Для начала Майкл Стрейт решил получить британское подданство и стать членом парламента. Но Блант уговорил его пойти иным путем и вернуться в Соединенные Штаты. Идея Бланта заключалась в том, чтобы Стрейт стал банкиром и проник на Уолл Стрит уже в качестве советского агента. Этот проект казался вполне осуществимым, поскольку отец Стрейта был одним из главных держателей акций в Моргановском банке.

Но тут Стрейт заупрямился. Блант старался найти компромиссное решение: ладно, оставим банк в покое, будем просто помогать Коминтерну. Он польстил американцу, сказав, что к его вербовке благосклонно относятся в кремлевских верхах. Стрейт колебался. Как мне кажется, на деле он никогда и не собирался работать на Советский Союз.

Перед отъездом Майкла Стрейта из Англии Энтони Блант разорвал пригласительный билет и передал ему одну половинку, сказав, что когда-нибудь к нему может подойти человек со второй половиной билета, и этому посланцу следует доверять.

Вернувшись в Соединенные Штаты, Майкл Стрейт поступил на работу в госдепартамент, где собирал документы о состоянии финансовых дел национал-социалистической партии Германии. Вскоре с ним установил контакт «нелегал» НКВД Майкл Грин. Они встречались несколько раз, но Стрейт отнесся к Грину с подозрением, так как тот так и не предъявил ему второй половинки пригласительного билета. Грин получил от него лишь немного маловажной информации. Впрочем это не огорчило Бланта и Бёрджесса, поскольку они рассматривали Стрейта как долгосрочный «вклад».

В ноябре 1939 года началась русско-финская война, полностью парализовавшая пропагандистскую работу Бланта и Бёрджесса.

Нападение Советского Союза на Финляндию вызвало возмущение в странах Запада. Видя, что эта маленькая страна упрямо не соглашается на мирное предложение отодвинуть свою границу в интересах Советского Союза, Сталин приказал войскам без предупреждения вторгнуться в пределы Финляндии. Майкл Стрейт расценил это событие как предательство со стороны Советов. Он был полностью на стороне финнов и решил свести до минимума свои контакты с русскими.

В то время Стрейт продолжал работать в госдепартаменте США, где готовил проекты выступлений президента Рузвельта и других членов Конгресса. Стрейт и Грин время от времени встречались, но в 1942 году Майкл решил полностью порвать эту связь и сообщил о своем решении связному, дав честное слово, что никому не расскажет о той небольшой работе, которую выполнял для русских. Грин не стал его переубеждать.

Мы никогда больше не сближались со Стрейтом, и он скрупулезно придерживался договора, никому ни словом не обмолвившись о Бланте или Бёрджессе. По-моему, он их просто боялся. Должно быть, думал, что, если донесет на Бланта и его друзей, то те найдут способ отомстить ему. Только после смерти Бёрджесса в 1963 году Майкл Стрейт сделал свое признание, написав совершенно искреннюю книгу о «флирте» с советской разведкой. Правда, он так и не сказал, почему тридцать лет молчал, хотя было ясно, что это объяснялось главным образом его страхом перед КГБ. Стрейт отказался занять какой бы то ни было пост в администрации США, хотя Франклин Делано Рузвельт, а позднее Джон Ф. Кеннеди делали ему такие предложения, и не один раз.

Покинув Кембридж, Гай Бёрджесс скоро нашел свою первую работу. Он поступил советником по финансовым делам к матери Виктора Ротшильда, одного из своих друзей по Тринити, которая заявила ему: «в моей семье все финансисты, но никто не знает, куда вкладывать свои деньги». За сто фунтов стерлингов в месяц он стал посвящать эту леди в тайны искусства капиталовложений и размещал капиталы леди Ротшильд весьма удачно, действуя как прирожденный финансист.

Конечно, ему хотелось иметь приличный заработок, но у него были и собственные планы. Он задумал использовать свои связи с семьей Ротшильдов, чтобы пробраться в эшелоны высшей власти, или, если удастся, в английскую разведку. Через Ротшильдов он познакомился со Стюартом Мензисом, начальником СИС МИ-6, и с Диком Уайтом, начальником отдела «В» в этой службе. Он также вошел в доверие к Роберту Ванситтарту, постоянному заместителю министра иностранных дел, «сторожевому псу» СИС. Ванситтарт, хоть и крепко недолюбливал нацистов, поддерживал, тем не менее, прекрасные отношения с представителями высших кругов правительства Германии. В начале войны он руководил в министерстве пропагандой, и английское радио на все лады восхваляло демократический образ правления в стране. Когда к власти пришел Черчилль, он назначил Ванситтарта своим советником по дипломатическим вопросам. Затем Гай Бёрджесс познакомился и с самим Уинстоном Черчиллем, который пришел в восхищение от остроты и тонкости его ума.

Ротшильды свели Бёрджесса и с другими влиятельными членами консервативной партии, в частности, с Джозефом Боллом, агентом СИС и к тому же основателем Исследовательского (разведывательного) центра партии.

В 1935 году Гаю удалось без особых усилий занять должность парламентского ассистента у молодого крайне правого консервативного члена парламента Джека Макнамары, члена Общества англо-германской дружбы, которое объединяло ряд высокопоставленных особ, сочувствовавших нацистам. Джек Макнамара тоже был гомосексуалистом, и они с Бёрджессом так хорошо поладили друг с другом, что вскоре начали вместе ездить в Германию, где у Макнамары было много приятелей-гомиков из союза гитлеровской молодежи. Адресная книжка Бёрджесса, как на дрожжах, распухала от имен людей, проживавших во всех странах Европы. В Париже он познакомился еще с одним «голубым» — Эдуардом Пфейффером, старшим помощником военного министра Эдуарда Даладье. Кроме того, Пфейффер был агентом французского Второго бюро (разведка) и к тому же английской СИС. Агентом НКВД он, правда, не был. Макнамара, Бёрджесс и Пфейффер устраивали настоящие оргии в квартире Пфейффера на улице Анри Мартен, и их частенько встречали в самых известных гомосексуальных ночных клубах Парижа.

В конце 1935 года Бёрджесс ушел от Макнамары и поступил на работу на радиостанцию Би-Би-Си, где занимался в основном внутренней политикой и репортажем. Его программа «Неделя в Вестминстере» вскоре стала популярной. Гай комментировал парламентские дебаты и обсуждал с приглашенными в студию гостями различные актуальные вопросы.

Его интервью вскоре приобрели специфический характер: в них фигурировали лица, которые имели или сохраняли связи с секретными службами. В их числе был Дэвид Футман, имевший, по мнению Бёрджесса, прямое отношение к МИ-6. Но чем именно занимался Футман, Гай точно не знал. Он заметил лишь, что Футман интересуется нашими русскими народниками, оправдывавшими террор, как средство достижения своих целей. Бёрджесс позвонил по телефону Футману и предложил ему принять участие в его радиопрограмме и рассказать о народниках. Футман согласился. Гаю не понадобилось много времени, чтобы узнать, кто его гость. Им оказался никто иной, как заместитель начальника Первого сектора Управления политической разведки СИС. Бёрджесс, конечно же, расстарался предоставить Футману самое благоприятное время на радио. Будучи человеком высокоэрудированным, Футман, в свою очередь, заинтересовался, где Бёрджесс мог обрести столь широкие познания в области международной политики и откуда у него такая острота анализа.

Наконец в начале 1938 года действия Бёрджесса принесли богатые плоды: он первым из кембриджской пятерки был принят на работу в СИС в качестве агента с испытательным сроком.

Гай еще не был официально зачислен, как Футман уже попросил его использовать свои контакты среди гомосексуалистов, чтобы наладить не бросающуюся в глаза связь между премьер-министром Англии Невиллем Чемберленом и новым премьером Франции Эдуардом Даладье, который сменил Леона Блюма 10 апреля 1938 года. Чемберлен досадовал на неприкрыто враждебные отношения к нацистам некоторых членов своего правительства, например, таких высокопоставленных должностных лиц министерства иностранных дел, как Роберт Ванситтарт, которого он уволил.