Шрифт:
– Вот и я подумал – псих он, – с тоской подхватил Клисс, – а от психа всего можно ждать, особенно в экстремальных условиях, как на Рузе. Помните, как он на Рубиконе в домберг сбежал? Чокнутый ведь, однозначно ненормальный…
Удар в солнечное сплетение. Прописанные во всех отвратительных деталях твари на стенах шевелились и ухмылялись, наблюдая, как Саймон корчится.
– Поль, конечно, сумасшедший, но не тебе судить о нем, – голос Лиргисо звучал ровно и холодно. – Ты всего лишь раб, не забывай об этом.
– Хорошо, я раб, только не надо больше, – сдавленно всхлипнул Саймон. – Мне больно…
– Мне тоже, – все тем же бесстрастным тоном бросил Лиргисо.
Он казался сникшим. Устало оперся о спинку кресла, длинные зеленые волосы занавешивают лицо. Саймон изо всех сил сдерживал стоны и боялся даже вздохнуть: он уже усвоил, что в таком состоянии Лиргисо вдвойне опасен, его подавленность в любой момент может смениться взрывом.
«Видно, убытки в уме подсчитывает – еще бы не горевал… А я должен спастись. Я же столько раз спасался… И узнать, что стало с линзами!»
Лиргисо оттолкнул кресло, оно откатилось к двери.
– Кто, по-твоему, сейчас заправляет на «Гиппогрифе» – Лорехаун или Маршал?
– Честно, не знаю, – радуясь, что он вернулся к допросу, затараторил Саймон. – Пятьдесят на пятьдесят. Господин Лиргисо, когда вы меня сюда доставили, у меня были с собой видеоматериалы – громадный объем ценнейшей информации о «Конторе», и все это записано на микроскопических носителях. Если мои линзы не выкинули, вы сможете посмотреть, что это такое…
– Саймон, это не твои линзы, а мои, – лярниец усмехнулся. – Ты выполнил мой заказ, и я забираю назад свою аппаратуру, больше она тебе не понадобится.
– Как – ваши? – только и смог вымолвить Саймон. – Как?..
– Так, – передразнил Лиргисо, немного оживившийся. – Фласс, не люблю бестолковых рабов!
– Как это ваши, если мне их дали? – Саймон был настолько потрясен тем, что кто-то пытается присвоить его сокровище, что забыл об осторожности. – В отеле на Земле… Дали по ошибке, и теперь они мои, больше ничьи…
– Их дал тебе я. Грим, парик, немного игры… А изготовила их по моему заказу одна синисская фирма. Я знал, что ты не удержишься от искушения, захочешь снять фильм о «Конторе Игрек», – и предоставил тебе такую возможность. Фласс, до чего глупый у тебя вид!
Саймон чувствовал себя так, словно падал в пропасть. Его фильм, его сокровенное – это был еще один обман, за этим стоял Лиргисо? В этом мире нет ничего надежного, все обман…
Живущий-в-Прохладе с отсутствующим видом разглядывал свои ногти, покрытые болотно-зеленым лаком, потом перевел взгляд на Саймона.
– К сожалению, видеозапись повреждена. Вероятно, это заслуга Маршала. Уцелевшие эпизоды нуждаются в комментариях, и я надеюсь получить их от тебя.
– Да, да, все прокомментирую, – с готовностью закивал Саймон. – Я запомнил много важного, вы «Контору» в порошок сотрете…
– А это тебе за Поля.
Рассчитанно болезненный удар в живот. Клисс со стоном опустился на корточки, а Лиргисо вслед за своим креслом вышел из комнаты.
Саймон прикрыл глаза. Уж лучше не смотреть: никакой мебели, нет даже подстилки на полу, только «цербер» возле стены, покрытой гадкой росписью.
«Пока я ему нужен как кладезь информации о „Конторе“. А что со мной будет потом?»
Римма Кирч дважды попадала на штрафные работы в седьмой отсек, и оба раза из-за Поля Лагайма: сначала после провала провокации на «Сиролле», потом после домберга. Территорию она еще тогда изучила основательно. Именно здесь она рассчитается с виновником своего позора – Римме виделось в этом торжество высшей справедливости, словно кто-то всемогущий и бесконечно мудрый, похожий на Маршала, отечески похлопал ее по плечу: вот тебе, стажер, первая награда за правильный образ мыслей и действий.
Держаться на расстоянии, иначе «сканер» может ее засечь… Римма присела на корточки в углу полутемной подсобки, накрылась найденной тут же грязной робой. Ребята из СБ уже заглядывали сюда и никого не нашли – а чему удивляться, до сих пор корабельная СБ жировала, вылавливая тайных выпивох и других нарушителей внутреннего распорядка; такое ЧП, как сейчас, на «Гиппогрифе» впервые. То-то Зойг давит эсбэшников, как щенков.
Кирч включила и сунула в ухо горошину приемника. Лишь бы никого сюда не принесло. Это ее охота.