Шрифт:
– Не смей жалеть меня, Петр!
Серафимович перестал улыбаться.
Анна Васильевна скрестила руки на груди. Света поразилась тому, как быстро меняются чувства у этой женщины. Стрельникова напомнила ей старого Якобсона, но тот притворялся, а у нее эмоции были неподдельными. Она искренне страдала еще несколько минут назад, а теперь так же искренне ожесточилась на бедного преданного Серафимовича.
– Ты полагаешь, я нуждаюсь в твоем сочувствии?!
– Нет, не нуждаешься…
– Вот и не забывай об этом! У какого входа такси?
– У главного, – отозвался Петр Иванович.
– Прекрасно. Всего хорошего!
Она отшвырнула сигарету и направилась за кулисы.
– Анна! – окликнул Серафимович.
Стрельникова обернулась. Петр Иванович протягивал ей шляпку.
– Ты забыла.
Он не сделал попытки догнать ее, и Анне Васильевне пришлось вернуться за ней самой.
– Благодарю, – холодно сказала она, отворачиваясь, чтобы уйти.
– Анна! Подожди. Вот, возьми…
Серафимович взял с кровати солнечные очки и подал ей. Стрельникова надела очки, поправила шляпку и пошла прочь.
Когда она почти скрылась за складками занавеса, Петр Иванович окликнул ее в третий раз.
– Анна!
Она возвратилась медленными шагами. Полнозвучный голос разнесся по всему залу:
– Петя, что на этот раз?
– Самое важное, – со странной интонацией ответил он. – Ты их тоже забыла.
И подал ей паутину.
Теперь Света разглядела, что это ажурные летние перчатки.
– Действительно, забыла… – с легкой растерянностью сказала Анна Васильевна. – Нет, постой! Перчатки? Это просто удивительно. Как же это я…
– Удивительно, – эхом откликнулся Серафимович.
Она взялась тонкими пальцами за кружево перчаток. Но Петр Иванович не выпустил их из рук.
– Не забывай их больше, – с той же странной, трудноопределимой интонацией попросил он.
– Хорошо. Не забуду.
Стрельникова потянула перчатки к себе. Петр Иванович по-прежнему держал их крепко.
– Ты очень забывчивая, Анна. Это может плохо кончиться.
– Плохо кончиться? – непонимающе переспросила она.
– Могло бы.
– Петя, что с тобой?
Он выпустил перчатки.
– Ничего. Ступай, Аня, ступай.
Стрельникова, кажется, немного растерялась. Петр Иванович глядел на нее строго и серьезно.
– Ступай, – повторил он.
Женщина отошла и неуверенно обернулась.
– Петя…
– Иди. Машина ждет.
– А ты?
Он молча смотрел на нее, не отвечая. Перчатки Анна Васильевна держала в руке, и на секунду взгляд его задержался на тонком кружеве.
Серафимович дернул головой, и Свете показалось, что на лице его промелькнуло болезненное выражение. Но оно тут же исчезло, сменившись спокойной улыбкой.
Когда Стрельникова вышла, он присел на краешек кровати и ссутулился. О чем-то напряженно думал, потирал лоб и, наконец, поднялся.
И сразу заметил Свету и Дрозда.
Поняв, что они обнаружены, Света вышла вперед. Дрозд молча последовал за ней.
– Вы не ушли, – проговорил Петр Иванович.
Света поняла, что он хочет сказать. «Так вы не ушли! Вы все это время были здесь и наблюдали за нами!»
– Здесь было слишком интересно, чтобы уходить, – громко сказала Света, удивляясь самой себе.
Ответ получился резким и, пожалуй, жестким. Серафимович вздрогнул и пристально вгляделся в нее.
– Интересно? Да, наверное, – задумчиво протянул он. – С другой стороны, кого сейчас удивишь скандалами…
– Скандалами – никого, – согласилась Света.
«Но между вами и Стрельниковой не было скандала.
Весь вопрос в том, что между вами сейчас произошло».
Ей вдруг вспомнились слова Марка Самуиловича: «Многие в театре были влюблены в нее без памяти и, полагаю, влюблены по сей день. Она умеет вызывать стойкие чувства».
Свете стало ясно то, что могло быть очевидным с их первой встречи, будь она чуть внимательнее: Серафимович давно и безнадежно любил Анну Васильевну.
– Вы знаете, кто сунул сигарету манекену? – прямо спросила Света.
Актер покачал головой.
– Нет, не знаю.
– Но догадываетесь?
– Догадываюсь, – грустно согласился он. – Но ведь я могу и ошибаться. И даже наверняка ошибаюсь. Видите ли, я очень плохо разбираюсь в людях.
Света безбоязненно подошла ближе и запрыгнула на авансцену. Даже если этот маленький толстяк убил Рыбакова, она почему-то больше его не боялась.