– Но можно же было попробовать его пристроить, – осторожно сказала Света.

Петр Иванович махнул рукой:

– Кто возьмет пожилого одноглазого пса! Даже если бы кто-то и согласился, для него жизнь среди других животных и равнодушных людей будет мучительна. Всем старикам нужен дом, где о них будут заботиться. В том числе и собачьим старикам. У меня у самого дома пекинес, я знаю, о чем говорю. Именно из-за него я не смог оставить этого беднягу у себя, а привез Анне. И она безропотно взяла его. Гуляет с ним, вы представляете?

Света попыталась представить элегантную Анну Васильевну в компании облезлой одноглазой дворняги. Картинка не складывалась.

В кармане Серафимовича прозвонил телефон.

– Да, милая, – ласково сказал он и глазами извинился перед Светой за прерванный разговор. – Да, у Анны. Еще нет, вот-вот начнем.

Он прикрыл трубку рукой и спросил с улыбкой:

– Вы позволите рассказать дочери о вашем маленьком приключении с Генри? Нет, если вам неприятно…

Света замахала руками: рассказывайте, ради бога! Она больше не чувствовала ни смущения, ни стыда.

Петр Иванович встал и вышел из комнаты, на ходу говоря:

– У нас случился небольшой казус…

Окончание разговора Света уже не услышала.

Вернулся он через пять минут, погрустневший.

– Дочь говорит, никто не желает стать хозяином нашему одноглазому старичку. Мы изо всех сил ищем ему новый дом, но пока получается не очень удачно. Кстати, может быть, вы подумаете о том, чтобы обзавестись животным? У него хороший характер, честное слово!

Он с надеждой посмотрел на Свету.

Ей было жаль отказывать этому милому человеку. Пришлось напомнить скорее себе, чем ему:

– У меня живет кот. Котенок!

– Ах, да, – поник Серафимович. – Я совсем забыл. Жаль, из вас получилась бы отличная хозяйка для Циклопа.

– Циклопа?

– До чего же примитивная кличка, не правда ли? – громко спросили от двери. – Прямолинейная, как рельс. Раз одноглазый, значит, Циклоп. Никакой фантазии!

В столовую вошел как раз такой красавец, каким Света по голосу представляла Серафимовича: высокий, чисто выбритый, с римским носом. На нем был светло-серый костюм, пиджак лихо свисал с одного плеча, как гусарский ментик.

Его портила только изломанная линия рта. И две брюзгливые складки, залегшие возле уголков опущенных губ.

Красавец шевельнул плечом. Подхватил сползший пиджак и широким жестом, не глядя, швырнул его в угол, как ненужную тряпку. «Промахнется!» – понадеялась было Света. Но пиджак попал точно на стул.

– Здравствуй, Виктор, – сдержанно сказал Петр Иванович.

– Приветствую. А я, между прочим, предлагал назвать его куда более подходящим именем.

Красавец подмигнул Свете. Та неловко улыбнулась в ответ.

Вот, значит, как выглядит брат Анны Васильевны. Странное противоречие: лицо аристократа – и купеческие манеры. И голос самодовольный, раскатистый.

Отвечать ему не хотелось. Хотелось скорее уйти домой и забыть все, что здесь произошло.

Но промолчать было невежливо.

– Каким именем? – спросила Света.

– Унтиком. Отличная кличка.

– Почему? – не поняла она.

Красавец ухмыльнулся углом рта. А Петр Иванович отчего-то нахмурился.

– Вы знаете, что такое унты? – поинтересовался Виктор.

– Сапоги.

– Правильно. Сапоги из меха. А знаете ли вы, что в некоторых местах нашей необъятной родины унты шьют из собачьих шкур?

– Теперь знаю.

– Значит, понимаете, почему именно такая кличка?

Он довольно засмеялся.

А Света смотрела на него и думала, что людей, которые восторгаются собственным чувством юмора, нужно помечать каким-нибудь особым знаком. Например, смайлом. Поставил ухмыляющуюся рожицу на лоб – и все сразу видят: перед ними шутник. Остряк! Который, например, называет собаку Унтиком и сам ржет над своей тонкой иронией.

Тогда тихие, мирные люди вроде нее, которых корежит от подобного юмора, могли бы заранее принять меры, чтобы обойти таких весельчаков стороной.

– Нет, – сказала Света.

Смех оборвался.

– Что – нет?

– Не понимаю.

– Послушайте, что здесь непонятного? – с раздражением спросил брат Анны Васильевны. – Унты – это сапоги. Их можно сшить из собачьего меха. Пса я хотел назвать Унтиком. Унты – Унтик! Теперь понятно?

Света немного подумала. Сначала сдвинула брови, потом наморщила лоб так, чтобы не возникало сомнений в напряженности ее мыслительного процесса. И, наконец, просветлела: