Шрифт:
Возможно, по всему по этому «Правдивую историю доктора Фейгина» из книги «Времена мужества» не убрали. Но уже после 1940 года ее в СССР ни разу не печатали по совершенно другой причине: из-за политики неприкрытого госантисемитизма (еврейская тема стала запретной в стране и напрочь ушла из стихов Полонской, оставшись предметом ее невеселых раздумий и переживаний [89] ).
Самая тональность ее поэзии изменилась, освободившись от прежнего «пафоса силы», от резкой определенности и радикальности поэтического высказывания. Избавившись от некоторой сухости, тон стихов ее стал мягче, хотя острота зрения и слуха не стерлись, жизненные интересы не оскудели. Лучшие ее стихи по-прежнему отличала незаемность мысли; дерзости в них с годами поубавилось, но диктовало их всегда подлинное чувство…
89
В 1943-м она писала Эренбургу в Москву о «фашистских плевелах, залетевших в нашу вселенную»»: «Они пускают ростки где-нибудь на глухой пермской улице, в душе каких-нибудь курносых и белобрысых подростков, и что может выжечь их?» (Почта Ильи Эренбурга: «Я слышу все…» 1916–1967. М., 2006. С. 129).
В Отечественную войну Елизавете Полонской, как и большинству населения, пришлось хлебнуть немало: ее сын (он закончил Ленинградский электротехнический институт перед самой войной) воевал с первого дня, после тяжелого ранения снова вернулся в армию и довоевал до Победы; саму Полонскую вместе с матерью эвакуировали на Урал, когда к Ленинграду подходили гитлеровцы.
Много таких, как и я, по земле нашей бродит, Дом потерявших, нашедших убогий приют — Ночи не спят, по утрам на дорогу выходят, Слушают радио, ходят на станцию, ждут…(«Русскую печь я закрыла, посуду прибрала…»)
Летом 1945-го в Перми (тогда Молотов) вышла ее тоненькая (в пятьдесят страничек) «Камская тетрадь». Она начиналась строками о Ленинграде: «Простимся надолго, мой город родной…». Весной 1944-го Полонской удалось вернуться домой:
Я гляжу в исхудалые лица, В их морщины и синие тени, Я читаю отваги страницы И страницы тяжелых лишений.(«Здравствуй, город, навеки любимый…»)
Началась «мирная» жизнь. Сразу мосле войны умерла нежно любимая мама. Предстояло беспросветно черное, сталинское, восьмилетие. Зарабатывать удавалось печатанием переводов (знание языков и европейская культура выручали)… На какое-то время она стала даже руководителем секции переводчиков в Союзе писателей. Иногда работа переводчика доставляла радость, как, скажем, в 1946-м, когда повезло — переводила Юлиана Тувима. стихи которого любила; переводя, сверяла со своими детскими вое поминаниями о Лодзи:
И чем-то волнует меня до слез Слепота твоих окон голых, И улиц твоих коммерческий лоск, И роскошь с грязным подолом…(«Лодзь»)
Страшный 1949-й обошел Полонскую стороной (второй раз повезло…). Жизнь проходила, проходила как во сне…
А может быть — заснешь… И молодость приснится: И полетишь, как птица, — Как хорошо! Ну что ж… А может быть, — уснешь И страшное приснится: Измученные лица Друзей умерших… Что ж!..(«А может быть — заснешь…»)
Следующая книга стихов вышла в 1960-м.
9. Проталины оттепели (1954–1966)
С «оттепелью» Елизавета Полонская обрела какое-то дыхание, зрение и слух ее не притупились. Среди послевоенных немало стихов о горечи потерь, но больше всего — о природе, людях, музыке, воспоминаниях. Это лирические стихи, в которых изредка сквозь откровенный привкус печали просвечивает сарказм. Каждое лето она проводит в полюбившейся ей Эстонии (в Эльве), дружит с Юрием Лотманом, ценит местных жителей — работящих, не болтливых и не любопытствующих. Конечно, сказать, что благодушно радуется жизни, не замечая ее несообразностей, будет неверно:
Никто тебя задеть не хочет. Живи средь мира и покоя. Но всё хлопочет, всё хлопочет Громкокричатель над тобою. И льются из него потоки Речей о дружбе лучезарной, Высокой мудрости уроки, Обрывки пошлости вульгарной…(«На отдыхе»)
Неравнодушная природа — вот чем чаще всего живы ее новые стихи, в чем она находит утешение, и еще — дети:
Люблю их бесконечные вопросы, И дерзкие, смешные возраженья, И ненависть старинную к доносу, И к ябеде исконное презренье. Об этом я и не обмолвлюсь внуку. Пускай растет со сверстниками вместе, Пусть жизненную познает науку И честью дорожит, страшась бесчестья.(«Люблю тетрадь “с косыми в три линейки”…»)
Иногда Полонская выбирается в Москву, где навещает Эренбурга, приезжает в Переделкино, где живут Серапионы — Тихонов, Вс. Иванов, Федин, Каверин… — как далеко ушла молодость, какие разные дороги легли перед «братьями»…