Эрик, конечно, расчувствовался и пообещал уважать жизнь и члены господина своего. Граф изрядно хлебнул вина и вообще поплыл: солому стал тыкать – дескать, бери-бери, не отказывайся, обидишь. Лизоблюд догадался: инвеститура! Да, хреновенько он знаниями в Университете овладел. Ну, ничего – недостаток теории Эрик заменит избытком практики.

Дабы достойно войти в свиту нового хозяина, он по совету бражников из таверны сочинил песнь, восхваляющую достоинства Бернарта де Вентада – так звали графа, ибо песнь, затронувшая сердце слушателей, как доброжелателей, так и наоборот, не только способствует удаче в войнах и прославлению героя-победителя, но и преумножает достаток в родовом замке.

Спасибо Лантису, другу покойному, обучил основам рифмоплетства. А уж Эрику не жаль кеннингов для дела благого. Мол, граф, ясень битвы и раздаватель колец, пришел в эти земли по дороге китов, не убоявшись вьюги копий и встречи мечей. И морской конь у графа из огня воды, и меч – звенящая рыба кольчуги, захлебнувшаяся в пиве ворона. А замок графа – корабельный сарай бури, не иначе. Из чистого неба сотканы стены!

«Мед великанов» пришелся тинглиду графа по нраву. Эрика приняли как родного, накормили мясом и напоили до беспамятства. А Миляну, сказали, целовать завтра утречком будешь, перегарный дух на спящих красавиц действует самым благоприятным образом – уж наша-то с постели птицею взовьется да убежит от охальника далеко-далеко.

Вот тогда Эрик во всеуслышание и заявил, что прибыл в графский замок не просто так, но согласно назначению Университета. Он, Эрик, есть новое графское приобретение. Лизоблюд, если кто не в курсе. И вина еще, будьте любезны. С кем тут выпить на брудершафт?..

Переполох случился знатный. Беготня, суета, опрокинутые лавки… Вокруг Эрика мгновенно стало пусто.

Заерзав в обитом медвежьими шкурами кресле, граф громко икнул:

– Лизоблюд? Распределение?

– Так точно. Лизоблюд. Направлен к вам согласно проведенному торгу и оплате. Очень рад, готов служить.

– Раб мой?! Трэль?! И я тебя в рыцари? И целовал как сына?! – Граф опять громко икнул.

Лицо благородного вельможи казалось Эрику смутно знакомым. Где-то видел его… Где?

– Ага, как сына. И раз обещал, завтра с утра дочь вашу, Миляну, я облобызаю и…

– НЕТ!!!

Так что насчет поцелуев у Эрика не срослось. Оно и к лучшему. За время службы у Бернарта де Вентада Эрик дважды имел честь лицезреть крайне сонного ребенка. Какие, к Свистуну, женихи-рыцари?! Малышка едва разговаривать научилась, и красавицей ее назвать было можно, лишь пребывая во хмелю.

Жаль только, рабов не посвящают в рыцари.

Рабам не дарят пчел и лесов на полсотни свиней.

Потрошитель вскроет животы добытым оленям, вывалит кишки, затем щедро посыплет окорока солью. И начнется зима. Взвоет промозглыми ветрами Слякотник. Спрячет от холода под медвежьей шкурой Салоед. Жертвенник плеснет кровь в жадные рты сугробов. Снежнодух приведет косматых мороков, у которых вместо зубов – сосульки. Ручейник прогонит нежить и встопорщит почки на деревьях. Яйцеклад начнет лето, засевая гнезда птенчиками. Солнцеглаз прогреет землю, напоит дождями травы. Сенник травы скосит. Червень растопчет пятками сотни червей, выползших из подземных нор. Жатвенник соберет труды людские. Грибник покроет шляпками мухоморов склоны оврагов. И опять Потрошитель, и вновь Слякотник…

И так год за годом, год за годом.

А Гель все будет одинока.

В самом начале учебы она поклялась собственной жизнью, что никогда более не откушает мяса пахаря, ибо душа ее принадлежит Проткнутому. Красотка знать не знает Высокого, Водана, Жига и – тс-с! – Свистуна.

Известно, что Проткнутый помогает девушкам сходиться с парнями, чтобы жили вместе и детишек рожали. Так зачем Гель идолы?

Вечером, после отречения запалив лампаду (предстояло прочесть десяток крайне поучительных свитков), Гель по привычке вырвала волос и уронила его в пламя. Спасибо, Жиг Жаркоокий, за светлую помощь. Только под утро, оторвавшись от «Пути перевертня, сокрытого в листве», Гель сообразила, что наделала. О горе! Скоро ее, глупую, ожидает погибель. Сама виновата: клятву дала и сразу нарушила!

Три дня Гель не ела, три ночи не спала – ждала смерти. На четвертые сутки девушка случайно забрела в столовую, взяла миску жареных свиных почек и сытно позавтракала. Тогда она поняла, что до сих пор жива. Она нарушила клятву, данную Проткнутому, – и ничего с ней не случилось! Зато лампадка горела всю ночь, ни разу не погаснув. Жгучий принял жертву и помог, а Проткнутый оскорбление скушал, будто так и надо!

А есть ли он вообще, Проткнутый, а?

Но девичья память коротка, Гель быстро забыла о случившемся. Вспомнила, лишь когда мальчишку, смешного такого – как же его звали? – сожгли непонятно за что и почему.

Аутодафе – это всегда праздник. Центральная площадь, груда хвороста в два роста, все довольны, резвятся как дети, поздравляют друг дружку и благодарят отцов-инквизиторов, избавивших гард от еретика. А потом – невиданный всплеск набожности. Народ бьется в истерике. И ладно бы только бабы, так ведь и закаленные битвами ветераны оплакивают мучения Проткнутого, принявшего смерть лютую от Свистуна проклятого, но воскресшего, дабы низвергнуть своего мучителя. О, Проткнутый, надежда и оплот всего сущего, всего бывшего и задуманного!