Во всех подъездах целовались солдаты с горничными.

– Ой, солдатик дорогой, шарик прилетел, – пропищала одна полузадушенная молодка.

– Секретный, от шведов, – равнодушно пояснил солдат и вновь взял ее за бока.

Задоров, Юра и Лидия обмотали трос вокруг рекламной тумбы и пошли к Манежу. Юра, превратившись в Пирамиду, гаркнул:

– Граф Оладушкин! Князь Рзарой-ага! Кам ту ми! Иммидиетли!

– Иес, сэр! – Перед ним тут же выросли аристократы в парадных мундирах.

– Вот что, ребята, – Юра обнял их за плечи. – Секретное задание от Министерства…

Лидия болтала в кругу офицеров. Те при виде воздухоплавательницы потеряли интерес к боевой технике.

Аристократы смотрели на Пирамиду с обожанием, как ученики на Сократа.

Вдруг с грохотом, выстрелами, криками на площадь в автомобилях и пролетках ворвалась жандармерия. Полковник Отсебятников, прищурившись, изображал гения тайной войны.

– Джентльмены – свободны! – заявил он всей площади. – Неджентльмены будут повешены!

Грянули выстрелы жандармов. В ответ застучал браунинг Задорова.

В подъездах продолжали целоваться. Офицеры, предоставив Лидии спасаться, взялись за карты.

Граф Оладушкин и князь Рзарой-ага перегружали ящики из корзины шара в бархатное чрево броневика.

– Милитери сикрет! Гет аут! – рявкали они на суетящихся жандармов.

Оглушительно разорвался простреленный шар. Повалилась рекламная тумба. Оранжевое облако заволокло поле боя.

Молодой поэт Илья Царевококшайский заканчивал гримировку перед выступлением, рисовал на лбу самолет, примерял перед зеркалом абиссинский плащ, турецкую феску, суахильские украшения.

репетировал он торжественную оду. И вдруг в дверях появились три фигуры: Лидия, Юра и Задоров.

– Батюшка, спасай подопечного отрока, – сказал Юра.

Мгновение – плащ, феска, украшения – все перекочевало к подопечному отроку.

Поэт ловил ртом душный воздух.

– Отрок мой любезный, что сие значит?

– Декаданс, батюшка! – прозвучал ответ из-под плаща.

Девушка сорвала со стены рыжий фрак. Мужчина снял старую рясу. Через миг все исчезло, как наваждение.

Поэт отдернул шторку и возопил:

– Братия! Кто здеся из Царевококшайска?

К нему взлетела змееподобная с аршинными ресницами.

– Я, я из Царевококшайска! Уедем, Илья! Не-вы-но-симо!

Все подходы к летному полю были запружены наэлектризованной толпой. Сидели на деревьях, на заборах, на крышах экипажей и автомобилей. Там и сям мелькали в толпе черные котелки тайной полиции. Яблоку негде было упасть, но перед странной фигурой в заморском одеянии толпа почтительно расступилась.

– Мавританский негус прибыл на полет собственной персоной.

– За Ветчинкиным санитары приехали из Больницы святого Николая. Трёхнулся миллионщик!

– Кто же полетит?

– Внебрачный сын!

Группа репортеров интервьюировала Вышко-Вершковского.

– Каким вам видится летучий человек будущего?

– Безусловно, атрофируются ноги, сильно разовьется грудь и, конечно, верхняя челюсть… – вещает беллетрист-спортсмен.

Слышатся гудки. Сквозь толпу едет броневик с двуглавыми гербами на дверцах.

– Привезли взрывательные снаряды!

«Мавританский негус» штопором ввинчивается в толпу.

Вот он уже бежит по летному полю и видит впереди свой самолет, освещенный фарами броневика, и копошащихся вокруг товарищей. Граф Оладушкин и князь Рзарой-ага тащат ящики от броневика к «Инженеру Казаринову».

В прозрачном сумраке белой ночи несется курьерский поезд. Все пассажиры уже спят, только два окна в разных вагонах освещены.

В одном купе сидят Лидия и Иван Задоровы, в другом – пара смиренных мещан, в которых нелегко узнать о. Илью и его подругу.

…Дверь в купе к мещанам открывается, и на пороге возникает фигура полковника Отсебятникова, дикого, растерзанного, с бутылкой «Шустовской рябины» в руках.

– Позвольте представиться, – говорит он. – Теодор Отсебятников, русский анархист. Вас двое, господа, или путешествуете в одиночестве?

…В небе отчетливо виден уверенно летящий и догоняющий поезд двуплан.

… – Вздор! – полковник задергивает шторку. – К счастью, в Царевококшайске еще ничего не знают об авиации.

…