– Вот только корки хлеба не привез. Анка говорила, будто ее бывший следователь объявился, допрос учинил по старому делу. Вроде как ее старого дружка накрыли. Вот тебе и свидание.

Стояла глубокая осень. Шел дождь со снегом, дорога была размыта, грязища по колено. Автобус то и дело буксовал и прыгал на ухабах, так, что гроб подскакивал. Возле гроба сидела молодая красивая женщина во всем черном, а также четверо рабочих с лопатами под ногами. Ехали молча. Через восемь километров выбрались к селу. У перекрестка стоял указатель «Кладбище налево 1,5 км. Шоссе направо 2,7 км». Автобус притормозил возле джипа, стоящего рядом с калиткой дома. Женщина кивнула мужикам, и те сняли крышку гроба. Труп лежал на боку, да еще храпел.

– Вот нервы железные, – ухмыльнулся один из мужиков и, потолкав «покойницу», пробурчал: – Вставай, барышня, приехали, не то живой похороним.

– Уже? Так быстро? Черт, бока болят.

Она приподнялась. Ей подали руку. Она и впрямь походила на мертвеца: бледная, губы синие, ленточка, прилипшая ко лбу, белая длинная сорочка…

– Холодно, едрит твою налево!

Женщина в черном передала рабочим деньги.

– Гроб закопаете, как полагается, и крест поставите.

– Сделаем, хозяйка, все будет чин-чинарем.

Водитель открыл дверцы автобуса. Дама в черном и «покойница» побежали к джипу, а автобус поехал в сторону кладбища.

– Садись назад, Анна, там чемодан с вещами, переоденься. На сиденье водка, можешь растереться или выпить.

«Покойница» запрыгнула в машину, промочив ноги в похоронных тапочках. Женщина в черном подошла к калитке, возле которой стоял старик.

– Спасибо, Арсений Петрович, за кров и что за машиной приглядел.

Она протянула старику деньги.

– Так ты, Маша, мне уже платила.

– Лишние не помешают. Проверь потом могилку, я этим ханыгам не очень доверяю.

– Будь спокойна, ребята работящие, не избалованные. Если им платят, они свое отрабатывают. Летом плотничают, а сейчас какая работа? На любую готовы, лишь бы выжить.

– В том-то и беда, живут единицы, а вся страна выживает. Здоровья тебе, старик!

– Удачи, Машенька. Рад, что у тебя все получилось.

Маша скинула с головы черный шарф и села за руль джипа.

– Что это ты перед ним стелешься, сестренка? – спросила Анна, отпивая водку из горлышка.

– Старик в твоей зоне сорок лет проработал. Он меня и с кумом свел. Или ты думаешь, там дураки сидят? С человеком со стороны они на сделку не пойдут. Сами сядут. Переговоры вел старик, он все тонкости знает. Никаких побегов, все решается тихо, без шума. Главное – плати и не торгуйся. Дороже всего стоило твое свидетельство о смерти. На такие деньги дом купить можно.

Машина тронулась с места и на перекрестке свернула в сторону шоссе.

– С чего вдруг ты любовью воспылала к своей сводной сестре? Мы виделись с тобой один лишь раз, когда ты ко мне на свиданку приехала месяц назад.

– На этой «свиданке» ты свою судьбу решила. Теперь мою любовь придется отрабатывать.

– Тебе нужен убийца?

– Работа разнообразная. Убивать тоже придется. Только я не думаю, что ты кого-то уже убивала, тебя подставили твои дружки. Грамотные мальчики. Они свое еще получат.

– Один из них мой муж.

– Догадалась. Сергей Хруничев? Ты ведь Хруничева?

– Теперь я уже труп. Пустое место.

Анна расстегнула дорожную сумку и достала из нее свитер и брюки. У сестер был один размер, все подошло. Анну все еще трясло от холода. В гробу пришлось лежать долго, в одной ночнушке, покойникам все равно, а она замерзла. Но ныть и жаловаться Анна не умела. Жизнь ей не приносила радостей, она принимала удары судьбы как должное, а если судьба подбрасывала щепотку радостей в качестве подачки, знала, что это ненадолго. Пару мгновений и, будь любезна, возвращайся в свою колею с колдобинами и ямами.

Мария вела машину ровно, неторопливо, спешить было некуда. Достав из бардачка паспорт, перекинула его на заднее сиденье.

– Ты не труп, ты полноправная личность. Можешь в этом убедиться.

Бывшая заключенная, а теперь еще и покойница, открыла документ и увидела свою фотографию. Ее сделала Маша месяц назад во время свидания, предложив свободу в обмен на работу в течение трех лет без права отказа от любых заданий. Три года по сравнению с восемью по статье, не подлежащей амнистии, – мелочь. Надо знать, что такое женская колония строго режима, тогда любое предложение покажется манной небесной.

– Русакова Анна Васильевна, – прочитала вслух уже бывшая покойница. – Ты только фамилию изменила.

– Почему изменила? Это фамилия твоей матери. Ты же в девичестве была Русаковой, а Хруничевой в зону попала. Так вот, будем считать, что Хруничевой не существовало и замуж ты не выходила. В тюрьму тебя никто не сажал, все эти годы ты жила в Санкт-Петербурге и училась. Диплом мы тебе тоже сделаем. Ты ведь увлекалась театром? Даже на подмостки выходила. Вот мы и добудем тебе диплом актрисы.