Судовая команда заметила, что происходит что-то необыкновенное, и мы увидели над собой целый ряд голов, смотревших через борт на наше состязание. Всякий раз, как ялик ускользал от нас под корму, они издавали радостные крики одобрения и перебегали на другую сторону «Ланкаширской королевы», чтобы следить, как будет идти погоня против ветра. Они осыпали нас и итальянцев шутками и советами и так разозлили нашего грека, что он каждый раз, проходя мимо, поднимал кулак и яростно грозил команде. Они приветствовали его жест шумным весельем.

— Точно цирк! — воскликнул кто-то.

— А еще спорят о морских ипподромах; хотел бы я знать, чем это не ипподром, — подтвердил другой.

— Шестидневные бега! Пожалуйте! — объявил третий. — Кто держит пари за итальянцев?

На следующем галсе против ветра грек предложил Чарли поменяться местами.

— Пустите меня править лодкой, — попросил он, — я догоню их, поймаю их, даю слово!

Это был удар профессиональной чести Чарли, так как он очень гордился умением управлять парусной лодкой, он все же передал руль пленнику и занял его место у паруса. Мы сделали еще три круга, и грек убедился, что не может достигнуть на этом судне большей скорости, чем Чарли.

— Бросьте-ка лучше это дело, — посоветовал сверху один из матросов.

Грек свирепо нахмурил брови и, по обыкновению, погрозил кулаком. Тем временем умишко мой тоже не оставался праздным, и я в конце концов выработал свой план.

— Сделаем еще один круг, Чарли, — сказал я.

И когда мы снова пошли против ветра, я прикрепил к канату небольшой крюк — кошку, как его называют матросы. Другой конец каната я привязал к концу на носу и, устроив кошку так, что ее не было видно, стал ждать удобного случая, чтобы воспользоваться ею. Еще раз пошли они вдоль левого борта «Ланкаширской королевы», и мы погнались за ними, подгоняемые ветром. Мы все больше нагоняли ялик, и я притворился, что хочу поймать его так же, как раньше. Корма ялика была меньше чем в шести футах от нас, и итальянцы вызывающе смеялись, собираясь снова юркнуть под корму корабля. Но в эту минуту я неожиданно выпрямился и бросил крюк. Он вцепился в борт ялика, канат натянулся, и наше судно приблизилось.

Наверху среди столпившихся моряков раздались возгласы сожаления, которые сменились ликованием, когда один из итальянцев, вынув длинный складной нож, перерезал канат. Но мы уже успели оттянуть их с безопасного места. Чарли перегнулся и ухватил ялик за корму. Все это произошло в одну секунду: в тот момент, когда первый итальянец перерезал веревку, а Чарли уцепился за корму, второй итальянец ударил Чарли веслом по голове. Чарли выпустил ялик и без чувств упал на дно лодки, оглушенный ударом. А итальянцы налегли на весла и снова ускользнули под корму судна.

Грек стал у руля и, управляя в то же время парусом, пустился в погоню за итальянцами вокруг «Ланкаширской королевы», а я занялся Чарли, на голове которого быстро вырастала огромная шишка. Наши зрители — матросы — были в диком восторге, и все, как один человек, приветствовали удиравших итальянцев. Чарли сел, держась одной рукой за голову и тупо оглядываясь кругом.

— Ну, теперь уж им не уйти, — сказал он, вытаскивая свой револьвер.

Когда мы делали следующий круг, он пригрозил итальянцам оружием, но они упорно продолжали грести, не обращая на угрозу никакого внимания.

— Остановитесь, или я буду стрелять! — угрожающе крикнул Чарли.

Но и это не произвело никакого впечатления. Итальянцы не испугались и тогда, когда Чарли дал несколько выстрелов, едва не задев их. Но, разумеется, нельзя было думать, что он станет убивать безоружных людей; итальянцы знали это так же хорошо, как и мы. Поэтому они продолжали упрямо снова и снова уходить от нас и кружиться вокруг судна.

— Хорошо же, мы закрутим их! — воскликнул Чарли. — Посмотрим, надолго ли у них хватит сил.

Охота продолжалась. Раз двадцать обогнули мы «Ланкаширскую королеву» и наконец заметили, что даже железные мускулы итальянцев начинают уставать. Вопрос был в нескольких кругах, как вдруг игра приняла новый оборот. Пока погоня шла против ветра, итальянцам удавалось обычно выиграть большое расстояние у нас, так что ялик обыкновенно находился уже у середины подветренного борта, когда мы огибали нос судна. Но в этот последний раз, огибая нос, мы увидели, что итальянцы быстро поднимаются по трапу, который им мгновенно спустили с судна. Это было организовано матросами, очевидно с согласия капитана. Когда мы подошли к тому месту, где итальянцы были взяты на борт, трап был уже поднят, а ялик качался на судовых баканцах [2] и был для нас недосягаем.

Разговор, который произошел с капитаном, был короток и резок. Капитан категорически запретил нам взойти на борт «Ланкаширской королевы» и отказался выдать двух рыбаков. К этому времени Чарли так же разъярился, как и наш грек. Он не только испытал в этой долгой и смешной погоне полный провал, но вдобавок еще был побит до потери сознания людьми, которые улизнули от него.

— Голову свою даю на отсечение, — горячо заявил он, всаживая кулак одной руки в ладонь другой, — что этим парням не удастся ускользнуть от меня! Я останусь стеречь их здесь, хотя бы мне пришлось прождать их до конца положенного мне естественного срока моей жизни, а если не поймаю, то обещаю прожить неестественно долго, пока не сцапаю их, не будь я Чарли Ле Грант!