Андрею тоже вдруг стало легко и смешно. У всех так у всех, ничего не попишешь, придется, значит, вам, Александр Андреевич, лопать кашу с комочками, как всем несчастным детям. Он вывалил содержимое ковшика в тарелку и пошел кормить Сашу.

От каши, несмотря на комки, Сашка не отказался — съел, не гурманствуя, даже добавку. Андрей устроил сына в манеже, завалил все свободное от ребенка место игрушками и договорился, что тот, как и полагается взрослому полуторагодовалому мужчине, займет себя сам.

— Понимаешь, сынок, папе нужно немного поработать.

Взрослый мужчина серьезно посмотрел на него и потребовал музыкального оформления своего вынужденного одиночества.

— Мухи! — заказал он программу, махнув ручкой в сторону музыкального центра.

— Неплохой выбор! — согласился Андрей и поставил диск с лютневой музыкой.

Почему Сашенька называл это мухами, было совершенно не ясно. Он вообще давал предметам и явлениям совершенно неожиданные названия. Так, например, тигра, любого — живого в зоопарке, своего игрушечного, на картинке в книжке — он называл почему-то дядей. Соковыжималку именовал кокой, компьютер, по неизвестной причине, обзывал дылдой. Музыкальные произведения у него тоже получили свои наименования. Сначала они с Настей пытались бороться с его семантическими изысканиями, а потом махнули рукой: пусть делает что хочет, они-то его понимают.

— Ну все, Александр, я на тебя надеюсь. Веди себя пристойно. Папа выпьет кофе, поработает немного и придет. — Он вручил Саше его любимого белого слона и, подмигнув, вышел. Требовалось срочно, до прихода клиентки, просмотреть договор и всю информацию, которую переслала ему Ольга.

Андрей распечатал послание, сварил себе кофе и, захватив телефон, отправился на балкон. Здесь была его курительная комната, вполне благоустроенная (столик, кресло, пепельница), только в демисезонно-зимний период очень холодная. Зато он мог курить себе сколько угодно, не опасаясь, что отравляет выхлопами своей вредной привычки окружающих.

Он разложил листы по порядку: коротенькое письмо-предупреждение Оли («Андрей Львович! Кажется, она не совсем адекватна, будьте с ней осторожны!»), текст договора, краткие сведения о самой клиентке (слишком краткие — они уместились на четверти страницы). Отпил кофе, закурил и принялся за работу. Прежде всего ему нужно было попытаться составить хоть какое-то представление о своей клиентке: кто она такая — в самом деле пациентка какой-нибудь закрытой клиники, томимая манией преследования, или все-таки нет? Он просмотрел личные данные. Кирюшина Елена Владимировна, тридцать три года, врач, работает в скорой помощи. Вернее, до вчерашнего дня работала и почему-то уволилась — но все равно, врач скорой помощи — это вполне обнадеживает, вряд ли там стали бы держать сумасшедшую. Замужем (сведения о муже отсутствуют, только фамилия, имя, отчество и год рождения из штампа в паспорте). Детей нет.

Выписка и прописка… Получается, она пять лет назад переехала сюда…

Телефонный звонок прервал его работу, а впрочем, никакой работы и не осталось — сведений о его клиентке больше не было — кончились, не успев начаться. Он с раздражением отбросил листы на столик, взял трубку: это, конечно, она, Кирюшина Елена Владимировна, а он так и не составил никакого предварительного о ней заключения.

— Андрей Львович?

Так и есть!

— Я в вашем дворе. Но Ольга Петровна забыла сообщить мне, в каком подъезде вы живете.

Андрей выглянул с балкона и сразу ее увидел: женщина, ну да, примерно тридцати трех лет, нервозно озирается и как-то неправильно, словно у нее вывихнута рука, держит трубку.

— Елена Владимировна, вы стоите прямо напротив — средний подъезд…

— Как?! — Женщина дернулась и чуть не выронила трубку. — Откуда вы знаете?

— Я смотрю на вас с балкона, поднимите голову, пятый этаж. — Андрей помахал ей рукой. Она тоже махнула и чуть не выронила теперь сумку. — Кстати, у нас не работает домофон.

Ему трижды пришлось повторить код подъезда — она никак не могла запомнить такого простого сочетания цифр, видимо находясь уже на последней стадии истерики, когда мозг отключается. Долго возилась с замком — наверное, пальцы дрожали и не попадали в нужные кнопки. Наблюдая за ее мучениями, Андрей уже хотел спуститься и сам открыть ей дверь, но тут наконец она справилась. Он услышал звук зуммера, увидел, как Кирюшина вошла в подъезд, затушил сигарету, собрал листки и отправился в комнату ждать.

Но прошло пять минут, затем семь, а клиентка его так и не появилась. В раздраженном недоумении он стал бродить взад-вперед по комнате, заглянул к Сашеньке — тот в упоении грыз слоновье ухо и был, по-видимому, вполне доволен жизнью в одиночестве. Прошло еще несколько минут. В голове ни с того ни с сего возникла строчка из дурацкого стихотворения, напечатанного однажды — вероятно, в виде хохмы — в Татьяниной газете: «На станции переливания крови спекулируют кровью!» — и отвязаться от нее не было никакой возможности. Расхаживая туда-сюда, чеканя свои шаги под эту идиотскую строчку, Андрей дошел до окна, выглянул во двор. От подъезда дома напротив отъехала «скорая помощь». Коллеги клиентки, подумал он почему-то злобно. Ну и где она? Елена Владимировна, врач скорой помощи, жутко нуждающаяся в экстренной помощи, где вы, куда подевались? Может, она на лифте не ездит? Есть у него одна знакомая с лифтофобией. Грузная женщина с больным сердцем, все боится, что умрет от сердечного приступа именно в лифте, и потому на любой этаж таскается пешком — парадокс! Может, и у этой такая же фобия?