Тем легче для Лада, конечно… …Еще день — и Нугут выбрался на дорогу до Мэна. Мэн… город пекарей… чуткий орочий нюх даже отсюда улавливал запах свежего хлеба, принесенный попутным ветром… или почудилось с голодухи??? Нет… даже Лад, хмурый и невеселый в последнее время, ходу прибавил… Было тревожно, но Нугут чувствовал, что сейчас он уже на верном пути… (2 августа 2003 г) /// Nocky: "Пока читала, появился вопрос: ты знаешь хронологию своих сказок? Сколько времени прошло с последнего боя Райбиса до начала Великой Битвы? Сколько времени прошло с тех пор, как Творец соединил расколотое небо, до рождения Мильдегард? А география? ты представляешь, как выглядит карта Замирья? Я не прошу рассказать или объяснить мне. Просто спрашиваю. Я, например, совершенно не представляю". Бальгар: "Я представляю, конечно, но с трудом… Думаю, если я помучаюсь, то сумею восстановить и хронологию (примерно), и географию… А это мысль, кстати! Займусь как-нибудь…" /// 341. 3 августа 2003 г *Хроники Великой Битвы ((глава десятая)) —Рейдер Дункан, светловолосый, моложавый, среди своих сверстников выглядел мальчишкой. К тому же, природа оставила за ним ясный взгляд, безусо-безбородое лицо и легкое, почти мальчишечье телосложение. Он был северянин. Это сразу бросалось в глаза. А вот то, что в его жилах текла толика эльфийской крови, знали немногие. Лет ему было 33, так же, как всем этим славным бородатым мужам, покрытым шрамами в три слоя. Они и начинали вместе, как один отряд: 9 меченосцев и 1 лучник. Дункан… За плечами этого лжемальчишки — 25 лет рейдов против созданий ночи. Каждый закат обещал быть последним, обещал уверенно и настойчиво, взвывая ледяными голосами из лесов… А сегодня ночь была спокойная. 9 рейдеров грелись у костра и наслаждались веселой дружеской болтовней, а десятый сидел на вздувшемся корне ноненайнского дуба и глядел на звездные россыпи в небесах… это был Дункан… На возникшего из темноты незнакомца он посмотрел спокойно. Спокойно разглядывал его глаза, жутковато блестящие в свете костра, и острые клыки, выступившие из-под губы в попытке улыбнуться… Ну а чего пугаться-то? Это же просто орк… — Меня зовут Нугутом, воин, — представился тот. — А я вот Дункан, — пожал плечами лучник. И, заметив внимательный взгляд орка, пояснил: — Я Рейдер, как и мои друзья, — он кивнул в сторону костра. — 25 лет мы боролись за спокойствие Норенайна, и сегодня — наша последняя ночь. Больше не будет охот и битв. Мы не нужны. Это победа, которую мы ждали так долго, но сейчас она не приносит мне радости… Не знаю, почему. — Возможно, ты рожден для великих дел, раз неспокойно у тебя на сердце, — задумчиво произнес Нугут. Во взгляде Дункана что-то изменилось. Казалось, даже воздух между собеседниками потеплел… — Ты орк, говорящий, как эльф, — удивился Дункан. — А ты знавал эльфов, рейдер? — хитро улыбнулся Нугут. — Я родом из Лонтэка. Раньше там жили чистокровные эльфы, как, например, мой дед, но сейчас они ушли на юг. Остались только полукровки и четвертькровки, как я… Но да, я знавал настоящих эльфов… Но орков, подобных тебе, не встречал… Я привык, что орки — это или наивные и грубоватые дикари, или кровожадные варвары, спускающиеся с гор, чтобы убивать и грабить… причем, последних намного больше… Некоторое время Нугут и Дункан сидели молча. Тишину нарушил Нугут: — Ты говоришь, знавал эльфов, Дункан… известно ли тебе "Сказание о Бальгаре"? — Да, это одно из моих самых любимых! — оживился рейдер. — Тогда, прошу тебя, расскажи мне конец, я его совсем плохо помню… — Хорошо. С какого места? — С окончания битвы. "И залил мою душу тогда кипяток". — Ага… понял. Я спустился на землю и крылья сложил, И воспрянул от сна, и мгновенно ожил. Но я поднял глаза и все понял: не сон, Осветив Небеса твоим юным лицом. Но не знаю, зачем я творил божество: Погасив Небосвод, ты спустилась с него. Ты коснулась меня, оживив мою боль, Будто в свежие раны насыпали соль. Понял я, что был ранен; и, нежно-легка, Врачевала меня и дрожала рука. И, увидев ожоги в ладонях от звезд, Вдруг заплакала ты, не сдержавшая слез… Вечность шла. Я боялся, что это мираж; Что он твой или мой, и не может быть наш. Строил клетку тебе, как последний дурак, Жил, зажав злые розы до крови в кулак… Ах, безумец, я чуть не убил все во мгле! Разве место любви взаперти, на Земле??? Я разбил эту клетку в клочки и куски; В жутком вопле зашелся, держась за виски… Вновь воспрянуло зло и грозило войной, Но вернулась и ты и осталась со мной. — …Спасибо, — сказал Нугут, когда песнь отзвучала в его душе последним аккордом… — Не за что… — пожал плечами Дункан. — Я пел на человечьем языке, но знаю и на эльфийском. А на гномьем — слышал… Думаю, и орки поют "Сказание о Бальгаре"… Это одна из незыблемых вещей, что объединяет всех нас. Ведь Бальгар не человек, не эльф, не гном, не орк и не полурослик… Он — наш демиург… Объединение и "Сказание о Бальгаре"… Нугут никогда бы не провел такую параллель, хотя, лишь услышав, тут же согласился… Да, им с Дунканом, определенно, было о чем поговорить… …Они беседовали всю ночь. Под утро Нугут не выдержал и свалился спать. А рейдер все так же глядел в небо, провожая взглядом исчезающие звезды… Как настоящий эльф… Они ведь могут вообще не спать, просто смотреть всю ночь на звезды и встать утром бодрыми и отдохнувшими. Звездный народ… Они что, питаются звездным светом?.. Когда Нугут проснулся, солнце уже ползло к зениту. Ругнул он себя за это здорово, по-орочьи… Дункан все так же сидел на белесо-полосатом корне и о чем-то размышлял… — В Мэне я видел на площади девочку. На ней были жалкие пестрые лохмотья на манер эльфийского платья, и она пела "Сказание о Бальгаре"… — Дункан сделал паузу, а Нугут ощерился, как загнанный хищник… — Я должен ехать, друг! — бросил он вскочил на коня. Нугут был так взволновал, что даже не попрощался как следует… (3 августа 2003 г) 342. Загар прилипает ко мне тока так! Я уже загорел дочерна, одни глаза на лице светятся. С чего бы они стали такими яркими?.. 343. Сегодня я выгуливал Сольвейг. Взяли мы ее велосипед; дите, понятное, дело — на багажнике, я — за рулем. У Нашего Перекрестка нас догнала Джулай, как договаривались. И поехали на пляж. Правда, мы весь день только тем и занимались, что смотрели, чтобы Сольвейг, приходящая в бурный восторг при виде воды, не утонула в ней случайно. А плавать она не умеет. Только бежит в воду, как дикарь, и плещется вовсю. Поэтому тут глаз да глаз нужен… 344. 4 августа 2003 г Дождится… а настроение у меня такое, что сегодняшний день, похоже, станет для меня днем размышлений… Конечно, мне следовало бы поразмыслить насчет работы. У меня остался последний ученик (это уже не особо кошелек отягощает), да к тому же, у него 15го августа экз, а потом — прощай. Но мысли почему-то не хотят грызть эту проблему. Они хотят думать о чем-то более важном… 345. …я и Джулай… звучит странно… обычно я говорю "мы"… Но и первое утверждение уместно. В свете приближающихся событий. Да, "мы" — это мы, но летом разъезжаемся в разные стороны. Она — с братом в Питер, в гости к родителям. А я — с Сашкой на море. Предложить поехать куда-нибудь вместе у меня духу не хватило. Такой я трус… Или не трус, а чую внутренним чутьем, что это слишком серьезный шаг… и вообще, не хочу я предлагать, рискуя получить "нет". Есть такое негласное правило: на войне можно отдавать приказы только тогда, когда ты точно знаешь, что их будут выполнять; а в мирной жизни — просить только тогда, когда точно знаешь, что не услышишь "нет"… ((хотя кто бы говорил… мда… часто ли я этому правилу следую???)) Ну так вот: мне кажется, поддержки своей мысли я не встречу. Поэтому смирюсь с тем, что мы расстаемся на август… кстати, это наша последняя неделя… 346. Дурные воспоминания — как осколки в душе. Только не красивые радужные осколки, а ржавая дрянь, застрявшая в ране. И когда что-нибудь такое всплывает… Один из таких осколков — мой самый страшный сон. Тот самый. А вообще их много. Сегодня (видимо, настроение поспособствовало) всплыл еще один… Моя тетя работала на "скорой". Да, скорее всего, она и сейчас там работает. Помню, как-то пришел к ней в гости. Она чаю поставила с моими любимыми малиновыми листьями; конфет насыпала в вазочку… И сидит рядом со мной сама не своя. Я спросил, может, случилось что-нибудь. И тогда она мне рассказала… Сотрудница ей, значит, поведала, что она сама усыпляет кошек, а не возит их к ветеринару. Тетя спросила, как. А та ответила, что набирает шприц перекиси водорода, протыкает иглу прямо в легкие кошке (живой!!!) и вводит в них перекись… Естественно, животное умирает в страшных мучениях, захлебываясь кровавой пеной… Я, помню, как это услышал, так просто замер в каком-то шоке, и лишь потом почувствовал в сердце ледяной ужас… Что тут комментировать… ничего уже не скажешь… дрянное существо человек… Ну зачем я это вспомнил? Не знаю. Зато твердо знаю, что, если хочешь от ржавого осколка избавиться, если тебя что-то гложет и не дает покоя, надо это кому-то рассказать… или хотя бы записать… То есть, выставить на свет. Такая грязь света не выносит, она гибнет… Надеюсь, это больше не вернется… 347. 5 августа 2003 г *Хроники Великой Битвы ((глава одиннадцатая)) —Обратная сторона добродетели Мэн — город пекарей… Как и все города Норенайна, бывшего частью Земель Горестей, Мэн вырос вокруг мощного форта. Его стены и сейчас сурово возвышались в самом центре, а вот недавно построенные наружные стены города иначе как декоративными уже не назовешь. Они тонкие, невысокие, облицованы белым камнем, изукрашены узорами и инкрустированы гранеными кусочками цветного стекла. Настоящий воин на них посмотрит и только фыркнет. Сразу видно, что серьезных неприятностей этот край не знал очень давно. А стены эти — просто способ похвастаться перед Лонтэком и Роаном (а может, и перед загорным краем Реноцвольфом, до которого не так далеко)… …Нугут сообразил, что, пока он кружил по Дымчатой Тропе, весть о вылазке ребят Гракса наверняка достигла Норенайна и светиться в Мэне орку не стоит. Что ж, не впервой. Главное — опустить тень на лицо, а уж голос его не выдаст… Нугут разворошил поклажу и отыскал свой любимый плащ, в каком ходит каждый второй путешественник. В нем не слишком жарко летом, а главное, капюшон у него большой — тень не лицо обеспечена. Вот так, опустив капюшон, Нугут и вошел в город. Плату в Мэне брали только с обозов, и одинокий путник стражу, плавящуюся в блестящих декоративных доспехах, совсем не заинтересовал. Лада Нугут оставил на попечение старого конюха, что заправлял стойлами, принадлежащими таверне "Тихий грог"(?), а сам отправился прогуляться по городу. С целью сбора информации, естественно… Он осторожно поспрашивал людей по поводу странствующих артистов, и ему тут же все уши прожужжали, рассказывая о чудесной эльфийской девочке, которая "поет, как соловей"… А уж когда Нугут заприметил на рынке того самого парня, что мелькал тогда в Лонтэке, то понял, что на верном пути… А парня звали Астель. Он давно уже был взрослый, но по-прежнему носил короткие штанишки до колен и драную рубашку, знававшую, похоже, еще его деда. В общем, убого смотрится тот, кто косит под возраст, из которого давно вырос… На рынок он пришел купить немного хлеба и — чего греха таить — стащить чего-нибудь вкусненького для эльфийской девочки, к которой всей душой привязался. Сначала все шло неплохо. Но, только Астель набил карман ворованными финиками, как почувствовал, что за ним неотступно следят. Обернувшись, он увидел здоровенного воина, в такую жару зачем-то завернувшегося в плащ и опустившего капюшон на лицо… Он следил за воришкой, даже не скрываясь: возвышался над толпой, как гора, и стоял неподвижно. Вокруг сновали люди, а он был как остров посреди волнующегося моря… Астелю стало не по себе. Он вспыхнул от ужаса жарче новенького факела и поспешил затеряться в толпе. А это он умел… Запыхавшись, он подошел к фонтану и опустил лицо в прохладную грязную воду… Когда обернулся, увидел, что воин стоит за его спиной да еще и деловито похрустывает знаменитым мэнским батоном. Астель застыл на месте, словно завороженный, но, мельком заметив, как сверкнули, кроша батон, острые зубы, бросился бежать со всех ног. Остановился он только когда перемахнул через кирпичный заборчик и оказался на грязном пустыре, где стоял их фургон и понуро топталась старая лошадка. Здесь все вдруг показалось таким тихим, милым и безопасным, что Астель сразу же успокоился, будто все страшное уже позади. Отдышавшись, он направился к фургону, за которым судачили о чем-то дядя Венд и тетя Рия… хотя на половине пути уже раздумал говорить о странном незнакомце… — Астель, лопух, ты где пропадаешь?!! — отчитал его дядя. — На базаре был, — промямлил Астель, чертя босой ногой круги в пыли. — Вот, хлеба купил. — Ладно, — смягчился дядя Венд, забирая у Астеля хлебный "кирпичик". — А где Нарина? — спросил Астель. — Гулять убежала. Наверно, опять с мальчишками на палках бьется! — пробурчала тетя Рия. — На мечах… — застенчиво поправил Астель… Нугут наблюдал весь этот разговор, облокотившись на тот самый заборчик, который доходил ему как раз до локтя. А уж слышали-то его орочьи уши абсолютно все… — Астель?! — окликнул его Венд, увидев, что в единый миг племянник побледнел, как полотно. — Что с тобой такое?.. — Ничего… — дрожащим голосом ответил Астель… — Я… я пойду Нарину поищу… — Да уж, поищи! — буркнула Рия. — Через два часа чтоб были на площади оба! У нас выступление… Астель обернулся снова. Воин в плаще исчез. Может, показалось?.. Ах, как бы ему хотелось, чтоб показалось!!! Подняв столб пыли, Астель бросился искать Нарину. В отличие от этого серого, он знал, где ее искать… Бежал Астель все больше грязными трущобными переулками, где этот просто заблудится, если вздумает преследовать. Так он думал, да… …Во внезапно выросшего на его пути Нугута Астель врезался, как в гранитную стену, и отлетел чуть ли не на метр. Орк сгреб его в охапку и сдавил ему горло… Теперь Астель мог только беспомощно трепыхаться и сипеть. — Грязный ворюга, — процедил Нугут, удивившись своему голосу, зарычавшему, как у настоящего дикого орка. — Где моя девочка? Где Нарина? — Не скажу, — проскулил Астель, корчась от боли. — Не для того я ее от тебя спасал, орочье ты отродье!!! — Спасал, щенок!!! — Нугут стиснул его так, что тот едва мог вздохнуть; потом, конечно, отпустил, чтобы кости не захрустели… — Я ее учитель, мелкая ты дрянь! — Ни за что не поверю! — продолжал храбриться Астель. Вокруг уже собралась стайка трущобных голодранцев, но они вмешиваться явно не собирались… — Как вот звали ее учителя? — Нугут. И это я, — Нугут взял себя в руки и сказал уже своим обычным голосом: — Пойдем спросим ее. — Хорошо, — вдруг согласился Астель. Нугут без лишних слов поставил его на землю. — Хорошо, пойдем. Только иди вперед, чтоб я тебя видел… "Сейчас или никогда" — подумал Астель, осторожно вытаскивая дедовский стилет из-за голенища сапога. Он успел только вскинуть руку — как орк ловко развернулся (что при его мощном и по виду неуклюжем телосложении казалось невозможным), выбил стилет и коротким ударом в грудь опрокинул Астеля на землю. Удар был легкий и явно щадящий, и Астель сначала не понял, почему же ему так больно… А потом увидел два торчащих из груди острых прута… Похоже, это были остатки какой-то железной ограды, и он на них упал… Как глупо… …Астель захлебывался кровью, бился в агонии, хватаясь руками за прутья в тщетной попытке их вытащить… а в голове у него было невероятно ясно. Он видел Нарину, девочку, навсегда похитившую его сердце, слышал ее голос и мимолетно жалел, что так и не спел ей песню, которую специально для нее сложил… и не дорассказал ей всех сказок, что знал сам… Сверкнул меч Нугута — и для Астеля все померкло… Упали в пыль красные и склизкие от крови руки; завалилась набок голова… Повинуясь странному чувству, Нугут опустился рядом на колени и закрыл ему глаза. Что теперь?.. Не бросать же его в трущобах на съедение собакам… Но и заявиться к дяде и тете с телом их племянника на руках тоже нельзя… — Эй вы! — крикнул Нугут нищим, бывшим до этого лишь зрителями. — Отнесите его к фургону. Я дам по серебряной монете каждому. Когда тело Астеля унесли, Нугут пошел своим путем… На душе у него было скверно. "Ты человека убил. И, похоже, хорошего человека," — сказал он себе. Он знал, что не простит себе этого. И то, что это была случайность — не оправдание… В конце концов, сколько он думал всю дорогу, как разделается с вором; какая жажда крови в нем просыпалась — будто память диких предков: орков, евших человечье мясо… И вот убил… и не говори, что не хотел… …На краешке одного из пустырей играли мальчишки. Бились деревянными мечами стенка на стенку. Мальчишки были маленькие, примерно возраста Нарины, и — Нугут присмотрелся — махали они мечами не как попало. Чувствовался здесь легкий, неприметный штрих настоящего фехтования… — Эй, юные воины! — окликнул их Нугут. — Нанину не видели? Один мальчишка подбежал поближе и, щурясь на полуденное солнце, заговорчески пробормотал: — Тут эльфы были! Настоящие! Они ее с собой забрали. — А куда они пошли? — Не знаю… — Они сказали, что едут в Лонтэк к родне! — крикнул другой мальчишка, постарше… …Сунув в маленькую ладошку горсть медяшек, Нугут со всех ног бросился к "Тихому грогу"… А тем временем мальчишки разбивали друг другу носы, деля дареную мелочь… (5 августа 2003 г) 348. 6 августа 2003 г (((примерно час ночи: Бальгар бессонницей мучается))) *Хроники Великой Битвы ((глава двенадцатая)) —Депрессняк и звезды Нугут спешил, но знал, что эльфов ему не догнать. По словам стражника, у них были запасные кони… А вот у Нугута — только Лад! Эх, надо было взять Кирлиха. Ради Нарины Бьёрн бы разрешил… И вообще… эльфов пятеро (ежели, опять же, стражник не обсчитался), а Нугут, как бы он ни был крут в фехтовании, только один… Все это Нугут прикидывал на привале, пока жевал вяленое мясо, напоминавшее по вкусу соленую резину… Он попытался уснуть, но сон не шел. Мысли и чувства одолевали, как свора диких собак… Нугут лежал на траве, раскинув руки, и глядел в звездное небо… к сожалению, он не эльф, а то наверняка увидел бы в звездах что-нибудь особенное, такое, на что можно смотреть до самого утра, не моргая и не отводя взгляда… …Край тучного облака открыл взору растущую луну. Лунная Подруга, жестокая и справедливая… и лунатики, бродящие во сне по крышам, — ее жрецы, а волки — ее свита… Нугут вдруг понял, как он устал. Ну просто сейчас сдаться, опустить руки и умереть!.. Бьёрн посмеялся бы: опять депрессняк у тебя, дружище!.. Плохо без Бьёрна… Одному вообще плохо… …Тихонько дрожала земля. Слышно было только если приложить к ней чуткое орочье ухо: кто-то скакал по дороге в Лонтэк… Нугут не шевельнулся: ему было все равно. …Будь это самый обычный путник, он бы проехал мимо и не обернулся даже — здесь такая темень, что ты ни за что не разглядишь ни коня, ни развалившегося на траве орка, если ты не сова… или не рейдер. От Дункана так прятаться было просто наивно. Если б он не замечал таких вещей, то 25 лет в рейдерах точно бы не протянул — загрызли б за первым же кустом… Дункан спешился и подошел к Нугуту. Тот сел и удивленно уставился на него (видимо, депрессняк еще не слишком далеко зашел, если он сумел удивиться). — Здорова, рейдер! — приветствовал Нугут Дункана, улыбаясь во все 42 зуба. — И тебя туда же… — неопределенно, но сварливо буркнул рейдер. — Дурную же ты славу сделал себе в городе. Убивец и душегуб — самое ласковое, что про тебя говорят. Чего ради это все, а, Нугут? — Прости конечно, но тебя это так волнует? — усомнился орк. — Да, — коротко ответил Дункан, не давая никаких пояснений. — Я ищу ту эльфийскую девочку, про которую ты мне говорил. Ее украли у меня еще в Лонтэке. — Стоп! — Дункан поднял руку. — Откуда она у тебя вообще? — Подобрал в заброшенном доме. По дороге из Роана в Лонтэк… — Нугут задумался, и тут его осенило: — Слушай, Дункан, у тебя есть эльфийская родня в Лонтэке? — Да. Мать и сестра. Отец у меня человек. — Те эльфы… они поехали к родне в Лонтэк… Слушай, Дункан, мне нужна твоя помощь. По гроб благодарен буду! — Сначала расскажи, что у тебя случилось. Нугут рассказал в общих чертах; Дункан задумался… — Если ты действительно так любишь эту девочку, ты должен желать ей лучшей доли, верно? Так вот: лучше оставь ее эльфам. У них дети — большая редкость. Ее примут как родную, и вырастет она среди своих… — Нет, Дункан… они ее убьют… — Орк, ты что, упал?!! — Скоро полнолуние… а она… она волк… — сказал Нугут. Дункан хотел что-то ответить, но осекся на полуслове… Нугут же прекрасно понял, что заварил сейчас крутую кашу: если рейдеру взбредет в голову уничтожить последнего оборотня Норенайна, то каким опасным врагом он, Нугут, сейчас обзаведется!.. — Только со мной она может выжить. Я знаю, как предотвратить превращение. И, к тому же, я орк, а нас волки слушаются. Это у нас в крови… — говорил Нугут, стремясь перевесить чашу весов на сторону "друг"… Вспыхнувший было Дункан успокоился — глянь теперь: тот же флегматичный эльф, что ночь напролет глядел на звезды… — Вставай! — вдруг скомандовал рейдер. — Мы должны успеть!.. (6 августа 2003 г) 349. Время утекает, как мелкий песочек… Песок я всегда очень любил. Именно мелкий и бархатистый, такой, какой под ладонью ветра мягко ложится в дюны… Сашка сказал, что мы едем в пятницу. Он чего-то там рассчитывал, чего-то объяснял. Сказал: пятница — и все. Я не стал спорить. А что я могу предложить? Чем могу объяснить? Юля и Игорь едут в Питер 14го. Я надеялся побыть со своей любимой еще немного. Можно, конечно, сказать, что у меня еще ученик есть, который 15го будет ломиться в авиатехникум. Но, честно говоря, мне до него нет никакого дела. Я даже прямо сейчас сразу скажу, что он не поступит и пойдет-таки обратно в школу, в 10й класс. Учиться он не хотел, а что взять с того, кто учиться не хочет? Не молотком же ему вбивать в голову всякие умные мысли… Но его родители платили, а я работал. Наверно, это подло с моей стороны. Может, надо было отказаться? Да нет, не рыцарь я никакой, чтобы так вот от денег отказываться. Наверно, я какой-нибудь мелкий торгаш(по складу души и ума), раз работал, зная, что ничего не получится с вероятностью 99 %… получается, что просто загребал чужие деньги… Да… Ну, в общем, в пятницу меня здесь уже не будет. Мы едем к морю. Дикарями, да не совсем: не в палатках, чать, жить будем. Сашка договорился о комнате. Так что все путем… Посмотрю на море, на дельфинов… может, эта поездка принесет что-нибудь особенное в мою жизнь. Хочется в это верить. Я ведь, вроде, большой, а все равно вечно жду какого-то чуда. Под Новый Год особенно… Только не бывает ведь их, чудес-то… Ууууууууу, Бальгар, а депрессняк-то у тебя похлеще, чем у Нугута! 350. Решил написать его полностью: "Сказание о Бальгаре" Милую девушку в мантии длинной, Как волну морскую, я зову Мариной. Гостем пришел я, незваным, непрошенным; Но все это было, все это прожито. Годы проносятся. Годы эльфийские. Длинные, длинные так, что немыслимо, Что этот воин стоял пред тобой, Склонившись в поклоне пред девой-волной. Милую девушку в мантии длинной Звал и зову я, как раньше, Мариной. Только в дали одинокого дня Я и не верю, что рядом был я. Я записал свои сны и сказания, Будто легенды или предания, Ей их отдал, заглянув по пути, Так было легче простить и уйти. Падали звезды в ладони горячие… Творец опечален — творения прячутся, Чтобы мой взгляд не прошелся по ним, Не заключил бы в свой горестный мир. Болью писал, а совсем не чернилами; Да, я создал ее, добрую, милую, Просто придумал я образ мечтательный, Словно эльфийский — далекий, сиятельный. Просто не видел за девой-волной Той настоящей Марины живой… Вот и прогнал я всех призраков, образов, Сел одинокий под яркими звездами… Крепко задумался, глядя во тьму, Как в Небесах одиноко Ему… Юлия, Юлия, имя-песня, Ты пришла тогда, и с тех пор мы вместе. Ты пришла в мой мир, и в моем краю Победила меня в самом честном бою. Разглядел я за силой прекрасную нежность, Но ты ранила так, как не ранили прежде. Обожгли мне ладони горячие звезды; Спохватился я рано, опомнился поздно. И тогда со стены снял я меч заржавевший И почистил я сталь, чтобы стала, как прежде. Я с мечом наготове шагнул за порог, Как услышал — трубит повелительный рог. Я увидел равнину, где было все пусто, Там шагали войска с шумом, лязгом и хрустом. И не счесть было их — почернела страна, - Они шли на меня и кричали: война! Это демоны шли одичалой гурьбой Из кладовок души, чтоб сразиться со мной. Я бы пал, не сдержав демонических сил, Но дала ты мне в дар пару ангельских крыл. Я взлетел в небеса, где прямые лучи, Где среди облаков бесполезны мечи. Ты сказала им "Тай!", разогнав стаи туч — Озарил небеса первый солнечный луч. На земле, где войска, снег растаял в поток И залил мою душу тогда кипяток… Я спустился на землю и крылья сложил, И воспрянул от сна, и мгновенно ожил. Но я поднял глаза и все понял: не сон, Осветив Небеса твоим юным лицом. Но не знаю, зачем я творил божество: Погасив Небосвод, ты спустилась с него. Ты коснулась меня, оживив мою боль, Будто в свежие раны насыпали соль. Понял я, что был ранен; и, нежно-легка, Врачевала меня и дрожала рука. И, увидев ожоги в ладонях от звезд, Вдруг заплакала ты, не сдержавшая слез… Вечность шла. Я боялся, что это мираж; Что он твой или мой, и не может быть наш. Строил клетку тебе, как последний дурак, Жил, зажав злые розы до крови в кулак… Ах, безумец, я чуть не убил все во мгле! Разве место любви взаперти, на Земле??? Я разбил эту клетку в клочки и куски; В жутком вопле зашелся, держась за виски… Вновь воспрянуло зло и грозило войной, Но вернулась и ты и осталась со мной. 351. Вечером я сходил на последнюю тренировку перед отъездом. И, как водится, после тренировки на душе у меня стало светло и тихо. Айкидо всегда волшебно на меня действует. Особенно если любимая девушка рядом:-) А Джулай… она так искренне за меня порадовалась, что я еду на море, что у меня тут же отлегло от сердца. "Обязательно, обязательно запиши свои первые впечатления! — сказала она. — Когда я в первый раз увидела море, мне хотелось кричать и плакать от счастья. Это что-то невероятное. А ты, ты, наверное, вообще почувствуешь что-нибудь особенное, замирское!" :-) 352. Все будет. И будет хорошо. 353. 7 августа 2003 г —Мраморный кот В большом парке возле фонтана стояли белые мраморные статуи — диковинные люди и звери. Линьорк больше всех любила мраморного кота. Неведомый скульптор сотворил его с такой любовью, что, казалось, он на самом деле мягкий и пушистый, как ватный ком. И глаза у него яркие(как у всех здешних статуй), желтые, с вертикальным зрачком-щелочкой… Это был, определенно, очень особенный мраморный кот! Линьорк казалось странным, что он уже стоял здесь, когда еще не родилась она сама… да и, наверное, прадедушка ее тоже бы не вспомнил, кто построил фонтан и заселил парк статуями… Они изображали воинов в полном вооружении; милых девушек в эльфийских платьях… а еще там была охотница с коротким луком, готовым к выстрелу; и маленький мальчик, у которого вид был такой, будто он потерялся… Все они были удивительны, все созданы с величайшим мастерством (казалось, такие позы могли быть только у живых людей, превратившихся в камень!) Да, все они были люди, эльфы и другие непонятные существа, которых Линьорк никогда не видела… но этот кот… казалось, он был властелином этого мраморного мира… …Сначала Линьорк заглядывала в парк по выходным, когда у нее было несчетное количество времени, чтобы просто сидеть на краю фонтана и болтать с мраморным котом. А он был благодарный слушатель! Он не смеялся, не ругался и не отмахивался от маленькой Линьорк, как делали все живые люди. Он сидел и слушал все с невероятно умным и серьезным видом… Потом Линьорк стала приходить каждый день, все больше отдаляясь от мира, который хохотал, шикал, отмахивался и приказывал; предпочитая его тишине каменного парка с веселым говорливым фонтаном… Однажды, когда уже наступил вечер, Линьорк поняла, что домой ей идти совсем не хочется… и осталась… Всю ночь ее родня не находила себе места. Они злились, ругались, но и волновались, конечно, тоже… Они обошли всех знакомых и родственников, но никто не знал, где Линьорк. Тогда они пошли в парк… Парк встретил их своей атмосферой покоя и вечности. Люди сразу перестали галдеть и, сами не понимая, почему, начали разговаривать шепотом. Они прошли мимо мраморных фигур к фонтану и… затихли совсем… На краешке фонтана сидела статуя Линьорк… Казалось, кто-то остановил время как раз когда она рассказывала мраморному коту одну из своих удивительных небылиц: столько живой радости и волнения было в маленькой фигурке… и глаза были яркие, зеленые, как у живой… Люди посмотрели-посмотрели, подивились, поохали да и пошли дальше — искать пропавшую девочку… Надо ли говорить, что они ее не нашли… (7 августа 2003 г) 354. Сегодня был день, когда я разбирался с оставшимися делами, чтобы ехать с легким сердцем. Смотался в сад к тете Неле — отчитаться, куда я денусь на ближайшие две недели. Прибрался в квартире. Сказал ученику, что так мол и так, уезжаю (что на море, не докладывался), дал пару рекомендаций по поводу учебы и пожелал удачи. Попрощался с Джулай… после чего вовсе расхотел уезжать!.. 355. Мы с Сашкой выезжаем завтра утром. Не на рассвете, конечно, но довольно рано… Не найдя целой тетрадки, я просто взял с собой стопку черновой серой бумаги. Постараюсь все записывать, хотя ничего не обещаю… 356. И… пока сон меня не сморил… по поводу "Мраморного кота"… Я всегда считал, что в мире есть такие Силы, которые не назовешь Добром или Злом, которые вот так сами по себе… Как-нибудь я длинную статьищу напишу на эту тему. 357. 24 августа 2003 г ЗДЕСЬ НАЧИНАЮТСЯ ХРОНИКИ МОРСКОГО ПУТЕШЕСТВИЯ 358. 8 августа 2003 г Первое, чему подивился Сашка — это тощести моего чемодана. Честно говоря, он смеялся до слез. Я пожал плечами. 359. …Сады, сады, сады — домики один уродливее другого; квадратики разлапистых капустных грядок… пасека. …Дождь стеной на горизонте, где, кажется, облако соприкасается с буро-зеленой полосой леса. Мы думали, что это пройдет и над нами. Да, несколько капель прочертили на стекле тонкие стрелы, но на этом все и кончилось. …Солнце ушло за тучи, и вообще посвежело, будто те несколько капель имели какое-то значение… Хотя, скорее всего, прибыл влажный ветер из-за Дождевой Стены. …Замирье волновалось, и по моему озеру Кипятка бежала рябь. Я уже с первых минут поездки почувствовал, что реальность сдвигается. Это похоже именно на чувство ожидания, когда из щели между медленно открывающимися дверьми бьет ослепительно белый свет… Казалось, миры наложились один на другой. Я видел ту же дорогу, ту же места (домики уже успели кончиться и началось безлюдное, но не дикое пространство, где были аккуратно насажены деревья и причесаны поля)… Но что изменилось. Поездка стала Странствием, а мир вокруг обрел дыхание. Я уже не мог на него равнодушно смотреть… Но объяснить, что же произошло, у меня слов нет… …Добавлю: я ухитрялся строчить свои записи в машине, когда почерк прыгал из одного угла листа в другой (не страшно: помню, я частенько писал и в трамвае, что не намного легче). Но я выводил слово за словом медленно и упорно. Сашка снисходительно улыбался, но, как только я хватал бумагу и ручку и принимался писать, он (я заметил) ехал медленнее и осторожнее… …Небо темнеет. Я переместился на заднее сиденье и собираюсь спать… 360. 9 августа 2003 г …Ночью на горизонте беззвучно сверкали молнии, на пару секунд освещая все бледным, но ярким светом. Дождя не было. Весь сегодняшний день я проспал, изредка просыпаясь и в эти редкие моменты что-то видя… Первым таким озарением была Волга… Я вскочил и восхищенно залепетал, стряхивая остатки сна: — Сашка! Это что же, уже море?! — Нет, малыш, это Волга, — он снисходительно так посмеялся. — Такая здоровая! Никогда не думал, что река может быть такая! — Она вообще-то уже. Это залив… …Мир полон полузаброшенных древних сооружений, покрытых трещинками, ржавчиной, плетями деревьев и трав… будто находишься в какой-нибудь Заброшенной Стране или на руинах погибшей цивилизации… "Лезут мысли о третьем конце," — как поет дядя Юра Шевчук. И почему-то таких полуруин гораздо больше возле железных дорог. …Поезда… каково это — ехать в брюхе такой многотонной железной гусеницы? Никогда не ездил в поездах… но думаю, все еще будет… А пока один едет мимо — и протянутые из открытых окон руки махают нам, и за грязными стеклами, как в тумане, улыбаются чьи-то лица… …Пятна подсолнухов… поля подсолнухов… …Кровавые пятнышки чины в придорожных зарослях… Где-то ближе к вечеру Сашка дознался, что я умею водить машину. Ну, как сказать… отец меня к этому приучал лет с десяти, так что в 13 лет я водил уже хорошо. Но сейчас мне 18 с половиной. Вспомню ли?.. Тем не менее, Сашка намерен отправиться спать на заднее сиденье и посадить меня за руль… 361. 10 августа 2003 г Первые два дня я еще храбрился, но на третий скис совсем… "Ездок из тебя тот еще," — оценил Сашка мои вчерашние навыки вождения. Мне почему-то стало обидно. Вот дела… никогда раньше не обижался на Сашку и не думал, что когда-нибудь обижусь… Наверно, я просто устал и на солнце спекся… А Сашка, похоже, смекнул, в чем дело, и объявил привал. После того, как я вдоволь навалялся на травке и с наслаждением размял затекшие ноги, потом нормально поел (не рискуя откусить себе язык, когда машина подскакивает на какой-нибудь кочке), я успокоился и начал трезво мыслить. Только мы сели в машину, Сашка поставил мне Notre Dame de Paris, зная, как я ее люблю. Вот тут-то совесть и пребольно кусанула меня за самое сердце… Я вел себя, как капризный ребенок!.. Сашка отнесся ко мне как ко взрослому мужчине, когда взял с собой в путешествие да еще и машину доверил… а я… Все! Я закусил губу и взял себя в руки! — Сашк, давая я поведу. …тут я ожидал, что он скажет что-нить насчет "того еще ездока", но он только улыбнулся и отдал мне ключи… — No one lives forever! — сказал я, заводя машину… А к вечеру, когда я лежал на заднем сиденье и сонными глазами провожал красоты окрестностей Горячего Ключа, я вдруг понял, с чего это я сегодня такой нервный: полнолуние… 362. 11 августа 2003 г Кстати о полнолунии… *Хроники Великой Битвы ((глава тринадцатая)) —Волки, которые должны слушаться Лад к концу пути дышал тяжело… Нугут уже понял, что чуть было не погубил коня… В разомлевший от небывалой жары Лонтэк прибыли часов в восемь. Небо еще было светлым. Но Нугут помнил, как быстро в здешних краях темнеет… …В пока еще синем небе уже проступал бледных призрак полной луны… — Дункан! — Нугут как очнулся. — У меня тишь-травы нет! Слушай, я ею Бьёрна лечил, может осталось. Давай спеши к своей родне, а я пойду Бьёрна искать в таверну. И коней мне оставь, я их устрою. — Эльфийский трехэтажный дом к северу от центральной площади, — коротко сообщил Дункан и легко, совсем по-эльфийски, побежал по Лонтэкским переулкам… Нугут устал, кажется, не меньше Лада — с удовольствием бы свалился в пыль и заснул. "Спи, спи," — улыбалась полная луна с неба… Слава этому самому Небу, Бьёрн был дома. Он вскочил с кровати (до этого он лежал отдыхал после ужина и ковырял щепкой в зубах) и бросился обнимать Нугута. — Я тоже рад тебя видеть, братишка, — рассмеялся Нугут, устало повисая на плечах Бьёрна… — Слушай, у тебя тишь-трава осталось? — Н-нет, — Бьёрн почувствовал, что дело не ладно, и голос у него дрогнул. — …я…я лечился… все выпил… — Арргх!!! — бессильно прорычал Нугут и одним прыжком оказался у двери (откуда только силы взялись?). Бьёрн схватил пояс с ножнами и, уже застегивая пряжку, догнал Нугута на пути к центральной площади. Из нескольких фраз, брошенных мимоходом, которыми Нугут пытался объяснить ситуацию, Бьёрн почти ничего не понял. Но подумал, что война план покажет, и постарался пока хотя бы просто не отстать. Эльфийский дом… один раз увидишь — и уже ни с чем не спутаешь. Это нечто похожее на огромный цветок. Каждый такой дом живой. Он дышит, растет, цветет. Летом обрастает маленькими фиолетовыми ягодками, из которых можно делать эльфийский конфитюр, вино или есть прямо так. Окна, прозрачные изнутри, снаружи выглядят витражами и пускают цветные блики. В таком доме прохладно летом и тепло зимой… Одно слово — эльфийский дом… — Нас сюда не пустят! — быстро оценил Бьёрн… — ДУНКАН!!! — Нугут заорал так, как могут орать только орки. Казалось, весь Лонтэк замер, ошарашенный… На втором этаже распахнулось витражное окно; из него быстро выглянул Дункан, крикнул "Оркский придурок!" и тут же скрылся. Секунд через 15 шипастые колючие ветви, которые были усыпаны кроваво-красными розами и, сплетенные, закрывали вход в дом, плавно разошлись в стороны, пропуская Дункана с Нариной на руках… — За город! — скомандовал Дункан и побежал. (Вам не говорили, как непросто угнаться за эльфом?.. даже полуэльфом или четвертьэльфом?..) …стражам ворот бегущие орк, человек и эльф с бесчувственным ребенком на руках показались — что и говорить — подозрительными, но известного на весь Норенайн рейдера никто остановить не посмел. …А синева неба наливалась тяжестью. Не забывай, не забывая, Нугут, что темнеет на юге стремительно… Дункан остановился. Он хотел положить девочку на землю, но Нугут остановил его и взял Нарину на руки. Маленькое тельце было болезненно горячим, и в сердце Нугута, как две змеи, сплелись жалость и ужас. — Если у тебя ничего не получится, я ее убью, — жестко сказал рейдер, извлекая из колчана тяжелую стрелу с серебряным наконечником. — Я так никогда не делал, но этому оборотню я даю шанс выжить… — и вдруг добавил: — Мы не зря с тобой встретились, Нугут… — Ты испугаешь ее, — сказал Нугут. — Спрячься. И Бьёрна с собой возьми. Рейдер кивнул и сиганул на ближайшее дерево с ловкостью белки. Спрятался он лучше некуда: ветер дул на него, так что даже запах не выдаст… — У тебя же тишь-травы нет… — упавшим голосом произнес Бьёрн. — Знаю. Зато я орк. Орки всегда были повелителями волков, — честно говоря, уверенности в голосе Нугута было маловато. Он не знал, что должен сейчас делать, и было ему просто страшно… — Полезай за Дунканом, брат… и, во имя небес, не дай ему выстрелить! — Хорошо, — заверил Бьёрн. — Пусть даже мне самому придется эту стрелу словить… в свое сердце… Небо темнело. Нугут сидел на поляне один, и его захлестывал ужас… Он все еще держал на руках Нарину, хотя ее кожа уже почти что обжигала руки. Он пытался напевать что-то шепотом (да, скорее всего, чтобы себя самого успокоить), и первое время все было тихо. Нугут даже было поверил, что угроза миновала… …Нарина закричала и рванулась из рук Нугута с такой силой, какой просто невозможно было ожидать от ребенка. И Нугут ее не удержал — уронил в траву… Несколько секунд он, застывший от ужаса, слышал будто хрустят ломающиеся кости и… что-то среднее между человечьим криком и рычанием растравленного зверя. А потом из высокой травы поднялось это… …Видимо, ужас сорвал все планки и вынес все плотины — Нугут вдруг вообще перестал что-либо чувствовать и начал мыслить яснее ясного. Он даже пару секунд с некоторым любопытством разглядывал стоящее перед ним существо. Это был не волк. Скорее, человек с волчьими чертами лица, а глаза светились раскаленными углями, как у демона. Ростом это существо было чуть выше Нарины и выглядело словно сплетенным из мышц и жил, выступающих под короткошерстной шкурой… Нугут не видел оборотней раньше. Но ему рассказывали, что это такой же волк, как обычный, только глаза невероятно умные, почти человеческие. В полнолуние происходит смещение миров — в итоге волк и человек меняются местами. В чужом мире у обоих одинаковый шанс погибнуть. Потому что оборотней везде боятся… …А это был не волк… совсем не волк… а какое-то другое, неизвестное Нугуту порождение Тьмы… И оно стояло на двух ногах и внимательно глядело на Нугута раскаленными угольками глаз… — Нарина, — позвал Нугут ласково, будто перед ним было не зубастое страшилище, а та самая девчушка, которую он давно не видел и по которой соскучился до смерти… — Тебе больно?.. Иди, иди ко мне, детка… — сразу вспомнилось, как он мечтал показать ей заброшенный город и великолепный водопад… — Идем… И монстр пошел! Двигаясь рывками, будто ему трудно было управлять своим телом, таким отличным от тела хрупкой девочки… Не понимая, что же он такое делает, Нугут опустился на траву, протянул руки и обнял "волка", зарывшись лицом в густую шерсть на загривке… Она пахла кровью… да, похоже, превращаться — это действительно больно… — Бедная моя Нарина, — сказал Нугут. "Волк" жалобно заскулил в ответ… Время прошло незаметно. Нугут просто открыл глаза и увидел, что уже утро и… на руках он держит настоящую Нарину, девчушку со смешными коротко стрижеными волосами; в походном костюмчике, уже протертом до дыр на коленях… Подошли Бьёрн и Дункан… Глядя на их физиономии, Нугут захохотал на весь лес — немудрено, ведь в этот хохот вместился весь пережитый ужас… и весь неудавшийся депрессняк… Проснувшаяся Нарина засмеялась тоже, просто в унисон Нугуту… А физиономии у Бьёрна и Дункана были разукрашены синяками один больше другого (у эльфийского народа они, к тому же, зеленые, хотя кровь такая же красная…). — Он хотел выстрелить, а я не дал, — объяснил Бьёрн, когда нугутовский хохот улегся эхом в дальних холмах. — Вот и подрались. — Ладно хоть до ножей не дошло… — мрачно заметил Дункан. — А зачем ты стрелять хотел? — спросил Нугут. — Этот оборотень… это самый страшный вид, какой только есть. Это тебе не столкновение миров в полнолуние, а настоящее превращение… Будь моя воля — убил бы на месте, пока она не выросла: потом на нее управы не будет. Это такая тварь, которая сожрет весь Норенайн и не подавится… Но, видимо, воля не моя. Небу видней… Поэтому я пойду с тобой. — Зачем, Дункан? — Я уже не рейдер, и ничто меня не держит… А это, похоже, моя Великая Битва… (11 августа 2003 г) 363. 12 августа 2003 г Сашка: "А ты всегда сглаживаешь кульминации, Бальгар! Я ждал битвы с оборотнем". 364. Итак, мы второй день на море. Меня до сих пор из воды не вытащить. Надо сказать, "замирские" ощущения, пришедшие было в самом начале путешествия, быстро схлынули. Я чувствую себя, как дома. Будто я не приехал сюда впервые, а вернулся туда, где мне когда-то было так хорошо… А ведь я моря не видел раньше!.. По поводу "необычных замирских ощущений", которые обещала мне Джулай. Ничего подобного. На душе тишь и благодать. И, действительно, чувство такое, будто я жил здесь раньше, может, тысячу лет назад… и сейчас вернулся… 365. 13 августа 2003 г Когда мы только приехали, море было спокойным. Как какая-нибудь нашинская речка, только соленая. Этому я хоть и не удивился, но подумал, что море почему-то не такое, как в кино… А теперь оно несет настоящие волны, шумные, с белыми барашками… 366. …Пляж галечный… Песочек я люблю очень, хоть и напоминает он о быстротечности времени… Но и обкатанные тысячами тысяч волн камешки теперь люблю не меньше… Я такой форт сегодня из них отгрохал! (Я назвал его Ортханк) Он еще долго будет стоять, если до него не доберутся волны и дикие туристы… 367. Да, я "сглаживаю кульминации"… не нарочно — я пишу как пишется… В жизни события не делятся по литературному шаблону: завязка, основная часть, кульминация, развязка — жизнь просто идет… И порой ни за что не отличишь, например, где ж "завязка" какого-то события, с чего же все началось. Ну, может, я пишу неправильные рассказы, раз они не оправдывают чьих-то ожиданий… впрочем, мне все равно… В конце концов, я тут демиург… 368. 14 августа 2003 г Сегодня меня тяпнула собака. Зачем, она сама, наверно, не знает. Может, дело в том, что их там собралось две (первая начала на меня тявкать, вторая подхватила), и потому шавка осмелела. То ли от меня пахло той милой кошкой, которая потерлась мне об ноги недавно… Мне было не столько больно(ссадина только осталась), сколько обидно. Ну чуть не до слез обидно… наверно, из-за того, что я ничего не сделал ни псинам, ни хозяевам(они сидели рядом продавали всякую фигню. Я, конечно, зарекся покупать что-нибудь не просто у них, а у всех торгашей на той стороне улицы, но им-то что? — невелика потеря…) После этого в моем обиженном сознании крутились два сюжета: 1) как я, укушенный, ору на всю улицу: "Не покупайте ничего у этих!!! У них собаки кусаются!!!(вперемежку с матом) 2) я убиваю собаку (ох, разнообразие сцен же было! от ножа в глаз(или горло) до выстрела из хоррррошей такой винтовки, чтоб твари полчерепа снесло! Тогда я и подумал (вполне серьезно и рассудительно): я бы ее убил. Потом, может, жалел бы, раскаивался и сентиментальничал, но это уже не важно. Убил бы, потому что тварь, кусившая человека, должна быть убита на месте… Вот такое во мне проснулось alter ego… Я тоже умею быть жестоким… И насколько же я жесток по сути своей, если 8 лет айкидо не вытравили во мне это?.. Но, с другой стороны… я ведь ничего не сделал… 369. 15 августа 2003 г Здесь много родителей с детьми. Я невольно начал наблюдать, как ведут себя те и другие, благо объектов для наблюдения тут предостаточно. …Некоторые дети очень любят море, другие его боятся и отказываются идти в воду. Родители орут на них, угрожают какими-то нелепыми угрозами (типа "я тебя домой отправлю" и "я тебе то-то и то-то не куплю"), стыдят("вот эта девочка ничего не боится! а ты?! позорище!"), а потом теряют терпение и тащат их в воду. Те плачут и вырываются… Нет, тупость некоторых взрослых поражает! Как можно считать, что если силой заставить человека что-то сделать, ему это понравится??? Им бы постелить коврик поближе к морю, а киндера оставить в покое (ну, послеживать за ним, конечно!) — он сам начнет исследовать, что же это за штука — море. Может, ему просто страшно бросаться в неизвестность? А так он все посмотрит, пощупает и сам же пойдет в воду… …А еще я заметил, что почти никто с детьми не разговаривает — в основном на них все только орут и заставляют их плакать… Это мне вообще дико: когда я был маленьким карапузом, родители всегда со мной разговаривали, как с человеком, и объясняли, почему что-то там нельзя… прикрикивали так вообще очень редко, когда даже я понимал, что за дело… Когда я подрос, я перенес такое отношение на Сольвейг… И теперь она говорит, что я лучший в мире брат… …Можете считать, что это отголосок моего вчерашнего жестокого alter ego, но не запретить ли некоторым иметь детей?.. 370. 16 августа 2003 г Как дрожит на ветру паутинка, Я смотрел в эти грустные окна — И тоска зазвенела, как льдинка, И водой ледяною промокла… Чувство — будто ударился в стену На бегу. А бежал ведь с улыбкой… Вздулись вены, жестокие вены, - Я чего-то расстроился шибко. Будто кто-то ударил по пальцам, Будто лопнули струны за сердцем, И полярного холода пальцы В жаркий день не дают мне согреться… Но ничто не меняется в мире — То же море и жаркое солнце, Лишь меня расстреляли, как в тире — Только дым после выстрелов вьется. …Да, добрался я до телефона, Позвонил, но мне не были рады. Может быть, я придумал все снова? Заслужил ли такой я награды? Вот, бывает, нарвусь я на радость, А бывает, — на лютую стужу. Не провидец я, как оказалось, Угадать, когда я тебе нужен… 371. 17 августа 2003 г Почти сразу по приезду мы с Сашкой разошлись в разные стороны — каждый сам по себе, как два черных кота. Я плавал в море, коптился на пляже, шастал по окрестностям и время от времени позволял себе экскурсии(кстати, завтра еду в дельфинарий). Сашка тоже где-то пропадал и приходил обычно только ночевать. Вчера и ночевать не пришел. Я немного похандрил в пустой комнате: такая тоска была после неудачного разговора с Джулай, что Нугут позавидовать может… а потом пошел в ночь. Гулять. По ночам здесь шумно, светло и людно — все же лучше, чем сидеть в пустой одинокой комнате, где когтяры безнаказанно разгрызают твою душу на части. Я прошел по набережной, проветрился; попал в умелые лапы уличных торгашей побрякушками: купил себе ожерелье из ракушек, обточенных в виде клыков и стал похож на охотника. Еще купил хрустальное сердечко — кулончик для Джулай… Я не сержусь на нее… я на нее никогда не сержусь — просто иногда она делает мне больно. Перед ней я совсем беззащитен… А Сашку я увидел на скамеечке в парке с какой-то милой болтушкой, у которой был пустой взгляд и дерганые манеры. (Я на нее посмотрел и подумал: курица…) Сашка ничуть не смутился и даже рукой мне помахал, потом я оставил их в покое и отправился своим путем… Ночевать Сашка не пришел… Утром я спросил его: "Ты любишь эту девушку?" А он сказал, что я наивный дурачок… "…Не люблю я ее. Просто временное увлечение. Ей тоже было скучно одной на море, вот и все. Разъедемся по домам — и все забудем. Никто даже скучать не будет… А ты… ты наивный дурачок, Бальгар. Романтик и рыцарь… И, знаешь… всегда оставайся таким". Я уже приготовился защищаться с самых максималистских позиций, а тут такие искренние слова…"…всегда оставайся таким…" 372. 18 августа 2003 г Беден язык человечий… я готов был рыдать от восторга — уже слезы наворачивались на глаза… я видел дельфинов!.. В дельфинарий зашел один Бальгар, а вышел совсем другой… 373. Запомнил фразу экскурсовода: "Если ребенка научить представлять то, что он читает или слушает, из него вырастет творческая личность"… 374. 19 августа 2003 г Юлия… я скучаю по тебе! Мы друг от друга дальше, чем хотелось бы. И дело не в расстоянии, которое можно измерить километрами; которое можно пройти, проехать, пролететь на металлических крыльях… Не в них дело… Я не смог предложить тебе поехать со мной. Знаю, что, скорее всего, получил бы отказ. Знаю, что, скорее всего, ты снова сделала бы мне больно… (Хотя последнее это дело — обижать того, что тебя любит: все равно, что стрелять в безоружного…) Я все знаю. Но не прощу себе того, что не решился… Пока остается это "может быть, если…", оно будет мучить меня, и не смогу я спокойно смотреть на лазурное море и стремительно темнеющее небо… на мир, где тебя нет. "Ты трус, Бальгар… в этот раз испытания не выдержал…" Вот что я себе говорю. Но на будущее я запомню: некоторые вещи стоит сделать хотя бы для того, чтобы потом не жалеть о том "а что, если…" 375. *Хроники Великой Битвы ((глава четырнадцатая)) —Море и горы Они ехали берегом Моря, омывающего берега Земель Горестей, к коим раньше причисляли и Норенайн… Это был непростительно большой крюк в пути, но Нугут настаивал, что Нарина должна увидеть Море… Южное солнце маленькое и днем поднимается высоко в небо, так что в полдень начинается настоящее пекло. Впрочем, если идти вдоль Моря, дует прохладный ветер… …Сейчас здесь, на краю Норенайна, было утро. Не раннее, не позднее, а самое обычное утро — золотая серединка. Огромная туча обнимала полгоризонта над горами Сон-Миленар и очертаниями напоминала спящего дракона. Дункан, Нугут и Бьёрн сидели на пляже и, сложив на песок броню и рубашки, грелись под ласковым утренним солнцем. Нарина плескалась в воде возле берега. Воде нежно-соленой, пахнущей йодом; воде, которую так не хочется покидать… За два дня морского путешествия все четверо успели приобрести кое-какой загар. Бьёрн моментально стал бронзовым, и только ярче сверкали белые зубы и голубые глаза. Дункан загорел на эльфийский манер — прибавил зеленоватого оттенка на коже, как норенайнская статуэтка; Нугут, как истинный орк, стал только чернее, будто был вылеплен из смоляного слитка, а вот волосы выгорели до льняного цвета… Нарины же загар почти не коснулся: солнце лишь наградило ее россыпью золотисто-желтых веснушек на носу… видимо, у эльфов рыжие волосы тоже дают право не загорать… Сейчас Нарина плескалась в Море, на редкость сонном и спокойном, а вот трое взрослых воинов на берегу сидели хмурые и суровые… и вели совсем не веселые разговоры в такое ясное утро… — …ты рассказал им?! — не унимался Бьёрн. — Навел их на Ростора? Нугут молчал. Он знал, что Бьёрн прав: они могут приехать на разграбленное пепелище и похоронить вместе с погибшими товарищами и надежду на создание школы… — Уймись, Бьёрн, — вдруг вступился Дункан. — Когда что-нибудь случится, тогда будешь обвинять Нугута, а раньше времени нечего шум поднимать! Бьёрн притих, словно пристыженный мальчишка. Да он и был мальчишка рядом с Дунканом, который в последнее время вел себя на правах старшего. Всему свое время… …Когда спустился стремительный южный вечер, коней пустили шагом и стали высматривать место для ночлега… Нарина ехала вместе с Нугутом. Она, вроде бы, задремала, но вдруг вскинула головку и произнесла: — Нугут! Я по Астелю скучаю! Нугут вздрогнул… — А кто такой Астель? — спросил он спокойно. — Это мой друг. Он рассказывал мне сказки, а еще угощал меня сладкими фруктами, а еще мы с ним пели вместе… — Такова жизнь, Нарина… иногда приходится расставаться с друзьями. Но, может быть, вы с ним и встретитесь еще… Вот так… Это тайна, это боль, которую надо зарыть в самую глубокую пещеру и завалить самым тяжелым камнем. Выпусти эту тайну на волю — и потеряешь Нарину навсегда… Нугут потому и повел отряд вдали от главных дорог, когда решил, что Море, конечно, Морем, а идти уже надо бы к перевалу, на другую сторону гор. Потому и не зашли они на обратном пути ни в Лонтэк, ни в Марбол — чтобы не встретить фургончик бродячих артистов, которые, несмотря на траур, должны петь и плясать, собирая брошенные медяшки. Без Нарины и Астеля они почти никому не нужны… Их ждут нищета и старости, и на их жизненном пути уже сидит маленькая девочка с протянутой рукой, и ее маленькую тень рисует в пыли равнодушное солнце… это несчастное божество всех, у кого нет будущего… А Астель… говорят, человек жив до тех пор, пока о нем кто-нибудь помнит… Нарина рассказывала о нем так живо и весело, что казалось, ничего не было, он и сейчас живет, дышит, сочиняет песни и показывает удивительные фокусы, такие, что все сомневаются, уж не маг ли этот парень?.. И сознание этого причиняло Нугуту жуткую боль… …Говорят, если каждому солдату рассказать, как зовут его врага, какая у него семья, дом, жизнь… война будет невозможна. Потому что легко бить в живую мишень, но невозможно — в живую душу… "Какой из тебя Учитель?! — корил себя Нугут. — Тебе самому еще учиться и учиться!.." А еще он подумал, что, раз уж он убил Астеля, то должен заменить его, дать Нарине все то, что мог бы это милый воришка… и вырастить эльфийского ребенка настоящим воином и творцом, конечно… Великая Битва уже давно началась, просто Нугут этого как-то не заметил. Так не заметишь момент, в который начинается рассвет… или вспыхивает любовь… Горы Сон-Миленар тоже, казалось, были в недостижимой дали — и вот уже высятся над головой… Остался последний перевал… …Когда Нугут увидел на перевале орков, у него похолодело в груди… тогда он спешился и пошел к ним. Один. Потому что один во всем виноват… (19 августа 2003 г) 376. …Иногда я чувствую себя марионеткой, которую дергают за ниточки… Плохое у Юли настроение — она обидит меня; хорошее — приласкает… Но я ведь не игрушка… я живой… Нет, не решусь я позвонить еще раз… 377. 20 августа 2003 г Сашку я не видел уже два дня. И сегодня тоже бродил один. Временами, конечно, сворачивал к морю — сплавать и освежиться… На душе странно и предчувственно: это потому, что я завтра уезжаю… 378. *Хроники Великой Битвы ((глава пятнадцатая)) —Горная Цитадель Охранный пост, похоже, был здесь очень давно: прямо из скалы выступали высокие тонкие башенки с окнами-бойницами, тем не менее, не лишенные какой-то поэтической красоты и изящества… таких не строили никогда ни орки, ни эльфы, ни гномы… люди — может быть. Стиль похож; конечно, во времена, когда в них просыпается стремление к красоте… Сейчас здесь расположились десять ребят Гракса. Они очень по-хозяйски жгли на серых камнях костер, над которым двое молодых орков крутили на вертеле жареного кабанчика; остальные вояки сидели кто на ступеньках винтовых лестниц, уходящих к вершинам сторожевых башенок, кто у бойниц… Увидев Нугута, они сперва всполошились, но потом стали его радостно приветствовать. Первым подбежал Рюг и похлопал его по плечу, потом подоспели остальные… В общем, вокруг Нугута моментально образовалась веселая толпа, орущая на десяток разных голосов. Раздавая тычки и оплеухи, через нее пробился Гракс, а за ним — несколько человечьих воинов — все в богатых доспехах с гербом, с которого смотрел зеленоглазый золотистый лев. В этих доспехах все они были похожи, как инкубаторские. Один из воинов протянул Нугуту руку: — Я Ростор. Добро пожаловать в Горную Цитадель!.. Уже под вечер, когда поспел жареный кабанчик, костер собрал вокруг себя всю орочью, человечью и эльфийскую(Дункана с Нариной) братию. Поделили мясо, завели беседу… — Ростор славный парень, — вещал потом захмелевший от эля Гракс, хлопая его по плечу. — Он разрешил нам тут поселиться да отрядил охранять перевал. Боги не зря устроили нам встречу, родич. А что ученика ты нашел — это хорошо. Надеюсь, ты порубил воров в капусту? Мм? — Не, не до того было, — как можно беспечней постарался отмахнуться Нугут, но настроение было испорчено на целый вечер… …Утром в сопровождении Ростора и его небольшого отряда отправились к самой Цитадели, оставив ребят Гракса на перевале… А Ростор действительно оказался очень славным парнем. По годам он был чуть старше Нугута, но, стоило тому завести разговор о своих странствиях и чудесах, что повидали они с Бьёрном, пока были наемниками, — и Ростор уже выглядел восторженным мальчишкой — так наивно и удивленно светились его аквамариновые глаза… Нугут примерно так и представлял Ростора, когда еще не знал его — ведь только такой пернатый мечтатель может так легко и просто развязать Великую Битву… Спустились в долину они еще задолго до вечера, но Нарина уже начала скандалить и капризничать, как все уставшие дети, которым охота спать. Нугут переглянулся с Ростором; тот пожал плечами: "Мы никуда не торопимся". И устроили привал в тени разлапистых елей… Нарина уснула моментально, не успел Нугут достать из сумки одеяло… — На Севере на гигантских елках растет не хвоя, а настоящие мечи! — сказал Нугут, глядя вверх и щурясь на яркое солнце, пробивавшееся через колючую зелень. — Ты был на Севере? — с жадным любопытством спросил Ростор. — Нет, — разочаровал его Нугут. — Но мой отец оттуда родом. — Хмм… — Ростор что-то прикинул в уме. — Не слышал, чтобы там жили орки. — Они там не жили никогда — это верно, — согласился Нугут. — Мой отец — человек. Его зовут Алленрос… он странствующий монах ордена Сервиллиуса, — и, глядя на озадаченного собеседника, он коротко пояснил: — Я его приемный сын. По крови я орк. Заинтригованный Ростор потребовал объяснений, и Нугут вкратце поведал ему свою историю… — Вот! Вот! — замахал руками Ростор. — Я знал! Я тоже почувствовал, что что-то меняется в мире! Это как единая волна: разные народы протягивают друг другу руки. Это самый такой момент, чтобы создать школу! Нугут приложил палец к губам, напомнив, что рядом спит ребенок, и Ростор сбавил громкость… — Ты говорил, что выделяешь под школу целый замок, — сказал Нугут. — И что это за замок такой?.. — О, это наш фамильный замок, — улыбнулся Ростор лучезарной человечьей улыбкой. — Но даже в лучшие времена наша семья и наши люди занимали, дай бог, сотую его часть… Не буду рассказывать, чтобы не портить впечатление — завтра ты все увидишь сам. Больше Ростор не сказал о замке ничего, а остаток вечера наблюдал, как фехтуют Дункан и Бьёрн. Потом и соскучившийся Нугут к ним присоединился. Солдаты Ростора мало-помалу тоже стали подходить, что-то спрашивать и пытаться повторить какие-нибудь хитрые финты. Трое друзей охотно отвечали на все вопросы, попутно отмечая про себя, что эти парни — как пить дать — махали мечами только на тренировках, а настоящей битвы в жизни не видели. Ростор так и сидел в сторонке все время. Нугуту даже жаль его стало. Он подошел и прямо спросил, почему бы и ему не присоединиться к теплой компании. — …Печальная картина, да? — Ростор, казалось, не слышал вопроса. — Мы не знали войн уже несколько поколений… Но если мои ребята еще худо-бедно управляются с мечом, я так почти не умею… — Тогда вставай и бери меч. Я буду тебя учить! — велел Нугут — и Ростор вскочил, будто давно ждал этих слов… Вопросами о цитадели Нугут, которого разбирало любопытство, все следующее утро донимал Бьёрна, но тот тоже о Цитадели только слышал и ничего толкового не сказал… Цитадель они увидели к полудню и… слово "удивление" тут явно не подходит… …Какая-то титаническая сила вырубила эти стены и башни, наполовину выступающие из самой скалы… то, что со стороны Норенайна было горой Нор, с обратной стороны было Горной Цитаделью. И казалось, что работа просто не закончена; что кто-то хотел вырубить из скалы огромный замок, но остановился на полпути… — Она высотой 4 мили, уходит на милю под землю и несколько десятков миль в стороны, — с улыбкой сообщил Ростор. — Когда я был маленький, я любил лазить по ее подземельям и нашел из них 10 выходов в различных частях Норенайна, но, думаю, это не предел… В общем, чувствуйте себя, как дома. Воины Ростора улыбались, и в глазах их светилась настоящая гордость. А удивленные пришельцы взгляд не могли оторвать от древнего чуда, у подножия которого горстью серых камушков казались человечьи деревни, лоскутками — пшеничные, подсолнуховые и ракушками в холмистых чашах — манные поля… (20 августа 2003 г) 379. 21 августа 2003 г Как же мне нравится это слово: ГЕЛЕНДЖИК! геленд — legend — легенда 380. Зеленую гору вдали зигзагом прорезает дорога, а мы едем мимо. Мы едем домой. Возвращаемся, как возвращаются перелетные птицы. Против всех и вся едем в слякотную осень и холодную зиму. Я возвращаюсь в свое Логово и покидаю уютное Гнездо, как назвал я комнату под крышей, куда вела винтовая лесенка с перилами, увитыми виноградной лозой… Я возвращаюсь. И мне спокойно… 381. "Свинья везде грязь найдет! А романтик — повод для хандры! — так сказал мне сегодня Сашка и честно предупредил: — Готовься, ща жизни учить буду!" "…ты, Бальгар, слишком болезненно реагируешь на все выходки девчонки своей. Это все равно, что на дитё обижаться. Отшутись, обними ее и поцелуй, как встретитесь, а в депрессию впадать нечего. Потому что кому ты нафиг нужен с депрессией своей? — утешать тебя еще… Подумай, ей это надо?" 382. Это был длинный монолог, а я записал все так, как запомнилось. В этом и особенность записей по память — никогда не запишешь слово в слово. Десять человек запишут десять вариантов того, что ты сказал… а ты запишешь одиннадцатый, потому что слово в слово не запомнить и своих фраз… 383. 23 августа 2003 г Какая-то тварь (божия) ползает по стеклу. С первого взгляда я было подумал, что это крылатый муравей. А потом пригляделся: нет, не похожа она на существо, которому крылышки даны на время, неуклюжие какие-то и хрупкие… нет, она очень по-хозяйски с ними обращается. "Крылья? Ха! Эка невидаль!" 384. 27 августа 2003 г —Fog На земле отдыхало облако. Оно прижалось к ней, как прижимается к матери испуганный малыш… И над землей стелилось два метра тумана. Деревья торчали из него, как из снега или молочного озера. А там, где меж деревьев тянулись шаткие мостки и лесенки и из густой листвы, усеянной ранними цветами, выглядывали похожие на гнезда дома, была сейчас необычайная тишь… …Брикенок смотрел с висячего мостика вниз, в молочный туман, который шевелился в полном безмолвии, охватившем древесный город. Он был еще мал, чтобы понять, но старики называли туман предвестником чего-то страшного и ужасного. Они что-то видели в каждом его движении… а Брикенок все смотрел и смотрел, до боли в глазах, но не замечал ничего. Так что же так испугало Седых? Туман такой чудесный и теплый, он очень похож на парное молоко. Может быть, он даже сладкий и его можно наливать в стакан… На следующий день туман поднялся выше. Весь древесный город по-прежнему молчал. Даже дети. И тихий ужас жителей, казалось, был разлит в воздухе. Он давил на сердце гранитной тяжестью, а неестественная тишина звенела в ушах. Брикенок весь день просидел, обняв руками ветку дерева и глядя из густой листвы вниз. Безмолвно, как все. Но почему-то ему не было страшно. Он все ждал, когда же страх придет: ведь все уже боятся, а он еще нет… Еще день — и туман добрался до мостков. Провисающие серединки мостиков между домами погрузились в него. Брикенок из любопытства зашел на самую середину и долго глядел на свои ноги, по колено погруженные в туман. Когда он вышел, шерсть блестела мелкими капельками влаги, похожими на россыпь бриллиантов. Ему показалось, что это очень красиво. Еще через день, когда туман поднялся выше, Брикенок не побоялся войти в него с головой. Перед глазами все было белое, никакого вкуса сладкого молока не почувствовалось (а жаль), но вышел Брикенок весь сверкающий, будто легендарный человек, спустившийся со звезд. Эту легенду часто рассказывали старики и называли ее пророчеством: что однажды мир зальет ядовитым туманом, из которого выйдет человек, осыпанный с ног до головы сверкающей звездной пылью, и уничтожит мир… Конечно, никто и не посмотрел на мокрого мальчишку, которому не страшен был туман, никто и не подумал назвать Брикенока предвестником конца… Но прошло много лет — и мир действительно пал. Однажды не побоявшись тумана, Брикенок не побоялся и спуститься на землю, что вообще почиталось самоубийством; и приручить огонь, теплившийся в головешке, когда отбушевал залитый спасительным дождем лесной пожар… Все боялись, а он пробовал… И мир действительно пал. Только без армагеддонов и концов света… Когда время натикало три тысячи лет с того дня, на трап космического корабля взошел мальчишка, которого тоже звали Брикенок. Он посмотрел в черное небо над куполом космопорта, где звезд было так много, что они казались пылью, улыбнулся каким-то своим мыслям, которых нам никогда не узнать, и отправился в Путь… (27 августа 2003 г) 385. Я никогда не верил в сказки, даже когда был совсем маленьким. Некоторые дети верят, что дядька с ватной бородой — настоящий Дед Мороз, а игрушки на самом деле живые и, когда выходишь из комнаты, начинают ходить и разговаривать друг с другом; и что фокусы — это настоящее колдовство; и что есть Баба Яга и Серый Волк, которые придут, если родителей не будешь слушаться… и много во что верят… А я почему-то всегда видел все как есть. У меня не было волшебной пелены перед глазами. Видимо, розовых очков мне в детстве не досталось или я разбил их по неосторожности;-) Может, это несчастье мое. Может, нет. Но я всегда знал, что реальность — это реальность, а Замирье — это Замирье. Я могу быть одновременно и там, и там, но они не могут быть вместе в одной точке… [Ох, как научно получилось… я совсем не так хотел сказать… ну ладно] 386. 28 августа 2003 г Сидел я у Сашки, играл я в Стартопию и вот что написал: —Синдром Ренона Такие космические станции в народе давно прозвали бубликами. Вот и Эвангела — тоже "бублик", напичканный техникой; с прозрачным третьим ярусом, в котором раскинулись сады. В середине "бублика" сидит "паук", зацепившийся лапами за края бубликовой дыры. Это двигатель. Он вращает станцию и так создает на ней силу тяжести. "Вот я и дома," — подумала Энна-Рика, разглядывая приближающуюся Эвангелу в грязное окошко космического автобуса. В салоне было душно и тесно. Пассажиры, в нарушение всех правил, не только сидели по двое на кресле, но и стояли. Из колонок орала музыка, полная колких визгливых ноток и ультразвука (судя по тому, что от нее закладывало уши), а водитель не спешил, растягивая мучительную поездку на вечность… …То, как Энна-Рика получала разрешение поселиться на Эвангеле, достойно отдельной истории… Вообще, она была из тех, что забыли давно, как выглядит планета, где они родились, — безнадежных космических скитальцев, пытающихся найти свое место в жизни. Ей было пятьдесят стандартных лет (переведу: это где-то 30 земных по-нашему), возраст почти юный, когда, казалось бы, 90 % жизни еще впереди, вот только по глазам ее не скажешь, что они смотрят в будущее да и вообще куда-нибудь смотрят… гляди не утони в их печальной глубине… "Синдром Ренона, — констатировали врачи и пожимали плечами: — Не лечится. Смените обстановку, работу, найдите хобби — иначе болезнь вас съест уже годам к ста…" Энна-Рика всю жизнь меняла эту самую обстановку, работу и слонялась по планетам и станциям… нет, от себя не убежать… Даже вечность имеет конец: автобус-таки вошел в порт, и двери шлюза зашипели, открываясь и выпуская на свободу новоприбывших… Энна-Рика взяла чемодан и медленно пошла вперед, глядя по сторонам… Первый ярус был огромен. Потолок над постройками и механизмами терялся в темноте. Места было столько, что под ним свободно летали тучи яликов. По стенам пошипывали, поскрипывали и поблескивали механизмы, над которыми суетились инженеры и дроиды. Энна-Рике стало жутко жаль инженеров: она и представить не могла, как во всем этом можно разобраться. Вообще, первый ярус — самый рабочий. И выглядит соответственно. Если на втором (ярусе развлечений) моют полы шампунем, то здесь такая глупость и в голову никому не взбредет: пол покрыт хорошо утоптанным культурным слоем мусора, в котором при хороших археологических раскопках можно проследить все вехи развития станции. А крысы и прочие космические вредители бегают туда-сюда не стесняясь. Первым делом Энна-Рика отправилась в Охранный Центр, построенный в Каралайском стиле. Каралайцы — это вообще такая раса, которая крепко сдвинулась на милитаризме… У входа Энна-Рику встретил молодой Каралаец и, поглядывая на нее с высоты своего трехметрового роста, спросил документы. Потом задал пару бестолковых армейских вопросов. Убедившись, что все в порядке, он проводил Энну-Рику в ее комнату. Комната была три на три на три. (Как раз чтоб один средний Каралаец туда помещался стоя или лежа!) Если сложить кровать, можно вытащить из стены скамейку и стол. Очень все по-спартански… Таким был первый день. Энна-Рика сменила много мест и на планетах, и на станциях, и на действующих кораблях, и везде было одно: восхитительный первый месяц, который сама Энна-Рика назвала шоколадным, — когда отступал синдром Ренона и приходило почти полное счастье. Эвангела была огромна: часами можно исследовать — бери ялик(сотрудникам охраны бесплатно) и катайся… Первое время и работать было интересно. Коллеги-Каралайцы оказались славными ребятами — и скоро Энна-Рика стала членом отличной команды. По выходным они отправлялись все вместе на второй ярус и отрывались по полной, порой спуская все деньги до последнего реала. Но это было весело. Когда хотелось тихого одиночества, Энна-Рика поднималась на третий ярус, где цвели сады. Там еще было полно маленьких озер с песчаными берегами. Хошь — загорай, хошь — плавай. Благодать! Но человек, именно Хомо (к этой расе и относилась Энна-Рика) быстро ко всему привыкает… Так и сейчас: "шоколадный месяц" продлился 53 стандартных дня (переведу: это 76,5 по-нашему), а потом синдром, названный именем легендарного лекаря, ударил с новой силой, уничтожив тут же воспоминания обо всем хорошем, что случилось с Энна-Рикой на Эвангеле. Как-то под вечер они с Крош-Крошем сидели в баре "Rough" и попивали кармарамский портвейн. Крош был Каралаец, и почему-то с Энна-Рикой они сдружились не-разлей-вода. Как все Каралайцы, Крош казался грубоватым и недалеким, но зато сердце у него было доброе. И — то ли портвейн язык развязал, то ли просто наболело, — но Энна-Рика взяла да рассказала ему все: и про синдром Ренона, и про свое горе… — Так это все из-за парня… Как же так? — почесал затылок Крош-Крош. — Ну низя так, Рика, низя… Бывает в жизни, что не судьба вот, но не надо ее, жизнь, гробить из-за этого. Ты ж девчонка еще совсем. Еще все впереди. Найдется для тебя настоящий космический герой — вот увидишь!.. А того ты оставь в покое, раз ужо разошлись ваши дорожки… И от этих слов Кроша у Энна-Рики посветлело на душе. Будто солнце выглянуло из-за облаков… Синдром Ренона ослабил хватку и позволил жить дальше… Так прошло несколько лет, и Энна-Рика с Эвангелы никуда уезжать не собиралась. Даже в глазах ее просветлел омут и появилась какая-то надежда… Про них с Крошем подшучивали, но не сильно. Между разными расами возможна замечательная дружба, но вот любовь — нет. Природа не допустит того, чтоб смешалась кровь рожденных в разных уголках Галактики. Она хочет, чтобы расы оставались чистыми… И вообще — каждому свое… Но почему-то, если подступал синдром Ренона, Энна-Рике стоило только подумать, что у нее есть Крош — и никакое лекарство не помогло бы лучше. Антидепрессанты, без которых она раньше жизни не представляла, давно лежали где-то в завалах космического мусора, потому что стали не нужны… Однажды весь Охранный Центр зажужжал, как растревоженный улей: на втором ярусе открывают новый сектор! И там будут новые развлечения! Эту новость мусолили неделю и смотреть стройку ходили как в кино. Во-первых, там отгрохали новый отель, а во-вторых, понастроили кучу магазинчиков и компьютерных клубов. В третьих, провели воду с верхнего яруса и сделали аквапарк. Восторг охранников вызвал трехэтажный магазин оружия, где можно было еще и бесплатно(только охране) пострелять в тире… Но самый гвоздь программы, вожделенный, разрекламированный, ждали дольше всех. Это было огромное растение (или животное?) с сотнями малиновых языков (или листьев?), которое всей своей рыхлой массой громоздилось на доброй трети сектора. Звалось оно Оро… И в день открытия глядели на него с подозрением. Энна-Рика тоже долго стояла и смотрела на этого монстра, за доступ к которому, к тому же, запрашивали тысячу реалов, что есть почти недельная зарплата охранника. Тех, кто решался раскошелиться, оно обвивало склизкими языками и втягивало в свое губчатое тело… Смотрелось это, честно сказать, противно. …К Энна-Рике подошел Хог. Это коренастая раса людей с удлиненными головами и огромными носами. Почти все инженеры на Эвангеле были Хоги. Но этот был, похоже, торгаш… — …В Галактике полно одиноких и несчастных… — задумчиво произнес Хог. — Оро дает им то, о чем они мечтают. Заплати тысячу реалов и смотри, как твоя мечта сбудется у тебя на глазах. Ты обретешь счастье. Счастье… Энна-Рика сжала кулаки и пошла платить. Хог отсчитал с ее карточки 900 реалов(скидку за первый раз сделал) и открыл ей дверь во владения Оро. Через минуту Энна-Рику обвили противные склизкие щупальца и поглотило это существо… Крош-Крош нашел Энна-Рику в "Rough"-баре. Она сидела за столом одна. Бутылка портвейна стояла нетронутой; дрожащие пальцы теребили стакан… Что-то случилось. Крош сразу это почувствовал. Он пытался спрашивать, но Энна-Рика, казалось, не слышала его; она говорила сама с собой… — …он никогда не любил меня… а тут… я видела… я чувствовала, как он целует меня, обнимает… я была так счастлива… я не знала… я забыла, что это все иллюзии, которые дает Оро… С этого дня Энна-Рику будто подменили. Взгляд ее стал стеклянным. Ничто не интересовало ее больше. Теперь ею двигало одно желание: доработать еще неделю, а потом пойти отдать тысячу реалов за час иллюзий Оро. Потом Энна-Рика стала работать сверхурочно, чтобы было больше денег, а значит, больше иллюзий… Она уже жила и работала ради этой твари с малиновыми языками. Она уже совсем превратилась в тень. Бессловесную, истощенную… Однажды за большую взятку она пропустила через порт партию явной наркоты. Крош-Крош скрыл это… но понял, что медлить больше нельзя… …Ей заплатили столько денег, сколько она в жизни не видела. Это была неделя в пасти Оро. Неделя без сна и еды. Неделя счастья с любимым человеком. С тем Единственным, который в реальности только смеялся над ней… Хог отсчитал эту невероятную сумму с ее карточки и открыл дверь… …Два дня Крош пытался найти Энна-Рику, пока до Охранного Центра не дошли слухи о небывалом богаче, который купил Оро на неделю… Крош сразу сопоставил все: наркотики, деньги, Оро… этот богач и есть Энна-Рика! И ее надо спасать! …Оро многие называли бедой хуже любых наркотиков, но запретить не могли, потому что спохватились поздно: малиновые языки плясали уже на всех станциях и планетах Галактики, а золотые реки текли в карманы их хозяев… Люди часто гибли в нутре этих существ, и те тогда переваривали их тела… Оро потому и не надо кормить, что оно питается энергией тех, кто попадает в его пасть… и однажды человек погибает от истощения. Это удел всех, кто пристрастился к Оро… всех, кто стремиться купить больше и больше фальшивого счастья… …Когда вся охрана этого и четырех соседних сегментов ломанулась куда-то, держа наготове бластеры и сохраняя боевой порядок, обитатели станции подумали, что началась война (а такое на их памяти было: когда две половинки "бублика", управляемые разными администраторами, чего-то не поделили). В общем, поднялась настоящая паника… А тем временем одна половина подоспевших Каралайцев оцепила по периметру обиталище Оро, а другая начала штурм. Это то ли животное то ли растение, поначалу казавшееся бездушным, моментально превратилось в опасного и хитрого монстра, под ударами которого гибли лучшие охранники… Крош-Крош проорал приказ бить тревогу по всей станции и бросился в самую гущу схватки… …Первый же удар малинового языка содрал с его плеча кевларовую броню так легко и просто, точно это была фольга… Вечером не спали все врачи и священники станции: столько было раненых и убитых… да, это действительно было война… …Дыру, оставшуюся от Оро, инженеры плавили буровыми лазерами, чтобы ни частички этой заразы не осталось на Эвангеле. А новости о событиях того дня в это время облетали мир, и не на шутку напуганные люди объявляли своим местным Оро войну… страшный это был день для всей Галактики… кровавый день… Энна-Рика пролежала в госпитале две недели. Крош в ее палате просто поселился — не покидал ее ни днем, ни ночью: тут даже врачи, суровые и молчаливые Греи, смирились и поняли, что не выгнать им упрямого Каралайца. Лечение осложнялось тем, что Хомо были нечастыми гостями в этой части Галактики, поэтому пришлось вызывать специалиста по ним, и он проводил лечение дистанционно — управляя медроботом через GN(Galaxy Net). Как бы там ни было, Энна-Рику спасли, и как-то утром она открыла глаза и увидела перед собой Кроша, у которого от радости по щекам потекли слезы… Но вернуть ее к жизни — это одно, а вернуть ей желание жить — совсем другое… "Синдром Ренона прогрессирует," — говорил спец по Хомо, глядя с экрана, как вянет и угасает Энна-Рика… — Оро… я знаю, это все была ложь, иллюзии… — чуть слышно шептала она. — Но это было счастье… на час, на два… мой любимый… который на самом деле никогда меня не любил… — Зато я тебя люблю, — сказал вдруг Крош-Крош и сам испугался что сказал… и встретил удивленный взгляд Энна-Рики, с которого спала мутная пелена. — Удивление — первый признак жизни, — улыбнулся с экрана врач. — Я люблю тебя, — повторил Крош. — И хочу всегда быть с тобой. Вечно… Я сделаю тебя счастливой. И я никогда не буду тебе врать… Поверь мне, иллюзорное счастье — ничто в сравнении с настоящим… …Эта свадьба потрясла Галактику едва ли не больше мировой войны с Оро. А что касается ученого мира, так там вообще началась какая-то эйфория: одни говорили о смешении рас, другие — о том, что синдром Ренона лечится… — Знаешь, — в восторге говорил один медик-первокурсник другому, — мир стоит на пороге великого открытия! Синдром Ренона, этот бич Галактики, лечится! А значит, придет время, когда исчезнут войны, наркотики и прочая грязь, как уже исчезли Оро… (28 августа 2003 г) 387. 29 августа 2003 г —Розовые очки Детей интересует очевидное. То, о чем взрослые уже даже не думают и вопросами не задаются — что да зачем. Поэтому, если их спросить об очевидном, им очень тяжело ответить. Но приходится. Когда ребенок спрашивает, можно только наорать, чтобы не задавал глупых вопросов, или, напрягая мозги и подбирая слова, все-таки объяснить… второе сложнее… Дэй был семилетний лохматый мальчишка с золотистыми волосами, и первый раз в жизни поехал с родителями на поезде в Южный Край. Они тихонько посмеивались, какой он сидел серьезный и сосредоточенный перед окошком. А он много о чем думал. И вопросов у него было столько, что они толпились на пороге сознания и сражались за право быть заданными. Наконец один, самый наглый, вырвался вперед: — Мама, папа! — встрепенулся Дэй. — Почему мы всегда носим очки?! Все люди во всем мире носят очки! И всегда только розовые. Почему? Озадаченные родители переглянулись. Повисла выжидающая тишина. Мальчик настойчиво ждал ответа. Тогда отец сказал: — Это долгая история, Дэй… Понимаешь, когда-то в этом мире людей вообще не было. Потом они прилетели и поселились здесь… — Это я знаю! — гордо сказал Дэй. — Хорошо… Так вот, сынок, мы здесь чужие, и мир этот для нас не совсем подходит. Здесь другой свет, и вообще все другое, совсем не как на нашей планете. А очки… ну… вот когда, бывали случаи, люди разбивали очки, они сходили с ума. Говорят, это из-за света. Очки такой вредный свет не пропускают. Дэй опустил голову и задумался. Потом стал снова смотреть в окошко. За ним проносились залитые солнцем некошеные луга, а на горизонте голубели далекие горы. Над всем этим нависало безоблачное вечереющее небо… …Дэй потрогал очки. Они даже не сдвинулись. Это раньше они просто крепились дужками или ремешком, а сейчас оправу клеили прямо к коже, чтобы надежнее защитить глаза. И все-таки одна мысль не давала ему покоя… Он не успел ее до конца додумать, как поезд вздрогнул; Дэя по инерции перебросило через столик, и он врезался прямо в стену, а потом все затряслось и померкло… …Катастрофа была ужасная. Столкнулись два поезда — товарняк и пассажирский. Первое, что увидели прибывшие спасатели — это лужицы крови, собравшиеся, словно вода после дождя, и оставшееся от поезда месиво, из которого предстояло вытащить людей… Дэй не понял, что случилось. Больно не было — шок поглотил все эмоции и всю боль. Он заметил сначала, что глаза заливает красным, потом понял, что это кровь… а после — что очков на нем нет; их просто сорвало с лица… Мальчик выбрался из-под тюков с бельем, которые защитили его от неминуемой гибели во время столкновения — иначе он был бы просто раздавлен, — выбрался наверх… и… не узнал своего мира… Первым он увидел солнце. Оно висело на фиолетовом пыльном небосклоне булькающим комком раскаленной лавы, порой выбрасывающим длинные языки… То, что казалось лугами, было щербатой, как лик земной Луны, равниной, бледно-серой, в синих, словно трупных, пятнах. …Вдали тянулась лента железной дороги, по которой шел поезд — железная многоножка с противным гибким телом, блестящим хитиновыми сегментами. Точно такой же многоножкой был и их поезд: разорванный, раздавленный, он лежал в середине старого кратера. Из брюха "поезда" текла слизь, а голова еще жила и шевелила челюстями. И вокруг умирающей многоножки суетились создания, лишь отдаленно напоминающие людей. А больше — зомби из кино. Такая же мертвенная грязная кожа, лохмотья одежды, слюнявые рты… и на лице каждого такого существа сияли розовые очки… Эти люди бежали к нему и что-то кричали… Пробив самые прочные плотины шока, Дэя захлестнули ужас и боль… — …Серьезный сдвиг в психике, — почмокал губами толстый доктор, глядя на мальчика, забившегося в угол палаты. — Ваш Дэй схватил изрядную дозу здешнего света. Здесь необходимо долгое и дорогостоящее лечение. — Все что угодно, доктор! — выпалила мать мальчика, протягивая руки. — Все что угодно! — повторил отец. — Хорошо, — закивал доктор. — Я знаю отличного специалиста, который просто чудеса творит… этот случай для него пустяк. Он и меня лечил. Я, знаете ли, тоже лишался очков, было дело… Кошмар… мерещатся живые мертвецы и прочая гадость… Дэю это все надо забыть, чтобы жить нормально… — тут доктор прервал размышления и добрейшим голосом произнес: — Вы пока выписывайте, выписывайте чек, господа… а я поищу телефон этого своего друга… (29 августа 2003 г) 388. Я отвлекся от жизни и подумал о розовых очках… Мне не хотелось в последнее время писать о днях, похожих один на другой, вот я и занялся легендами… Ну, сегодня я сидел и перечитывал "Осколки" с самого начала. Кое о чем я позабыл. Кое что открыл заново. И, почитав, наметил связи: иногда можно понять, из какого события родился тот или иной рассказ. Я даже было хотел записать, что из чего получилось, таким образом: 360 + 369 + 385 = 387 Из 360 записи — поезд — железная гусеница, превратившийся в исполинскую многоножку, бегущую по железной дороге. Из 369 записи — дети и родители. Из 385 записи — разбитые розовые очки. И получилась запись 387 — рассказ "Розовые очки"… Думаю, так можно все рассказы проследить… Ну, этим я займусь только если мне будет НУ ОЧЕНЬ скучно… Потому что практического применения этой затее я не вижу. Хотя интересно, конечно… 388. 30 августа 2003 г Заведите для воспоминаний большой ящик… У меня есть такой. Я раньше много чего записывал и складывал туда, как попало. "Осколки", такой четкий дневник, где пронумерованы все записи и проставлены все даты, я веду впервые. Все, что было со мной до 13 января 2003 г, помещается в небольшой ящик… из-под монитора!:-) 389. В ожидании 1 сентября я что-то заскучал и превратился в ужасного бездельника, которому лень даже созерцать и который лезет в Замирье вместо того, чтобы смотреть, что происходит вокруг… Сегодня я открыл ящик, запустил руку наугад и вытащил папку с кипой записей всякой школьной ерунды. Когда-то это было смешно… Ну, например: "М. купил себе новую ручку, ходил гордый и счастливый. Два шЮтника(так они себя называли) решили над несчастным прикольнуться, а заодно отомстить Г., который одному из шЮтников расквасил нос не так давно. Короче, на перемене они выкрали у М. ручку и подложили ее в портфель к Г. Потом была география. М. хватился своей любимой ручки, тут шЮтники шепнули ему, что ручку спер Г., и сейчас она лежит у него в портфеле. Нормальный человек на месте М. решил бы это дело на перемене. И дипломатично, по-дружески почти, вернул бы свою ручку. Но М. никогда бы до этого не додумался. Он примитивный слишком… так, знаете, на рефлексах… Короче, он тут же нырнул под парту и, согнувшись в три рубля, начал пробираться между партами и рядами на другой конец класса, где сидел Г. Кстати, М. на полном серьезе думал, что его никто не видит, а в это время за ним с интересом наблюдал весь класс и географичка в том числе… Подкрался и резким движением запустил пятерню в портфель Г. У того, ясное дело, какая была реакция… ну, представьте, вы сидите, никого не трогаете и вдруг обнаруживаете, что какой-то уродец роется в вашем портфеле… Началась потасовка, во время которой М. с коммунистической яростью вопил о своей правоте. Географенция (рост метр с кепкой) кинулась разнимать двух амбалов, но не могла дотянуться через парту. Народ со стороны мирно наблюдал, а шЮтники чуть концы не отдали со смеху. В итоге не было половины географии, никто из потасовщиков не пострадал, а ручку М. гордо вытащил из портфеля Г., чем был безгранично счастлив". Классе в девятом было, наверно… не помню уж… 390. "Ни дня без строчки!" — эта фраза может быть верной. Я заметил, что, чем дольше ничего не пишешь, тем сложнее и сложнее потом снова начать творить что-то. И провел странную параллель: чем больше записываешь своих снов, тем больше их запоминаешь. 391. *Хроники Великой Битвы ((глава шестнадцатая)) —Охота на учеников Первые этажи центра Цитадели были обжиты, уютно, по-домашнему. Неделю Ростор показывал новичкам различные залы и знакомил с обитателями замка. Здесь все было впечатляющее. Везде огромные потолки, подпираемые великолепными узорчатыми колоннами, терялись во мраке. Ростор очень об этом жалел — удивительные росписи, повествующие о легендах какого-то чужого невероятного мира, были видны только при самом ярком солнце, когда оно заглядывало в верхние окна. Эти окна мыли местные верхолазы — целая дружина "людей-пауков"(как они сами себя прозвали) под предводительством Лары — эта девушка-полурослик была ростом едва по пояс Нугуту, но вид имела самый воинственный, напоминавший легенды о кровожадных амазонках, которые едят мужчин на завтрак… Нугут ей об этом ненароком сказал, из-за чего они с Ларой разлаялись в первый же день, с тех пор и пошло… это и называется — не сошлись характерами… Впрочем, терпеть Лару больше двух минут могли только ее "люди-пауки" и тихий мирный Ростор, которого та звала братишкой. …Библиотека Цитадели выглядела просто мечтой. Наверное, даже ее хранитель — иссиня-седой полурослик Лека каждый раз откапывал в ней что-нибудь новое. Лека, кстати, был очень милый старикан, которого просто обожали ребятишки… …При виде оружейного зала Бьёрн в восторге заорал и упал на колени, воздев руки к потолку… "Сбылась мечта идиота," — пошутил над ним Нугут. …Бассейн с морской водой вызвал у друзей, мягко говоря, недоумение… Нарина целый день тогда приставала ко всем с вопросом, откуда вода в нем берется и как она солится. Но этого даже Ростор не знал. Вода бралась откуда-то сама по себе и всегда была чистая… …Картинная галерея и Каменные Сады Статуй заворачивались двумя дикими лабиринтами. Там не раз успели заблудиться Нарина и искавшие ее Нугут или Бьёрн. В конце концов, Ростор самолично нарисовал несколько дюжин карт всех ходов и переходов и велел развесить их в каждом коридоре. …Одну башню занимала компания молодых колдунов — Кор, Ания, Ирайя и Геленд. Они прибыли самыми первыми, как только услышали о школе, но уже успели превратить пустующую до этого башню в настоящее колдовское логово. Там булькали две алхимические лаборатории, был подвал для заключения подопытных демонов, комната для изучения заклинаний, склад магической утвари, площадка для полетов и еще Геленд(он был астролог) собирался оборудовать на самом верху обсерваторию, пообещав Ростору, что будет охотно делить ее с астрономами, если они появятся в Цитадели. Геленд был единственный из молодых колдунов, кто успел обзавестись учеником. Это был мальчишка — Вернон — ровесник Нарины. Так что было ей теперь с кем хулиганить. А Геленд тем временем здорово сдружился с Нугутом, почувствовав родную душу… Ания и Ирайя были сестры. Нугут долго к ним присматривался, пытаясь сообразить, то ли они странные орки, то ли странные люди, потому что людей с угольно-черной кожей он еще не видел. Сестры над ним беззлобно посмеялись и объяснили, что они с Дальнего Юга, где все люди такие чернокожие. Кор был гном. Ох и помотали, наверно, ему нервов родственники за то, что выбрал не молот и наковальню, а жезл и путь алхимика. Но Кор был упрямец еще тот — слова ему поперек не скажи! Кстати, он запросто болтал о кузнечном деле, свойствах сплавов и оружия — так что исконно гномьих традиций он тоже не забыл… …В числе прочих, менее удивительных мест остались кузня, конюшня, столовая, солдатские бараки, стрельбище и т. п. Тут уже никто не орал и на пол от восторга не падал. Первую неделю просто обживались, а потом начали собирать совещания, о том, как начинать школу. Учеников было трое: Нарина, Вернон и… Рюг… его привел Гракс и вручил, так сказать, лично Нугуту. Это был единственный оставшийся оркский ребенок, и на него возлагали большие надежды. Рюг это понимал, поэтому стоял тогда, опустив голову и плечи — словно эта ответственность была вполне материальной тяжестью… На совещании решили, что учебу уже пора начать, и установили правило: Учитель у каждого ученика должен быть свой (у Нарины — Нугут, у Вернона — Геленд, Рюга поручили Бьёрну), а остальные будут подучивать чужих учеников время от времени, в зависимости от возможностей каждого из них. Таким образом, каждый будет знать все, хотя бы понемножку. Больше правил никаких не устанавливали и просто объявили школу Горной Цитадели действующей. Поначалу тяжелее всех пришлось Леке: всех троих учеников он начал учить читать. Причем, учитывая, что он поставил целью обучить их нескольким языкам и исправить ужасный орочий акцент Рюга, то седина его прибавит еще синего отлива… Рядом с Рюгом первое время вообще сидел Нугут — в качестве переводчика, — пока тот не выучился болтать по-человечьи(этот язык признавался в мире всеобщим), потом дело пошло легче. С Бьёрном Рюг сразу поладил, несмотря на языковой барьер, потому что охи и ахи восхищающихся оружием и хорошей дракой звучат на всех языках одинаково. Да вообще они были чем-то очень похожи… ("Оба глупые мальчишки, — заметил им как-то Нугут и добавил: — Без обид!") Нугут же сдержал данное самому себе обещание и с помощью Рюга выучил ровно десять лучших оркских баллад, в том числе и "Сказание о Бальгаре", после чего стал относиться к родному языку куда доброжелательнее. Нарина и Вернон вообще от песен Рюга были в восторге и распевали их дуэтом в любое свободное время. С Рюгом они единственные (кроме Нугута) уже через месяц болтали на его родном языке, с удовольствием смакуя каждое орочье словцо. А он таким вниманием к оркской культуре был, кажется, польщен… Дункан учил всех троих тому, что должен знать путешественник. В итоге, географию Норенайна и близлежащих земель они знали на зубок. А чтобы привыкали к походам, Дункан, бывало, на неделю-другую(следя чтоб не попасть на полнолуние) уводил их в леса. Причем провизии с собой не брал, а учил детей охотиться. Фехтование, однозначно, вел Нугут. Только иногда присоединялись Дункан и Бьёрн. Причем, учиться приходили еще и ребята Ростора(иногда и сам Ростор), отвлекая половину внимания от учеников, но в тренировках им не отказывали никогда… А что касалось философии и литературы — тут Нугут был в паре с Лекой, и частенько философия книжная и философия жизненная скрещивали клинки в долгих словесных поединках. Эльфийский преподавал Дункан. Тут Нугут и притащенный им Бьёрн("Дурень! Учитель недоделанный! Рюг твой будет по эльфийски болтать, а ты — глазами хлопать?! За парту, живо!!!") тоже становились учениками… Уроки магии все, кроме Вернона, которому ее доставалось по полной, называли самой лучшей веселухой. Колдуны все как один констатировали минимум магических способностей у Рюга и Нарины, так что те учили лишь самое простое: двигать легкие предметы на расстоянии, зажигать огонь без огнива, предсказывать погоду и т. п. У них даже летать не получалось, так что со взлетной площадки сигал один только Вернон, да и то не всегда удачно: иногда плюхался в бассейн… Через полгода в школу пришел бард. С виду бродяга и бродяга, но Ростор его принял, так что начались еще и уроки музыки. Тут Нарине не было равных — даже сам Рамон(тот самый бард) просто разводил руками и замечал, что если так и дальше пойдет, это ему надо будет учиться… Но время шло, а учеников по-прежнему оставалось только трое… … …Рядом сидел Дункан. Молчаливый и суровый. От него сейчас веяло угрозой, как веет из могилы холодом и сыростью. Он был весь словно сжатая пружина — только отпусти… Каждое полнолуние, когда Нугут сидел у кровати Нарины, в ее комнате, заполненной запахом чая из тишь-травы, Дункан был рядом. Неизменно в посеребренной кольчуге; и держал руку на рукояти серебряного меча… Нугут так и не научился ему доверять. Даже в самый обычный солнечный день он ловил себя на мысли, что старается не поворачиваться к рейдеру спиной… — Ее держит не тишь-трава, — вдруг произнес рейдер. — Ее держишь ты. Нугут посмотрел ему в глаза, но ничего не ответил; погладил по головке Нарину… — Я смотрел, — продолжал Дункан. — Я спрашивал об этой траве лекарей из деревень Ростора. Я прочел кипу научных трактатов в библиотеке… Нет, она не удержала бы и обычного оборотня… Здесь нужен особый дар. И дело не в том, что ты орк. Ведь тот знахарь, который учил тебя, был человеком… — А в чем же дело? — хмыкнул Нугут. — Не знаю, — сказал Дункан и замолчал… …Нугут больше никому не рассказывал, что Нарина — оборотень. И особенно боялся, что об этом узнает Ростор. Нугут не был уверен, что над всей его доблестью и силой не возьмет верх лютый ужас… И, кстати, Нарина тоже не знала о своей лунной стороне. И на этот раз утром она не вспомнит, что было ночью. Но однажды она спросит… Она много чего спросит… Тайны копятся. Уже есть две: сама Нарина — та, которую призывает Лунная Подруга, и Астель… — …Нам нужно больше учеников, — говорили на новом совете. — Почему бы не проехать по деревушкам Ростора и не набрать мальчишек и девчонок? — простодушно предложил Рамон. — Не все так просто, милый друг, — ласково произнес Геленд. — Вот, например, я своего Вернона искал очень и очень долго, а встретил совершенно случайно. Говоря астрологически, это веление звезд. — Ну хорошо, хорошо, — согласился Ростор. — Все желающие могут наведаться в деревни… Тут, добрый мой Геленд, возникает и другая проблема: кто же отдаст тебе своего ребенка, будущего работника, кормильца? Мм?.. Эти люди не летают в облаках, как мы с вами: они с детства приучены к земле и не мыслят иного будущего. — Крестьяне… — неопределенно сказал Кор, поглаживая бороду. — Вот и я о чем, — снова вступил Геленд. — Некоторые люди связаны судьбой с рождения. Другие — свободны. Нам нужны те, кто свободен. — И что же ты предлагаешь? — осведомился Ростор. — Устроим путешествие, — улыбнулся Геленд просто и весело. — Несколько небольших отрядов в разные стороны. Заодно будет случай ученикам повидать мир. Не сидеть же им век за стенами, а? Столь неожиданное предложение было принято единогласно. Выступил за даже Лека, хотя он-то не выходил из Цитадели много лет. На следующий день стали собираться и к рассвету послезавтрева вышли в путь. Лека отправился в Норенайн. На иное Ростор не соглашался: только самая мирная часть материка и только в сопровождении трех его воинов. Но старик уже был счастлив. Рамон пожал плечами и охраны никакой брать не стал. "Да я всю жизнь странствовал да бродяжничал. Не впервой". Он выбрал Реноцвольф. Магов Кор сподвиг идти дальше в горы, ко входам в гномьи владения. Правда, Геленд с ними не пошел: сказал, что сердце зовет его совсем в иные дали. Он примкнул к неразлучным Нугуту, Дункану и Бьёрну. — Куда едем, народ? — беспечно поинтересовался Геленд. — На Ильсеной! — бодро ответил Нугут и торжествующе поднял кулак. — Запе-вай! — скомандовал Рюг, и Вернон с Нариной, будто того и ждали, затянули походную орочью песню, чтоб было веселей… (30 августа 2003 г) 392. 1 сентября 2003 г Идут детишки в школу. Несут детишки здоровенные букеты. Краснея и смущаясь, будут дарить эти букеты учителям. И завтра снова все помойки будут в цветах! …ирония… да… Почему-то мне всегда было совестно перед срезанными цветами, умирающими в вазочке, где продляют агонию вода с аспирином или глюкозой. А за цветочные помойки — очень, очень обидно… 393. Я ехал в троллейбусе, и мир менялся сквозь стекло. Высокие деревья с зелеными кронами изгибались, образуя надо мной полуарку. Чудо… просто стекло какое-то кривое или с наплывом каким, а вот надо же… А у каждого человека был белесый ореол, словно по улицам ходят не люди, а ангелы. Так я почему-то подумал и улыбнулся:-) 394. Почему некоторых людей называют фотогеничными? Почему некоторые на фотографии хуже, а некоторые — лучше, чем в жизни? Потому, что фото не врет… …Я нашел! Запись 120! Я уже писал об этом, но в ином ключе! Мы видим людей через призму нашего отношения к ним! И себя через призму нашего отношения к себе! Вот и все дела. Кто-то кажется нам красивым, кто-то уродливым. А потом мы смотрим на фото и удивляемся. 395. Я встретил Джулай, вручил ей подарок, а потом просто обнял ее и поцеловал. И ни словом не обмолвился ни о том нашем разговоре, ни о том, что не звонил. Без слов как-то обошлись. Все проще и чище без них… …Такой май на душе!.. А с дерев опадают листья. Они еще зеленые, деревья-то, но в траве под ними лежит шуршащая желтизна. А я и не заметил, что они начали опадать. Листьев не заметить!.. Баль, а Баль, спал ты что ли все это время??? Могу утешить: я не спал, я долго моргал. 396. 2 сентября 2003 г —CDROM(Crazy Dragon — Rat Only Memory) Лютер был крыс. Домашний крыс, белый, с красными глазами. Он жил у Пандера с самого своего детства. Славный хозяин был Пандер: клеток он дома не держал, пивом и чипсами делился щедро и, не в пример многим, разговаривал со своим крысом. Может быть, правда, просто чтобы не сойти с ума от одиночества… Впервые Лютер себя осознал, когда был совсем маленьким, это была странная вспышка, положившая начало галерее картинок-воспоминаний… Первое, самое яркое, было вот таким: "…два голоса на сбившемся дыхании, начавшем понемногу восстанавливаться… один, подхриповатый — Пандера, другой — женский, — как мед, сладкий и липкий… — Что за татуировка у тебя на спине? — спрашивает этот голос заискивающе. — Дракон, разрывающий на части феникса, — небрежно отвечает Пандер, и в воздухе висит тяжелая тишина…" Их много было, этих воспоминаний. Не проходило и дня, чтобы Пандер не говорил что-нибудь Лютеру. Знал бы он еще, что тот это все помнит и порой перелистывает страницы своей памяти… " — …Я дарю ей розы джинсового цвета, Лютер. Она это любит. Джинсовые розы — ерунда какая! а вот она почитает их за чудо! — говорил Пандер нарочито небрежно и рассеянно… ласково поглаживая лежащие на его ладони изящные женские часики, которые, видимо, забыла та, с медовым голосом…" "Пандер, взъерошенный, разъяренный; даже дракон оскалился злобнее на его спине; рычит в ухо маленького сотового: — Вы ничего не получите, сволочи! Ничего!!!" " — …Они убьют ее, Лютер. Уроды! Меня им не достать, а вот она… Я не то что любил ее, нам было хорошо вместе… но сейчас мне без нее плохо — хоть волком вой… и еще я очень не хочу, чтобы с ней случилось что-нибудь…" "Чужаки в квартире; тревога цепляет за сердце. Их кожаные куртки и сапоги противно поскрипывают… Пандер прижался к стене, затаил дыхание. Он убийственно спокоен. Он бледен. Не лбу блестят бисеринки пота. А чужаки ходят и ищут его. Лютеру страшно, будто это над ним нависла гибель, и он забивается в угол. Два пистолета в руках у Пандера… Он бросает на испуганного Лютера последний взгляд и вдруг, уличив момент, ныряет за угол — и на несколько минут все тонет в грохоте отчаянной перестрелки… Потом противные кожаные куртки переступают через распростертое на полу тело Пандера и уходят. Крыс садится рядом с умирающим хозяином… во взгляде Пандера что-то мутнеет и гаснет… — Лютер… — шепчет он и закрывает глаза…" "Чужаки в квартире; принесли с собой резкий запах лекарств и звон наручников, которые оказались не нужны. Те, что белые, как крысы, в своих халатах, суетятся вокруг Пандера, а двое в джинсах и кожаных куртках стоят и смотрят… — Что это за мерзкая татуировка у него на спине? — брезгливо говорит один низким мужским голосом. — Дракон, разрывающий на части феникса, — а это тот самый, женский, только нет в нем уже липкой сладости, он пуст, как пивная бутылка". "-…Феникс возрождается из пепла. Но что случится, если убить его до того, как он успеет сгореть? — Пандер был таким фениксом. Непобедимый Пандер… — А дракон? — Не знаю… Я узнал, что за день до этого Пандер был в тату-салоне, где увенчал своего дракона розами… джинсового цвета… — Ох, ты об этой отвратительной татуировке… Никогда, никогда не дари мне джинсовых роз!.." (2 сентября 2003 г) 397. 3 сентября 2003 —Большеглазый страх Лед кое-где потрескался. Надо было осторожно идти. Осторожно — а значит, медленно. А что делать, когда нельзя медленно? Когда бежать хочется? Урса шла медленно, обходила трещины и ненароком ее взгляд касался открывшейся в проломах глубины: там, верно, лед треснул до самого дна. На девушке была тяжелая меховая куртка, толстые штаны, огромные сапожищи; меховой колпак закрывал половину лица, а песцовым хвостом плескал по куртке на спине. Во всем этом маленькая Урса казалась каким-то гигантом… Краем глаза то там, то сям виделось что-то белое, мечущееся меж льдистых глыб и снежных холмов. Вот оно. И оно голодное. И бежать от него надо, только убежишь разве? Выбор небогатый: клыки этой твари или полет в темноту ледяного разлома. Как бы там ни было, Урса сейчас хотела, чтобы все кончилось поскорее, так или иначе. Она устала. Устала бежать и бояться… …Нет, не убежать. И вообще, какой смысл бежать? 9 против 1, что свалишься в какую-нибудь трещину… И тогда Урсе стукнула в голову сумасшедшая мысль… Внутренний голос, этот спорщик, что вечно с нами, прямо взвился от негодования — и яростный спор вместился в считанные секунды… — Ты решила драться?! Драться с йети?!! У тебя все дома?! Никто и никогда не решался схватиться с ними; многие умирали от ужаса только глянув на них поближе! — А я драться буду… — буркнула сама себе Урса и перехватила копье поудобнее… Маленькое поселеньице Урсы, где за обветшавшим частоколом лепились друг к другу маленькие домики… Люди высыпали из домов и остановились, с непонятным чувством глядя на Урсу, идущую с копьем наперевес… У нее на плече болталась шкура йети — белоснежный мех с кровавым бодбоем: шкуру выделывать уже было некогда… — Не бойтесь их. Они страшные, но слабаки, — сказала маленькая Урса, бросая шкуру к ногам вождя. — С ними слишком давно никто не дрался… (3 сентября 2003 г) 398. Все чаще когтяры приходят по ночам, Рвут душу на лохмотья и в ужасе молчат… Я утром вспоминаю, что ночью слушал бред, Но снова умираю, как только солнца нет. Они нашли дорогу и сердце рвут мое. Сболтнул, быть может, имя, я тайное свое?.. 399. 4 сентября 2003 г —Пара белых ворон — Пара белых ворон сидит на дереве. — И что теперь? Их тут как говна. Ты хоть одну черную видел? — Нет. Зато вчера я видел девушку с черными волосами! — Крашеные. — У нее были голубые глаза! — Линзы. — Нет! У нее и кожа была не белая, а с загаром! — Крем. Просто цветной крем… Послушай, Баль, ты сам-то в это веришь? Мальчишки рассмеялись. Несколько секунд Бальтазар растерянно смотрел на них, потом обида захлестнула, брызнула из глаз слезами, и он убежал… Выплакался он в парке, где его никто не видел. Сидел на траве и всхлипывал, уткнувшись лбом в ствол старой березы. У нее была белоснежная кора, цвета его кожи… После слез на душе стало легче. Мама всегда стыдила: "Мальчики не плачут!", но он все никак не мог отучиться: слишком часто становилось обидно до слез, где уж тут успеешь… Под вечер Бальтазар покинул парк и пошел домой. О спокойствии на душе не было и речи: он жадно вглядывался в толпу, ища глазами ту удивительную девушку, которая так ярко промелькнула в его жизни. Он бы нашел ее в любой толпе — эту яркую красавицу — среди красноглазых, белокожих и беловолосых альбиносов… И как же он хотел ее найти! Будто она ему родной человек, очень близкий, но давно потерянный. …Тогда на самом краю паркового леса Бальтазар поклялся себе, что обязательно ее найдет, потом, уже радостный, вприпрыжку спустился в город и смешался с белой толпой… (4 сентября 2003 г) 400. Есть вещи, о которых мне никогда не написать. Только начну — сразу чувствую себя предателем. Наверное, потому, что это слишком личное, и не только мое, но и чье-то еще. Я не могу написать здесь о беде Магалин, например. И сколько бы я хотел написать о нас с Джулай!.. но нет… этого я тоже не могу… Я и о себе пишу не все — но это отчасти потому, что за некоторые поступки мне бывает стыдно. 401. 5 сентября 2003 г —Плато Небес — Высокая она, эта гора… — Ленинджер бросил вниз камень и стал считать… — Вот: рухнешь — восемь секунд вниз лететь будешь. Хватит, чтобы всю жизнь вспомнить, да? — Или научиться летать!.. — всплеснула руками маленькая Элина, радостно и мечтательно улыбаясь. — Я об этом думал… — мрачно кивнул Ленинджер. — Пошли, долго спускаться еще… Да, спускаться долго. Тут канатная дорога — туристы катаются. Сплошные охи и ахи со всех сторон… да еще и солнышко светит так весело… и снег блестит на дальних пиках… На фоне всего этого великолепия семнадцатилетний Ленинджер кажется еще суровее… Элина все равно радуется. Она только вчера приехала в гости к своему двоюродному брату Ленинджеру, который никогда не улыбается. Почему, Элина не спрашивала — привыкла, что он всегда такой; к тому же, Ленинджер при всей своей кажущейся суровости очень ласково относился к ней и любил свою маленькую сестренку, как бы там ни было… — Госпожа Райя, ваш Ленинджер всегда такой? — Да… с тех пор, как его отец разбился… он был альпинистом… — Простите… я не хотел тревожить такие болезненные воспоминания… Простите… Из окна, с балкона открывался отличный вид на гору. Иногда, что-то находило на Ленинджера, он сидел и смотрел в бинокль и будто что-то видел. Отвлечь его в такие моменты было почти невозможно. Однажды мама спросила, на что же он смотрит. Сын молча протянул ей бинокль и показал на вершину горы, где, точно обломок кости, выдавался вперед кусок горного плато, которое Ленинджер именовал почему-то Плато Небес. — Там ничего нет, — сказала мама. — Если ты ничего не видишь, это не значит, что там ничего нет, — ответил Ленинджер неожиданно — и ему влетело за то, что эти слова прозвучали резко и грубо… С тех пор он стал более замкнутым и с мамой почти не разговаривал… впрочем, как и с кем-либо еще. Кроме Элины! Когда она приезжала, Ленинджер будто оживал. Он начинал и разговаривать, и интересоваться чем-то помимо созерцания Плато Небес. — Братик! Куда ты смотришь? — весело спросила однажды Элина. — На гору, — ответил Ленинджер серьезно, но мягко. — А что там?! — сестренка просто сгорала от любопытства. Ленинджер с минуту помолчал: вспоминал тот случай с мамой и думал, стоит ли говорить… а потом молча вручил Элине бинокль и показал на Плато. — Что ты видишь? — спросил он. — Там человек в черном плаще, на самом краешке. Вниз смотрит, — сказала Элина. Ленинджер даже попытался улыбнуться, чего давно с ним не бывало. Просто на душе у него стало легко и спокойно… как у человека, которого поняли… — Сейчас он прыгнет, — сказал Ленинджер. — Но он же разобьется! — испугалась Элина. — Нет, — уже по-настоящему улыбнулся Ленинджер, — смотри… Человек разбежался и, раскинув руки, прыгнул в пропасть… …восемь секунд… столько летит отсюда вниз брошенный камень… Человек тоже летел… казалось, это было очень долго. Он падал — и ветер трепал за его спиной длинный тяжелый плащ, постоянно разворачивая его до совершенно невероятных размеров. И, когда до земли оставалось где-то полторы секунды, произошло невероятное: единым взмахом за спиной человека взметнулись гигантские кожистые крылья, совсем как у дракона… Они сделали несколько чудовищно сильных взмахов, поднимая крохотную в сравнении с ними человечью фигурку в синее безоблачное небо… Он летел вверх и в даль, пока не превратился в черную точку и не исчез из виду… — Та площадка, которую я тебе показывал — это взлетная полоса, — объяснил Ленинджер. — Завтра я так полечу, а ты будешь на меня смотреть… …Крохотная фигурка брата прошлась по краю пропасти. Потом он отступил на несколько шагов, разбежался и прыгнул… …Раскинув руки, он полетел вниз… А Элина, замершая в ожидании, считала секунды… "Раз…" В голове почему-то мыслей у Ленинджера сначала вовсе не было — свист ветра в ушах заполнил все сознание, не оставив им места. К нему надо было привыкнуть… "Два…" "…Холодно," — вот первое, о чем Ленинджер ясно и четко подумал… "Три…" Стало страшно — страх кольнул сердце и начал разгораться со страшной силой… "Четыре…" Ленинджер вспомнил о драконочеловеке, столько раз взлетавшем с Плато Небес до него, представил его так ярко, что этот образ вытеснил все, что было: и страх, и холод, и мысли… Осталась только Вера, непоколебимая, как монолит. "Пять…" Скучно… Ему казалось, что полет длится вечность. "Шесть…" Ленинджер подумал об отце, об Элине — и на душе стало совсем светло и тихо… "Семь…" Он закрыл глаза — и вдруг тело обрело невесомую легкость, будто тот самый свет, поднявшийся из темниц души, подарил ему крылья и вознес в свободное безграничное небо… "Восемь…" Элина не увидела ни волшебного взмаха крыльев, ни полета в небеса… Она увидела, что брат ее просто упал, и… поняла, что он разбился насмерть… Хотя он не успел ей досказать одну свою фразу: "Если ты что-то видишь, это не значит, что оно действительно так…" (5 сентября 2003 г) 402. 6 сентября 2003 г —У каждого Бога на Земле есть любимчик… Тебя одарит меткостью стрелок, Направив тебе в спину сталь и древко — И ты, шагнув за жизненный порог, Уснешь мгновенно и мертвецки крепко. А может быть, наклонишься к воде — Как будто вволю пожелав напиться — И осознаешь, что пришел в Нигде И был подстрелен, как в полете птица. Но мир прекрасен, будто снова юн, Пока враги не натянули луки: Песок ложится на верхушки дюн И есть надежда — вдруг да дрогнут руки; И есть надежда, что стрела взлетит И не найдет подставленную спину; Что Матерь Небо снова защитит, Оставив жизнь любимчику и сыну. (6 сентября 2003 г) 403. —Песнь о Пандере Для меня в тишине милый голос звучал, Белый мед, сладкий мед, липкий мед источал. Ты любила букеты Из джинсовых роз, И зимою и летом Я их тебе нес. Как быть непобедимым, Горя, не гореть, - Проще, чем стать любимым… Для феникса смерть Неподвластна законам, Все возможно вернуть, Если зубы дракона Не грызут твою грудь. Так послушай же, Лютер: Злословь — не злословь — Только вот за валюту Не купишь любовь. Бесполезны и сила, И уменье стрелять… О, она не любила И сумела предать. Был убийцей и вором, Зря коснулся мечты… Вот бы спрятаться в нору, Как спрятался ты… (6 сентября 2003 г) 404. —Бронзовка — Эти бронзовки, — Джана показала брату блестящего зеленого жука на ладошке, — объедают розы в садах. — А я считал, что это майский жук, — удивился Орстер, — да, такой зеленый, с блестящей спинкой. Джана промолчала и отпустила жука на волю. — Вот я его отпускаю, — сказала она, — а он съест какую-нибудь розу в саду. Может быть, даже в королевском саду. Может, даже самую красивую розу. — Тебе не жалко? — спросил Орстер, заглянув сестренке в глаза. — Нет, — ответила Джана и отвернулась. …Они шли домой безграничным холмистым лугом — настоящим земляничным морем, которое, к сожалению, пока только цвело… Орстер чувствовал себя здесь чужим. Когда-то его, единственного из семьи, отправили в Город Колонн — учиться. Здесь, в глуши, вся его семья работала не покладая рук, чтобы платить его учителю. Когда Орстер приезжал проведать их, он видел хмурые лица и мозоли, стертые до крови, — у братьев; видел старшую сестру замужем за нелюбимым — у нее и взгляд стал какой-то обреченный и равнодушный, как у рабочей лошадки… он видел младшую сестренку Джану, росшую дичком, потому что у матери с отцом и свободной минутки на нее не было… Каждый раз… каждый раз такое… И сердце Орстера наполнялось гневом. Он считал, что жирный учитель, с которым ученикам было дозволено разговаривать только стоя на коленях, не стоит этого. О, сколько раз Орстер желал ему страшной и мучительной смерти! И сколько раз порывался уйти!.. Но мать говорила: "Учись, сынок, учись! Ты наше будущее. Однажды ты будешь богатым и счастливым, ты приедешь и заберешь нас в город. Ты выкупишь из немилого брака Твин, а Джана обязательно выйдет замуж по любви!.." …Мрачные мысли нахлынули вновь и застучали кровью в висках… Джана шагала впереди, ступая босиком по траве. Орстер шел в ботинках. Сними он их сейчас — и сразу стер и изранил бы непривыкшие ноги. Чужак… горожанин… — Хочешь, я возьму тебя с собой, Джана? — вдруг спросил Орстер. — В город? — глаза девочки загорелись. — Да. У моего учителя есть сад. Ты будешь помогать садовнику, а он научит тебя ухаживать за цветами и выращивать апельсины! — Орстер говорил с такой надеждой, что у него слезы на глазах наворачивались. Ведь в городе ему было еще хуже, чем здесь… там он тоже был чужаком… — По праздникам мы с тобой будем смотреть фейерверки и танцевать! — Я хочу! — Джана бросилась к брату и обняла его за шею… Родители согласились сразу. Они были рады, что хотя бы Джана вырвется в город… поэтому к концу лета Орстер уезжал не один. …Джана наизусть помнила все, что говорили о Городе Колонн, но все оказалось совсем не так. Прекрасные богатые кварталы с бассейнами, пальмовыми садами и удивительными домами располагались высоко на холме, а вот квартал, где жил в подвальчике булочной ее брат, был грязным, с тесными улочками, и ни единой травинки не росло между тяжелыми булыжниками мостовой… Зато сад учителя Орстера был прекрасен, будто Роща Эльфов из сказок. Орстер давно подружился с садовником, своим ровесником, поэтому тот с радостью принял Джану в ученики, поверив другу на слово. Кроме нее у него был еще ученик — мальчонка по имени Олор. Садовника звали Чант, но ученики обращались к нему "Мастер Чант". Для них у садовника был небольшой домик — пристройка к его собственному, прямо с краю сада, с видом на апельсиновые деревья. …Что до Орстера, то жизнь его стала куда светлей с этого дня. Ему было уже не так одиноко, а улыбающаяся Джана наполняла сердце счастьем и гордостью. …Были и фейерверки, и танцы по праздникам, и фрукты, что сестренка приносила в каморку брату. Словом, жизнь… …Из всех цветов в саду больше всех Джана любила розы. Однажды, когда пророчили стаю бронзовок на сады Города Колонн, Чант подошел к чудесным розовым кустам с едким опрыскивателем и остановился в замешательстве. Он знал, что розы будут болеть после этого, а они были такие красивые… — Мастер Чант, — сказала подошедшая Джана, — не надо их брызгать. Я скажу бронзовкам их не трогать. — Не болтай чепуху! — сурово сказал Чант. — Вы посмотрите, — девочка показала ему сидящую на листе розы бронзовку, потом невнятно пробормотала что-то, и жучок улетел, а за ним и другие, которых они сначала не заметили. Удивленный садовник уронил на землю опрыскиватель… И, когда по всем садам прошлись челюсти тысяч и тысяч зеленых жуков, его сад остался единственным, где не пострадал ни один листочек… на следующий день хозяин Чанта уже продавал розы на вес золота… Чант не смог утаить своего секрета. О его маленькой ученице все равно узнали, и даже сам король заинтересовался. Однажды за Джаной пришли и увели ее во дворец. Если король чего-то хочет, он и спрашивать не будет своих подданных, это ниже его достоинства… Орстер не мог ничего сделать. Чант так вообще велел ему порадоваться за сестру… …Джана жила во дворце, как в золотой клетке. Ей запрещалось даже выходить в город. Каждый праздник она смотрела теперь из окошка. А брата видела только однажды — он прокрался к стене замка и помахал ей рукой. Стражники заметили его и увели… Больше Орстер не приходил… …Королевские сады цвели. Город Колонн прославился чудесными розами на весь материк. С и без того совершенными королевскими цветами Джана творила чудеса. Розы послушно меняли окраску, размер и форму, если она их просила. И ни один жук не дотрагивался до их лепестков. Город Колонн стали звать Городом Роз… Так прошло десять лет. В золотой клетке из крохотной девчушки выросла красивая девушка, только очень грустная. Все слуги жалели ее и были ей добрыми друзьями. Библиотекарь всегда рассказывал ей самые добрые легенды, звездочет говорил с ней о звездах и гадал по ним ее судьбу, а один молодой стражник и вовсе влюбился в нее без памяти, только вот Джана считала его просто другом. Однажды он принес ей тайное письмо. "Милая моя, — сказал он, — как прочитаешь, сожги его, иначе король велит казнить нас обоих!" Когда Джана развернула свиток, из него выпорхнула маленькая изумрудная бронзовка и села девушке на ладонь. — Лети, жучок, — сказала она по обыкновению, но жучок не послушался… это было очень странно… А письмо гласило: "Я создал подобие живого из металла и изумрудной пыли. На твоей ладони сидит маленькая машина, потому эта бронзовка и не слушается тебя… Я не зря учился эти десять лет, Джана. Сегодня вечером я заберу тебя домой… Твой брат Орстер…" Вечером Джана услышала жужжание за окном, будто тысяча бронзовок поднялась в воздух — и вдруг через подоконник перемахнул Орстер. Он повзрослел, возмужал и очень изменился, но Джана узнала его и бросилась обнимать брата. — Пойдем домой, малыш, — сказал Орстер, увлекая ее за руку к окну, где за занавесками что-то жужжало. — Но ведь здесь очень высоко! — испугалась Джана. Тогда Орстер молча откинул занавеску — и Джана увидела, что за окном висит в воздухе гигантская бронзовка с большим креслом на спине, из подлокотника которого торчат рычаги. — Это машина. Такая же, какую я тебе прислал, — объяснил брат. — Мы полетим домой. …Они улетели. Действительно улетели туда, где стоял маленький замок, окруженный деревнями, а в замке Джану ждали родители, братья и старшая сестра Твин… Орстер не обманул их надежд. Он купил им счастливую жизнь, о которой они могли только мечтать. И вернул Джану… Семья воссоединилась, устроили праздник, с фейерверками, с танцами… В самый разгар веселья Орстер незаметно ушел на балкон; тихий, увитый плющом балкон. Там вытряхнул что-то на ладонь из бумажного свертка. Это был изумрудный жучок, которого от живого не отличить. Он сидел неподвижно и ждал приказа. — Если я его отпущу, он съест какую-нибудь розу в саду, — сказал Орстер. — Может быть, даже в королевском саду. Может, даже самую красивую розу, — тут изобретатель злорадно усмехнулся и отпустил жука. Бронзовка, жужжа, полетела к городу, а за ней из лаборатории Орстера поднялась в небо целая стая… — И больше никто не назовет Город Колонн Городом Роз! — закончил Орстер и шагнул из темноты и тиши балкона в праздник и свет… (7 сентября 2003 г) 405. 8 сентября 2003 г —Драмтеатр У нее в голове был драмтеатр, который мучил ее, накликая беду. И каждый раз невидимый сценарист, что был хуже палача, придумывал что-нибудь новое. Он знал, за что зацепить, и всегда тревожил одну и ту же рану — ведь брешь в броне ее души была всего одна — любовь; любимый человек и мечта и счастье. Но на сцене драмтеатра плясали чудовища, там повествовали о предательстве, о несправедливости, об обиде, о том, что ждет ее впереди только боль, боль, боль!.. И, бывало, она закрывала лицо руками и плакала — и никто не мог понять, почему. А уж коли завелся такой драмтеатр, никуда от него не денешься — как можно не замечать то, что происходит в твоей голове? Тут уже не закроешь глаза и уши, не убежишь, не закричишь. Только и можешь что цепенеть от ужаса и отчаянья, чувствуя, что Озеро Кипятка за сердцем переливается через край… …Гнилые мостки. Чадащие факелы по стенам. Мразь какая… Девушка идет в самое логово, чтобы положить всему конец, чтобы расстрелять своего палача… …Как он выглядит? Мерзкий старикашка в очках-биноклях? какая-нибудь интеллектуальная старая карга? до тошноты милый и совершенный красавчик?.. Какой он, этот сценарист?.. Вот она пинком распахивает дверь и наставляет заряженный арбалет на темную фигурку, склонившуюся над письменным столом. — Повернись!!! И, выпрямляясь во весь рост, из-за стола встает и оборачивается… ее близнец… Впрочем, нет… сходства между двумя девушками не больше, чем между живым человеком и его зеркальным отображением… …И все проясняется. Все встает на свои места — и девушка опускает арбалет… …В реальности она открывает глаза. Все кончено. Драмтеатра не будет больше… И нет никаких демонов и злодеев, что пишут сценарии ужасных драм. И винить некого, кроме себя самой… Но нужно было спуститься в грязные подземелья души, чтобы это понять. Теперь все будет иначе… (8 сентября 2003 г) 406. 9 сентября 2003 г (закрытая запись, которая в онлайн никогда не пойдет) …На кухне нежно пахло бананами. В другой день я сдурел бы от этого запаха и не думал бы ни о чем больше, кроме как объесться ими до отвала. А сегодня я сидел перед целой горой вкусностей и молчал. Джулай решила, что я просто устал после учебы, поэтому не стала задавать вопросов, а просто рассказывала об их с Ингаром планах на следующую выставку… и что-то про Питер… Может быть, я и вправду устал… И вид у меня бледный, и круги под глазами — все соответствует общему представлению о студенте, который только вступил в осень… Я тоже так думал и именно так объяснял свою "черную полосу". А как быть с незаписанными мыслями? Теми, которые, стоит только вывести первую строку, заставляют чувствовать себя предателем? Появились вещи, о которых я не могу написать. А все потому… потому, что… [ох, я пытался это объяснить и так, и сяк и затер это место в дневнике до дыр]… потому что раньше моя любовь была чистой. То ли телесное желание молчало, то ли я воли ему не давал, потому что едва-едва осмелился поверить, что я кому-то вообще нужен. И даже не просто нужен, а любим. …А сейчас… [это я тоже затер]… Я переживу, я привыкну и осознаю. В конце концов, это нормально, — просто встреченное на жизненном пути новое чувство всегда здорово пугает поначалу… 407. —Потрошители библиотек Не сомневайтесь: мир кто-то построил, и очень заботливо построил, обставив каждый его уголок. Цветущие парки, конечно, прелесть. И озера — по одному на квартал — тоже. Но если они еще (можно предположить) появились как-то там сами, то тысячи машин, от больших до миниатюрных — одни убирают мусор, другие готовят еду, третьи учат тебя ходить, пока ты маленький… — они никогда не появились бы случайно. Ну, кто сомневается, что мир был придуман?.. Да, кто-то придумал его и определил человеку время жизни — 18 лет. Дольше своего восемнадцатого Дня рождения не жил никто. Но почему-то мирились с этим не все. Некоторым приходило в голову бунтовать против самого мироустройства. Вот, например, таким, как Ле'Рой… Их было много — тех, кто пытался всего за 18 лет понять мир и выйти за его границы. Они тратили коротенькую жизнь не на тысячи развлечений, устроенных кем-то заботливо и умно; а на штурм необъятного количества знаний… Таких, как Ле'Рой, называли Потрошителями Библиотек… "…Сегодня "ушла" Мириам. А я ведь знал… знал, на что шел, ведь она была на два года старше…" — Ле'Рой захлопнул дневник, швырнул его о стену и разрыдался. Так плачут мужчины, а это очень страшно, когда они плачут… Ночь пролетела в кошмарном полузабытьи. Утром Ле'Роя разбудил сынишка. Ему было всего три года, и за ним еще неотступно следовала машина-нянька, но разума в глазах мальчонки было много не по годам. — Мама умерла, — сказал ребенок. Ле'Рой аж вздрогнул — такой суровой и недетской получилась фраза. — И ты тоже умрешь, да? — Да… Я всю жизнь учился, Оши, чтобы придумать что-нибудь… чтобы люди не умирали, — ответил ему Ле'Рой, как взрослому. — А если я не успею, ты это сделаешь, правда? Оши кивнул, глядя отцу в глаза… …Пара дней — и Ле'Рой взял себя в руки. Как бы там ни было, ему оставалось еще два года. Два года, за которые надо много чего успеть. Утром второго дня он вернулся в институт, где его, в неизменном белом халате и в очках с тяжелой оправой, встретили с ликованием. "Вернулся Ле'Рой!" — счастье-то… Он старался улыбаться, и теми, кто помладше, командовал бойко… И он прав оказался, как всегда, — работа отвлекала от грустных мыслей. Правда, они имеют привычку возвращаться под вечер, когда ложишься отдохнуть. Но Ле'Рой работал так, чтобы вечером прийти и упасть. И уснуть. Маленький самостоятельный Оши на отсутствие внимания не жаловался. Он давно уже проводил свои дни не на игровой площадке с более беспечной малышней, а в институте, рядом с родителями. Когда не стало мамы, Оши вообще перестал тратить время на игры. Он читал. Правда, понимал, дай бог, десятую часть того, что читал. Неудивительно: некоторые книги были запредельно сложны даже для семнадцатилетних ученых, не то что для мальчика-трехлетки… …У поэтов взгляд немного "не от мира сего", вы не находите? Ле'Рой именно так и думал. Потому Инвир казался ему существом каким-то нереальным и, возможно, даже крылатым… — …Я ухожу завтра, — сообщил он Ле'Рою, глядя прямо в душу светлыми неземными глазами. И при этом говорил он так легко и весело, будто не о смерти шла речь. — Приходи проводить меня. Весь наш институт придет посмотреть, как меня заберет к себе Небо. — Приду, — пообещал Ле'Рой, положив руку Инвиру на плечо, и даже постарался улыбнуться… это было непросто. Последний вечер Инвира был пронизан светлой грустью. Он читал стихи, наигрывал баллады на гитаре и обещал присматривать за друзьями в свете звезд. И, когда с Неба спустился Луч и стал поднимать поэта в высь, он начал читать свой последний стих о том, что смерти нет. После люди говорили, что Инвир, может быть, единственный, кто ушел из жизни правильно. После его смерти никто не бился в истерике, не заливался слезами — всем было на душе светло и тихо. Будто он действительно где-то рядом. "У меня так не получится," — покачал головой Ле'Рой, понимая, что не смог бы уйти вот так, оставив после себя радость, а не горе… Он слишком насмотрелся за свою жизнь, как уходят другие. Кто орал и корчился в Луче, кто терял сознание, кто изо всех сил рвался назад — все, почти все вели себя, как трусы перед лицом смерти. И только Инвир ушел легко и радостно. Не потому, что он не любил жить, а потому, что не боялся смерти… Ле'Рой поэтом не был, но встретить смерть достойно — это и не-поэт может. И Ле'Рой просто стоял, молча, и смотрел, как удаляется земля под ногами, а потом все меркнет в белом свете… Он так и не придумал, что сделать, чтобы люди не умирали… Только Ле'Рой успел пожалеть об этом, как белый свет схлынул — и он обнаружил, что стоит на небольшой площади перед фонтаном, над которой сияют нездешние звезды и пять лунных серпиков. И его встречают! К нему бегут и заключают его в объятья. — Инвир, Рич, Ден, Артенмагель!!! — не верил своим глазам Ле'Рой… и тут… — Мириам!!! "Ребята, ребята, это что, загробный мир???" — "Нет, дурачок, это взрослый мир!" …Все, здесь были все, кого он похоронил. Даже родители! Правда, им было уже далеко не 18… вот так, добро пожаловать во взрослый мир, Ле'Рой… …Счастье — это тоже шок. От него Ле'Рой не мог опомниться месяц. Потом немножко остыл, и к нему вернулась способность логически мыслить. …Во взрослом мире тоже были дети. Они здесь родились и никогда не знали машин-нянек — только добрые материнские руки. Вообще, машины здесь были, но совсем не такие, как ТАМ. Те придумывал кто-то, близкий по разуму к Богу, а эти — просто люди. И большинство людей этого "Взрослого мира" здесь и выросли. Выходцев из "Детства" здесь было раз, два и обчелся. "Это самая большая загадка, Ле'Рой. Тот мир кто-то придумал — не иначе. Оттуда приходят гении. Только те, кого там звали Потрошителями Библиотек. Остальные исчезают куда-то. Вряд ли кто-то скажет тебе больше, Ле'Рой…" Загадка… Да, Потрошителям здесь скучать не придется. Работать. Любить. Вместе с Мириам ждать, когда придет Оши… Вот оно счастье, наверное… Когда Ле'Рою исполнилось 20 лет, он написал в дневнике: "…Говорят, взрослые умирают тоже. Не так, как мы в "Детстве", а по-другому совсем. И все в разное время. Но я почему-то уверен, что за этим Небом есть еще одно. Еще один мир с чужими звездами, где меня будут ждать все, кто уйдет раньше. Я не боюсь смерти. Потому что ее нет… И еще… что если Оши придумает, чтобы люди не умирали, и закроет для нас "Детство"?.." (9 сентября 2003 г) 408. 11 сентября 2003 г —Ведьмак — Я научу тебя не одной хитрости, мальчик, — говорило из-под грязных спутанных косм существо, бывшее раньше грозой магического мира, ведьмой из ведьм… — Я научу… — А что возьмешь взамен? — бойко спросил Риккен, пытаясь унять охватившую его дрожь. — Ничего. Ничего, сынок, не возьму. Довольно будет того, что не умрет со мной моя сила. — Сила… — Риккен нервно сглотнул. — Сила. Власть. Я отдам их тебе и научу, что с ними делать. — Учи! — горячо потребовал Риккен… …Получив колдовскую силу, Риккен ничего особенного не почувствовал. Правда, обнаружил, что звери в лесу от него шарахаются. Даже волки: рычат, зубами лязгают, а бегут все равно. — Я обещала научить тебя, что делать с твоей силой, — сказала ведьма однажды, когда Риккену надоело упиваться полученной властью и распугивать волков, которых он раньше всегда боялся… — Ты решил стать ведьмаком, чтобы завоевать девичье сердце, так? — Так, — кивнул Риккен, но не было в этом кивке ученического послушания: наоборот, он тотчас вскинул голову, рассыпав по плечам кудри; и глаза сверкнули недобро. "Зло нашло лазейку в гордое сердце," — подумала ведьма, а вслух лишь спросила: — Как ее зовут? — Мильде, — ответил он коротко и резко. — Ее сердце принадлежит Мастеру Времени, а я ей что пустое место! Я чужак, южанин, приехавший на Север… — Риккен оборвал начавшийся было рассказ и почти крикнул: — Он ее не стоит! Да он перед ней что граненая стекляшке перед бриллиантом!!! — Верно, мальчик, — согласилась ведьма, — а сейчас остынь и подумай… нет ли у нее вещи, что подарил ей этот парень? Такой вещи, с которой она не расстается ни днем, ни ночью? Риккен задумался, рыская по закоулкам памяти, как голодный зверь… и вспомнил… Не так давно Мастер Времени, прежде чем отправиться с караваном в Земли Славы, подарил Мильде простой серебряный браслетик, но в него было заключено настоящее чудо: маленький механизм, с цифрами и стрелками. Он питался светом солнца и луны и спокойно тикал, отмеряя шажки времени."…Когда мне не спится, я слушаю, как мои часы тикают, и засыпаю сладко-сладко…" — вспомнилась Риккену случайно оброненная Мильде фраза… — Верно, мальчик, — прервала его размышления ведьма. А теперь я скажу тебе, что есть вещи и Вещи. Вещь можно ценить выше драгоценных камней, выше золота, выше мифрила. Пусть она сделана даже из розовой медяшки, инкрустированной граненым стеклом… К дареной вещи относишься так же, как к тому, кто ее подарил… Я научу тебя, что делать… …Риккен давно уже ходил по лесу по-хозяйски. Его не просто не решались трогать лесные обитатели — они даже замолкали при его приближении и нетерпеливо ждали, пока он скроется из виду. Тогда по цепочке птичьих голосов во все стороны разносилась весть: "Ведьмак! Ведьмак идет!" …Мильде сидела на краю обрыва, белёсого в пушистых плетях ковыля. Далеко внизу начинались молодые хвойные леса, которым еще много веков подрастать, чтобы выращивать на ветвях добрые мечи… Шаги она услашала и узнала сразу — южанин Риккен из страны песочных дюн так и не научился бесшумно пробираться через зеленые заросли. — Здравствуй, Риккен, — улыбнулась Мильдегард. — Здравствуй, Мильде, — мягко сказал ведьмак и сам удивился так резко потеплевшему своему голосу. Ему вдруг стало так светло на душе и тихо, что он было передумал делать то, зачем пришел. Но все же заставил себя сказать как можно беспечнее: — Пофехтуем? — Конечно! — с радостью согласилась Мильде. Она знала, что боец из южанина замечательный. Как-то сразу помрачнев (как всякий человек, когда идет против своей собственной воли), Риккен потянул из ножен кривой ятаган с угольно-черным блестящим лезвием. Длинный клинок Мильде блеснул рыжим бликом, приветствуя восходящее солнце… Они сошлись в бою осторожном и играющем, как друзья. Тут важно полное доверие: что тебя не ранят, даже если ошибешься; что друг всегда успеет остановить меч… Риккен ждал. Он уже давно раздумал, но уверял себя, что потом такого малодушия себе не простит. И, уличив момент, резко ускорил клинок, ударив точно в запястье. Браслет, защитивший его, упал в траву блестящей змейкой, разбитый точно по двум половинкам суток на часах… По коже же не пролегло даже царапины. — Прости… — сказал Риккен искренне. — Я песочный идиот… — Ничего, — грустно ответила Мильде, баюкая серебряную ленточку на ладони, — ты же не хотел… — Его уже не починишь, — пожал плечами Риккен. — Брось его лучше. Когда твой Мастер Времени вернется, пусть сделает тебе новый. Мильде положила разбитый браслет в карман… Домой она и Риккен шли вместе. Спокойно разговаривали, будто никто ни в чем не виноват… …Риккен бил не просто по браслету, застегнутому мужскими руками на женском запястье. Он бил по связи между двоими. Это ничего не значило бы, если б удар нанес простой смертный, а не юный ведьмак, унаследовавший силу самой могущественной когда-то ведьмы… Теперь дело осталось довершить самой Мильдегард — выбросить браслет. Или просто не носить его больше (да его и невозможно сейчас носить!) …Ведьмак не спал эту ночь. Мысли о победе заполняли все сознание, и сны шарахались от них, как звери в лесу — от самого Риккена. А утром он пошел искать Мильде. …Еще издалека он заметил, как блеснул на ее руке знакомый браслет. Ошеломленный, он даже забыл поздороваться и пожелать доброго утра — Риккен подошел и взял Мильде за руку, пытаясь разглядеть, как же так… Браслет, искалеченный, весь в зазубринах, с разбитым стеклышком молчащего теперь механизма, держался на руке, перевязанный просто кожаной тесемкой. — Зачем ты его носишь? Он же разбился, — пробормотал Риккен. — Потому что мне дорог тот, кто его подарил, — простодушно ответила Мильде. — Я подумала, что выбросить сейчас этот браслет — все равно, что отказаться от искалеченного в бою друга. Любимого… …У Риккена в душе будто что-то сломалось… Он закрыл лицо руками — "Какой же я дурак!" — и побежал… Остановился Риккен где-то в лесу и, обессилевший, рухнул на колени на пружинистый ковер опавшей хвои. Некоторое время он молча вздрагивал, без слез; потом почувствовал, что на него кто-то смотрит, и обернулся… …Волчица… огромная, с косматой шерстью на впавших боках… — Пошла прочь, тварь! — рявкнул на нее Риккен, привыкший, что волки его боятся, как огня. Волчица ощерилась и подошла еще ближе… Глаза у нее были нехорошие… не бывает у обычных волков таких глаз… "Ты подвел меня, мальчик," — промелькнула в голове мысль, чужая, точно заноза в теле. Риккен хотел схватиться за меч, но вспомнил, что ни меча, ни даже ножа с собой не взял, так как шел-то не на битву, а встречать первое утро своей победы… леса так он вообще давно разучился боятся… В ту же секунду волчица прыгнула, и, запоздав на мгновение, ее сшибла на лету стрела. — Пойдем домой, друг Риккен, — сказала Мильде, опуская лук. Риккен послушно поднялся и пошел за ней. Он шел, равнодушно опустив голову и плечи и, кажется, ни о чем не думал. И тут на его плечо вспорхнула маленькая шустрая птичка с кедровым орешком в клюве. Риккена она нисколько не боялась. …С тех пор Риккен и ходил в лес без лука, без ножа. Звери больше не убегали, едва его завидев… Наоборот, встречали и радовались. Они не злопамятны ведь. И — он открыл это неожиданно — он начал понимать, что они говорят. Не иначе — сила осталась, просто зло из нее выветрилось; растаяло, как дым. Риккен почувствовал, будто его душу ласкает теплый солнечный свет. А ведь известно, что вместе со светом приходят и любовь, и счастье, и смысл. Юный ведьмак нашел себя в этом мире и через несколько лет, строя дом для себя и своей невесты, улыбнулся той жестокой любви, что чуть его не погубила, и назвал Мильде сестрой. (11 сентября 2003 г) 409. 12 сентября 2003 г —Когда умрут все боги — Приведите мне двоих, кому нечего терять. Кто отчаялся быть счастливым, кому ничего не жаль. Пусть это будут юноша и девушка. Поэт и поэтесса… …Что делают ангелы в Раю? Обычно ничего. Только если их о чем-нибудь просят. А обычно — ничего. Просто радуются… …В тот день они облетели мир и нашли двух творцов-поэтов… Именно тех, которые нужны… — Вы мечтали о миге, когда суета мира провалится в пропасть. Вы мечтали о сне, где ничто не может быть невозможно… Вы войдете в эту пещеру, вдохнете аромат Вечности и уснете на миллион лет… Они не стали спрашивать спокойный детский голос о том, что же будет после этого миллиона лет, когда настанет время проснуться. Двое просто склонили головы, чтобы не задеть каменную арку, и вошли под тяжелые своды пещеры, где царил теплый беззвучный мрак… — Когда умрут все боги… — сказал Светлый Ребенок, но оборвал фразу на середине и долго глядел вслед ушедшим людям… Сон был длинным. Счастливый сон, точно россыпь цветных осколков, каждый из которых отражает собственный мир… Они успели забыть, что спят… Но однажды темноту прорезал солнечный луч, пришедший откуда-то свысока, где осыпались старые камни и впустили рассвет… Темнота показалась зябкой. Взявшись за руки, люди поднялись по каменным ступеням наверх, к теплому утреннему свету… …На небе висело тяжелое, красное солнце, сначала показавшееся чужим… Миллион лет не прошел для него даром… А лик планеты покрывали удивительные исполинские леса, расцвечивая яркой зеленью изменившие форму континенты, которые давно уже не светились по ночам… Людей здесь нет, — поняли двое. Только куда они делись, куда ушли? Почему время затерло последние следы? …Описав по небу широкий круг, на поляну приземлился дракон с изумрудной чешуей и сапфирово-синими глазами. Потом еще один и еще. А по краям поляны собирались иные, совсем невероятные существа, которые не могли летать… Какая-то небывалая радость задрожала вокруг, будто заплясал над костром горячий воздух. И — единым вздохом, будто это вздохнула вся планета, как огромное живое существо, зазвучала мысль: "Мы вас ждали!!! Мы вам рады!!! Адам! Ева! Добро пожаловать домой!" (12 сентября 2003 г) 410. 13 сентября 2003 г Что делают, когда иссякает самоцветная жила? Мм? Правильно: копают еще немного, потом бросают и ищут новую. Мой дневник, как таковой, иссякает тоже. Это я понял с 400й записи. Понял, что появились вещи, о которых я не могу написать даже закрытую запись… …Замирье никуда не денется, оно будет со мной всегда, если не прогневаются боги и не отберут свой дар. Но желание, умение и возможность записывать реальные события здорово выдохлись за эти девять месяцев, что я пишу "Осколки". Поэтому сегодня я объявляю: "Осколков" больше нет. Дальше будет только "Книга Замирских Легенд". И если однажды я найду еще одну самоцветную жилу, а начну новый дневник. С событиями и легендами, связанными неразрывно. А пока мне нужен отдых, наверное. Время подумать над своим поведением, так сказать; время что-то изменить и сделать что-то хорошее. Стать снова свежим и независимым, как в начале этого года. Стать новым. Стать лучше. Так что я пошел… Но легенды не денутся никуда… Я знаю, как умирают online-дневники. Они постепенно перемещаются в концы списков, а имена постоянных читателей опадают, как осенние листья. Кому нужна могила чьих-то мыслей? Кто будет возвращаться к чьему-то забытому и похороненному прошлому, чтобы читать старые, отцветшие записи, брошенные своим хозяином? А он? Куда он исчез? Заболел, умер или просто заскучал? Мертвый дневник молчит, ничего у него не узнаешь… Я такого для своего дневника не хочу. Может, если бы не Нокки, я бы бросил его без объяснений, но сейчас уже не смогу этого сделать… Я буду писать сюда легенды своего Замирья. Я буду отвечать на комментарии. Я буду, я никуда не денусь. И, может, настанет день для новых самоцветов. P.S. Я однажды сказал, что в моем столе лежит письмо Творцу и ждет своего часа… Я писал его так, как пишу все легенды, — сам удивляясь себе. Честно говоря, когда я его начал, у меня глаза полезли на лоб — такого я не ожидал: я писал девушке, хотя сначала совсем по-другому представлял и письмо, и Творца… Я думал, это парень… да, почему-то так и думал. И письмо сел писать с этой мыслью. А сейчас мне кажется, что все верно. И, может быть, я даже видел эту девушку. Может быть, это миры сошлись на мгновение, а каждый в чужом мире демиург… Как бы там ни было, сейчас для письма самое время… —Девушке, которая меня придумала Жила-была Ты. И Тебе было очень больно. А ты знаешь, что люди, которым больно, — самые сильные люди на свете? Они переворачивают машины, они крошат бетон. Они ведут миллионы за собой. Они способны разрушить мир. А Тебе было очень больно. Но Ты сказала: "Каждый раз, когда мне плохо, я буду создавать что-нибудь светлое и крылатое"… Твоя сила могла бы рушить, но Ты велела ей творить. И придумала меня. Я, маленький человечек, родился тогда в Твоем Замирье и закричал… Я был Твоим любимчиком на Земле. Ты сделала меня счастливым. А счастье — это Мечта, на которую жизнь положить не жалко, и, конечно же, Любовь, взаимная, чистая, светлая Любовь. Когда я подрос, я стал с Тобой спорить. Ты говорила — так, а я делал — так! Потому что я человек. Я сам себе хозяин… но все равно я очень и очень на Тебя похож… Наше воображение столкнуло миры, почти как в "Хрониках Небесной Цитадели". Мы встретились на безлюдной остановке и молча смотрели друг другу в глаза, пока реальность не разъединила нас и не растворила в себе… Помнишь, Ты как-то давно сказала: "Он совсем как Люк Скайвокер!" А в минуту нашей встречи: "Ты похож на Майка Хэмила…" Я стал, пусть на единый миг, но реальностью для Тебя… А потом нам была пора расстаться и пойти каждому своей дорогой, как шли за восходом и закатом два незадачливых мага… Над нами всегда будут одни и те же звезды, когда закат с восходом отгорят и обуглятся… В нашем Небе всегда будет особенная гроза и непростой туман… и каждый — Ты здесь, а я в твоем Замирье, — будет писать свою Книгу Замирских Легенд. Ведь я для тебя, а Ты для меня — тоже легенды. Но наши миры всегда будут расти из одного корня, как миры Ингара и Джулай… И в завершение письма я желаю Тебе всего того, что у меня уже давно есть. Просто человеку ли, Творцу ли всегда нужны всего три вещи, на которых держится Счастье. Это Мечта, Любовь и Надежда. И… я не пророк, но эта мысль бьется у меня в мозгу: "Эра Мрака кончилась. Не пропусти рассвет!" …какой адрес у Творца?.. что можно написать на конверте?.. Седьмое Утреннее Небо 13-го сентября?.. Нет, я подумал, что, наверное, нужно просто сжечь письмо. Тогда из моего мира оно исчезнет и, кто знает, возможно, попадет к Ней… 411. ЭПИЛОГ Бывает час, когда не нужен воздух, Когда душа замкнет брони замок — Тогда смотрю свирепо и серьезно, Как смотрит на людей огромный волк. Бывает час для крика и для вздоха, Когда туман и мрак стесняют грудь. Тогда-то с шумом распахнет ворота Душа — открыться солнцу и вздохнуть. Тогда я всем, что есть, готов делиться, Горстями раздавать осколки. Пусть Летит душа, летит, пока летится! И все равно, кто знает мою грусть! А коль устанет — пусть вздремнет с дороги, Как голубь, спрятав очи под крыло… Пусть судят путь языческие боги Сквозь яркое, но битое стекло… (13 сентября 2003 г) 412 Здесь заканчивается дневник "Осколки чего-то красивого" и начинается "Книга Замирских Легенд". 413. (((адрес онлайн-дневника: www.journals.ru/journals.php?userid=18433)))