Вскоре друзья стояли перед Ниной Ивановной и напере­бой докладывали ей о своих делах.

— Степан Иванович сказал, что очки Кэргылю подберет обязательно! — запыхавшись, выпалил Петя.

— А меня Кэргыль обещал косторезному делу учить,— сказал Кэукай.

Это Нину Ивановну явно заинтересовало.

— А что, Кэргыль — косторез?

— О, очень хороший косторез! Его по всему побережью как костореза знают! — не без гордости заявил Эттай.

Нина Ивановна минуту помолчала.

— Эх, ребята, что я придумала! Давайте организуем при школе косторезный кружок, а Кэргыля попросим быть руко­водителем. Только бы согласился! Как вы думаете, согласит­ся он?

— Не знаю, — усомнился Петя.

— Наверное, согласится, — неуверенно сказал Кэукай.

— Я сама поговорю с ним, а вы мне поможете, переводчи­ками будете.

Через полчаса учительница, веселая, возбужденная, воз­вращалась вместе с мальчиками из яранги Кэргыля в школу.

Старик принял ее очень приветливо, хотя и заметил, что если она пришла говорить о доме, то он разговаривать с ней не станет и только лишь предложит выпить чаю. Когда же Нина Ивановна завела разговор о косторезном деле, старик оживился, подслеповатые глаза его заблестели.

— Скажите учительнице вашей по-русски, что хоть она молодая, но мысли ее очень мудрые, — попросил он мальчи­ков. — Нельзя, чтобы косторезное дело совсем исчезло на чу­котской земле.

— Скажите Кэргылю, — в свою очередь, просила своих пе­реводчиков Нина Ивановна, — что я сейчас пойду к директору школы, попрошу, чтобы он дал нам особую комнату, помог достать инструменты и материал. По-моему, он согласится.

— Согласится, обязательно согласится, — закивал головой Кэргыль. — Я хорошо знаю: это большой человек, и он не мо­жет сказать, что косторезное дело — пустячное дело.

Кэргыль не ошибся. Выслушав учительницу, Виктор Сер­геевич встал, прошелся по комнате.

— Какой же вы молодец, Нина Ивановна! — наконец ска­зал он, останавливаясь перед девушкой. — Чукотские косторе­зы в свое время прославились изделиями из моржовой кости. На мировой выставке в Париже восхищались их работой. Это один из самых замечательных видов искусства чукотского на­рода. Мы сделаем так, чтобы наша школа дала новых настоя­щих мастеров-косторезов. Я сегодня же напишу письмо в Илирнэй, на полярную станцию, чтобы там изготовили в меха­нических мастерских специальные инструменты.

Выполнив все, что надо было сделать по другим предме­там, Кэукай принялся за домашнее задание по арифметике. Но задача никак не выходила. Помимо своей воли Кэукай нет-нет да и открывал ящик стола, смотрел на изуродованный им самим кусок моржового клыка: «Надо было выше немного резать, чтобы руки примерно у пояса были, а в руках — лук». Но тут же ему пришла в голову другая мысль: «Нет, пожалуй, лучше получится, если одна рука у груди будет, напротив сердца, а другая опущена».

Мерно тикали часы, наступали сумерки. За окном падал большими хлопьями снег. Кэукай смотрел на белый снег, а перед глазами, в мыслях его, стояла уже законченная статуэт­ка, изображающая дедушку Ако таким, каким он его себе представлял. «Трудно, очень трудно так сделать, как хо­чешь»,— думал Кэукай, и руки его невольно тянулись опять к начатой статуэтке.

«А задача как же?» — Мальчик с шумом захлопнул ящик и принялся вчитываться в условие задачи. Но сосредоточить­ся он не мог.

«Как же это?.. — Кэукай приложил руки ко лбу. — Неуже­ли я не смогу решить? Что же я тогда скажу завтра Нине Ивановне?..»

Учился Кэукай хорошо, хотя и не очень ровно. Ни одного предмета, кроме рисования, он, казалось, не выделял. Но ри­сование Кэукай любил и славился как лучший художник сре­ди учеников младших классов.

В противоположность Эттаю тетради у Кэукая всегда бы­ли чистые, без малейшей помарки, завернутые в белую бума­гу, разрисованную цветными карандашами или красками.

Рисовал Кэукай всегда и везде.

Однажды Нина Ивановна дала своему классу на дом ра­боту: написать сочинение «Как мы провели выходной день». Когда, проверяя сочинение, она дошла до тетради Кэукая, то увидела целую серию рисунков с короткими надписями. Сочи­нения здесь почти не было, но выразительные картинки расска­зывали учительнице забавную историю знакомства Кэукая, Пе­ти и Эттая с русской девочкой Соней. В рисунках было столь­ко юмора, что Нина Ивановна смеялась до слез. Особенно понравились ей те рисунки, на которых изображалось, как Кэукай и Петя, влекомые любопытством, подкрадывались к окну дома доктора, чтобы посмотреть на Соню, и затем уже почти в самом конце, как Соня с растопыренными ручками, с изумленным лицом смотрит на ползущих мальчиков и спрашивает, всегда ли они ходят животом или иногда и ногами.

«Вот так сочинение! Что же мне сказать ему?» — задума­лась учительница.

На другой день она задержала Кэукая после уроков, села с ним за парту, открыла его тетрадь:

— Значит, ты очень любишь рисовать?

— Да. Я всегда рисую, везде рисую: на бумаге, на сте­нах, на снегу, — ответил Кэукай.

Заметив, что под его сочинением-рисунками нет отметки, он помрачнел.

— Рисунки твои мне нравятся, — сказала учительница.— Ты очень хорошо нарисовал, как вы познакомились с Соней.