— Есть у меня подозрение, что для Оливера любая работа — это уже слишком много работы.

Мне показалось, что в его тоне звучит презрение к Оливеру и ко мне тоже — что я такая вся из себя встревоженная жена, которая звонит начальнику мужа, потому что ей кажется, что ее дорогой муженек перенапрягается на трудовом посту. Тон у него был и вправду начальственный: он говорил со мной не как старый друг — и не как бывший муж, — а как начальник и домовладелец. Но тут он себя осадил и стал спрашивать про девочек, и все снова вернулось в норму.

Может быть, я не такой человек, который умеет справляться с депрессией близких. Но это ведь не моя вина, правда?

ОЛИВЕР: Да, кстати, это был никакой не тевтонский мудрец. Насчет выражения про героя и его лакея. Это была мадам Конель. Слышали про такую? Я тоже не слышал. «Мещанка по происхождению, знаменитая своим язвительным остроумием, — прочитал я. — В семнадцатом веке в ее салоне собирались известные литераторы и мыслители». Но кто теперь ее помнит? Стюарт назвал ее мудрость «несколько неуместной» и устаревшей. Так сотрем же из памяти ее имя, вычеркнем из словаря афоризмов ее единственный вклад в сей глобальный академический труд, «поскольку лакеев, как таковых, теперь уже нет».

ЭЛЛИ: Мне вовсе не хочется, чтобы это «к чему-нибудь привело». Так выражаются мои родители.

Вполне очевидно, что это «ни к чему не приведет». Опять же, так выражаются мои родители. Разумеется.

Наслаждайся моментом. Я так и делаю. В жизни надо попробовать все. Я так и делаю. Не связывай себя ничем. Я так и делаю. Молодость бывает только раз. Я знаю. Наслаждайся свободой. Я стараюсь.

Не такое уж это большое дело. Что я сказала Оливеру, когда он пытался меня сосватать? Я сказала, что меня не особенно привлекают разведенные дядечки средних лет. Или дважды разведенные, как оказалось. И они меня действительно не привлекают.

Послушайте, я не люблю Стюарта. И вряд ли когда-нибудь полюблю. Я приезжаю к нему раз в неделю, раз в десять дней. Его квартира по-прежнему необставленная и пустая, как тогда — в первый раз. Обычно мы ходим в какой-нибудь ресторанчик, выпиваем бутылку вина. Потом мы возвращаемся к нему, и иногда я остаюсь до утра, иногда мы по-быстрому «делаем секс» и я уезжаю домой, а иногда мы просто сидим-беседуем. Понимаете? Никаких проблем. Это не то, что называется прочными и постоянным отношениями.

Конечно, если бы он мне нравился по-настоящему, мне, наверное, было бы больно и неприятно. И меня все это заколебало. Даже думать об этом заколебало. По идее, я должна быть довольной, правильно? Но я недовольна. Меня все это достает. И Стюарт в том числе.

Кто-нибудь знает, что происходит? По-моему, тут все ясно. Как говорится, ежу понятно… его пустая квартира, где нет ничего, кроме чистых рубашек, сложенных в стопку, и грязной посуды, которую он оставляет уборщице-домработнице, и теперь мне понятно, почему он не занимается своим домом — потому что он постоянно торчит в доме на Сент-Дунстан-роуд, вешает полки и все такое.

Взрослые — все обломленные, правильно?

СОФИ: Мама в последнее время какая-то странная. Я уже говорила: стоит — смотрит в окно. Забывает, что по вторникам у меня музыка. Я думаю, она переживает за папу. Боится, что он снова впадет в унылость.

Я попыталась придумать, как ее развеселить. Я ей сказала:

— Мама, если с папой что-нибудь случится, ты всегда можешь выйти замуж за Стюарта.

По-моему, разумная мысль. У него много денег, а у нас вечно их не хватает.

Мама просто посмотрела на меня и выбежала из комнаты. Потом она вернулась, и я увидела, что она плакала. И у нее был такой вид — ну, какой у нее всегда, когда она собирается завести Очень Серьезный Разговор.

Потом она мне сказала, чего никогда не говорила раньше. Она была замужем за Стюартом до того, как вышла за папу.

Я подумала и спросила:

— А почему вы мне раньше не говорили?

— Ну, мы подумали, что если ты спросишь, мы скажем.

Это — ненастоящий ответ, правда? Вроде как: мама, а папа не был женат на принцессе Диане? — теперь-то я знаю, что нужно спрашивать, чтобы мне рассказали.

Я подумала еще немного и сделала вывод, который, по-моему, был очень даже разумным.

— То есть, ты хочешь сказать, что Стюарт — мой настоящий папа?

И знаете, что она сделала? Она снова расплакалась. Потом обняла меня и сказала, что это не так. И даже не думай. Ну, вы, наверное, знаете, как моя мама может сказать: «Это не так. И даже не думай»?

Тогда почему она нам не сказала, что до папы она была замужем за Стюартом — зачем было делать из этого тайну? Значит, должна быть причина. Но если Стюарт — не мой папа, то какая еще причина?