Нилин Павел
Шрифт:
— Это что же, товарищ Волков, что ли, ваш сынок будет? — почтительно спросил дворник. — Виктор Матвеевич?
— Он самый, — подтвердил Матвей Кузьмич.
— Ну как же, знаю, — сказал дворник. — Уважительный человек. Завсегда шапку первые сымут. Здравствуй, мол, дядя Левонтий... Видать, человек не гордый, несмотря, что такую самостоятельную должность занимают...
— С детства приученный, — заметил Матвей Кузьмич. — Это многое значит.
— Ну как же! — сказал дворник. Он завернул вентиль, намотал на руку резиновую кишку и сказал как бы небрежно, к слову: — У меня тоже дочка медик. Я это сам вижу на факте. Собственными глазами.
Матвей Кузьмич сказал:
— У многих теперь дети, слава богу, ничего. Я одного мужика знаю, так у него сын теперь командующий войсками.
— Ничего удивительного нету, — сказал дворник.
Положив кишку на тротуар, он подошел к лавочке и сел рядом с Матвеем Кузьмичом.
Матвей Кузьмич вынул папиросы.
— Закуривайте.
Они закурили и продолжали разговаривать о разных делах. О детях, о погоде, о жизни. Потом в первом этаже открылась форточка, и Матвей Кузьмич услышал голос Нинки:
— Дедушка, чай пить!
— Сейчас я, сейчас, — сказал Матвей Кузьмич и подмигнул дворнику. Зовут...
После завтрака Виктор Матвеевич сейчас же уехал в трест. Татьяна Федоровна ушла на дежурство к себе в клинику.
Дома остались Ольга Михайловна и Нинка.
Матвей Кузьмич разговаривал с ними.
Потом и Нинка ушла.
— На сбор, — сказала она важно.
Ольга Михайловна стала готовить обед.
Матвей Кузьмич зашел к ней на кухню. Он рассказал ей про Сызрань. Она слушала его. Но через каждые две минуты, как нарочно, говорила:
— Пересядьте, пожалуйста, вот сюда. Мне эта табуретка нужна.
Матвей Кузьмич покорно пересаживался и продолжал рассказывать. Он говорил:
— Вот посмотрите, я не сегодня завтра получу багаж. Какие у меня там вещи! Весь, например, кухонный набор, ведра там, кастрюли...
— Посмотрим, посмотрим, — скороговоркой говорила Ольга Михайловна. Увидим.
Она спешила. Он ей мешал. Наконец он это понял и вышел из кухни. Делать ему было нечего. Он придумывал себе дела. И не мог придумать.
В Сызрани у него была служба. Он не бросал ее, несмотря на то что давно уже получал пенсию. Было у него свое хозяйство — коза, куры, кролики. А здесь у него ничего не было.
Побродив по квартире, он вышел на улицу.
Знакомый дворник куда-то ушел. Матвей Кузьмин хотел пройтись по Москве. Но грохочущие трамваи, вереницы автомобилей напугали его с непривычки, и он вернулся домой. Зашел к себе в комнату, прилег и заснул.
Разбудила его Нинка. Она пришла из школы, веселая, озорная.
— Дедушка, — кричала она, — обедать! — И тянула его за ногу.
После обеда сын вызвал автомобиль и пригласил отца кататься.
— Покажу тебе Москву, — сказал он.
В машине они сидели рядом. Виктор Матвеевич просил шофера останавливаться в наиболее интересных местах. Отец и сын выходили из автомобиля и осматривали достопримечательности.
— Это Аэропорт, — говорил сын. — Вот отсюда самолеты улетают в разные стороны...
И они видели пролетающий самолет.
Потом сын показывал отцу Москву-реку, Парк культуры и отдыха, кремлевские стены и Красную площадь.
Были они и в Планетарии. Матвей Кузьмич долго и внимательно смотрел на звезды, на луну, удивлялся, ахал и вдруг озабоченно сказал:
— Витя, а пенсия-то как же у меня, пропадает, раз я уехал из Сызрани?
Виктор Матвеевич был удивлен таким внезапным вопросом и даже немного обижен, но все-таки сказал спокойно:
— Документы ведь у тебя все в порядке? Дай их Тане, она тебе все устроит. Будешь и в Москве получать пенсию...
— А звезды-то какие, господи! — сказал Матвей Кузьмич. И снова заинтересовался космосом.
Утром на следующий день старик опять проснулся раньше всех. Умылся, оделся. Прошел на цыпочках в спальню сына. Взял его костюм, штиблеты, платье и туфли невестки. Проходя через детскую, захватил ботинки внучки.
Все это вынес на лестницу и принялся чистить.
В несколько минут он вычистил всю одежду и обувь и так же на цыпочках внес их в спальню.
Все еще спали. Проснувшись, все были удивлены. Потом Виктор Матвеевич вдруг покраснел и рассердился.
— Что за холуйство! — закричал он. — Кто тебя просит это делать?