Вот она, дверь в личные покои Маршала. Тот отдыхал и никого не принимал, Саймону пришлось упрашивать, переминаясь с ноги на ногу перед переговорником, туманно намекать на крайне важную информацию, на проблему, не терпящую отлагательств… Ему удалось-таки заинтересовать Маршала, и дверь открылась.

В жилище Вождя-Основателя он был допущен впервые. Конечно же, обстановка спартанская, конечно же, никакого лишнего комфорта. Ничего похожего на то креслице-качалку с несколькими режимами укачивания и регулируемым подогревом, какое Саймон видел в каюте у Фешеда.

– Клисс, я тебя слушаю, – нетерпеливо буркнул Маршал.

Сейчас он был похож на обыкновенного больного старика, даже глаза слезились.

Саймон завел речь о том, что инцидент на солбургском рынке может вызвать опасный резонанс, потому что Лиргисо публично обвинил Маршала в использовании «магии» – то есть экстрасенсорных приемов, и необходимо поскорее выступить с официальным опровержением, иначе «Контора» всех своих спонсоров растеряет. В коллективе вот тоже брожение начинается… Нужно доказать, что это была инсинуация. Клисс, как пиарщик, пришел к Маршалу за советом, они вместе должны что-то придумать.

Сделав паузу, он хитровато подмигнул и добавил:

– Маршал, мы-то с вами знаем, что это будет надувательство… Я давно понял, что вы всех дурачите, но вы не беспокойтесь, я на вашей стороне. Я не проболтаюсь, молчок, однако слухи сами собой пошли, и надо бы их пресечь.

Маршал молчал. Как будто его резко очерченное угрюмое лицо огрубело до полной нечувствительности – кажется, ударь его, он даже не моргнет. Зато белесые глаза светились холодно, неприятно, как два оконца, за которыми зимняя стужа.

– Саймон, знаешь ли ты, что такое человечество? – вымолвил он наконец свистящим шепотом. – Нет, не знаешь… Это спящий ребенок, неспособный отличить дьявола с рогами и копытами от плюшевого мишки! Человечество еще не доросло… Ни до чего не доросло! Люди – это воробушки малые, щеночки неразумные, их надо защищать от таких, как Лиргисо, от таких, как Тина Хэдис… От таких, как я. И я их защищаю, потому что я – это другое дело. Саймон, ты понимаешь, какая на мне лежит ответственность?

– Понимаю, – поддакнул Саймон.

Вот удача, что Маршал так разговорился, – колоритный будет эпизодик!

– Клисс, я не думаю, что ты на моей стороне, – совершенно справедливо заметил Маршал. – Но, даже если ты не брешешь, я не могу рисковать такой ответственностью, и, как боец «Конторы», ты обязан меня понять.

Вот она – смерть. И Лорехаун со своими проверенными ребятами еще не успел раскурочить чертов сейф… А как же тогда фильм?

Маршал – киборг и экстрасенс, но зато он не в форме после поединка с Лиргисо, а Саймон Клисс – обыкновенный человек, но зато эксцессер под дозой! Не дожидаясь летального исхода, он выскочил за дверь и рванул по коридору. Он добежал до поворота, когда милая сердцу начальства красная ковровая дорожка пыльной змеей вздыбилась, выскользнула из-под ног, хлестнула его, упавшего, свободным концом.

– Маршал, опомнитесь! – отбиваясь от взбесившегося половика, попытался урезонить шефа Саймон. – Я ведь и есть тот самый воробушек и щеночек, которого надо от дьяволов защищать, а вы меня убиваете! Что же вы творите?!

Маршал этому доводу не внял, зато одна из дверей открылась, и кто-то спросил:

– Дежурный, что здесь за бедлам?! Маршал, это вы?

– Клисс сеет панику на борту! – рявкнул Маршал.

А Клисс уже катился кубарем по межпалубной лестнице. В горле першило от пыли. На кого-то налетел, сбил с ног.

– Клисс, ты чего? Спятил?

– Маршал мутировал! – Саймон выкрикнул первое, что пришло в голову. – Заразился от Лиргисо! Он ковры заставляет прыгать, это преступный телекинез!

– Саймон, стой! – проревел позади Маршал.

Нижняя палуба. Корабельные мастерские. Кто другой на месте Саймона метался бы, как загнанная крыса, но он заранее все просчитал и подготовил путь к отступлению еще до того, как пошел к Лорехауну. Возле одного из аварийных шлюзов его ждет маленький бот, так что прощай, «Контора Игрек»! А если поймают, он скажет, что спасался от Маршала, от изобличенного внутреннего врага, чтобы после, когда правда восторжествует, вернуться к исполнению своих служебных обязанностей.

Он проворно петлял на четвереньках среди пахнущих лаком контейнеров с какой-то автоматикой, закупленной на Рубиконе. Маршал его слышал и ориентировался по звуку – еще бы киборг не слышал! – но чувствовал себя неважно, а то бы давно уже настиг.

– Саймон, стой! – опять прозвучал его властный голос. – Выходи!

И вдруг нахлынуло ощущение горечи и вины, и Саймон понял, что правы были все те, кто обзывал его подлецом. Он чуть не закричал от внезапной душевной боли, словно в сердце всадили шило. Как же он виноват перед самим собой! Если разобраться, он никогда себя не жалел, никогда по-настоящему о себе не заботился. Работая в «Перископе», он чуть не извел себя чрезмерными дозами мейцана, он съел свое собственное ухо, он постоянно рискует… Господи, да разве можно с самим собой так обращаться?