Для успеха «Ярмарки тщеславия» нет особых объяснений — просто роман понравился. К счастью, угодил он и критике, которая имеет так много влияния на «глупую публику». В январе 1848 года, когда появилось двенадцать выпусков «Ярмарки тщеславия», «Эдинбургское обозрение» поместило статью, которая существенно повлияла на судьбу книги:

«Нам хотелось бы, чтобы читатель понимал: говоря об этом писателе, мы имеем в виду в первую очередь, если не исключительно, «Ярмарку тщеславия» (ежемесячное издание). Правда, роман еще не закончен, но, на наш взгляд, превосходит все написанное этим автором. Главное обаяние произведения — в его полной свободе от нарочитости и вычурности, как в стиле, так и в чувстве, в доверительной откровенности с читателем, в благородной небрежности, с которой автор позволяет мыслям и чувствам, подсказанным событиями, течь их естественным руслом, словно он сознает, что ничто мелкое или недостойное, нуждающееся в приукрашивании или сокрытии, не может исходить от него. Одним словом, это книга человека благородного по духу, а не просто претендующего на благородство. Его чувство хотя и не так глубоко, как у Диккенса, но возвышенно; может быть, тем более возвышенно, что он, кажется, борется с ним и почти стыдится его. Но попытки настроиться на сатирический, иронический или философский лад напрасны; снова и снова мы восхищаемся тем, как тонкая и добрая натура его остается свободной от суеты и, гордая своим высоким умом, все же платит дань сердцу».

В те времена от критики зависело все: она могла создать репутацию, а могла и погубить. «Эдинбургское обозрение» чаще губило, чем создавало. Поэтому хвалебная статья о «Ярмарке тщеславия» (написанная, кстати, другом Теккерея, что не должно вызывать у нас сомнения в его беспристрастности) сыграла большую роль в судьбе романа.

В 1848 году вторым изданием вышел роман «Джейн Эйр» с длинным и восторженным посвящением Теккерею. Первое издание было подписано псевдонимом Каррер Белл и пользовалось огромным успехом. Тогда никто не знал, кто скрывается за псевдонимом, думали даже, что это сам Теккерей. Настоящее имя автора было Шарлотта Бронте, но об этом узнали только в 1849 году. А тогда, в 1848 году, имя автора было не так уж важно, потому что все читали «Джейн Эйр», говорили о «Джейн Эйр»; заметили все и посвящение, которым открывалась книга:

«Условности — это еще не мораль. Ханжество — не благочестие. Может быть, не всем приятно видеть эти понятия разделенными, ибо их привыкли смешивать, находя удобным выдавать видимое за действительное, белить стены храма, не заботясь о чистоте гробниц. Может быть, даже возненавидят того, кто постигнет их и выставит на показ, но, ненавидя, будут в долгу перед ним.

Есть в наше время человек, слова которого не для нежных ушей и который провозглашает правду голосом пророческим, бесстрашно и дерзновенно. Признан ли автор «Ярмарки тщеславия» в высших кругах? Не могу сказать. Знаю только, что если бы те, на кого направлен его сарказм и гнев, вняли бы его предостережениям, то они и их потомство могли бы еще избежать полной гибели.

Почему я упоминаю об этом человеке? Потому что, как мне кажется, я вижу в нем талант, более глубокий и редкий, чем думают его современники; потому что он более других способен возродить наше общество и восстановить пошатнувшийся миропорядок; и, наконец, потому, что ни один критик до сих пор не нашел для него правильных слов и верных сравнений. Писали, что он похож на Филдинга, говорили о его юморе, меткости и комическом даре. Он так же похож на Филдинга, как орел на стервятника. Филдинг мог довольствоваться легкой добычей, Теккерей — никогда. Его остроумие ярко, его юмор обаятелен, они — следствие глубокого таланта, подобно тому, как стальная молния, озаряющая летнюю тучу, есть следствие электрической смертоносной искры, сокрытой в ее лоне. Наконец, я упоминаю о мистере Теккерее, потому что ему я посвящаю это издание «Джейн Эйр» — если он согласится принять этот дар от незнакомого ему автора».

Прочтя это посвящение, публика принялась читать «Ярмарку тщеславия». Сам Теккерей называл его «величайшим комплиментом, когда-либо ему сделанным», и, когда по окончании серийного издания роман вышел отдельным томом, один из первых экземпляров был послан в подарок автору «Джейн Эйр» — «С благодарностью и уважением от У. М. Теккерея». Они встретились только в 1849 году, когда Шарлотта Бронте, уже известная миру под своим настоящим именем, гостила в Лондоне. Оттуда она написала письмо домой отцу — типичное письмо провинциальной барышни из столицы домой родителям, если бы только оно не содержало рассказа о встрече с Теккереем:

«Пишу тебе опять, чтобы рассказать, как я здесь живу. С тех пор, как я уехала из дому, я повидала столько такого, о чем с удовольствием буду рассказывать тебе дома за чаем. Я была в театре и видела Макреди в «Макбете». Видела картины в Национальной галерее. Видела прекрасную выставку Тернера, а вчера видела Теккерея. Он обедал здесь с несколькими джентльменами. Высокий мужчина, с необычным лицом, вовсе не красивым, а даже довольно уродливым. Выражение у него большей частью серьезное, несколько сатирическое, хотя он умеет выглядеть и добрым. Ему не сказали, кто я, и его не представили мне, но я скоро заметила, что он смотрит на меня сквозь свои очки. А когда мы все встали из-за стола, он просто и спокойно подошел ко мне и сказал: «Дайте мне пожать вашу руку». Он сказал мне всего несколько слов, но, уходя, опять очень ласково пожал мне руку».

В другом письме она описывает этот случай более подробно и эмоционально:

«Когда назвали имя мистера Теккерея, и я увидела, как он входит в комнату, увидела его высокую фигуру, услышала его голос, мне показалось, что все это происходит со мной во сне. Я только потому поняла, что это наяву, что стала от смущения совсем глупой. Какие муки я терпела! Если бы еще мне не пришлось говорить, все сошло бы гладко. Но ко мне обращались с вопросами, надо было отвечать, что стоило больших усилий и говорила я глупо».