Шрифт:
Тюро, до сих пор хранивший молчание, одобрительным кивком поддержал молодого доктора. Маньяба, озабоченный таким поворотом дела, растерянно ответил:
— Может быть, вы и правы, господа. Я распоряжусь, чтобы госпожу Гонсолен перевезли в больницу Сен-Клода. Там ей обеспечат соответствующий уход.
В тот же вечер Мадлен поместили в отдельную палату, а докторам Маньяба и Франсуа Горме суд предписал наблюдать за госпожой Гонсолен, чтобы удостовериться в ее помешательстве.
XIII
Дампьер, допрашивая Томаса Луара, задал ему такой вопрос:
— Вы знаете, в чем вас обвиняют?
— Да.
— Вы убили вашего бывшего хозяина, господина Гонсолена, вступив в сговор с пока еще неизвестным нам сообщником.
Томас, не теряя самообладания, пристально смотрел на Дампьера, который также не спускал с него глаз.
— Я допросил крестьян из Бушу. Они заявляют, что видели вас в парке за час до преступления.
— Это правда.
— Что привело вас в это место в такой поздний час?
— Я возвращался домой.
— Это невозможно, потому что во время совершения убийства вы находились в саду господина Гонсолена. Потом вы кинулись бежать, но сбили с ног лесничего Гиде, который и выстрелил в вас.
Луар не отвечал.
— Вам нечего возразить на это, ведь пуля пробила рукав вашего плаща. Что вы мне на это скажете?
— Ничего.
— Я не могу принять такой ответ. Вы признаетесь в том, что в ту минуту, когда был убит господин Гонсолен, вы находились в саду?
— Да, я там был.
— Но при этом не считаете себя виновным в совершении преступления?
— Нет, не считаю.
— Если вы не имели больше никаких дел с господином Гонсоленом, то по какой причине вы находились в этом месте в такой час? Почему, вместо того чтобы войти в калитку, как друг, вы перелезли через стену у сосновой аллеи, как вор?
— Это я могу объяснить. Как вам известно, я был в парке, но когда услышал выстрел, то бросился к дому, подумав, что, возможно, кому-то понадобилась помощь.
— Для чего же было перелезать через стену?
— Чтобы выиграть время.
— Но почему вы потом сбежали?
— Я подумал, что мое присутствие будет превратно истолковано.
— Что вы видели?
— Ничего. Я успел добежать только до конца аллеи и потом вернулся.
— Вы лжете, ваши следы ведут к самой двери дома.
— Это могли быть и не мои следы, а кого-то другого.
— Итак, как я вижу, вы продолжаете отпираться… Подумайте хорошенько.
— Мне не о чем думать, господин судебный следователь. Я не убивал господина Гонсолена.
Дампьер пожал плечами:
— Томас Луар, в ваших интересах сказать нам правду. Против вас свидетельствует множество улик, и их может оказаться вполне достаточно, чтобы осудить вас. Ваше положение очень шатко, и только признанием и искренним раскаянием вы, вероятно, сумеете добиться некоторого снисхождения.
Томас резко поднял голову.
— Мне не нужно ваше снисхождение, — сказал он. — Ваше дело — установить истину. Может, против меня и есть улики, но я утверждаю, что не виновен. Если бы я убил, то признался бы.
— Объясните, по крайней мере, ваше присутствие в саду ночью…
— Я не могу этого сделать.
— Что ж, мне и так об этом известно, — заметил Дампьер. — Я хотел проверить вашу искренность.
Томас окинул его помутившимися взглядом.
— Я вас не понимаю, — пробормотал он с меньшей уверенностью в голосе.
— Сейчас поймете.
Следователь встал и посмотрел Луару в глаза.
— Вы были любовником госпожи Гонсолен! — заявил он.
— Это ложь. Какая ужасная клевета! — побледнев, пролепетал Томас Луар.
— Вы опять все отрицаете? Тогда я напомню вам содержание письма.
И Дампьер прочел пораженному лесорубу письмо, в котором он назначал Мадлен свидание в ту самую ночь, когда Гонсолен был убит. Как это письмо очутилось в руках Дампьера? Этого Томас не мог знать.
— Вы будете уверять меня, что это письмо не от вас? — спросил следователь.
— Нет, это письмо действительно написал я.
— Вот видите, преступление объясняется достаточно просто. Вы были любовником госпожи Гонсолен…