Шрифт:
– Убери скотч, – сдавленным голосом попросил «сканер».
– Саймон, чтобы ни звука, – предупредил лярниец.
Несмотря на это, Клисс чуть не завизжал, ощутив прикосновение манипулятора, но робот всего лишь содрал с губ липкую полоску.
– Видишь, ему не больно, – сказал Лиргисо.
Молчание. Потом в прохладной и вязкой, как антисептический гель, тишине прозвучали затихающие шаги. Ушли.
Саймон лежал один-одинешенек в центре мироздания, озябший, дрожащий, измученный. От холода он покрылся гусиной кожей, на груди и на животе блестит застывшее красноватое желе. Горло саднит. А чувств никаких не осталось, словно все они умчались в пространство, как воздушные шары, пока он заходился в крике.
Время тянулось и тянулось – вроде бы одно мгновение, но невероятно эластичное. Что будет, если оно не выдержит натяжения и порвется? Наверное, после этого уже ничего не будет. Или, наоборот, все перемешается, свернется в клубок, и Саймон навеки останется в его сердцевине – такой, как сейчас, на этом липком от крови столе под слепящими лампами.
Нетвердые шаги в коридоре. Сюда?..
Поль Лагайм. Он направился было к Саймону, но тут его повело в сторону, и он уселся на пол у стены. В течение некоторого времени сидел неподвижно, с закрытыми глазами, как будто уснул, потом вдруг открыл свои жутковатые темные глазищи, со второй попытки встал. Вытащил из кармана небольшой серебристый предмет, подошел, пошатываясь, к столу.
– Что ты делаешь, нельзя… – пролепетал Саймон, когда Поль занес руку, примериваясь, куда всадить лезвие. – Я же раненый, безоружный, разве я кому-то мешаю? Во всем, что я сделал, я раскаиваюсь! Я как ненужный ребенок, меня никому не жалко…
– Он опять будет тебя пытать. Я бы на твоем месте выбрал смерть.
Страх смерти и жалость к себе – хотя бы эти два чувства вернулись. Саймон заплакал.
Поль спрятал стилет и возился с браслетом, фиксирующим правое запястье. Щелчок. Рука свободна.
– Подожди, сейчас открою второй, – бросил «сканер». – Ты должен убраться с яхты.
– Как? – всхлипнул Саймон.
– Как угодно. Здесь должны быть боты. Мне надо от тебя избавиться.
До чего откровенно и цинично сформулировал… От Саймона Клисса много кто хотел избавиться, но он стреляный воробей, он их всех переживет. Вторая рука свободна.
Саймон с кряхтением сел. Из-за анестезии ему казалось, что в теле зияют заиндевелые полости.
– Где твоя одежда?
– Кажись, вон там, – он показал на кучку тряпья у стены.
– Давай быстро. Тебе надо смыться, пока он не протрезвел. Если не успеем, я тебя убью.
Саймон с трудом слез со стола, доковылял до стены. Поль не шевельнулся, чтобы ему помочь. Стоял и смотрел, с неприязнью щурясь. Кое-как одевшись, Саймон сказал:
– Мне бы допинга, хоть самого завалящего, хоть одну дозочку. Ей-богу, нужно. Иначе я не человек. И глоток воды.
– Пошли в медотсек. Там есть.
Клисс покосился на «цербера», но тот бездействовал, даже глазок индикатора не светился. Издох, туда ему и дорожка.
Вышли в коридор. Саймон был очень слаб, его шатало, и «сканер» тоже находился не в лучшем состоянии. Не пьяный, больше похож на истощенного. Вдруг прислонился к стене, прошептал:
– Подожди, голова кружится.
Дать ему сейчас по затылку, забрать нож и рвануть отсюда… Клисс так и сделал бы, да сил не было.
– Что с тобой?
– Вроде шока. Не выношу, когда кого-то пытают. Сейчас пройдет, подожди секунду.
– Главное, чтоб не тебя. Тогда, ежели поглядеть со стороны, эффектные кадры…
Это здравое высказывание вызвало неожиданную реакцию: «сканер» развернулся, как пьяный танцор, и ударил Саймона кулаком в лицо.
– Убью…
– А я чего… – Саймон горестно всхлипнул, поднялся на ноги, хватаясь за стенку. – Я же только сказал…
– Пошли.
– Меня всю жизнь кто-нибудь хотел убить. Все, что я делал, я только для того делал, чтоб от них защититься. Ты когда-нибудь был в безопасности? Наверное, был – у себя на Незе, пока вся эта каша не заварилась. А я – никогда, – Саймон шмыгнул носом. – Куда ни сунусь, везде одно и то же.
– Найди Кошачий город. Там ты будешь в безопасности.
– Кошачий?.. Ненавижу кошек! У моей бабки был кот, морда – во, и она его любила больше, чем меня. Чертов кошак для нее был дороже человека! Его она вперед меня кормила, его никогда не ругала, меня за все ругала. Когда я его с балкона спихнул на двенадцатом этаже, он шлепнулся в гравитационную сетку, живехонек, а меня бабка так побила туфлей, что соседи полицию вызывали. Больше она меня к себе домой не пускала, и все из-за кота! – Саймон снова начал всхлипывать. – Дерьмо сплошное… Мне тогда было восемь лет. Меня с самого начала все ненавидели…