«Дед» объяснил, что они дожидаются вагона с мукой, который задержала мукомолка, и что время пока еще есть.

Гапон оживился: половина работы, считай, уже сделана. Теперь оставалось только незаметно поставить на этом вагоне метку. Вот и все.

Когда состав отмахал от Ореховки километров двадцать, Гапон по крышам добрался до предпоследнего вагона и поставил маленькую «м» — мука. На хвостовой он не пошел: там стоял охранник и мог заметить. На обратном пути Мишка стал проверять остальные вагоны. Делалось это очень просто. У него была припасена обыкновенная железная скоба с остро отточенными концами. Стоило подолбить скобой стенку вагона, и, словно под клювом у дятла, появлялась едва заметная дырочка. Обычно вагоны грузили спешно, насыпом, без тары, и поэтому через пробитое отверстие сразу же просачивалось зерно, соль, крупа, семечки или пуршила мука — что было. Дырочку потом Гапон затыкал щепкой и ставил условную метку, вот и все. Вскрывала вагоны компания Шляпина на Узловой по–разному. Чаще всего просверливали доски снизу и потихоньку наполняли мешки.

Работа у Гапона шла споро, и теперь он уже знал, что и в каком вагоне везут. Спрятав скобу, он лег на крышу и уставился на соседнюю платформу с катером. На палубе катера сидел матрос и тщательно протирал затвор винтовки.

— Эй, — окликнул его Гапон.

Матрос завертел головой.

— Братишка! — еще громче крикнул Мишка и сел, свесив ноги.

Матрос поднял глаза и молча рассматривал гостя. Может, он и не сразу определил, кто это, потому что своей чумазой рожей Гапон напоминал черта.

— Матрос, — уже более почтительно обратился Гапон, — можно твой корабль поглядеть?

Матрос снова склонился над винтовкой, словно ничего и не слышал. А когда Мишка уже собрался было обругать его самыми последними словами, сказал:

— Валяй. — И полез за кисетом.

Прежде всего Гапон прошелся по палубе. По ее гладким выскобленным доскам. Попытался заглянуть под брезент на носу катера, но матрос строго заметил:

— Не трогай!

Больше он не обращал на него внимания, и Мишка опустился в небольшую каюту. В иллюминаторах подпрыгивали желтые перелески, и, когда в просветах голубело небо, казалось, что не по рельсам, а по настоящему морю плывет катер. Он плавно покачивался и вздрагивал.

Середину каюты занимал стол. Под ним стоял сундучок. Мишка не выдержал и открыл. Там он обнаружил несколько буханок хлеба и еще небольшую краюшку, которую можно было слопать мгновенно. Но Мишка знал: матросский паек, — и передумал. В углу сундучка стояли две банки с тушенкой. Одна была начата. Малюсенький кусочек из нее Мишка попробовал. В каюте висел пристроенный к переборке умывальник. Обдав лицо водой и напившись, Мишка вылез на палубу и сел, скрестив ноги по–турецки. Матрос по–прежнему молчал, занятый своим делом. Мишке же, наоборот, не терпелось побеседовать.

— У меня вот есть один дружок — Валентин. Мы с ним тоже матросами хотим стать. Только он капитаном, а я юнгой.

Матрос тяжко вздохнул и, загасив окурок, стал смотреть на рябь проносящегося кустарника.

— Он очень культурный, — продолжал Гапон. — Уже в девятом учится. Его–то сразу возьмут, а уж он своего кореша не забудет!

— Там, в кубрике, возьми банку тушенки. Скоро станция. Нельзя посторонним здесь находиться.

Мишка обиделся — не так его поняли, — отвернулся и начал что–то насвистывать. Тогда матрос сам спустился в кубрик и вынес банку.

— Держи.

Мишка и не глянул.

— Не брезгуй, пацан, флотским. У меня на двоих паек–то выписан, да дружка вот… сняли в Ореховке. Жар у него. Не успел ему передать…

Сказал все это матрос просто, по–свойски. И, плюнув на самолюбие, Мишка взял нежданный подарок. Уже с крыши он крикнул матросу:

— А ты сам на ветру не торчи. А то простудишься. Кемарь себе в кубрике.

— Не положено, — отозвался матрос. — Мне теперь круглосуточно стоять придется.

Поезд сбавлял ход. Впереди была Узловая.

— Турецкий корень Самсур! Заменяет десять кусков мыла! Было на френчике пятно, потер — да сплыло! — надрывно орал рябой рыночный деляга и показывал изумленной толпе что–то отдаленно напоминающее редиску.

Мишка дернул его за рукав. Рябой испуганно обернулся.

— А, ты? — И свернул бойкую торговлю: — Все! Граждане, все. Товар кончился!

Закрыв деревянный лоток, он выбрался из водоворота толкучки и присел на скамейку у привокзального сквера.

— Ну, что? — спросил он Мишку.

— Вагон с мукой. Еще есть урюк и пшено.

— Насыпом?

— Ага. Так и текет… Можно снизу просверлить — и порядок.

— Охрана какая?

— Один в красной шапочке. Да матрос катер стережет.

— Это хуже.

— А что ему! Он за свой корабль отвечает. Хороший парень.

— На каком пути?

— В самый тупик поставили. Рябой, вы бы вагон с урюком закалечили. Мировой урюк! — Гапон достал из–за пазухи пригоршню.

Рябой попробовал.

— Дешевый он, урюк–то. Его раньше узбеки привозили.