Чтобы сделать приятное и угодить двум богачам, деревенский мэр готов был на любую услугу. Он велел принести гражданскую метрическую книгу в замок, где должно было происходить бракосочетание.

Когда мэр задал Лоре вопрос: «Принимаете ли вы в супруги находящегося здесь Робера де Монжёза?» — девушка медленно поднялась с места, повернулась к собравшимся в зале и долго осматривала всех, отыскивая взором любимое лицо. Но поиски ее были тщетными; на глаза ее навернулись слезы, и она, упав в кресло, произнесла: «Да».

По окончании церемонии гостей ожидал завтрак. Они умирали с голода. Первые двадцать минут все усердно работали челюстями. Но, заморив червяка, гости с удивлением воззрились друг на друга: в зале царило печальное настроение.

Мрачный вид Бержерона, размышлявшего о бесполезном преступлении, совершенном прошлой ночью, не мог развеселить гостей. Всякое желание смеяться исчезало и при взгляде на Лору, бледность и уныние которой свидетельствовали о глубоком отчаянии. Только один Монжёз истолковывал в свою пользу состояние женщины, ставшей его женой. «Она не верит еще своему счастью», — думал он.

Неожиданно раздался страшный рев и за ним стук разбившейся посуды. Слуга, которого Монжёз послал узнать о причине шума, явился доложить, что Генёк, садовник, взбесился, узнав, что его супруга исчезла вчера вечером.

Едва слуга успел договорить эти слова, как появился старший клерк Ренодена. Он спрашивал о своем начальнике, которого не видел со вчерашнего дня. Тогда-то почтенный Бержерон с негодованием заявил: «В шестьдесят-то лет! Замарать безупречную жизнь из-за какой-то прелестницы — жены Генёка!»

Пять минут спустя все вспоминали сцену ревности, когда Генёк застал жену в саду с нотариусом. Только и говорили за столом, что о Ренодене, шестидесятилетнем старике, влюбившемся и похитившем чужую жену, а что еще важнее — шестьсот тысяч, подаренных дочери великодушным Бержероном.

Его преступление не принесло ему ничего, зато он освободил себя от подозрений.

«По своему обыкновению, правосудие вначале будет извергать гром и молнии. Потом, ничего не открыв, успокоится. А тем временем труп сгниет в земле», — рассуждал он.

Неприятный сюрприз ожидал его вечером. Ложась в постель, Бержерон читал письма, пришедшие за день. Когда он запер дверь, первым, что бросилось в глаза злодея, было письмо, лежавшее на ночном столике. На нем был парижский штемпель и на уголке приписка: «В собственные руки». Он открыл его и стал читать. Волосы встали у него дыбом на голове, дрожь пробежала по телу. Вот что он прочел: «Каково это, подлый убийца? Три старых газеты вместо шестисот тысяч! Даю тебе два месяца на то, чтобы ты совершил над собой правосудие. Нет денег, нет и Аннеты — следовательно, нет необходимости жить дольше меня. Я жду тебя. Реноден».

— Как вы узнали о существовании этого письма и кто сообщил вам его содержание? — воскликнул Либуа с насмешливой недоверчивостью.

Читатель, вероятно, не забыл, что все вышеописанное было рассказано живописцу доктором Морером два месяца спустя после трагической смерти бедного маркиза. Напомним, что Либуа приехал из Парижа завтракать к приятелю.

Продолжать эту историю в виде рассказа значило бы растянуть ее, к тому же встретились бы повторения, которых лучше избежать. А потому мы просто вернемся к разговору молодых людей.

— Да, — повторил живописец, — как же вы узнали содержание этого загробного письма?

— Очень просто: это я написал его, — рассмеялся доктор.

— Странная фантазия! — заметил Либуа.

— Да, но она принадлежала не мне: это была последняя воля бедного Ренодена. И он не ошибся в своей мести, придумав такое наказание своему убийце. После восьми или девяти таких писем, посланных мною Бержерону, этот последний в припадке помешательства застрелился. Вы понимаете, что он был слишком умен, чтобы верить в письма покойного нотариуса. Мысль, что где-то есть человек, которому известно о его преступлении и который может предать его в руки правосудия, причиняла ему невыносимые мучения. Прибавьте к этому его безумную страсть к исчезнувшей Аннете, которую он никак не мог отыскать, и вы поймете причину его самоубийства.

— Мне первому вы рассказали тайну убийства Ренодена? — спросил Либуа.

— Нет, в день, когда было совершено преступление, я в порыве отчаяния рассказал тетке истину о смерти ее старого друга. Я не подумал о том, какой нанесу ей удар, сообщив об убийстве. Час спустя в ее мозгу началось воспаление, вызванное ужасным потрясением, и на следующий день ее не стало.

— А зачем вы написали Монжёзу письмо, подписанное Реноденом, которое маркиз счел первоапрельской шуткой?

— Убийца умер, следовательно, избежал наказания, которое опозорило бы Лору. Сверх того, указать место, где находится жертва, не значит указать убийцу. Я хотел только, чтобы тело нотариуса нашли и похоронили… Вы-то знаете, что из этого вышло…