— Значит, ты намеренно лгала.

— Ну, хорошо, хорошо, я лгала. А ты предпочел бы правду?

— Никогда больше не делай этого. Никогда не лги мне и никогда не лги обо мне, — настойчиво сказал Алвеш. — На худой конец, ничего не говори обо мне вообще. Все, что происходит между нами, это наша личная жизнь.

— Знаю.

— Одинединственный раз ты дала мне повод усомниться в тебе. И я прощаю тебя.

— О чем ты?

Алвеш цинично усмехнулся.

— Кэрол, я не дурак. И знаю, сколько будет дважды два. Меньше чем сорок восемь часов назад ты отдала мне чек на солидную сумму. А сегодня появилась эта статья. Значит, тебе заплатили за интервью.

— Но эти деньги я получила от продажи картины! — воскликнула Кэрол.

— Я не возводил тебя на пьедестал, дорогая, поэтому не надо беспокоиться о том, что можешь оттуда упасть. Я не предполагаю совершенство, но рассчитываю на честность. Кто мог заплатить такие деньги за работу неизвестного художника?

— Это была не моя картина!

Кэрол больно ранила отповедь, а главное — его недоверие. Ей и в голову не пришло заработать на интервью.

— Эту картину написал отец, и на ней изображена моя мать.

— Неужели?

— Я совершенно забыла о ней. Но когда пришла в банк, чтобы объясниться по поводу отсутствия страховки… послушай же меня? Мне просто не приходило в голову продать картину. Ведь я и понятия не имела, что она так дорого стоит.

Алвеш изумленно уставился на нее.

— Ты продала портрет своей матери, написанный твоим отцом, для того чтобы отдать мне долг? Ты с ума сошла?

— А что мне оставалось делать? Такую сумму я собирала бы всю жизнь.

— Кому ты ее продала?

— Какое это имеет значение?

— Кому?

Кэрол рассказала.

— Если она уже продана, то пеняй только на себя, — рявкнул он и приказал шоферу ехать в художественную галерею, — Господи, у тебя удивительная способность создавать мне трудности.

— Я должна тебе деньги. Надо же было как то выкрутиться…

— Мы были любовниками. За кого ты меня принимаешь? За сутенера?

— За банкира, — беспомощно пробормотала Кэрол, ошарашенная такой реакцией. Продажа картины была для нее серьезной жертвой. А теперь выясняется, что все это зря. — Если ты думаешь, что, проведя с тобой пару ночей в постели, я списала с себя долг в несколько тысяч долларов, значит, ты меня совсем не знаешь. К тому же надо было платить за ремонт «мазды».

Алвеш буркнул чтото необыкновенно «лестное» по поводу ее машины.

— Извини, уж какая есть! — вспылила Кэрол. — Почему ты приказал ехать в галерею?

— Если картина еще там, то я ее выкуплю.

— Если ты купишь ее, то она будет твоей, отозвалась Кэрол, наотрез отказавшись сопровождать его, пока он ходил в галерею.

Если он не перестанет быть таким подозрительным и циничным, то она никогда больше не скажет ничего о деньгах. Долг есть долг, и она намерена вернуть его. Может, для Алвеша деньги ничего не значат, но для нее долг — дело принципа.

Вернувшись в машину, он положил ей на колени маленькую картину.

— На, получи назад мамашу, — весело сказал он.

Кэрол взглянула на знакомые черты, к горлу невольно подступил комок. Но она упрямо мотнула головой.

— Я же сказала, что не возьму.

— О Господи, ты доведешь меня!

— Сколько ты заплатил?

Он назвал сумму.

— Это потому, что за ней пришел ты. Она столько не стоит. Это далеко не лучшее творение отца.

Алвеш нажал кнопку, и между ними и шофером опустилось стекло.

— Ты не собираешься расплатиться со мной за эту маленькую услугу? — нежно спросил Алвеш.

— Не будь смешным.

— А если бы мы были женаты, ты подумала бы об этом?

— Но мы же не женаты, — быстро ответила Кэрол и тут же пожалела об этом.

— Отлично! Видимо, мне придется постоянно расплачиваться за то, что на твоем пальце нет обручального кольца.

Кэрол надоели эти препирательства.

— Заткнись наконец, — выпалила она.