Гдов традиционно задумался об Иване Грозном, он же Иван IV, о Петре I, прорубившем окно в Европу (не дверь), о царе Александре II Освободителе, которого взорвали террористы, о швейцарском эмигранте Ленине, окончательно пустившем локомотив огромной страны под откос, о его верных учениках — Гитлере, Муссолини, Геббельсе и о «чудесном грузине» по прозвищу Гуталин, он же «эффективный менеджер». О Льве Давидовиче Троцком, которого Гуталин ухайдокал до смерти палкой по голове, борясь за власть у корыта. А мог бы, кстати, и Лев Давидович Иосифа Виссарионовича той же палкой отоварить, да не сложилось, «не срослось», как нынче выражаются не только уголовники, но и многие другие креативные граждане обновленной невиданными переменами России.

И тут ему попался на глаза свежий номер какой-то газеты, где было написано, что некто Александр М., старший следователь одного из управлений Следственного комитета, насмерть сбил по пьяни пятидесятидвухлетнюю женщину Софью Федоровну (на «зебре») и за это — дела Твои дивные, Господи! — остался на воле (на свободе?), получив после «предвариловки» всего ничего, два года условно. Бухому убийце, сбежавшему с места преступления, суд, видите ли, «счел возможным назначить такую меру наказания с учетом мнения потерпевшей стороны и раскаяния подсудимого».

— С того света, что ли, это мнение? Какое еще такое мнение, если она там же, на «зебре», и померла, не приходя в сознание? — обозлился Гдов.

А ведь глава Следственного комитета А.Б., лично контролировавший ход расследования, еще полгода назад клятвенно заверял возмущенную общественность, что дело будет «расследоваться объективно и с особой тщательностью». Что ж, «пацан сказал, пацан сделал», как выражаются в кругах, близких к власти, но с другой стороны.

И если оценить «с холодным вниманием» не только это конкретное дело, а вообще ЭТО ВСЁ, то можно сделать грубый, скорей всего преувеличенный, но верный вывод: у нас в стране, если ты, конечно, при власти, ты можешь убить кого хочешь, и тебе за это практически ничего не будет.

— Неужели беспредел окончательно накрыл плотным облаком нашу измученную землю? — тосковал Гдов. — И сколько же тогда получит другой раскаявшийся служивый сукин сын, убивший из краденого пистолета в универсаме трех обывателей плюс таксиста-левака? Очевидно, целых восемь лет условно, если власть полагает, что загубленная душа обходится начальнику в два несуществующих года отсидки (2 года х 4 = 8 лет).

И это при том, что простые мужики парятся под следствием вовсе не полгода, как этот самый М., и вовсе не за убийство, а за всякую херню, не совместимую по масштабу с лишением живущего человека жизни. Да, несовместимую, даже если мужик мало-мало чего-нибудь спер или спер чего побольше.

— Своими глупыми и развратными действиями власть сама себе создает оппозицию, а потом на оппозицию же и гневается, — продолжал размышлять Гдов. — Неужели умные люди, которые, несомненно, присутствуют в любой власти, не понимают, к чему это ведет и чем это может закончиться? Или тоже исповедуют слоган «День, да наш», широко распространенный все в тех же кругах, близких к власти, но с другой стороны? Или это все им выгодно? — вопрошал Гдов неизвестно кого.

И так разволновался, что не мог больше работать и уже в этот день.

1. Рабы ли мы?

2. Что совместимо (по мерзости) с лишением человека жизни?

3. Чем свобода отличается от воли? Или это одно и то же?

4. Присутствуют ли умные люди в любой власти? Кому выгодно это всё? Это всё — что это?

5. Действительно ли беспредел окончательно накрыл плотным облаком нашу измученную землю? Или есть надежда, что там, наверху, вновь что-нибудь засияет? Что такое в вашем понимании беспредел?

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о том, что подлинная духовность есть стремление к абсолютным ценностям посредством относительных ценностей. И что теперь, при переходе от тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза к торжеству демократии в отдельно взятой коммунистами стране, относительные ценности к абсолютным уже не стремятся. Отчего и духовности стало нынче совсем мало.

«Сейчас ведь как? Денег бы только коемуждо добыть побольше и — хорош!» — ворчал писатель. Но ведь и то правда: кто много толкует об абсолютных ценностях, чаще всего оказывается потом создателем фашизма немецкого типа либо тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза. Или (в облегченном варианте) — говнюком, мошенником, паразитом, захребетником, идиотом.

«В несовершенстве мира залог его выживания, совсем не наоборот, — решил Гдов. — Стремление — всё, реальный итог — ничто, кошмар, но мечтать об идеале если не необходимо, то по крайней мере полезно. Красиво мечтать не запретишь. Однако — за что боретесь, на то, граждане, и напоретесь. Непременно. Сие аксиома есть, а вовсе не теорема, которую нужно доказывать».