Шрифт:
Генерал Махмут Гареев:
В свое время маршал Советского Союза Г. К. Жуков говорил, что высшее достоинство человека состоит не в том, чтобы взлететь на большую должность и мучить этим себя и других, а в том, чтобы на любом посту хорошо и исправно делать порученное дело. Этого принципа всю жизнь придерживался и Сергей Федорович Ахромеев…
Назначение С. Ф. Ахромеева помощником М. С. Горбачева, видимо, представлялось как возможность как-то позитивно влиять на него. Но маршал попал в окружение таких заядлых интриганов, противостоять которым было непросто, и он при «дворе» серьезного влияния уже не имел…
Как-то в дружеской беседе один из командующих войсками военного округа спросил у Сергея Федоровича: «Сложился ли тут у вас такой же дружный коллектив, как это было в танковой армии или округе?» На что после тяжелого вздоха С. Ф. Ахромеев с печальной улыбкой ответил: «Такое искреннее, бескорыстное товарищество бывает только в войсках».
В целом Сергей Федорович Ахромеев был человеком и военачальником высокой чести и достоинства, до конца верным присяге и своему долгу. Он обладал прекрасной памятью и незаурядным аналитическим умом. Из времен войны известен случай, когда он с гранатой в руках оставался в подбитом танке, пока на выручку не прибыли наши разведчики. Будучи командиром полка и дивизии, даже в обычные дни, когда не было учений, он спал не более пяти-шести часов в сутки, а все остальное время работал. Нередко в четыре-пять часов утра он вызывал на танкодром или танковую директрису командиров полков. Это рождало, разумеется, и нарекания, но он исходил из того, что пока дело не налажено, служебные обязанности в полной мере не выполнены, ни о каком отдыхе или расслаблении не может быть и речи. Помню полет из Ташкента в Москву после проведенного под его руководством учения, где мы трое суток почти не спали. Сев в самолет, он не позволил себе подремать и до конца полета корпел над документами.
Будучи очень строгим и требовательным к себе и подчиненным, в самой напряженной обстановке он не терял самообладания, проявлял выдержку и всегда был очень тактичным в обращении с подчиненными. И друзья, и недоброжелатели Сергея Федоровича единодушно отмечали такую его черту, как кристальная честность и порядочность, проявлявшуюся даже в мелочах. На любой должности, которую он занимал, не могло быть и речи о каких-либо злоупотреблениях с его стороны…
В свете всего этого тот путь, который Сергей Федорович избрал для ухода из жизни, оправдать, видимо, невозможно, ибо это противоречило его же жизненным принципам-. Но только Бог ему судья. И если уж говорить совсем откровенно, то и погиб он прежде всего потому, что был самым совестливым среди окружавших его людей.
Работник ЦК КПСС Валерий Болдин:
Этот честный и преданный Родине человек оказался, в. трагическом положении, приведшем его в конце концов к роковому-решению. В августе 1991 года он был найден: мертвым в своем кабинете. Его, солдата, прошедшего вею войну, достигшего высших военных должностей и почестей за службу народу, за заботу об обороне страны, что позволяло нам сохранять военный паритет и обеспечивать мирный труд людей в самые «холодные» годы сосуществования, теперь шельмовали за то, что приобрел какую-то утварь для дачи. Стыдно читать в печати, слышать из уст народных депутатов, не знающих, что такое война, но превратившихся в пламенных борцов спривилегиями, о мифических «злоупотреблениях» маршала…
Мне пришлось быть вместе с Сергеем Федоровичем в поездке в США. Я видел, как американские военные, президент Р. Рейган с уважением и вниманием относились к С. Ф. Ахромееву, не меньшим, если не большим, чем к генсеку. С таким же почетом его встречали и тогда, когда он уже не был начальником Генерального штаба страны. И вот теперь его отдали на съедение мелким крохоборам. Разве такое предательство со стороны Горбачева не могло не нанести незаживающей раны ветерану, старому солдату в маршальских погонах? И разве не наплевательское отношение лидеров государства, не пожелавших проститься с человеком, который столь много сделал для укрепления обороноспособности государства, а позже, когда пришло время, для его разумного и паритетного разоружения, привело к тому, что над могилой С. Ф. Ахромеева так преступно и грязно надругались мародеры.
А ведь, как я уже сказал, маршал готовился уйти в отставку. Месяца за два до случившегося С. Ф. Ахромеев подал заявление президенту о своем уходе и откровенно сказал, что в сложившихся условиях третирования его, шельмования военных, поспешного, непродуманного, а главное, одностороннего разоружения, не имеет права занимать пост рядом с президентом и не будет участвовать в разрушении армии и государства. М. С. Горбачев был озадачен таким поворотом дел и просил Сергея Федоровича повременить, поработать еще. В свое время он привлек С. Ф. Ахромеева для работы в своем аппарате, полагая прикрыть его именем те не всегда оправданные
уступки, которые делались на переговорах с США в то время. Он и не скрывал этого. «Понимаешь, зачем он мне нужен? — откровенничал Горбачев, — Пока он со мной, решать разоруженческие вопросы будет легче. Ему верят наши военные и оборонщики, уважают на Западе…»
Маршал СССР Сергей Федорович Ахромеев подал заявление об уходе от Горбачева и зашел ко мне, чтобы сказать о принятом им решении. «Горбачев, конечно, возражает, просит подумать и не спешить, — сказал Сергей Федорович. — Но я больше не могу и не хочу участвовать в развале державы и армии. Он сказал, что вернется к вопросу после моего отпуска, но я мнение не изменю. Все. Ухожу».
Но события повернулись так, что он ушел из жизни, не в силах изменить своим принципам, присяге, товарищам по оружию, вместе с которыми прошел боевыми дорогами тысячи километров, укрепляя армию, воспитывая солдат и офицеров в верности Родине.
Адмирал Кроув, США:
Маршал Сергей Ахромеев был моим другом. Его самоубийство — это трагедия, отражающая конвульсии, которые сотрясают Советский Союз. Он был коммунистом, патриотом и солдатом. И я полагаю, что именно так он сказал бы о себе сам.
При всем своем великом патриотизме и преданности партии Ахромеев был современным человеком, который понимал, что многое в его стране было ошибкой и многое должно быть изменено, если Советский Союз намерен и впредь оставаться великой державой…
В 1987 году маршал Ахромеев впервые посетил Вашингтон. Он приехал вместе с Горбачевым на подписание Договора об уничтожении ракет средней и малой дальности. Я пригласил его в Пентагон. Когда спустя два дня он приехал на завтрак, то был один. Начальник советского Генерального штаба вступил в лагерь противника без охраны и свиты помощников! Это была впечатляющая демонстрация уверенности в себе. В 1989 году он сказал мне, что недооценил глубину неудовлетворенности в его стране. Несмотря на его желание перемен, он не предвидел, куда приведут реформы в будущем.
Год назад мы опять встретились в Москве. «Не вы разрушили коммунистическую партию, — сказал он мне. — Это сделали мы сами. И пока это происходило, мое сердце разрывалось тысячу раз в день. Испытываешь гнетущее чувство, когда тебе говорят, что все, ради чего ты работал и боролся пятьдесят лет, неверно», — продолжал он. Он был предан идеалам коммунизма и очень гордился тем, что все, что у него было, не намного превосходило то, что он носил на себе. Его узкие представления о капитализме были причиной нашего самого жаркого спора. В конце концов он не смог примирить свои противоречивые убеждения с тем, что захлестывало его.
Интересные характеристики дают маршалу Ахромееву. Вряд ли такой человек решится покончить с собой по собственной воле. Вот почему сразу же возникли подозрения, что маршалу «помогли». Тем более что между моментом самоубийства и моментом, когда тело маршала было обнаружено, прошло немало времени. И, что с озадаченностью отмечали сыщики, дверь в кабинет маршала была заперта снаружи. Подозрения даже пали на Барсукова, который в ту пору заведовал кремлевским хозяйством и в тот день находился на работе, но поскольку его знали как человека осторожного и трусливого, версию эту всерьез никто не принял.
По просьбе адмирала Кроува сотрудники американского посольства поехали на второй день после похорон возложить венки на могилу Ахромеева. Могилу они застали в жутком состоянии. Она была вскрыта, приколоченная к гробу маршальская фуражка содрана, сам маршал, похороненный в полной форме, переодет в гражданское платье…
Николай Ефимович Кручина погиб в ночь с 25 на 26 августа 1991 года. Он выбрал третий путь свести счеты с жизнью — выбросился из окна. Свое самоубийство он совершил ночью: жена и сынишка спокойно спали в своих постелях. В шесть утра его тело нашли под окнами квартиры.
Жена была потрясена, когда в дверь позвонили и сообщили о страшной находке: когда она уходила спать, Кручина сидел за письменным столом в своем кабинете и работал. Он вообще почти не спал в последнее время. Осмотр кабинета и места происшествия проводила милиция. Поскольку Николай Кручина отвечал за партийные финансы, то дело о его неожиданной кончине было взято под особый контроль. Об этом в своей статье писал Рой Медведев:
Обыск проводила бригада криминалистов под руководством трех следователей по особо важным делам из Прокуратуры СССР и в присутствии прокурора Ленинского района Москвы. Однако никаких следов пребывания в квартире Н. Кручины посторонних лиц не было обнаружено. Не было здесь и следов уничтожения каких-либо бумаг или документов. Напротив, стало ясно, что после 19 августа Николай Ефимович перенес к себе на квартиру многие из бумаг, которые должны были храниться в служебных сейфах на Старой площади. Но все эти папки с бумагами были в порядке, с соответствующими надписями на обложках и с подлинными подписями самых высоких лиц. Эти материалы были изъяты с составлением соответствующих протоколов.
В меньшем порядке был кабинет Н. Кручины в ЦК КПСС. Еще вечером 23 августа вернувшийся из Фороса М. Горбачев велел Кручине привести в порядок все дела, и в частности немедленно выплатить заработную плату работникам партийного аппарата за два-три месяца и выдать им трудовые книжки. Но Кручина не смог этого сделать, так как в тот же вечер большое шестиэтажное здание Управления делами в комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади было захвачено «демократами». Еще 25 августа в этих зданиях проводились экскурсии для советских и западных корреспондентов. Им показали и кабинет Н. Е. Кручины. При этом журналистка из еженедельника «Союз» Ирина Краснопольская уселась в кресло управляющего делами и потребовала от сопровождавшего ее фотокорреспондента запечатлеть этот момент. Журналистка покопалась и в ящиках письменного стола Н. Кручины, перелистала его календарь с пометками, осмотрела комнату отдыха. Даже работники комендатуры здания, сопровождавшие экскурсантов, были шокированы.
После самоубийства Н. Кручины его кабинет, да и все другие главные кабинеты в ЦК КПСС были опечатаны, в том числе и кабинет ушедшего в отставку генерального секретаря ЦК КПСС — знаменитый кабинет №… на пятом этаже главного здания ЦК.
За следствием по делу о смерти Кручины внимательно следила вся тогдашняя пресса. 5 сентября в «Комсомольской правде» Сергей Плужников сообщал:
Да простят нас родные и близкие Николая Ефимовича Кручины, но мы вынуждены еще. раз обратиться к обстоятельствам его ухода из жизни.
Как мы уже сообщали, управляющий делами ЦК КПСС Н. Е. Кручина в пять часов утра выбросился с балкона своей квартиры. В ту ночь с 25 на 26 августа вместе с Николаем Ефимовичем в квартире находились жена и младший сын, и они не могли не услышать даже сквозь сон шум борьбы или крики. Есть ряд других веских причин, позволяющих уже сейчас утверждать специалистам из прокуратуры Ленинского района Москвы, что это было действительно самоубийство.
Как выяснилось, Николай Ефимович оставил две посмертные записки. Одна из них была найдена сразу — на журнальном столике в холле квартиры. Другая, более подробная, находилась при умершем. Смысл двух записок трагичен и сводится к одному: «…Я не предатель и не заговорщик… я трус». Николай Ефимович написал, что совесть его чиста, и просил сообщить это народу, добавляя: «виноват лишь в том, что подписал распоряжение об охране этих секретарей» (видимо, имелись в виду члены ГКЧП). Мог ли лгать человек сам себе перед смертью?
Обыск квартиры управляющего делами ЦК КПСС проводили три следователя по особо важным делам Прокуратуры СССР в присутствии прокурора Ленинского района Н. Попова. Следов уничтожения каких-либо бумаг не обнаружили. Следователи изъяли ряд документов. Даже названия, а тем более подписи под ними свидетельствовали об особой важности этих материалов.
Досье Кручины, которое касалось и коммерческой деятельности партии за последние годы, находится сейчас в Прокуратуре СССР. Прокурор Н. Попов отказался говорить о содержании документов, ссылаясь на какое-то незаконченное следствие, и справедливо заметил, что заниматься досье не входит в его компетенцию. Мы разыскали одного из следователей, проводивших обыск. Он отказался что-либо сообщить о досье, не сопроводив свой отказ даже дежурным высказыванием: «ведется следствие».
А ведется ли это следствие? Из хорошо информированных источников в МВД СССР мы узнали, что управление БХСС никогда не вмешивалось в коммерческую деятельность КПСС. До последнего времени действовало телефонное «табу». И если случайно всплывали отдельные криминальные факты, на них мало обращали внимания или — можно сказать жестче — скрывали, и они никогда не служили поводом для возбуждения уголовных дел против партийных бонз. Так, например, было с фактами незаконного присвоения крупных сумм командировочной валюты членами партаппарата и правительства Эстонии в прошлом (1998) году.
Словом, сейчас нет гарантий, что в связи с огромной занятостью следователей делом ГКЧП и «перетрубацией» в Прокуратуре СССР досье Кручины не затеряется в ворохе оперативных материалов.
И ведь как в воду смотрел корреспондент Плужников! Скоро дело Кручины было изъято у милиции и передано на особый учет в КГБ, там оно благополучно было закрыто «вследствие отсутствия состава преступления».
А между тем смерть Кручины для другого следствия — по делу ГКЧП — случилась очень не вовремя. Как раз в те дни из-за найденных документов был арестован очень влиятельный в КПСС человек — Олег Шенин — секретарь ЦК КПСС, который курировал при М. Горбачеве партийную работу в армии и КГБ. Он тоже был среди заговорщиков. И именно Кручина должен был стать для него смертельной удавкой, потому что планировалось устроить очную ставку Шенина и Кручины. Увы! Накануне этой очной ставки Кручина совершил свой полет. Шенин просидел год в Лефортово, но ни слова не сказал. Уличить его тоже никто не смог: Кручина пребывал на том свете, среди организаторов ГКЧП Шенин не числился, вредных документов или распоряжений не подписывал. А когда наконец-то решили допросить Валентина Фалина, бывшего секретаря ЦК КПСС, вдруг выяснилось, что он уже в Германии, а в сейфе, где должны были храниться уличающие документы, стоит початая бутылка армянского коньяка… И ни единой бумаги…