— И что? — встревожилась вдова.

— Он сказал: «Пётр Николаевич, если в нашем доме есть по большому счёту настоящая мать, то это наша Ксения Фёдоровна Иванова!» То есть вы!

Вдова, не ожидая такого сюрприза, застыла, приоткрыв рот, а Фаянсов, не давая опомниться, энергично продолжал:

— «Героическая, — говорит, — женщина! Вырастить в одиночку дочь, дать высшее образование и помочь выйти замуж. А потом не требовать себе ничего, живя всего-навсего на свою маленькую пенсию, — это, Пётр Николаевич, по сегодняшним временам героический подвиг!» Я передаю практически слово в слово. Ну а что касается ночного инцидента, Скопцов и впрямь начал первым. Он и сам признался в этом и взял всю ответственность на себя.

— Да ведь, если по совести, трудно сказать, кто первый, кто второй, — великодушно возразила Иванова.

— Нет, нет, для него ничего святого, он и начал, — притворно заупрямился Фаянсов.

— Ну зачем уж вы на него так? — заступилась она за врага. — В сущности, Валентин Егорович — человек неплохой. Только несчастный. Ему с женщинами не повезло. Все какие-то вертихвостки. Так и живёт без семьи. Тут кто хочешь злом изойдёт. А руки у него золотые. Помню, бачок он мне в туалете починил, уже лет семь прошло, а стоит, как новый. Так что вы зря.

— Тогда беру свои слова назад, — сдался Фаянсов.

И, покинув квартиру Ивановой, пересёк лестничную площадку, нажал на кнопку Валькиного звонка.

Сосед выглядел, точно был с крепкого похмелья. И всё же он нашёл в себе силы и нанёс упреждающий удар:

— Но, но! Сам ховаешь порнуху. Видел, как ты тащил. Титьки во! — и Скопцов описал возле своей грудной клетки две крутых дуги.

Сосед решил с ним не чикаться и сразу нейтрализовать пострадавшего, дав понять, что не он сам, а тот у него на крючке.

— Женщина на портрете, между прочим, одета, — дружелюбно возразил Пётр Николаевич.

— А лучше бы она была голой, — осклабился Валька. — Что я, в бабах не разбираюсь?

— Ну, ну, не ершись! Я ведь знаю, не ты начал первым, — мягко пожурил Фаянсов.

— А тогда кто? — опешил Валька, но тут же исправил свою оплошность: — Николаич, ты правильно понял: она, эта змея!

Пётр Николаевич прошёл мимо Вальки в прихожую, да тут и остался, догадываясь, какой там дальше ждёт его, мягко говоря, мало приятный для глаза бардак.

— И то, что Иванова — змея, я с тобой согласен. Но вот фокус, — возобновил Пётр Николаевич свою речь, — она мне сказала, будто во всём виновата сама. Так сразу добровольно и выложила, я её не пытал. «Валентин Егорович, говорит, совсем ни при чём. Я сама взяла молоток и давай лупить по трубе. И вообще, говорит, не ценим мы Валентина Егоровича, не жалеем», — и Фаянсов передал её слова и насчёт Валькиных золотых рук и неправедных женщин, загубивших его цветущую жизнь. Закончил намеренно так: — А всё равно стервозная особа. Весьма!

— Тебе-то она на что наступила? На какую часть? — упрекнул Скопцов. — Несчастная баба! Её надо понять. Проявить сочувствие. А ты? Взрастить в одиночку дочь… — и Валька повторил всё то, что за него до этого присочинил он, Фаянсов.

Когда он уходил, Валька у порога придержал его за локоть и в бурном приступе благородства признался:

— Николаич, она тебе повесила лапшу. Это я взял разводной ключ и жахнул по трубам. Ещё грубо сказал: ты у меня поспишь, такая.

Вечером Пётр Николаевич, возвращаясь с работы, увидит сидящими рядышком на скамейке недавних смертельных врагов. Занятые мирной беседой, а вернее друг другом, они его не заметят, зато он, проходя мимо, станет невольным свидетелем женской заботы.

— Валентин Егорович, ты того и гляди потеряешь пуговицу. Зайди, я пришью, — скажет вдова, осторожно потрогав пуговицу на старой куртке Скопцова.

— А я тебе, Фёдоровна, на кран поставлю новые прокладки, — с жаром ответит Скопцов.

Вскоре после этих событий на студию телевидения обрушился самый мощный в здешних краях административный ураган. Ещё утром барометр в руководящих кругах местного телевидения показывал «ясно», но поди же, перед обедом на территорию студии ворвался длинный чёрный автомобиль, а через мгновенье в кабинете ошеломлённого директора возник, точно вышел из стены, сам Первый. Лидер области сказал: есть, де, у него скромное желание потолковать по душам с народом. Этот высокий чин прибыл в область недавно, но уже вписал своё имя в богатый городской фольклор. Безымянные сказители утверждали, будто бы новый Лидер, объезжая область, вёл себя с восточным коварством, валился на головы беспечных подчинённых, как тот самый случайный горшок для цветов. И теперь директор лично убедился в том, что мифы возникают не из мыльной пены.

«Сейчас соберём людей!» — с готовностью подхватил директор, и по студии был объявлен аврал, сотрясший всё от нижних плит фундамента до шпиля телевизионной башни. По коридорам затопали, забегали, скликая «народ» в просмотровый зал.

Когда Пётр Николаевич явился на место сбора, Лидер уже восседал за председательским столом и, положив перед собой волосатые кулаки, с любопытством наблюдал за директором. А тот, бедняга, стоял у дверей, к нему, точно к терпящему поражение полководцу, подскакивали фельдкурьеры с докладом: такой-то маршал на съёмках, другой репетирует передачу… Усмешка на округло добродушном лице Лидера спрашивала: «а если бы напал враг?»