Шестерни бюрократической машины скрипели и перемещались с раздражающей медлительностью, однако в марте 1926 года в Москве все же был открыт первый Институт переливания крови, который возглавил Александр Александрович Богданов. Глава института прошел по фронтам Первой мировой войны как военный врач и отчетливо сознавал прикладное значение переливания крови для развития оперативной медицины, в первую очередь военной хирургии, и был не праздным мечтателем, а экспериментатором-энтузиастом. Поэтому в институте многое было сделано впервые — приглашенный в институт профессор А.Богомолец и его сотрудники делали открытия в области внутренней секреции; были выработаны «правила исследования доноров, гораздо более строгие, чем где-либо на Западе»; велись успешные опыты по трансфузии трупных тканей [100] ; были проведены первые полные переливания крови.

Богданов участвовал во многих экспериментах лично — с 1924 по 1928 год сделал себе 11 переливаний крови, пять из которых были объемом по 900 мл. Переносил он эти операции без каких-либо реакций, сам участник опытов находил их эффект вполне удовлетворительным. Люди, знавшие Александра Александровича, отмечали его моложавый вид и бодрость, у ученого были основания надеяться, что доведенные до совершенства обменные переливания крови никогда не останутся «механическим вампиризмом», а превратятся в новую панацею, которая позволит возвращать людям не только здоровье, но и молодость, а со временем подарят человеческой расе бессмертие [101] .

Но были ли люди готовы принять такой щедрый дар?

…В 1927 году, поравнявшись со зданием Института переливания крови, деловитые москвичи одергивали чесучовые костюмы и суеверно ускоряли шаг, а стареющие дамы поступали обратным образом — останавливались и старательно поправляли шляпки, чтобы оправдать заминку — они вытягивали шеи и пытались заглянуть в окна учреждения, о котором ползли зловещие и противоречивые слухи. Гражданочки женского пола щебетали в нэпманских кондитерских и шляпных салонах про чудодейственные процедуры омоложения, которые совершаются в «институте крови».

Средней руки чиновники шептались, что там запросто оживляют мертвых собак, да и пациенту могут перелить кровь из трупа какого-нибудь пьянчуги, сбитого грузовиком, исключительно в целях научного прогресса. Насчет прогресса — еще вопрос, а головная боль от такого мероприятия обеспечена, вроде сам бутылку водки выпил. Факт, ответственные работники рассказывали — такие врать не будут!

Суеверные няньки, молочницы, домашние работницы и аккуратненькие старушки, столкнувшись на церковной паперти или на рынке, пугали друг друга историями совсем уж жуткими. Будто бы в Москве объявилась страшная секта: по ночам они ловят зазевавшихся граждан, силком запихивают в кареты «скорой помощи» и свозят в «институт крови», шприцами откачивают из бедолаг кровушку — всю, как есть — а потом пьют из граненых стаканов. Трупы сразу же жгут прямо там, в тайном крематории — иначе обескровленные мертвяки расползутся по всей Москве и сами примутся сосать кровь у граждан, как чистые упыри. Называется страшная секта — богдановцы!..

Через какое-то время истории о кровавых жертвоприношениях секты «богдановцев» престали ассоциироваться с деятельностью московского Института переливания крови и лично доктора Богданова, приобрели характер новейшего городского фольклора, вытеснив традиционные истории о вампирах и упырях.

Действительно, представить себе «лорда Варни» или «князя Дракулу», разгуливающих по Москве конца 20-х годов прошлого века, аристократично помахивая тросточками, довольно проблематично. Всякий «сеанс черной магии» в Советской стране предполагал последующее «полное разоблачение», литературы ужасов и мистики практически не существовало. Даже в культовом романе «Мастер и Маргарита» вампиры, соответствующие западноевропейской традиции, мелькнули лишь краешком — в качестве припозднившихся гостей на балу у Воланда.

Опустевшую литературную нишу восполняли байки и «городские легенды».

Слухи о кровавых гекатомбах «богдановцев» будоражили не только довоенную Москву, но и другие российские города, порой выливались в настоящие массовые истерии и многократно становились объектом интереса «уполномоченных органов». Их отголоски слышны даже сегодня — в «городских легендах» о людях, похищенных таинственными сектантами и «проданных на органы», — похищенных традиционно запихивают в «скорую помощь» — или обнаруживаются в сенсационных статьях таблоидов с красочными разоблачениями несуществующих «сектантов-кровопийц».

Но можно ли считать доктора Богданова и сплоченный коллектив его сподвижников специфической разновидностью секты в научном, а не обывательском смысле этого слова? Знаток современных культов и создатель термина «тоталитарная секта» Александр Дворкин предлагает следующее короткое и емкое определение секты:

«…Секта — это закрытая религиозная группа, противопоставляющая себя основной культурообразующей религиозной общине страны или региона…» [102]

Действительно, философская доктрина Богданова являлась оппозиционной по отношению и к доминирующей в Советской России коммунистической идеологии, и по отношению к наиболее распространенному религиозному направлению — православию. Напомним, что неутомимый исследователь предлагал собственное видение Бога (Господь как создатель, обретенный через творчество — «богостроительство») и исчерпывающую философскую доктрину. Группа его последователей была достаточно сплоченной и закрытой. Но чтобы стать полноценной сектой, требуется еще один существенный элемент — разработанный и систематически повторяющийся ритуал (богослужение или культовое действие). В качестве такового можно с некоторым допущением принять тщательно разработанную процедуру «обменных переливаний крови», которым совершенно добровольно подвергло себя большинство последователей «красного еретика» Богданова. Даже его родной сын, впоследствии известный ученый-генетик, охотно участвовал в опытах — ему было успешно произведено полное переливание крови.